Купим, когда разбогатеем

               

       Домой он вернулся не один. Удивленные родственники из окна наблюдали, как из машины выскочили сначала бравый офицер, а следом его шофер, и начали вытаскивать многочисленный багаж. Затем из машины нерешительно вышла женщина с ребенком на руках.  Она безучастно смотрела, как мужчины, громко переговариваясь, втаскивали по крутым лестницам на второй этаж огромные чемоданы и узлы.
 Дверь распахнулась и на лестничную площадку выбежал мужчина:
- Миша, братишка, вернулся! Клава, Клава, скорее сюда! Миша вернулся домой! Заходи, дорогой. Мы уже и не надеялись, что увидим тебя. Сколько же мы не виделись?  С сорок первого!
Мужчины крепко обнялись.
- Рафик, Клава, я сейчас. Я же не один, сейчас я вас познакомлю кое с кем.
- Да видели из окна. Никак женился?   А мы думали, что так и помрешь холостяком.
Миша помчался вниз по лестнице.
- Ну что, пойдем знакомиться с моей семьей? Смелее, что-то ты совсем оробела. Ничего не бойся, это мои самые родные люди.
       Он взял ребенка на руки и побежал домой. Аня последовала за ним, осторожно ступая по мраморной лестнице, держась за массивные перила с круглыми набалдашниками. Парадная поразила ее своей красотой.
- Знакомьтесь, это Аня, моя жена, а это Наташа, наша дочь. Аня, это мой брат Рафаэль или просто Рафик. И Клава, его супруга.
Все вошли в огромную переднюю, заставленную чемоданами.
- Дай-ка мне мою племянницу, - Клава забрала у Миши ребенка.
- Какая красавица. Наташенька, Натуся, Туся.
Девочка уставилась большими карими глазами на незнакомую тетю, набрала воздух в легкие и подняла крик. Мамочка засуетилась вокруг ребенка:
- Она голодная. Мне кормить ее пора. Да и мокрая вся насквозь. Мне бы помыть ее и переодеть.
- Аня, пойдем на кухню, займемся ребенком. А мужики пусть багажом занимаются. Откуда столько добра? Миша из Германии привез или твое приданое? Ты у нас богатая невеста?
- Здесь все, что есть, Миша сказал, что мы насовсем.  Не знаю, если только вы не против? Мы же с ребенком, а вы привыкли к тишине, наверно. Наташа горластая, любит покричать.
- А что нам быть против? Мы же совершенно одни остались. Сыночка моего на войне убили.
Глаза у Клавы заблестели от слез, она подошла к окну и открыла его.
- Не раздевай ребенка пока, покурю. Да и вода еще не нагрелась. Ты не куришь, Аня?
- Нет, и даже не пробовала никогда.
- Могу научить.
- Что ты, Миша убьет сразу. Очень строгий муж у меня.
- Это Миша строгий? Я не знаю добрее человека! Что он, что его брат, из них веревки вить можно. Но умная женщина делает вид, что слушается мужа.
Клавдия достала из кармана байкового халата пачку «Беломорканала», спички и закурила.
       Аня разглядывала новую родственницу. Высокая голубоглазая блондинка лет сорока пяти, худощавая, волосы завиты по последней моде. Глубокие морщины придавали лицу какую-то топорность, но все же было видно, что в молодости она была достаточно привлекательна.
       А Клава рассматривала Аню. Невысокого роста, худенькая с тонкой талией и большой высокой грудью. Идеальной формы нос, красиво очерченные губы, накрашенные красной помадой, подведенные брови.  Длинные красивые рыжеватые волосы рассыпались локонами по плечам. Наверно, красавицей ее не назовешь, но понятно, почему Миша остановил свой выбор на ней. Она была похожа на фарфоровую статуэтку, от которой было трудно отвести взгляд. На ней было красивое крепдешиновое платье в цветочек, брошь с разноцветными камнями сверкала на груди, на руке золотые часы с золотым браслетом.
- Настоящая офицерская жена, - подвела итог Клава, - Как же она рискнула переехать из Белоруссии в кавказскую столицу? Ну я, понятно, а она? Нужно потом расспросить.
