Куда подевались ведьмы?

                Миниатюра
В полдень температура приблизилась к сорока. Зной обжигал кожу там, где она была не закрыта одеждой. Но Алексей Михайлович Быков устроился с торцовой стороны времянки, где была тень, и приводил в порядок свои рыболовные снасти. Часика в три он собирался отправиться на  пруд на сестрином велосипеде. Во дворе своего родительского дома Алексей Михайлович находился не один. На ступеньках крыльца сидел муж сестры Костя и читал «Евангелие». Он был глубоко верующим человеком.

Зять весь погрузился в чтение. Так что ему было не до разговора. Алексея Михайловича к общению тоже не тянуло. Он был в отпуске уже неделю. За это время всеми новостями обменялись. Так что поводы для разговора уже пропали.

И вдруг заскрипела дверь у ворот. Кто-то шел к ним. Может, по делу. А, может, просто поболтать. В открывшуюся дверь степенно вползла тетя Алексея Михайловна. Она дожила до степенного возраста, ей было за восемьдесят. Так что все ее звали баба Гриппа.

Впрочем, и самого Алексея Михайловича за глаза в родном селе редко кто называл по имени отчеству. Для большинства он был просто Бык. В селах жила старая привычка: как в детстве дали какое прозвище,  так им и погоняют человека до самой его кончины.

Баба Гриппа сначала доскреблась до Алексея Михайловича и поинтересовалась:

– Что опять на пруд лягушкам глаза колоть?

Алексей Михайлович весело засмеялся:

– Опять, тетя Грипп. А что мне еще делать? Я в отпуске.

– А ухой тетку угощать будешь?

– Как только с уловом приеду. Пока ловится только для Бобика. И то он, как я понимаю, и раскушать не успевает, что заглатывает. Ему достается либо один карасик с мизинец, либо два. Костя на меня даже обиделся. Вчера Бобик получил двух таких карасиков. Костя подвинул ему чашку с водой и сказал: «Пей. После рыбы пьют». Бобик пить не стал. Посчитал, что не с чего.

И Алексей Михайлович весело хмыкнул.
Бабу Гриппу тоже потянуло на шутку:

– Ну, раз рыбы нет – скучно с тобой и разговаривать.
Она медленно повернулась и зашаркала в сторону сидящего на пороге крыльца Косте. Бабуля пришла за молоком к обеду. Сестра держит корову. Корова высокоудойная. И сестра Феня ежедневно выделяла семье бабы Гриппы два литра.

При приближении грузной и отяжелевшей старухи Костя отложил в сторону Евангелие и отодвинулся в сторону, дабы дать бабе Гриппе сесть рядом. Та степенно уселась на пороге:

– Один все со своими рыбацкими снастями возится, как ни приду. Второй церковные книги читает. Чем ты ныне душу отводишь.

Костя ответил:

– Апокалипсис читаю. Страшная книга.

Баба Гриппа с удивлением спросила:

– Я хоть в школу ходила уже после революции, но о четырех Евангелиях много слышала. А об этой книжке. Я ее и не выговорю, что-то не слышала. А, может, тогда и слышала. Да только с годами забыла. Память к старости стала, что решето. Что услышишь, или узнаешь, следом забываешь.

Костя взял с порога Евангелие и предложил:

– Давай я тебе почитаю.

Баба Гриппа согласилась:

– А что не послушать. Давай послушаю. Может, чего и пойму для своей же пользы.

Костя тут же взялся читать Апокалипсис с того места, на котором он остановился, когда во двор заходила баба Гриппа. Она слушала внимательно. Костя читал, четко произнося каждое слово текста.
Алексей Михайлович еще в те годы, когда страной заправлял Борис Ельцин, и в России стали издавать все  без разбора, купил для себя Евангелие. В книге был и Апокалипсис Иоана Богослова. Все четыре Евангелия он прочел с большим интересом. В них было все ясно и понятно. Да и священные легенды изложены щадяще. Нервы они не выматывали. А вот когда дело дошло до Иоана Богомола, Алексея Михайловича бросило в крупную дрожь. Невыносимо было читать, как на земле уничтожалась растительность, потом животный мир. А потом дело дошло и до двуногих, которые ходили во врагах Всевышнего.

Быков не дочитал Апокалипсис до конца. Нервы не выдержали. Хотя, казалось бы, Алексей Михайлович никогда не был верующим. Мог бы отнестись к видениям Иоана Богослова как к страшной фантазии. Вот и сейчас, слушая чтение Кости, Быков набычился. Снова нервы напряглись и запротестовали.

Костя старался в просвещении бабы Гриппы минут двадцать. Потом решил расспросить ее, что она из прочитанного поняла. Баба Гриппа тяжело вздохнула:

– Ну, что тут скажешь. Тяжки грехи наши. Вот нас и ожидают такие страсти в конце света.

Алексей Михайлович понял, что дальше в этом разговоре муторного будет больше. Если свою точку на прочитанное станет излагать Костя, можно и умом рухнуться. Поэтому решил разрядить обстановку:

– Тетя Грипп, ты помнишь, как я вас на быках после войны в поле возил?

– Да чево ж не помню. Пока доедем до места, все сплетни успевали обсудить.

– А чаще всего,  о чем судачили?

– Да разве теперь все вспомнишь. Много о чем тогда судачили.

– Вот, тетя Гриппа  главную тему ты и не вспомнила. А я мальчишкой тогда был из начальной школы. Но главную тему до сих пор отлично помню. Почти каждое утро кто-то из баб обязательно жаловался, что у нее ведьма ночью корову подоила. Ей в бутылку на обед наливать, стало быть, оказалось нечего.

А теперь, тетя Грипп, ведьмы коров доят?

Лицо старухи выражало простодушное удивление:

– А вить правда. Почему раньше коров ведьмы дочиста выдаивали. А теперь ничего подобного уже полвека не слышно. Куда ведьмы подевались?

Алексей Михайлович хмыкнул:

–Не было никаких ведьм, тетя Гриппа. В селе почти в каждой хате остались одни бабы, деды с бабками, да дети. Вы на колхозной работе почти дотемна работали. Некогда было коровам корм готовить. Да и луг сторож рьяно охранял. Тогда с этим было строго. Коровы только на пастьбе в поле себя травой поддерживали. На ночь им чаще ничего не доставалось. Откуда быть молоку, когда на ночь корове жевать нечего? Вот и мерещились людям ведьмы.

Костя с недовольным видом захлопнул Евангелие:

– Ну, ты как всегда все испортишь со своим безбожием.

Баба Гриппа стала лицом серьезной. Она попросила Костю слазить в погреб за ее молоком. Потом сказала, что пора домой. Дел у нее много. И потихоньку зашаркала своими натруженными за долгую жизнь ногами к воротам.