Тянь-шань кыргызы бешбармак

 

БУДЫЛЬСКИЙ
АНАТОЛИЙ ТИМОФЕЕВИЧ

Роман

ДОРОГА
БЕЗ  КОНЦА...

Книга первая

ОТКУДА МЫ

ТЯНЬ-ШАНЬ  БЕШБАРМАК

(ГЛАВА ИЗ КНИГИ ПЕРВОЙ РОМАНА «ДОРОГА БЕЗ КОНЦА…»)


Киргизстан -Россия-Донецк

1976-2017


Байгой завершился спортивный этап тоя. Состязания на майдане, затянувшиеся обширностью программы и скандальным вторжением в них незапланированных гостей, заполнили впечатлительные души зрителей, удовлетворив их страсти и азарт. И тут же началось нечто другое – так же хорошее и так же желанное. К великому удовольствию изрядно проголодавшейся публики, игры завершились приглашением: “Аксакалдар, чай ичкелениздер”1.
И хотя приглашение произнесено было для старейших, но весь народ – и молодёжь, а не только аксакалы – большой гурьбой, следуя, однако, строго за начальствующими и пропуская вперёд старших, двинулся к юртам: поглощать кумыс и водку, массу давно сварившегося мяса, ароматное жирное шорпо, боорсоки2.
Эта вторая часть пира славится в горах ну никак не  меньше, чем первая.

***
Гостей разделили по возрасту и по сословиям. Гостевая юрта, как ни велика она была, всех вместить не могла. И чин следовало соблюдать. В неё уважительно пригласили только руководство, почётных аксакалов и выдающихся чабанов. И, конечно же, одними из первых были приглашены старшие русские гости. Старейшины определили обязательное присутствие в почётном собрании и Виталия – работника областного аппарата, подопечного самого Залимтороева, к тому же оскорблённого сопливыми мальчишками, к тому же героя. А также Арсения, брата Виталия и человека, которому надо изучать народные обычаи ( а среди молодых ничего толкового не услышишь). Остальные  чабаны и гости разместились в двух других юртах. Для молодёжи и вовсе под небом разостлали дастарханы.
Деликатную миссию размещения компании молодых министерских служащих поручили
Аману Айткулову – учли его дипломатичность и районный масштаб чиновности. К тому же гостей привёз он – ему и  размещать.
Анатолий с Олегом ничего против молодёжного бешбармака не имели, однако,  услышав, что друзьям-ровесникам оказана иная честь, Олег съехидничал:
— Вам там мягкое мясо подадут, а  нам – что от вас останется. Так вы уж не только голые кости нам отсылайте...
Народу на той собралось столько, что и для тех, кто не под тюндюком1, а под ясным небом размещался, пришлось расстилать два больших дастархана. Делились по сёлам и по родам. 
В гостевой юрте, когда в ней появились Совет Байтемиров и Аман Айткулов, нёсший коробку коньяка, все приглашённые уже сидели на соответствующих им местах: в середине тёра, по обе стороны от пустовавшего пока места хозяина тоя разместились по ранжиру местные руководители и аксакалы – ближайшие родственники Героя. Там же находился и названый отец Виталия.
Баранова с Натальей  Николаевной секретарь райкома усадил возле себя, а Владимира Андреевича с супругой пригласил к себе Залимтороев. Лариса Викторовна сидела подле Нины Васильевны, и рядом оставалось свободным пространство для Михаила Ивановича. Арсений и Виталий устроились возле Барановых: Наталья Николаевна, предчувствуя, что её муж будет занят беседами не с нею, а с горцами, попросила Арсения быть её визави – так она и выразилась. Согласившись – что тут поделаешь! – с присутствием водителя.

_________________
1“Аксакалы, пойдёмте пить чай” (приглашение “пить чай” – обычная форма приглашения к обеду, ужину). 1Шорпо – здесь: бульон. Боорсоки – жаренные в жире лепёшки теста (печенье).
3Тюндюк – здесь: верхний деревянный круг остова юрты, закрываемый кошмой (войлоком).

Остальные гости – не самые близкие сородичи и не самые важные аксакалы и байбиче – размещались вдоль дастархана дальше к входу, кто как мог и опять же кому где, в зависимости от достигнутого им уровня почтения, можно было сидеть.
Оглядев внутреннее убранство юрты, Владимир Андреевич заметил Николаю Фёдоровичу и Залимтороеву, оборачиваясь то к одному, то к другому, что юрта очень большая и красивая. То же отметил и Арсений в общении с Виталием. Наталья Николаевна по обыкновению громко похвасталась Нине Васильевне и Ларисе Викторовне, что жена хозяина уже показывала ей юрту и даже рассказала о том, как она устроена. Лариса Викторовна, убитая горем из-за понятного только ей отсутствия в юрте её мужа, не реагировала, а Нина Васильевна, снисходительно выслушав полковничью жену, ответила ей, что юрта такая, какая и должна быть у Героя Труда. Чем заслужила одобрение Залимтороева.
Выделяющаяся из других юрт внешним видом, праздничная внутренним устройством вообще не шла ни в какое сравнение с задымленным, изношенным убранством обычных кочевых юрт чабанов. Сразу было видно, что это жилище богача, советского бая. Всё в ней было новым, всё изукрашено и покрыто орнаментами. Совет имел право и обязан был показать своё достояние народу – он, Герой, принимал именитых гостей.
Вход в его юрту закрывался войлочным пологом, украшенным аппликацией  синего и красного цвета и обшитый цветным шнуром. Освящённые традицией яркие мажорные цвета, обрядовые и ритуальные символы, заполнявшие весь полог, служат своеобразным приглашением всегда желанному гостю. Внутренние ковровые стены, ленты, стягивающие изнутри остов каркаса юрты, разнообразные войлочные ковры – шырдаки, кийизы, килемы, – разостланные так, чтобы были видны красота их орнаментов и богатство хозяина, не оставляют равнодушными ни ценителей, ни завистников.
Поскольку ислам запретил своим правоверным изображать всё живое – не только человека и животных, но и растения – в натуральном виде, мусульманские народы создали новый вид искусства, который выражает то, что нельзя изобразить. То есть он в символике передаёт жизнь народа, природу и взаимоотношения. Ведь, по существу, орнамент – это мудрость народов, отражение их мировоззрений, символы воздействия на человека таинственных сил природы. В орнаментах – сама душа этноса, его наблюдательность и выразительность. Они – путеводная нить от прошлого к современности и в будущее. Если смотреть на орнаменты разных народов, то очевидно, что они неисчерпаемы, как сама жизнь, как вся история человечества. Символическое искусство различных народов красочно, своеобразно.
Поэтому для русских гостей стойбища всё, что накануне они увидели  снаружи: колорит и сцены жизни кочевников, наряды красавиц и музыкантов, кони, скачки, горы, – всё слилось воедино с представленным их взорам в юрте, едва они вошли в неё.  Мастерство киргизских умельцев и, особенно. рукодельниц в отделке жилища в совершенстве передали колорит жизни древнего народа.
То же демонстрировал и дастархан. Он уже был заполнен. Прежде всего обращали на себя внимание своим ледянисто-прозрачным содержанием ещё не открытые бутылки с водкой. Их кругами оформляли привезённые ради тоя из села гранёные стаканы, ожидавшие момента благостного наполнения. А между рассеянными боорсоками и лепёшками соблазнительно возлежали на эмалированных и деревянных блюдах холодные мясные закуски: чучук, казы, казы-карта, ж;рг;м, кыйра жал1.
И уважаемые, оглядывая выставку угощения, уже сглатывали слюни и нахваливали дасторкону кенен кишини2 – Советбека Байтемирова.

___________________
1Конская колбаса, брюшной, подрёберный и подгривный жир, сплетённые в косички ливерные и иные лакомые части туши.
2Дасторкону кенен кишини – хлебосольного человека.