- У нас все готово, а у вас? Мы голодные. Вы собираетесь нас кормить? – шумел старший брат.
Аня вопросительно посмотрела на Клаву:
- Может, пока мужчины накроют на стол? Миша мне всегда помогает по дому.
- Аня, оставь свои русские замашки. Ты на Кавказе, и здесь мужчина – хозяин и господин. Кухня – это не для него, это унижает кавказского мужчину. Сделаем все сами. Я займусь столом, а ты давай, заканчивай с ребенком и присоединяйся.
       Через полчаса все было готово, ждали только Аню, пока она уложит уснувшую дочку спать на диване.
       Аня вошла в зал и обомлела. Такой роскоши она не видела никогда в жизни. Это был огромный великолепно обставленный зал с высоченным потолком. На цепи была подвешена хрустальная люстра, сверкающая не одним десятком ламп. Старинная массивная мебель красного дерева и кожаные диваны были размещены по периметру комнаты. В центре зала стоял огромный дубовый стол на мощных фигурных ножках, застеленный белоснежной скатертью. У выхода на балкон в больших кадках росли фикусы невероятной величины, похожие на настоящие деревья. На мраморном круглом столике стоял телефон.
- Боже, куда я попала?
- Аня, ты что замерла? Давай к столу, все остывает, тебя ждем.
Аня робко вошла в зал и опустилась на стул-трон.
- Ну вот, а ты переживала, что места не хватит. Теперь видишь, какие мы буржуи?
- А откуда все это? Миша никогда не рассказывал. Я вообще думала, что жить придется в каких-нибудь бараках в гарнизоне.
- Ну почему же в бараках? Мне положена квартира как фронтовику, - возразил Миша.
- Никаких квартир! Еще чего удумали. А всё это кому? У нас детей нет, вот теперь все Тусеньке нашей и останется, - запротестовала хозяйка.
- Вообще-то, все это принадлежало нашим с Мишей родителям, поэтому брат такой же равноправный хозяин, как и я. Когда-то первый этаж занимала наша сестра Рая с семьей. Но ее муж получил назначение в Москву, и они уехали. Так что, Аня и Миша, вы не в гостях, вы вернулись в отчий дом. Но, соловья баснями не кормят, давайте выпьем за ваше возвращение.
И Рафик налил всем в сверкающие хрустальные рюмки водку.
       Аня осторожно разглядывала стол. За таким ей никогда не приходилось сидеть. Тончайший фарфор с позолотой, вилки и ножи ручной работы, всевозможных форм и размеров многочисленные салатники и соусницы.
       Стол ломился от закусок: осетрина горячего и холодного копчения, черная икра, украшенная цветочками из сливочного масла, колбасы и сыры разных сортов. На горячее Клавдия подала румяную курицу с картофелем. А на десерт был ее фирменный яблочный пирог с настоящим индийским чаем.
       После трапезы все принялись обсуждать варианты размещения. Помимо зала была еще одна большая комната, и брат с семьей мог бы расположиться там, но у нее был один недостаток, она была проходной, что для семьи с грудным ребенком было неприемлемо.
       Решили сделать еще одну спальню в зале, тем более, что это не требовало больших усилий.  Просто достали ширму и загородили один из больших кожаных диванов. Для зала площадью пятьдесят квадратных метров, отгородить небольшой угол не было проблемой.
       Аня распаковала чемодан и достала кружевное белоснежное постельное белье.
- Аня, не жалко трепать такую красоту, это немецкое? Купи попроще, пока Туся маленькая.
- Вот Миша заработает деньги, тогда и купим. А пока другого нет.
- А я могу дать тебе, у меня полно нового и очень хорошего. Не знаю, куда девать.
- А откуда столько?
- Как откуда? Ты не знаешь разве, где твой деверь работает?
- Нет, Миша ничего не рассказывал.
- Он заведующий хозяйственной частью в «Интуристе». Слышала про такой?
- Не уверена. А что это за турист такой?
- Это гостиница для иностранцев.
