Дочь
Позже нас переместили в отдельный бокс,я осталась с ней наедине и всё ещё продолжала таращиться.
Она, вообще-то, спала, но я всё подходила к этому кювезу то справа,то слева (было немного страшно подойти слишком близко), затем надвисла над ней, зачем-то погладила переносицу и второе, что я ей сказала было:"я совсем не знаю что мне с тобой делать. "
И это было, с моей стороны, очень честно.
Через несколько минут она стала орать, прям вот орать, а я плакать.
Это был конец октября, у нас уже лежали сугробы, я их видела в окно, потому что не догадалась включить свет. У меня нихрена не осталось мыслей в голове (даром все эти статьи про вскармливание), я таращилась попеременно на нее, на сугробы, ещё на эту странную раковину в углу и мне было очень жаль. Не знаю чего, просто "очень жаль".
Она и не думала затыкаться (как позже выяснилось, в её планах было проорать весь следующий год) и третье, что я сказала ей было :"Так, хватит! Сейчас я всё решу. "
Прошло пять лет и, собственно, каждый наш день идёт примерно по тому же сценарию. Утром я приветствую её (я выросла аж до целого "привет! "), по дороге в сад она задаёт мне пулемётной очередью все эти свои вопросы про почему головы людей так сочетаются с их телами, что было в начале у радуги : цвета или форма?, чья попка огурца родила все остальные мировые огурцы, моя голова мутнеет и я честно говорю, что понятия не имею (особенно про огуречную задницу, конечно).
А вечером она по нашей традиции рассказывает мне что в её дне было не очень хорошего. Мне пока везёт, потому что там обычно про какие-нибудь сухарики, которых не хватило к супу, про то что Арсений не обратил внимание на платье и что нужно купить розовую липкую штуку как в рекламе. Вот это я прям точно могу, поэтому всё с той же честностью отвечаю, что разберусь обязательно, а ты спи уже, давай, завтра такой же день, завтра превратится в год, а он, наверное, в нашу жизнь, где мы с тобой теперь вместе.
Свидетельство о публикации №220072401489