Усман-аке был прав, говоря: “Кто не видел той, не ел бешбармак, тот не узнает киргизов”. Народный праздник всегда настолько ярко выражает сущность народа в его целостности и в сословной и племенной раздельности, его этническую и этическую основы и идейный колорит, что порой душу нации в достаточной полноте только в массовом гулянии и можно увидеть.
 Киргизский  «бешбармак»  –  это  не  просто  неизменная  пищевая  часть  праздничного мероприятия,  подобно  блюдам  всех  других  народов  на  любом  празднике.  Он  сам  по  себе является культурным мероприятием, в котором обилие пищи – лишь материальная основа, чем бешбармак сущностно отличается от узбекского «плова» и от российских «пирогов». В нём весь процесс «поедания мяса» – даже в обычной обстановке – от начала до конца заполнен церемониями. Он – живой памятник-артефакт1 исторического процесса многих  поколений  алтае-иртышских  и  иных  племён  тюрков  и скифов, составивших единый тянь-шаньско-памирский этнос кыргыз эли2. Причём каждое из сорока племён кыргызов вмещает  в  общий  для  всех  племён  артефакт  своё  выражение, свою индивидуальность, отличающие их от других собратьев-племён.
Бешбармак – это всегда, и прежде всего, жертвоприношение. Поэтому в бешбармаке много места уделено воспитательному моменту, религиозной и бытовой этике.
Вообще к пище у киргизского народа исконно-непреходящее искреннее благословенное отношение. Оно в природе кыргыз эли, в его крови с молоком. Потому и гостеприимство тянь-шаньцев религиозно – любому гостю, любому проходящему мимо юрты, кем бы они ни были, нельзя отказываться от предлагаемой еды, от чаши с напитком, чем бы они ни были наполнены.
И сами киргизы религиозны. Не фанатично, но глубинно. Причём не в мусульманстве,  в основном. Вечные по своей сути кочевники, они пронизаны исламом не до такой степени, как осёдлые собратья кыргызов по религии: узбеки и таджики – земледельцы-торговцы. Здесь можно, пожалуй, говорить о том, что не ислам выражается через киргизский народ, а религиозность киргизов в какой-то мере выражается через ислам. Что содержательно и ясно показывает их поговорка: “Можно стать на Коран, чтобы дотянуться до хлеба, но нельзя становиться на хлеб, чтобы достать Коран”. При том, что толкователями ислама запрещается
ставить что-либо на Коран (мусхаф) или на его часть, будь то хлеб или соль; а также есть с него.  Всё  это рассматривается как пренебрежение им.
Основу национальной религии кыргызов и национального самоосознания образует тенгрианство, исповедовавшееся кыргызами до внедрения ислама и упорно-подспудно продолжающее свою жизнь в их традициях. То есть кыргызы продолжают исповедовать безличного бога Тенгри – Голубое Небо – создателя Земли и всего на ней сущего. Этот культ даёт каждому кыргызу силу всего народа.
Помимо культа Тенгри присутствует культ богини Умай, вместе с Тенгри участвовавшей в творении Земли и особенно почитаемой роженицами и молодыми матерями. А также владыка подземного мира – рогатый старик Эрлике. Большую роль играет и вера в Кут – в жизненную силу, душу.
И уважение к онгону – духу умерших предков, которые незримо помогают своим потомкам. Потому нельзя оскорблять их память и их заветы – ата салты. Потому Бекеш и был публично высечен родным дедом и никто не пресёк его истязание.
Из принципов тенгрианства следует почтительное отношение к власти. Оттого вопрос о месте человека в обществе является одним из главных, а власть имущих всегда и безусловно почитают.

________________
1Артефакт в культурологии  — какой-либо искусственно созданный носитель социально-культурной информации, жизненно-смысловых значений, средство коммуникации; предмет культуры в трёх основных сферах её бытия: культура материальная, сфера духовная, сфера человеческих отношений.
2Кыргыз эли – киргизский народ, киргизский этнос.

Однако… Если присмотреться к религиозности любого народа на Земле, то какими бы ни были христианство, буддизм или иудаизм, за ними всегда можно рассмотреть национальные, так называемые «языческие», религии с теми же признаками, что у тюркского тенгрианства. С тем же почитанием умерших и власти. Все люди сотворены по одному образцу с индивидуальными лишь отличительностями…
 Древние  исконные  религии  всех  народов  Земли  огульно1  и  поголовно  называются языческими2 с приданием дилетантами, невеждами и клерикалами слову «язычество2» уничижительного значения и оттенка, поскольку они относят эти религии к неким низким, примитивным культурам, основу которых якобы составляют людоедство и человеческие жертвоприношения.
Вздор великий. С дилетантами и невеждами, конечно, всё просто и ясно – они всегда всё до идиотизма извращают, ничего не ведая в силу своего идиотического профанизма. Но другое дело клерикализм. Ибо это уже организованная политическая и идеологическая, административно поддержанная борьба господствующих монотеистических религиозных формирований с традиционными религиями, обосновывающими само начало образования народности, – без этих начал исчезнет народ (таков, как он есть).
О чём, впрочем, апологеты тех или иных религий и тех или иных политических идеологий и мечтают, сочиняя свои догмы устройства Земли и человечества на ней по своим извращающим действительность лекалам и по преувеличивающим гиперболам.
Однако, хотя монотеистические религии обвиняют древние религии в политеизме, то  есть  в многобожии, на самом деле во всех мировых религиях – в христианстве, в иудаизме, в исламе – господствует тот же политеизм. И преклонение перед предками, которых вводят в ранг «святых». Никто не обращается в молитвах к Творцу, к Господу – все ищут себе посредников и покровителей. Так сказать, младших богов. Притом эти же мировые монотеистические религии разделены на конфессии, на секты, на ветви и течения со своими «представительствами» в Мире ином.
Суть в том, что полотно христианства, иудаизма, ислама, буддизма наложено на народы с  различными  этническими  расцветками  и  оттенками,  которые  не  только  просвечивают
сквозь полотно, но и окрашивают его. Оттого и происходят так называемые религиозные войны между так называемыми единоверцами.
Так что собственное исконное отношение различных народов к Творцу и к сотворению Мира никогда не может искорениться ни уничижительными обзывательствами, ни клерикализмом. Оно лежит в основе самоосознания каждого народа, как целостной оценки самого себя,  то есть  как  оценки  своего  нравственного  облика, своих  интересов, идеалов и мотивов поведения. Тем самым народы выделяют себя из массы соседне-родственных и отдалённых этносов, поскольку мерилом и исходным пунктом отношения обществ и отдельных людей к себе выступает прежде всего сравнение с другими обществами, с другими людьми.
Тенгрианство тюрков – кыргызов в частности – основывается на устной традиции, в топонимах – в  присвоении наименований частям ландшафтов в окружающем мире. К примеру, в географических названиях: на Тянь-Шане находится хребет Тенгри-Таг, над которым вздымается пирамидальный пик Хан-Тенгри высотой около семи тысяч метров. А кодекс принятия гостей записан в анатомическом строении животных: каждому гостю согласно  его возрасту,  чину и полу  испокон веков  определены свои особенные куски мяса: старикам – одно, молодым – другое.  Для мужчин выделено один участок туши,женщинам  подаётся другой:так т;ш эт – мясо грудинки –

___________________
1Огу;льный – основанный на поверхностном ознакомлении с чем-нибудь, недостаточно обоснованный.
2Язы;чество (от от церковно-славянского «языцы»– народы, иноземцы, являющегося калькой с др.-греч.;;;;;[) — принятый в христианском богословии и частично в исторической литературе термин, обозначающий все не авраамические религии. В более узком смысле, язычество — политеистические религии. Термин язычество происходит из Нового завета, в котором под язычеством подразумевались народы или «языки», противополагаемые первохристианским общинам.


нельзя подавать мужчине,  оно предназначено женщинам. Нельзя подавать гостю то, что должно быть мелко изрезано. И нельзя ничего перепутать.
Виталий однажды попал впросак с этим делом. Устроив как-то коллегам из Фрунзе  бешбармак в доме колхозного агронома, он начал было крошить мясо в чашу для кесме1, но вскоре вынужден был отложить нож – ему указали, что он не «тот» кусок режет. Указал и посмеялся над ним его подчинённый – пожилой уже  районный землеустроитель.
Виталий не знал то, что знает каждый молодой нарынец – анатомию животных. Настоящим горцам известны все части туши – даже  мелкие части у  них имеют название. Например, толорсук  –  это косточка, соединяющая ч;к; (альчик – косточку в коленном суставе) и берцовую кость; тарамыш – сухожилие, а толорсуктун каргышы – сухожилие, идущее  вдоль  берцовой  кости.  Кто из европейцев – не  из  профессоров  анатомических наук, а из простых смертных – может похвастать такой эрудицией?
Киргизам известна даже пересадка органов – в великом  древнем эпосе «Манас» поётся: “К;лчоронун далыга ит кечирин эп кыйып” (“К лопатке Кюльчоро он плотно пригнал хрящ собаки” – вместо вырезанного врагом).

Бешбармак у Совета, как и повсюду в киргизских домах и на всех стойбищах, начался с мытья рук. В юрту, едва перемещения в ней прекратились и все устроились на своих местах, вошли два юноши. Оба держали в руках по тазу и по кумгану2, с плеч их свешивались полотенца. Начав с сидящих на тёре, юноши стали обихаживать гостей: подставляя тазы под их руки, они поливали из кумганов тёплую воду, а потом подавали им полотенца. Так, в полунаклоне пробираясь между ногами уважаемых и обильным дастарханом и стараясь не наступить ни на то, ни на другое, они дошли до выхода.
Внесли самовар с чайниками, и жена Советбека, сев подле них, принялась разливать напиток в пиалы, подавая сидящим рядом с нею, а те передавали их дальше. Гости неспешно занялись чаепитием, ведя беседы с соседями и прислушиваясь к речам руководителей. Это была прелюдия к главному процессу. Главное началось с разлития коньяка. Уставшие от ожидания чабаны с удовольствием и быстро раскрыли красочные бутылки, распределённые по  дастархану,  и  наполнили  стаканы  темноватой  жидкостью,  необычной  для местных жителей, привыкших больше верить прозрачности воды и водки.
Первым заздравный тост произнёс Залимтороев. Он минут пять убедительно говорил о животноводстве области и о трудовом подвиге Героя Социалистического Труда Советбека Байтемирова, о его значении для развития отрасли животноводства области. Благодарил областное руководство в лице первого секретаря обкома партии Савитахунова Алымбека Савитахуновича и председателя облисполкома Садыкова. Затем  упомянул руководителя облсельхозуправления Буйлашева Сабралы Буйлашевича, активно поддерживающего развитие животноводческой отрасли и труд передовиков производства. Скромно указал на себя, заботящегося о труде и о жизни животноводов.
Заздравная речь одобрилась похвальными выкриками, звоном стаканов и быстрым их опустошением всей мужской частью и частью женского собрания. Руки гостей потянулись к мясу, к боорсокам. И Нина Васильевна, и даже Наталья  Николаевна, поголодавшая  на свежем горном воздухе и глотнувшая коньяку, оттого забывшая, что она не ест баранины, с удовольствием тянулись то к одному, то к другому блюду, поедая плетёные колбаски, казы и прочие части конско-бараньих туш.
Рты замолчали, перерабатывая первые порции и наполняя желудки. А когда горечь во рту и обожжённость  желудков  погасились,  стаканы вновь  довольно забулькали.  Но уже не  только коньяком. Странный  заграничный  аромат  не  пришёлся  по душе