- Понятно. Давай сегодня уж как есть, а потом подумаем. Устала с дороги. Вы еще не ложитесь спать?
- Что ты! Мужики полночи теперь будут про войну говорить да чай пить.
- Спокойной ночи.
       Аня достала из чемодана шелковую кружевную ночную рубашку и надела ее. В этот момент заглянула Клава:
- Наташа ночью просыпается?
- Да, несколько раз поднимает. Пока она спит, и я воспользуюсь моментом.
- Какая у тебя ночнушка роскошная? Тоже из Германии?
- Да, все оттуда. Потом муж заработает, куплю попроще, а пока другой нет.
- Спокойной ночи.
Аня с облегчением вздохнула:
- Наконец-то я в постели. Как мягко и тепло. Вот неожиданность, Миша, партизан, ведь ни слова не сказал. Радоваться или огорчаться? Спасибо, что есть, где жить и люди хорошие.
***
       Две семьи довольно дружно уживались под одной крышей. Аня покорно приняла роль подчиненной, а Клаве доставляло удовольствие чувствовать себя командиром. Она полюбила свою племянницу Тусеньку и уделяла ей все свое свободное от работы время. Клавдия работала продавцом в центральном гастрономе, находящемся всего в десяти минутах от дома. Она приходила после работы, одевала ребенка и уходила на приморский бульвар гулять, благо, достаточно было просто перейти проспект. Аня за это время успевала сделать все домашние дела.
       Так они прожили почти полтора года, пока Аня не сообщила всем присутствующим, что беременна. Клавдия решительно потребовала сделать аборт, муж поддержал ее:
- Для чего нищету плодить? Встанете на ноги, накопите немного денег, Наташенька подрастет.
       Но Миша с Аней наотрез отказались избавляться от ребенка. Началась холодная семейная война, от которой страдали все вместе и каждый в отдельности. Миша обратился к командованию с просьбой выделить ему квартиру. Пока решали жилищную проблему, родилась очаровательная девочка, похожая на маму. Но родственники делали вид, что никого не существует кроме их Наташеньки.
       Оставаться дальше было невозможно, и молодая семья спешно переехала в еще не совсем достроенный дом в военном городке.
       Жили тяжело, одной зарплаты с трудом хватало на четверых и покупку всего самого необходимого. Спали на полу, ели на табуретах. Как только купили большой круглый стол, решили отметить новоселье. Пришли сослуживцы Миши, они же соседи по военному городку.
       Бросалось в глаза сочетание бедности с богатством, которое резало глаз. Некоторые вещи были привезены Мишей из Германии, а часть была выдана Клавдией в качестве приданного. На кривых, наспех побеленных стенах красовались гобеленовые коврики. На некрашеном полу с широкими щелями был постелен во всю комнату ковер из натуральной шерсти. В спальне прямо на ковры были брошены солдатские матрацы, застеленные белоснежными простынями с прошвой ручной работы и покрывалами необыкновенной красоты. Грубо сколоченные скамейки были накрыты бархатными занавесками, которые еще не успели повесить. На столе была постелена такая же бархатная скатерть, на которой сверкал красотой немецкий сервиз из тончайшего фарфора, серебряные с позолотой вилки с ножами, хрустальные бокалы на длинных тонких ножках.  И на всей этой роскоши лежала нехитрая закуска: картофель в мундире, селедка, тушенка, рыбные консервы, квашеная капуста да серый хлеб. Ну и черная икра с осетриной – этого добра в каждом доме было навалом.
Гости запротестовали:
- Аня, Миша, дайте нам посуду попроще, пока мы вам не переколотили всю вашу роскошь. Несите наши армейские кружки!
Хозяева засмущались:
- Нет пока ничего другого, денег на все не хватает, вот разбогатеем, купим.
       Так и жили. «Разбогатели» не скоро, только лет через десять в доме стали появляться сначала алюминиевые, а потом из нержавейки вилки и ложки , уродливые тарелки их толстенного фарфора местного производства, ситцевое постельное белье и ситцевые ночные рубашки в мелкий цветочек.