_________________
1Кесме – лапша, часть бешбармака.
2Кумган – кувшин с носиком для умывания.


непритязательным  тянь-шаньцам. Многие из них уже первые порции допивали кривясь. А недопившие обменивали свои коньячные стаканы на пустые более непритязательных соседей, чтобы самим пить родную киргизстанскую водку.   
 Здравицу Залимтороева продолжил второй секретарь райкома партии. Как идейный воспитатель народных масс и патриот Страны, Мугалимов прежде всего провозгласил благодарность, славу и пожелание долгих лет мудрому руководству Партии и Правительства СССР. Он объяснил народу – и народ его понял, – что успехи Киргизстана есть успехи всего Советского Союза. Что лишь только Советская власть и правильная политика КПСС под правильным руководством Генерального секретаря ЦК КПСС товарища Брежнева Леонида Ильича, реализуемая в республике коммунистической партией Киргизстана во главе с  достойным коммунистом Усубалиевым Турдакуном Усубалиевичем, сыном своего народа, их родственником-кочкорцем, сделали возможным такой расцвет республики, сделали возможным возвышение престижа простых животноводов до уровня Героев. Учитывая присутствие полковника, секретарь напомнил о трудностях в международном положении, об агрессивности Китая и о том,
как надёжно границы защищены доблестными советскими вооружёнными силами.
Такая речь была достойна большего, чем устное одобрение. Ей зааплодировали: сначала чиновники, затем остальные уважаемые аксакалы, хотя смысл её дошёл до них не полностью
– здравицу секретарь ради русских гостей произнёс по-русски. И снова переливание огня из стаканов в рот, и снова закусывание и новое разлитие.
Ответная речь Байтемирова, выразившая бесконечную его благодарность руководителям
родной республики, области и района и многим односельчанам, речь, в которой он попутно рассказал о почёте, с каким встречали его в самом Кремле, о церемониале награждения Героев Труда и нескольких Героев Советского Союза и о том, что сам товарищ Брежнев прикалывал ему Звезду Героя и пожимал его руку, вызвала простодушную радость старых чабанов и почтительное рассматривание загорелой обветренной ладони счастливого коллеги. А затем – воодушевлённое испитие водки и коньяка…
Вдохновлённый речами и коньяком акын, сидевший вблизи тёра – его спутницы находились на молодёжном мероприятии, – осознав вдруг, на какое важное политическое мероприятие и для чего он приглашён, выхватил из-за спины комуз и сыграл славный кюй, а потом спел о партии.  С этого момента певец уже не убирал свой инструмент за спину, а ел с ним в обнимку, чтобы, своевременно подхватив мотив происходящего в юрте, музыкально-красочно его оформить. И всё потекло бурным ручьём: наливалось, пилось и елось.
Говорились тосты и простые речи, выкрикивались поздравления и пожелания большого приплода, здоровья, новых успехов.
— Тойго той улансын! Коллективдин атынан мамлекеттик сыйлык алгандыгын менен куттуктайм! Советбек азамат экен! Жакшы! Сонун! Керемет!1
Акын воспевал хозяина:
           Жая ордуна жал берген,
           май ордуна бал берген!..
           Сайга улак тарттырып,
           той шаанисин арттырып!..2
— Баары бар болгон сиздике болот!3 — отвечал возбуждённый оказанными почестями и воспеваниями Совет.

________________
1Пусть за тоем следует той! От имени коллектива поздравляю тебя с получением правительственной  награды! Советбек молодец! Хорошо! Прекрасно! Чудесно! 
2Вместо огузка подгривный жир подавали, вместо жира мёд подавали!.. Устроив козлодрание в ложбине, он придал большую пышность пиру!
3– Всё,  что имеется – для вас!

Досталось и молодым гостям – Виталию с Арсением. Аксакал Эсенбай, любовно глядя на  своего названого сына,  тихонько сказал  Герою Труда,  чтобы он не забыл поблагодарить русских гостей, а особенно его сына Виталия, привёзшего важных гостей и так необычайно украсившего той своим вступлением в состязания с опытными бойцами. И когда Совет, подняв свой стакан, заговорил о гостях и стал их благодарить за сюрприз, которым явился их приезд,  за  их  участие  в  киргизских  национальных  играх,  за  прекрасную  джигитовку областного баш-инженера Виталия, акын тут же спел:
                Кылчайып артын караса,
                отуз жигитке дайны жок…1
И вдруг, не зная всей подоплёки событий, происшедших на майдане, и не ведая переплетение личных и межсемейных связей в стойбище, акын спросил у Виталия – спросил сначала по-русски, а потом по-киргизски, чтобы всем был понятен его вопрос:
— Джигит, почему, догнав девушку, ты долго говорил с нею, будто выпрашивая поцелуй?
 Для чего ырчи спросил? Решил ли, что можно посмеяться: губы его готовы были к смеху? Или по какому-то иному поводу –  он не объяснил. Однако в любом случае он ошибся в оценке своей значимости, решив, что ему позволительно на этом празднике обсуждать деликатные темы о присутствующих.
  Акынам, как уважаемым и как оберегаемым самим Кудаем, разрешено петь ироничные, юмористические и даже сатирические песни о присутствующих, но на это должно быть какое-то социально значащее основание или благосклонное согласие хозяина тоя. Здесь же певец задел рану, нанесённую всем на майдане. 
  Лишь Наталья Николаевна громко засмеялась на вопрос, порадовав акына, – почти захохотала, откровенно внеся в смех издевательские нотки. Все посмотрели на хохочущую женщину с выраженным недоумением, но говорить ей ничего не стали, а на акына  посмотрели укоризненно. Аксакал Эсенбай гневно указал ему, сказав те же слова, какими башкарма пресёк настойчивые требования учётчика Усенбая вернуть коня Бекешу:
— Туурадан чыкпай, ж;н турчу! — А поскольку акын на двух языках выдал свой ироничный вопрос, то и аксакал повторил его по-русски: — Ты помолчи, не вмешивайся в чужое дело!
Он выговорил певцу и гневно, и презрительно, потому что более других был оскорблён акыном – дважды оскорблён: тот опорочил честь внучки его и честь названого сына. Виталий, удивлённый насмешкой уважаемого человека над ним, обратился к названому отцу, испрашивая его разрешение:
 — Атаке, мен айтамын. Макулбу?2
Аксакал Эсенбай услышал в его обращении почтительность, с какой общаются сыновья с уважаемым ими любимым отцом, ласково улыбнулся и разрешил:
— Айт, уулум.3
— Мен орусча с;йл;йм;н4, — это Виталий сказал уже Залимтороеву и Мугалимову.
Руководители согласились, чтобы и его спутники узнали то, что он скажет, потому что это важно. Причём секретарь райкома взял на себя роль переводчика для не знающих русский язык.
— Тумар очень умная девушка и дорожит честью не только своей, но и рода своего и других людей, — Виталий обратил эти слова прежде всего аксакалу Эсенбаю, а подождав, пока Мугалимов переведёт их, стал говорить, оглядывая всех гостей. — Я не знал, что Тумар сестра Бекеша – об этом она мне потом сказала. А приняла мой вызов потому, что хотела очистить свой род, опороченный Бекешем… Она сказала, что никто, кроме неё, не может это

________________
1– Оглянулся он, посмотрел назад – сорока джигитов и признака нет.
2Батюшка, я скажу. Ладно?
1Говори, сын мой.
2Я буду говорить по-русски.
сделать… А потом, когда я уже скакал за нею, она, хоть и пригрозила мне вот этой вот камчой, придерживала всё время коня, чтобы ей не пришлось меня хлестать…


— Захотела, чтобы поцеловал,.. — перебивая объяснение Виталия, Наталья Николаевна попыталась со смехом выдать свою версию.
Её остановил муж, резко дёрнув за руку и повелительно произнеся: “Молчи!” — ему стало  зазорно  из-за  непристойных  выпадов  супруги  в  почтенном  обществе.  И  Виталий, осознавая его положение и в то же время свою ответственность – ведь это он привёз эпатажную Баранову сюда, – прежде чем продолжить свою прерванную речь, только чуть повернув в её сторону голову, обратился к старейшинам и почётным гостям, слегка скривя в пренебрежении губы:
— Ушул аял эч нерсе билбейт, эч нерсе т;ш;нг;н. Бирок к;й;;с; татыктуу жана абдан жакшы киши.1
Его корректный отзыв о Наталье Николаевне так контрастировал с отзывом о её муже, что все поняли то, что он имел в виду и соответственно посмотрели на чету Барановых: на Николая Фёдоровича с уважением, а на «эту женщину” – с удивлением и  непониманием, как она может быть женой столь серьёзного хорошего человека. Отчего полковник, хоть и не понял, что сказал Виталий, в смущении от стыда опустил взор.
А Виталий, переждав миг восприятия всеми гостями Байтемирова глупой реплики Барановой и своего комментария, пояснил поступок девушки:
— Тумар боялась, что ещё больше меня опорочит, если ей придётся это делать – ведь я гость… Но когда я догнал её и сказал, что родичи её продали мне право на её поцелуй и на неё, что я сейчас поцелую её, а потом украду и она станет моей женой, Тумар очень испугалась и рассказала про Анарбека. Вы, уважаемые, ведь видели, что произошло… Анаш потом мне рассказал, что учётчик Усенбай подсунул ему спящего на ходу коня, чтобы посмеяться …
— Ой-бой! — с изумлением и огорчением воскликнула пожилая гостья, сидевшая со сверстницами по другую от Виталия сторону дастархана, ближе к выходу, и закрыла лицо руками; потом отняла от глаз руки и, прикрывая ладонью рот, стала смотреть на рассказчика с испугом и ожиданием, что орус джигит ещё скажет.
— Это бабушка Усенбая, — пояснил башкарма колхоза.
— Апа, простите, пожалуйста, я не хотел говорить о неприятном, — вежливо обратился Виталий к байбиче, продолжая говорить по-русски, чтобы уж всем всё было ясно. — Но вы сами видели, что произошло, а я знаю это от Тумар и  Анарбека…
Байбиче, выслушав его непонятное обращение и перевод секретаря райкома, необидчиво покивала ему головой, но из глаз её полились слёзы, когда она сама высказалась: “Омей, кандай ыймансыз ыйык киши болуп чыкты”2. Соседки стали успокаивать несчастную родственницу, чей внук такой же негодник, как и Бекеш. А Виталий, завершая объяснение произошедшей задержки с поцелуем на майдане, снова стал говорить о чуткости девушки:
— Тумар оказалась в сложном положении: и честь рода очистить, и Анарбека, над которым посмеялись, не унизить ещё и моим поцелуем, и свою честь сохранить, и мою также. Я понял её и назвал карындашым. Потому и поцеловал как сестрёнку… — Подождав, когда Мугалимов переведёт его объяснение, он обратился к аксакалу Эсенбаю: — Атаке, Тумар-карындашым татыктуу да сонун кыз.3
—  Сен ошондой эле сонун, уулум.4 — ответил ему аксакал и протянул ему руку.
Виталий принял её в свои руки и погладил ладонь названого отца. А потом обернулся к акыну:

________________
1Эта женщина ничего не знает, ничего не понимает. А её муж достойный и очень хороший человек.
2Ах, каким злым нечестивым человеком оказался.
3Атаке, Тумар, моя сестрёнка, достойная и замечательная дувушка.
4И ты замечательный, мой сын.

— Вам всё понятно? Сизге т;ш;н;кт;;б;?
Пожилой акын уже давно понял, как нехорошо поступил своим некорректным вопросом. Тем более, когда вскрылось ещё одно негодное дело на празднике, огорчившее почтенную байбиче. Покивав в знак согласия, он честно признался:
— Баары т;ш;н;кт;;. Всё понятно мне стало. Простите, уважаемый, мне не следовало спрашивать вас о ваших делах – вы показали себя великодушным, смелым и честным джигитом, уважающим людей и народ. 
Залимтороев, внимательно прослушал рассказ подчинённого специалиста, ни разу  даже репликой не перебивая его, а после признания акыном своей вины и добродетелей Виталия резюмировал:
— Азыр бардыгыбыз, ачылган жана ачык-айкын болуп калды.1 —  Потом по-русски высказал мудрость: — Тот, кто не имеет чести, оскорбляет других, а тот, кто уважает чужую честь, тот свою имеет.
Мудрость имела отношение ко всему происходившему на майдане и даже к тому, что озвучивалось и узнавалось здесь, в юрте, но, произнося её, Даярбек Залимтороевич сначала почему-то смотрел на Наталью Николаевну, а когда завершал, обратился к подчинённому. Затем взял казы с дастархана и протянул ему, оказывая ему честь признания его достоинств.
— Ыракмат, байке, — не официально, как начальника, а душевно, в соответствии с каада-салты народа, принимая дар, поблагодарил Виталий Даярбека Залимтороевича, на что получил его благорасположенный кивок. — Я признателен вам за доброе отношение ко мне.
 И тут же стал благодарить Байтемирова и всех уважаемых почётных гостей от своего имени и от имени спутников, внезапно прибывших на стойбище, за приглашение на той:
— Урматтуу Советбек, кадыр-барктуу аксакалдар, майрамдоого чакырганы;ыз ;ч;н чон ыракмат жана бизге к;рс;тк;н сыйы;ар ;ч;н ыракмат.3
Первым ответил хозяин события – его праздник и все гости тоже его:
— Биздикине келгендигинер ;ч;н ыракмат айткым келет.4
— Это хорошо, что ты, Виталий Тимофеевич, приехал и привёз уважаемых гостей на наш праздник, — с морально-нравственной подоплёкой поддержал благодарение Совета секретарь райкома. — Всё время во всех ситуациях ты поступал деликатно, ничем не нарушая наши законы и обычаи, и благодаря тебе и вашему приезду мы напомнили нашей молодёжи о каада-салты и ата салты, об ответственности каждого за их соблюдение. Молодым надо напоминать, иначе забудем своё происхождение и свою культуру.
— Да, это вы, товарищ Мугалимов, хорошо сказали, — согласился с ним Владимир Андреевич, — надо напоминать молодым этические законы, а то они гонятся за западными вкусами и теряют чувство патриотизма и уважение к моральным принципам, на которых держится народ. В России тоже с этим проблемы – только в северных районах в старых селениях помнят люди отеческую культуру. Когда нам с супругой доводится бывать в родных местах, мы очень хорошо видим разницу.
Тему изменения нравов – вечную, пока существует человечество, – восприняли все аксакалы и байбиче и подвергли её серьёзному обсуждению, а забывчивую молодёжь – осуждению. Речи опять-таки все говорили поочерёдно, и говорящему никто не мешал высказать мудрые сентенции – все выслушивали  всех… Чего не наблюдается как в русских, так и в прочих сообществах, когда говорят одновременно все и никто никого не слушает, отчего застолье дробится и трансформируется в разбивающиеся на группки компании, а потом и вовсе растворяется...

________________
1Теперь нам всё открылось, стало ясно.
2Благодарю, байке.
3Уважаемый Советбек, почтенные уважаемые аксакалы, мы благодарим вас за приглашение на праздник и сердечно благодарим за приём, оказанный нам.
4Я хотел бы поблагодарить вас за то, что приехали к нам.


Но тема исчерпалась, а той продолжался. Снова зазвучали тосты и звон стаканов, несущих радость и веселье. Отдыхая от трудов, от серьёзных коллизий и бесед, гости уже  общались  друг с другом без особых церемоний, перебивая речи соседей…
А административно-хозяйственная группа тоя не расслаблялась: едва освобождалось какое-либо блюдо, его уносили и возвращали наполненным новой порцией. Казы сменялось куурдаком, пустые бутылки менялись полными, подсыпались боорсоки. И тем временем к подаче  готовилось  главное – сам  уважаемый  бешбармак.  Его  уже  ждали, утолив  первый голод и настроившись на освящённое историей принятие баба ашыны1. Его подали в тот момент, когда Нина Васильевна и Наталья Николаевна, основательно насытившись, уже начинали тяготиться затянувшейся трапезой. Его подали в больших эмалированных тазах – большую массу варёного мяса. И отдельно, на небольшом круглом деревянном подносе, – голову  барана. А перед тем в пиалах подали горячий жирный ароматный бульон – шорпо.
Все потянулись к свежесваренному мясу, ещё горячему, ароматному. Желая угодить старшему или уважить соседа, гости тянулись для него за каким-нибудь особенным куском мяса  и  просили  принять  его. То же делали Даярбек Залимтороевич и Мугалимов по отношению к Владимиру Андреевичу и Николаю Фёдоровичу и к их жёнам.
Аксакал, сидевший рядом с названым отцом Виталия, тоже, достав из блюда наиболее понравившийся ему кусок мяса, протянул его Виталию со словами: “Анарбек – меники неберем”2. Виталий понял его – дед Анарбека благодарил орус джигита за то, что он не унизил его внука поцелуем его невесты. Принимая дар, он поклонился довольно низко.
Нина Васильевна с Натальей Николаевной, решившие, что всё, что нужно, уже было подано и съедено, что теперь можно ещё попить чай с конфетами  и на том расходиться,
охнули, когда им протянули устуканы. Их никто не предупредил о том, как и сколько надо есть на тое. Арсений, в общем-то, не бывавший на подобных мероприятиях и не знавший, что за чем и как подаётся, тоже было налёг на холодные закуски, но его попридержал брат – надо ждать главное, не пресыщая себя предварительно.
Голову барана поднесли Залимтороеву. Он принял её и обратился к полковнику:
— Уважаемый Николай Фёдорович, вы среди нас самый дальний и почётный гость. Примите эту голову как знак нашего к вам уважения.
— Аксакал болсон сый к;р;п, алдында койдун башын же. Конокко баш тартпаса, ага мал сойбогондой болот, — снова стал сыпать фольклором музыкант под одобрительные возгласы
аксакалов, украшая обращение Залимтороева. И сам же переводил русским гостям: — Так как ты старейшина, будь в почёте, кушай голову, что перед тобой. Если не подать гостю голову, то это равносильно тому, что для него животное не резали.
Польщённый и смущённый полковник принял дар, не зная, что с ним делать. С блюдомв
руках он поблагодарил Залимтороева, хозяина тоя и его гостей за честь, ему оказанную и откровенно спросил, как ему быть. Понявшие его затруднение участники тоя стали  наперебой говорить ему, как поступать с головой. Всё решил тот же Залимтороев, вовлёкший Баранова в неловкое положение:
— Вы, уважаемый, отрежьте кусочек мяса с головы и съешьте, а остальное верните мне – я от вашего имени буду резать и раздавать гостям.
Полковник, отсёк мясо от той части головы, на которую указал Залимтороев и с облегчением в душе вернул ему блюдо:
— Очень вам признателен, Даярбек Залимтороевич, за честь и за этот совет. В Москве расскажу о том, как вы меня здесь встретили.
Опытный в процедуре тоя, главный животновод области стал отделять кусочки мяса, кожи от головы, что-то съедая сам, что-то значимо-почитаемое из срезов отдавая Николаю Фёдоровичу,  а остальное  складывая  в свою пиалу из-под шорпо.  Когда пиала наполнилась,

________________
1Баба ашыны – пищи предков (ашыны – вин. падеж слова аш – пища).
2Анарбек – мой внук.
её пустили по кругу, и каждый едок доставал лакомства и отправлял его в рот, а Даярбек Залимтороевич стал наполнять следующую пиалу, подставленную ему Мугалимовым.


Для Нины Васильевны (а особенно  для  Натальи  Николаевны) наступил  момент ступора: оказывается, все берут кусочки не вилками и ложками, а пальцами! Кошмар! И горячее мясо из ёмких посудин все брали руками и тут же отправляли в рот. Некоторые ножами  срезали  мясо  с костей, а  иные  откусывали  жир и мясо  просто зубами. Женщины пропустили мимо себя пиалу, ссылаясь на то, что они чрезмерно сыты, что не было, к их счастью, обманом.
Потом цивилизованные дамы увидели, что несколько мужчин выбирают из тазов определённые куски и мелко-мелко крошат их в свои пиалушки, а затем всё накрошенное ссыпают в освобождённые тазы. Наталья Николаевна склонилась к Арсению и спросила, для чего они так поступают. Арсений обернулся к Виталию и попросил его дать разъяснение.
— Сейчас накрошат мясо, потом смешают его с кесме – это лапша, – польют бульоном, и получится то, что и называется бешбармаком, — негромко пояснил Виталий.
— На севере Киргизии и в Казахстане так не делают, — заметил Арсений.
— Да, такой бешбармак свойствен племенам тянь-шаньцев в Нарынской и в Иссык-Кульской областях. И здесь в бешбармаке больше мяса, чем лапши, потому что для выращивания пшеницы этот край суров, и земледелие здесь изначально не было развито. Оттого и блюдо такое характерное, особенное. А на севере – наоборот.
— И что, это тоже едят руками из общей посуды, — уже постаравшись не выставляться, а, насколько могла, шепотом, прикрывая рот, спросила Наталья Николаевна.
— Если хотите, вам подадут ложки, — ответил ей Виталий. — Но суть в том, что бешбармак он так и называется – «пять пальцев». То есть его, как узбеки – плов, едят только с помощью пальцев.
Наталья Николаевна переглянулась с Ниной Васильевной, и обе, поняв друг друга, решили покинуть юрту. Нина Васильевна пошепталась с мужем, и Владимир Андреевич попросил Мугалимова и Залимтороева разрешить им уйти, сославшись на то, что женщины впервые столько поели мяса и им теперь необходимо отдохнуть. Этому очень удивились аксакалы и другие гости – покинуть дастархан в тот момент, когда подаётся бешбармак! Но Мугалимов, понимая, как трудно русским женщинам впервые воспринять местные традиции,да к тому же видя, что они действительно пресыщены, сказал хозяину тоя, Советбеку, чтобы он отпустил жён уважаемых гостей.
Пригибаясь к дастархану, гости юрты пропустили за своими спинами Нину Васильевну и  Наталью  Николаевну  к  выходу.  На  воле  женщины  вздохнули  облегчённо,  отошли от юрты подальше и стали обмениваться впечатлениями от уже пережитого ими на тое. И знакомиться…
А гости Советбека продолжили восприятие главной радости кочевников: сами ели и для других выбирали. Когда мясо, наконец, смешалось с кесме и полилось шорпо, все радостно запустили руки в ближайшие к ним блюда с бешбармаком.
Виталий посмотрел на брата:
— Ну как тебе бешбармак по-нарынски?
— Удивительно! — воскликнул негромко Арсений. — И вкусно очень, и колоритно, и красиво. А главное – очень значительно характеризует культуру народа, его этику.
— Вы правильно это заметили, уважаемый Арсений Тимофеевич, — отозвался на его похвалу Залимтороев. — Я думаю, что вам надо будет в научной статье написать об этом.
— Обязательно напишу, — согласился с ним Арсений. — Я очень благодарен вам, нашему хозяину за то, что у меня появилась возможность лучше узнать душу и культуру моих земляков-киргизов. Это поможет мне открыть для других народов мой любимый Киргизстан.
— Вы хорошо сказали, — ответной благодарностью высказал ему Мугалимов.
После поглощения бешбармака с остатками спиртного к гостям, непритворно довольным
обильным и почётным угощением, опять подошли юные джигиты помочь им вымыть руки. А на смену мясу вновь принесли чай с теми самыми конфетами, сладкими боорсоками, печеньем, сахаром, которых не дождались Наталья Николаевна и Нина Васильевна.
— Ну а вам, Николай Фёдорович, как наш бешбармак понравился? Удался ли? Всё ли вас удовлетворяет? — спросил Баранова Мугалимов, подавая ему пиалу с чаем.
Николай Фёдорович посмотрел на него, обвёл взглядом всех гостей, задержал взор на Виталии и ответил секретарю райкома:
— Что я могу вам сказать? Как могу ответить? То, что мне довелось здесь увидеть, воспринять, почувствовать, – это событие, сформированное целой эпохой. Такой богатый и тонкий церемониал, столько нюансов в культуре вашего народа, что только спустя время я смогу как-то существенно ответить на ваш вопрос. Лучше пусть скажет мой спутник и проводник, Виталий Тимофеевич. Он  знаток всего того, что для меня открылось, вот пусть он от моего имени и ответит вам, удался ли бешбармак. А я только скажу, что от всего сердца благодарен вам за ваше гостеприимство, за бешбармак, за праздник.
— Вы, Николай Федорович, своими словами сказали, насколько удался бешбармак, — возразил ему Виталий. — Знатоки оценивают его по-своему, так что я отмечу, что всё у хозяина удалось. Ыракмат, Советбек, тебе за прекрасный той!.. Но любое дело лучше всего оценивают новички – если у вас нет сейчас слов, значит, вы получили удовольствие сполна. И тем вы порадовали хозяев.

                ***

Концерт, по мнению Натальи Николаевны излишне затянувшийся, для ценителей показался коротким. Даже Олеговы девушки с интересом воспринимали пение – особенно в исполнении нарынских небесно-голубых красавиц. А комузчу с дуэтом девушек, уважая присутствие русских на празднике, сыграли на комузах приятные и тянь-шаньцам мелодии российских композиторов. 
Народ, хоть и теснился, стремясь находиться поближе к певцам, но толпу не создавал – все разместились полукругом, опять же согласно чинам и оказываемому почтению. Русские гости уже без разделения по возрастам были усажены на шырдаки вместе с самыми уважаемыми. Люди слушали песни и наигрыши, в том числе своих односельчан, в тишине – ни неуместным словом, ни суетой не мешая выступлениям. Но всякий раз воздавали искреннюю благодарность каждому певцу и комузисту.
Арсений не только концерт впитывал в себя, но и каждый миг проявления радости, эстетики, генетики тянь-шаньцев, выражавшихся в оценке красоты и особенностей исполнения, в благодарности музыкантам и певцам. Их дружные аплодисменты, выкрики, аналогичные европейскому «Браво»”, но более колоритные, для Арсения тоже были частью жизни  близких  ему  горцев  и  частью  их  древнейшей  культуры,  источники  которой затерялись в пространстве и во времени. Однако она жила, продолжала жить в народе, а народ жил ею. Арсений то и дело  пожимал плечо брата, выражая тем свою радость.
Но вот вновь праздник получил достойное содержание – после непродолжительного отдыха главное место на импровизированной сцене занял комузчу-акын и объявил исполнение «Манаса». Акын  преобразился в манасчи – в сказителя великого эпоса. И ликование захлестнуло народ. Разнёсся по горам крик восторга… И быстро стих. Ничто теперь не могло помешать слушанию святого творения киргизских племён – ни тяжкая усталость, ни заботы об оставленных где-то овцах.
Манасчи, прежде чем перейти на особый стиль, присущий лишь исполнению эпоса о Манасе,  о  его  сыне  и  внуке,  сделал  вступление  прозаическим  языком,  чтобы  ввести себя в необходимое состояние и пояснить слушателям, о чём будет идти речь в том фрагменте эпоса, который он решил преподнести кочкорскому народу.
Спектакль одного актёра начался.    
— А теперь со вниманием слушайте рассказ о том самом бае Джакыпе, который рождением  сына  прославил  себя  и  весь  киргизский  народ.  О рождении  батыра  Манаса  и  о  том,  как  старик  Акбалта  получил  сюйюнчю  спою  я вам.  О тое,  что  устроил в честь рождения сына Джакып, и о том, как имя герою дал дувана1…

— С той поры, как был зачат Манас-храбрец,
девять месяцев прошло.
Минуло девять месяцев и девять дней.
К ночи в четверг начались схватки у байбиче. 
С той поры, как был ребёнок зачат,
воспрянул духом старик Джакып. 
Желая, чтоб благополучно разродилась жена,
предназначил в жертву много скота.

С той поры, как был ребёнок зачат,
почувствовал прилив сил старик Джакып.
Чтобы благополучно родилось дитя, надежда его,
Предназначил в жертву много скота!
Светло-серая кобылица жертвой стала2.
И поставили в юрте шест золотой,
чтобы байбиче держаться.
И тужилась, громко крича, байбиче – все соседи собрались.
В юрте женщин-соседок полным-полно.

     Лишь дитя пошевелится –
     байбиче громким криком кричит.
Только вытянется дитя в животе,
обольётся потом Шакан-байбиче.
С силой дёрнется дитя –
хватается за шест байбиче с криком “Ой, ой!”.
Сильно толкнётся оно,
повитухи-соседки валятся ничком, 
Как толкнётся дитя,
напрягается Чыйырды, зажмурив глаза.
Завязки её бельдемчи разорвались в пяти местах.
Внутри байбиче – дракон или тигр?
Может, тот, с кем не справится и человек?

“Когда же  родится  дитя?” – волновался бай Джакып
Он и желтоголовую белую овцу в жертву принёс.
Кобылицу с луноподобными копытами в жертву принёс.
Корову с луноподобными рогами в жертву принёс.
Двугорбого верблюда в жертву принёс2...
Всех бакши, и бюбю3, что были, велел привести Джакып. 

_________________
1Дувана (дубана) – юродивый, бесноватый; нищий. В эпосе «Манас» дувана близок к Хызру (кирг .– Кызыру) – пророку (или вещему старцу), персонажу домусульманских легенд, преданий тюркских и иранских народов.
2Выбор для жертвоприношения животных белой и светло-серой масти имеет ритуальное значение у скотоводов-кочевников. Светло-серая кобылица считается священным животным  для жертвоприношения. Все четыре вида домашнего скота одновременно приносились в жертву только в особых редких случаях.
3Бакши – шаман; бюбю – шаманка, знахарка. Изгоняют  злых духов из тела больного, роженицы.


А байбиче пуще прежнего, не переставая, кричит:
Хватаясь за шест золотой: “Не загубит ли дитя меня?
Не остаться бы баю Джакыпу вдовцом!
Не джабыр-баян1ли во мне, не лев ли?
Не лягу ли в землю сырую я?
Что за дитя послал на погибель мою
Создатель, всемогущий мой Бог?”.
Дёрнулась резко к тюндюку Шакан –
страшно видевшим стало… 

А схватки шесть дней продолжались –
устали уж все сородичи её. 
А схватки семь дней продолжались –
устали все в аиле её. 
“Пришёл срок ей родить, завтра – четверг2” –
подумала жена Бердике. И готовиться стала.
 
А жена Дамулды и жена Акбалты подготовились уже.
Кутубая жена, подправив живот байбиче,
беднягу Джакыпа о том известила. 
Как сказала она: “Байбиче твоя скоро родит”,
Бай Джакып зарыдал, застенал и вскричал:
“О, извёлся я от того, что ребёнка всё нет.
Прибегут ко мне с криком:
“Сын у тебя!” – разорвётся сердце моё.
Долго я горевал оттого,
что верблюжонка нет у меня. 
Согнувшись, кричал,
как надрывно ревущий верблюд.
“Сюйюнчю!”3 – кто-то крикнет, от счастья лишусь чувств”…*

Исполнение эпоса, которое нельзя назвать эстрадно-артистическим исполнением, потому что это и рассказ, и шаманское действо-пение, и погружение в духовный мир, поразило Барановых и фрунзенских туристов, впервые слушавших его. Да ещё и в среде народа, породившего эпопею. Манасчи произносил её фразы то ритмичным чётким речитативом, то пропевом куплетных окончаний. А голос акына, до сего момента мелодичный в песнях, им исполняемых, неожиданно для них совершенно изменился, когда акын преобразовался в манасчи. Он стал довольно резким, пронзающим.
В этом заключается одна из особенностей сказительства эпоса о Манасе. Она родилась на Алтае сотни лет назад, там, где родился сам батыр Манас, откуда пришли на Тянь-Шань кыргызы, принеся с собой и сказание.
Кыргызы не считают Манаса просто богатырём-человеком. Он Божьего происхождения. Не  только  сам он,  но  и  имя  его  считаются  священными.  До  последних  десятилетий его именем нельзя было называть детей.  В мифах и преданиях тюрков

_________________
1Джабыр-баян – сказочное животное, самое сильное среди всех хищников.
2Четверг – по поверьям – лучший день недели. В данном случае этот день обусловливает благополучные роды и появление на свет необычного, богатырского младенца.
3 Сюйюнчю! – требование подарка за радостную весть.
;*Примечание: текст эпоса представлен по варианту Сагымбая Орозбакова, выдающегося сказителя «Манаса». Его вариант отличается от других вариантов полнотой и художественностью.

говорится, что уБога Тенгри-хана и у его божественной супруги, Умай, было три сына: Манас, Те;из (Чингиз), Эрен-Шайын. На Алтае эти три сына составляют ;ч-Курбустан – триединое божество (“Все трое – одно”), восседавшее на самом высоком слое неба.
Потому не может любой акын даже называться манасчи. Певцы  только подражатели. Манасчы может стать лишь человек, избранный духами мира Манаса или самим Манасом. Многие из сказителей говорили, что он их во сне посетил и велел петь о нём; причём, это не зависело от возраста избранников: манасчы становились и в молодости, и в более зрелом возрасте, и в отрочестве, и даже в малолетстве.
Манасчы  –  носители духовной культуры  кыргызов. Они могут являться и духовными лидерами народа, направляющими его на действия и на подвиги. В разные моменты своей жизни народ обращался к манасчы как к представителям духовного и сакрального, как к трансляторам звуков, слов, знаний и информации из иных измерений и пространств. Из духовного мира Манаса. И так было всегда.
Но даже приехавший на джайлоо акын, артист областного театра, не только порадовал, но и изумил публику. Ведь это такое редкое счастье – слышать не по радио, а живое исполнение родного любимого эпоса. Слушали в благоговейной тишине, лишь изредка нарушаемой сопереживаниями героям – особенно женскими сочувствиями, выражавшими соболезнование Шакан-Чыйырды, страдающей жене Джакыпа.
Для людей, для которых эпос и манера его сказительства родные, созвучные с менталитетом их и душой, восприятие его соответствует тому, как если бы они в этот миг присутствовали на священном действии. Они погружаются в праисторию, в родник их бытия. В нём они осознают себя целостным народом. Народом доисламского периода не только своего происхождения, но и доисламского сложения великого творения человеческого духа – эпоса «Манас».
Для кыргыз эли настойчивые притязания исламистов, что эпос родился в эпоху распространения ислама, ложны в самом истоке. За себя это утверждает сам эпос: и то, что Манас – один из триединства ;ч-Курбустан, то есть из мира Тенгри; и то, что его рождению способствовали отнюдь не мусульманские святые, а Умай, бакши, бюбю; и многие иные события. Потому в момент восприятия священного сказания в действительности киргизы  общаются со своими Богами, создавшими Мир и их самих.
А для пришлых с менталитетом русичей присутствие на происходящей мистерии явилось неким откровением. Русских гостей, не понимавших эпическую речь, пронзило необыкновенное голосовое звучание. И тем больше, чем самих киргизов, рядом с ними восседающих, что они не понимали, о чём идёт речь, а окутывались звуками голоса, ритмом, силой его, не отвлекаясь на содержание. Голос не только в уши врывался – он пронизывал  тело, заставляя сердце работать в ином ритме. К тому же манасчи во время сказительства пантомимой1 иллюстрировал события, о которых повествовал – это тоже завораживало. Давно истекли намеченные для отъезда русских гостей двадцать минут, а никто из сговорившихся об этом даже не вспомнил: ни женщины, ни мужчины. Они проникались иной жизнью, пропитывались ею; процесс завлекал, уводил от восприятия окружающего.
Наталья  Николаевна,  неприятно  поражённая  звучанием  эпоса,  закрыла  уши  руками, прикрыла глаза и… неожиданно для себя самой стала непроизвольно раскачиваться. Она впала в трансовое состояние. Уже не замечая ничего в окружившем её мире, Наталья Николаевна  воспринимала лишь  свои внутренние ощущения: то мгновенный холод, то нахлынувший жар;  слышала  откуда-то  возникающие  песни и пение  птиц;  погружалась в пустоту и возносилась за пределы облаков… Когда её вырвали из транса сначала наступившая тишина, оттого что манасчи завершил своё сказание, а потом взорвавшийся благодарностью  народ, она в первые мгновения не могла понять, где находится, а потом ощутила полное опустошение в душе. Опустошение, которое ничем заполнить не могла и не хотела...

__________________
1Пантомима (от пантомим (актёр, играющий с помощью одних телодвижений)) — вид сценического искусства, в котором основным средством создания художественного образа является пластика человеческого тела, без использования слов.

 

                ***

Прощались с хозяевами, с административным аппаратом, со всеми горцами на этом стойбище гораздо теплее, сердечнее, чем встретились с ними. Пожать руки, обняться, сказать доброе слово в напутствие подходили многие. Подошли ко всем, но постепенно Виталий оказался оттеснённым – его провожали и особым кругом: друзья, партнёры и соперники по игре. И даже девушки, сёстры и подруги Тумар. Потом этот круг расступился, чтобы дать возможность подойти аксакалу Эсенбаю к нежданно обретённому им сыну.
Провожали и провожающих – руководители всех рангов тоже собрались уезжать. И уезжавшие тоже прощались друг с другом. Так что у машин образовалось некоторое столпотворение, поскольку каждый из гостей должен был обойти всех жителей стойбища.
Уже рассаживались по машинам, как Виталий вдруг, к удивлению пассажиров, покинул «газик» и подошёл к автомобилю Залимтороева:
— Даярбек Залимтороевич, прошу вас не рассказывать в Нарыне обо мне.
— Почему ты не хочешь, чтобы о тебе знали как о хорошем джигите? — удивился его начальник.
— Мне вообще не нравится, когда обо мне много говорят, когда обсуждают меня даже с хорошей стороны, — пояснил Виталий. — Тем более что я поневоле оказался втянутым в скандальные события.
— Всё равно слухи дойдут – по всей области будут говорить о том, как здесь прошёл той, — не согласился с ним Даярбек Залимтороевич. А ему очень хотелось поразить высший нарынский свет такими удивительными вестями.
— Слухи – это слухи, им не всякий и поверит. А ваше слово – настоящее правдивое свидетельство.
Столь высокая оценка его слова подчинённым порадовала душу Залимтороева, но, чтобы не вовсе лишить себя удовольствия подивить слух не избалованного яркими событиями нарынского общества, Даярбек Залимтороевич вынес компромиссное решение:
— Хорошо, расскажу тем, кому можно сказать так, чтобы разговоров не было.
— Ыракмат, Даярбек Залимтороевич, — душевно поблагодарил начальника Виталий и направился к своей машине.
Вернувшись, наконец, к «газику», садиться на своё место он не стал, а озорно улыбнувшись, обратился к Баранову с неожиданным вопросом:
— Николай Фёдорович, танкисты после дюжины шампанского танки водят?
Полковник засмеялся «гусарской» шутке спутника и лихо ответил:
— Могут и вальс станцевать на танке.
— Ну, в таком случае, вот вам танк – ведите его и управляйте им, как учили. А я отдохну
– подустал малость чего-то. За штурмана поработаю.
Эта ротация вынудила Арсения пересесть на заднее место к Наталье Николаевне, что той пришлось по нраву – он продолжал вызывать у неё симпатию. А Баранова такая перспектива ещё более устроила – не надо зависимо-пассивным грузом трястись на заднем сидении. Тем паче опять тесниться с разрушившей семью Натальей Николаевной, ещё по праву жены позволяющей себе давать указания. Быть руководителем и ответственным – даже в роли водителя маленького вездехода – естественное состояние, выработанное им и уже неотъемлемое. А усталость Виталия была ему понятна. Он с охотой устроился на водительском месте,  запустил двигатель и усмехнулся сам себе: “Теперь я служу шофёром у моей жены. Как же она станет ко мне относиться и со мною общаться?!”
Выехали гуськом: сначала отправились «УАЗы» и «Волга» с высшим начальством на борту, за ними отправился автобус с фрунзенцами, следом – «ГАЗ-69», управляемый полковником; замыкали движение автомобили с колхозным управлением и гостями из села.
Николай Фёдорович довольно легко освоил старого знакомца, послужившего войскам в разных регионах и, легко ведя его, без предисловий начал  забрасывать братьев вопросами и своими впечатлениями – они, ворвавшиеся в его сознание, навалившиеся и даже нагромоздившиеся в нём, уже не вмещались там. Исполнение эпоса «Манас» переполнило объём его восприятия. Ему требовалось привести все их в порядок, чтобы усвоить, а для этого требовалась дополняющая и разъясняющая информация. К тому же ему не хотелось так сразу расстаться с увиденным и полученным, из-за чего, устраивая всё в сознании, он вновь и вновь переживал события.
Спутники, честно поддерживая его восторг, старательно раскрывали ему содержание и тайный смысл жизни, быта, культуры и истории народа, в которые они вместе оказались на много часов помещены. Впрочем, путеводителем Николая Фёдоровича по всему его интересующему пришлось стать большей частью Виталию, так что штурманом он оказался не в выборе дороги, которая определялась впереди идущими автомобилями, а в иной сфере. Арсений хоть и дополнял Витальевы разъяснения и повести историческими познаниями, но предпочитал больше слушать, чем говорить, чтобы и самому пополниться знаниями о родной земле, о её людях.
Баранову насущно потребовалось ещё раз – уже после соприкосновения с живой реальностью тянь-шаньцев – прикоснуться к памятнику их древности, к Калмак-ташу. Он попросил  Виталия  сказать,  где надо будет остановиться, и штурман принялся вглядываться в очертания склонов и памятных мест долины. Когда фары высветили в темноте лежащий у дороги огромный валун, романтично называемый местными жителями именем погибшей здесь девушки, он сориентировался и уже уверенно сообщил полковнику, что это место находится в километре от них. Вскоре в отдалении слева выявился второй ориентир – тёмный контур пустой жёргёлёковской кошары: дом, загон с сараями. Николай Фёдорович, съехав с дороги, остановил автомобиль.
Все стали выходить – и даже Наталья Николаевна. Ей захотелось прогуляться и – почему-то – взглянуть на пресловутый камень. Заметив их остановку, председатель колхоза приказал водителю тоже остановиться, чтобы выяснить, не случилось ли чего у гостей. Его успокоили, объяснив причину; сидевшие в салоне председательского “УАЗа” с пониманием согласились: подойти к Калмак-ташу – хорошее дело, но сами не пошли, а, уважительно пожелав удачи в пути, поехали дальше вместе с другими односельчанами, следовавшими за ними.
Пока Виталий вёл подопечных по горному склону, все машины скрылись за поворотом в село, и путешествующие остались в полном одиночестве на километры вокруг – небольшая группка людей в наступившей тишине, в густой темноте, свойственной горному региону южных широт, под покровом безлунного иссиня-чёрного неба, с которого, помигивая, смотрели на них мириады звёзд.

Контраст быстрого перемещения в глубокую тишину и в бездонную темноту поразил всех: после недавнего ещё звучания многих голосов на джайлоо и сумбурного движения большого количества народа, коней, после тряской езды в колонне машин, в которой и свой автомобиль, и передние, и задние освещали пространство лучами фар, то и дело меняя направления – и внезапно: тишина, темнота, уединение.
Оттого, прежде чем приблизиться к камню, олицетворяющему какого-то бога или духа, все, стоя в отдалении от него, стали всматриваться в темноту, ища там опорные знаки привычного  мира,  чтобы  не потеряться  в пространстве,  и в небеса,  заполненные  сиянием крупных звёзд, не виданных жителями городов и даже селений России. Виталий взял с собой аварийный автомобильный фонарик, но включать его намеренно не стал, чтобы не нарушить охватившее всех мистическое очарование.
Николай Фёдорович первым сделал движение. Подойдя к идолу, он наложил обе руки на него и попытался соединить в себе и для себя увиденную им здесь, сейчас, жизнь горцев и ту их историю, о которой уже много раз услышал за сегодняшний день. То есть и воспринятое им на джайлоо материальное выражение духовности кыргызов, и прошлое, происходившее далеко отсюда,  породившее сам народ, и прошлое, происходившее в здешних местах и сохранившее народ в духовной и физической целости. Другой, не его народ, не его культура и менталитет, но…
Встреча с ним на джайлоо, тесное непосредственное общение с ним, участие в его обрядовых действиях и всё проникшее в сознание помимо органов чувств, сблизили с ним, сроднили. И побуждали… Николай Фёдорович не смог в этот час объяснить даже себе, к чему побуждали сегодняшние события и обретённые знания, но подсознание его к чему-то направляло его, и он уже стремился к тому неведомому, новому для него.
Не изменяясь в своём менталитете и в сущности своей, чего он при всём желании не смог бы сделать, Николай Фёдорович открывался иному мировосприятию, расширяя пространство своего бытия и своей Родины – последнее он отметил как офицер Советской Армии, патриотизм которого распространяется на всю великую страну и на все народы её населяющие. Впервые за многие годы службы и жизни в различных регионах, среди иных наций он до такой степени проникся, пропитался культурой другого народа, что будто слился с ним. “А всё благодаря случайной встрече со странным и прекрасным человеком Виталием”, — отметил в глубине сознания Николай Фёдорович.
Вера подошла к идолу, также положила руки на голову его, но не задержалась – быстро отошла к матери. Наталья Николаевна наклонилась к камню, попыталась разглядеть черты лика, высеченные в граните, но темнота все их скрыла. Виталий, оказывая ей услугу, осветил без предупреждения божество рассеянным пучком света, и, озарённое, мгновенно выделившись из окружающей тьмы, оно будто возникло в мире людей, крайне напугав Наталью Николаевну. Женщина, ещё не полностью вышедшая из своего трансового состояния, восприняла явившегося из тьмы каменного идола  реальным богом чуждого мира. Она в страхе отшатнулась, схватила дочь за руку и, рывком отвернувшись, молча удалилась в сторону.
Не было и ни у кого другого желания говорить в необычных обстоятельствах, в которых они оказались в сей ночной час благодаря стечению обстоятельств и собственных потребностей,  –  и без того прошедший  день  для  них  всех  наполнен  диковинной экзотикой, необычайностями, пронзительностями, которые в сей миг в темноте подавляли чувства и желания, довлея над всеми другими восприятиями и ощущениями. А возникшая полуфантастическая ситуация – уединённость, совокупность тишины и темноты, звёздного неба, гор, идола из прошлого, – завершая удивительное путешествие их, и вовсе настраивала на духовно-мистические погружения в себя, а не на внешнее общение друг с другом.
Путь вниз Виталий уже подсвечивал – спускаться труднее, чем подниматься, и опаснее. Николай Фёдорович поддерживал под руку дочь, а Вера держала руку матери. Арсений и Виталий шли на шаг впереди, служа дамам своего рода страховкой на случай, если они запнутся.

До бензозаправки близ Кочкорки ехали в том же задумчивом молчании, охватившем подле идола и под его воздействием. И лишь при виде её, откуда для Николая Фёдоровича началось путешествие в жизнь и в духовный мир киргизов, он вдруг оживился, обернулся к Виталию и, озвучивая мысль, возникшую у Калмак-таша, признательно полувоскликнул:
— Это замечательно, что вы, Виталий Тимофеевич, предложили нам поехать на той. Всё было превосходно в высшей степени. Правда, Вера?
— Да, было интересно и поразительно. Я почти всю плёнку истратила там.
— Не каждый киргиз за всю свою жизнь получает такую возможность, — просто, без намёка на свою заслугу в предложении поездки, ответил полковнику Виталий.
— Тем более благодарю вас. И это значит ещё, что нам улыбнулась удача, — отметил Николай Фёдорович и улыбнулся сам.  Дружелюбно положив руку на Витальево плечо, ещё раз отметил: — Благодаря вам у нас состоялось такое незапланированное захватывающее путешествие.
— Значит, моя совесть может спать спокойно – ущерб своими идеями никому не нанёс, — удовлетворённо констатировал Виталий. — А ты, брат, доволен ли? Или твоя душенька ещё чего-нибудь желает?
— Сказать тебе, Виталь, что доволен сполна – это не будет правдой. Я преисполнен. Так много получил, что не хочется говорить. Вы продолжайте обсуждение, а я буду слушать. Мне надо всё проанализировать, превратить в материал и собрать воедино, чтобы вложить его в дипломную работу. Да и тебя ещё туда же пристроить, — с улыбкой завершил ответ Арсений.
— А я-то при чём? Ты что, меня в историю впутать хочешь? И без тебя впутался…
Гравийное полотно дороги перешло в асфальтированное – подъехали к объездной трассе, огибавшей автозаправочную станцию. Баранов приостановил автомобиль и, прерывая разговор, спросил у Виталия:
— В какую сторону?
— Налево. Заправляться не будем, бензина вполне достаточно, так что едем прямо в Нарын. И надеюсь, уже без остановок и без приключений.
 Арсений, улыбнулся на последнюю фразу брата и заметил ему, когда «ГАЗ» уже мчал  их со всей возможной для него и допустимой в ночных условиях скоростью в конечную точку путешествия, в горный город Нарын:
— Благое пожелание  – доехать без остановок и без приключений! Хорошо бы, чтоб оно исполнилось, что с тобой отнюдь не гарантируется.
— Смейся-смейся. Ты лучше скажи мне, куда ты меня «пристроить» решил. Смотри, проверю, а там, может, всю твою работу насмарку пущу.
— За тобой не заржавеет, знаю. Успокойся. Просто с нашим появлением раскрылись многие особенности нашего киргизского народа – это и секретарь райкома партии отметил. А кроме того приезд нашей русской группы на джайлоо и – особенно! – твоё участие в состязаниях помогут мне осветить в работе внутренние взаимоотношения народа и отношение киргизов к другим народам.
— Ладно-ладно, если без имён и характеристик. Только… Ты вот сказал, что с нашим появлением раскрылись многие особенности  киргизского народа.
— Да, а что, ты не согласен?
— Не совсем. Попробую тебе, академику, изложить так, чтобы ты понял мысль мою. Мы, русские, твои сородичи – немцы-перцы-колбаса-кислая-капуста,– а также французы и прочие западные народы имеем мировосприятие иное, чем киргизы. Конечно, мы, в смысле русские, мир  иначе воспринимаем, чем немцы, а те также иначе, чем другие европейцы и тем более американцы. Это потому, что мы оторвались от своих исконных корней культуры, от духовности родной: у нас образовалась некая искусственность. А киргиза или якута, эвенка, которых мне довелось наблюдать в таёжных скитаниях, – отличает именно та глубинность, которая живёт в них, не прерываясь, из истоков их. Даже европеизовавшийся по социальному поведению киргиз, проживающий где-то вдали от Киргизстана, мыслит, основываясь на том, что формирует менталитет народа, а вся европейская информация, им воспринимаемая, фильтруется его генетическими основами. Когда встречаются несколько земляков где-нибудь в Москве, возникает уже очаг, они друг в друге пробуждают древние законы и нормы этики, отношения к любым событиям. И притом киргизы сохранили в своей
сущности то, чего лишились урбанизированные европейцы, подчинённые производственным отношениям, которые здесь ещё далеко не заполнили жизнь народа. Я говорю о ведении хозяйства, о быте. Они даже в городах и в сёлах своих в массе сохраняют ата салты – законы предков, древнюю религиозность. А тем более когда перекочёвывают на джайлоо, где даже домов кирпичных нет, а только древние жилища – юрты, где весь уклад жизни тот же, что они имели тысячелетия, где сами условия и устроение юрт, обстановка в них возрождают в их мировосприятии направляющие их древность и истоки… Я понятно сказал?
— Ты хорошо сказал, и хорошо, что ты это сказал – мне как раз не хватало вот этой самой мысли. Всё время чувствовал что-то важное, какую-то квинтэссенцию, но поймать её не мог. А ты мне её открыл.
— Ну, мне это нетрудно – знаешь почему?
— Потому что ты живёшь с ними и среди них, поэтому знаешь менталитет киргизов.
— Да, это верно. Но могу сказать тебе, что киргиз не представил бы тебе эту твою квинтэссенцию, потому что он живёт ею, она является имманентной, потому и не замечаемой им. И русские консультанты тоже не замечают её, потому что не видят её в индивидуальном менталитете и не воспринимают – я много раз сталкивался с их непониманием. Они даже в играх, вот хотя бы в Кыз-Куумай ничего, кроме спортивного состязания, не увидели бы: ну гоняется джигит за девушкой – и всё тут. Поймает – его счастье, не догонит – проиграл с позором.
— А что за этим? — спросил Баранов, уже улавливая какую-то часть склада ума Виталия и воспринимая за его вопросом глубинность.
— Игра Кыз-Куумай предваряет событие в жизни. Причём не только в жизни этих молодых людей, но и их родов, предстоящие взаимоотношения: эта игра как бы символизирует помолвку молодых людей, объявляет публично, что вон эти или вот те отныне жених и невеста. И родичи уже настраиваются на предстоящую свадьбу: договариваются о калыме, родственники участвуют в его собирании; кроме того уже  готовится юрта со всеми её украшениями, в которую должен, похитив, привезти невесту сын… Да и прочие игры и обрядовые действия – это Книга Жизни.
— Ты много знаешь и понимаешь, Витан, — с удивлением констатировал Арсений.
— Арсен, у меня положение особое. Дело в том, что я нахожусь в двух позициях одновременно. Я не просто наблюдаю быт киргизов – я живу бытом, интересами населения горной области и принимаю их, а не со стороны любопытствую. И в то же время вынужден наблюдать со стороны – в силу своего русского восприятия и в силу необходимости понять мир и душу народа. Я вот говорил о якутах и эвенках – у них я отметил такую же особенность, поскольку они имеют тюркское происхождение, но среди них я мало находился, так что не могу говорить о них, как о киргизах. А наш кыргыз эли не растерял основу, не отказывается от неё, потому он такой красивый в своей национальной особенности, потому он  для меня как родной и я люблю его. Именно из-за его глубинности в мировосприятии, из-за неискусственности его. Николай Фёдорович, думаю, что именно это и вас поразило и наполнило. Верно? Или я ошибаюсь?
Баранов, очень внимательно следивший за диалогом братьев, признательно пожал лежащую на колене ладонь Виталия:
— Верно. И мне тоже, как и Арсению Тимофеевичу, вы сейчас открыли причину того, что мне было радостно общаться с людьми на джайлоо – и с простыми чабанами, и с руководителями, которые не отдалились от народа, а составляют с ним целое. Ведь и наша глубина пробуждается и раскрывается при этом. И именно это раскрытие помогает нам слиться с ментальностью других народов.
— Ну а то, что мы там оказались, это, Арсен, только катализировало проявление каада-салты, ата салты и всего составляющего в своей чистоте менталитет кыргыз эли.
— Нет, брат, я обязательно укажу твоё имя как эксперта, потому что не могу же я выдать это  ценное  наблюдение за своё,  а читать  что-либо на эту тему мне не приходилось – если вообще хоть что-то об этом написано,— пообещал Арсений и, усмехнувшись, заявил: — Всё,превращаюсь в слушателя. А вы повествуйте, делитесь впечатлениями и радуйте мой слух.
Николай Фёдорович с удовольствием принял предложение и под впечатлением нового открытия, прозвучавшего только что, его вопросы, общие обсуждения, комментарии снова заполнили салон автомобиля.
Вера сначала тоже принимала участие в разговоре, делилась своими впечатлениями и переживаниями, но вскоре утомилась: усталость от долгого пути и всего пережитого стала клонить её в сон, тема стала ей неинтересной. Она, приклонив голову к плечу матери, задремала.
Наталья Николаевна не интересовалась беседой – погрузившись в себя, она искала свой новый путь в жизни, поскольку прежний внезапно оборвался. Даже не зашёл в тупик, а именно оборвался. В пропасть, где пугающая пустота, мрак и ужас одиночества…


                ***