Собутыльница

Бог посылает каждому проблемы по его силам. Отсюда следует: ты, всё-таки, можешь с этим справиться или это – не твоя проблема.

Это было где-то в конце девяностых. Я работал над очень большим, но довольно-таки сырым проектом, и на его доводку уходило очень много времени и сил. Уже через неделю я совершенно четко осознал, что большинство чертежей не соответствовали реальности, а программы не соответствовали чертежам. Тогда я позвонил руководителю проекта и попытался изложить ему сложившуюся ситуацию, но, к моему большому удивлению, это его совсем не смутило. Он только спросил:
– Ты знаешь, как это все исправить?
– Да, знаю, но это займет несколько месяцев.
– Что же, обустраивайся там и занимайся. Будут вопросы – звони, и счастливо!
Это было бы очень смешно, если бы не было так грустно! Ведь проект мой был не где-то в солнечном Майями или ветренном Чикаго, а в «прекрасном» городе South Bend, в штате Индиана. Нужно сказать, что это очень своеобразный город. Он был основан, по американским меркам, довольно давно. В 1820-м году там появился первый поселенец, которого звали Пьер Навар. Тремя годами позже, Алексис Кокилард основал там базу, торгующую мехами, и назвал это место “South Bend” (Южный Изгиб), ориентируясь на изгиб небольшой реки Святого Джозефа.
 Город имеет богатую историю, когда-то там находился завод с более, чем столетней историей, где изготавливали легендарные во время второй мировой войны грузовики Studebaker, которые Соединенные Штаты Америки поставляли в Советский Союз по lend-lease, но 20 декабря 1963 года с конвейера завода сошел последний грузовик, и завод Studebaker в South Bend навсегда закрыл свои ворота. Здесь также находится завод компании AM General, который до сих пор производит военные модели внедорожника Хаммер. Но сегодня, когда произносится название города South Bend, мало кто вспоминает об автомобилестроении, на ум приходит только Notre Dame University и его студенческая команда по американскому футболу – одной из лучших студенческих футбольных команд Америки. И мой проект пришелся на время футбольного сезона, и билеты на все матчи команды, которые, как правило, проводятся по выходным, были распроданы. Ну, а где билеты, там и комнаты в гостиницах города. То есть в течение трех месяцев мне приходилось летать домой на каждые выходные: Первый рейс в понедельник из дома и последний – в пятницу домой. Несколько раз я пытался найти комнату на выходные, чтобы хоть немного отдохнуть и отоспаться, но найти комнату в радиусе пятидесяти миль от города было просто нереально.
Уже через три, а может, четыре недели, ожидая своего рейса в маленьком, но довольно уютном аэропорту South Bend, я обратил внимание на то, что я не один такой «несчастный». Этого же рейса в Cincinnati ожидала женщина, которую я уже, кажется, видел здесь в прошлую пятницу. Я уже почти готов был поклясться в этом. Женщина тоже, видимо, заприметила меня и, поймав на себе мой взгляд, улыбнулась и слегка кивнула мне. Мне ничего не оставалось делать, как улыбнуться и кивнуть ей в ответ. Вот так состоялось наше неофициальное знакомство, ну, а официально мы познакомились уже в понедельник утром в аэропорту Cincinnati, ожидая посадки на самолет в South Bend. Дело в том, что для того, чтобы попасть в South Bend («Южный изгиб») из Провиденса, как и многих других мест, нужно было сделать пересадку либо в Цинциннати, либо в Чикаго. Летать через Чикаго мне было неудобно по времени, и дважды в неделю, хоть и совсем ненадолго я оказывался в штате Кентукки. Вы спросите, при чем здесь Цинциннати к штату Кентукки?  А все дело в том, что город Цинциннати находится на южной границе штата Огайо со штатом Кентукки. И когда стали планировать новый аэропорт, его построили в другом штате.   
– Хелен, – представилась мне женщина лет около сорока, среднего роста, довольно стройная, с пышными формами, темными вьющимися волосами и карими глазами. На её безымянном пальце левой руки было два кольца: одно тонкое, а второе очень нежное из белого золота с небольшим бриллиантом, то есть она была замужем и кольцо с бриллиантом было её обручальным кольцом.
У нас оставалось еще минут тридцать до посадки, и она предложила выпить кофе, благо Starbucks находился в двух шагах. Горячий ароматный кофе, даже если он в разовом бумажном стаканчике, – огромная сила, особенно в половине восьмого утра.
– Я не спрашиваю тебя, почему ты летаешь каждую неделю, я и сама ведь это делаю. Интересно, чем ты там занимаешься? – сказала она, указав на свой посадочный талон, лежавший тут же на столе.
– Я отлаживаю систему автоматики линии непрерывной покраски на совершенно новом заводе, – ответил я.
– Это как-то связано с производством Хаммеров? – спросила она.
– Нет, это не имеет никакого отношения к Хаммерам.
– А я думала, что в South Bend все имеет отношение либо к Хаммерам, либо к Notre Dame!
– Неужели ты делаешь Хаммеры? – попытался я сострить.
– Представь себе, да! Но не совсем делаю. Их делают для меня. Я – представитель министерства обороны или Пентагона, это как тебе будет угодно.
– Никогда бы не сказал, глядя на тебя. Я подумал, что ты ведешь какие-то исследования в музее Studebaker. 
– А если я еще скажу, что вполне прилично говорю по-русски. Как ты тогда отреагируешь?
Если честно, то я полностью растерялся. Но нужно было отвечать, молчание затянулось.
– А русский язык ты в Пентагоне выучила или...?
– Сначала или, а потом в Пентагоне. Моя бабушка по материнской линии была русской. Будучи графиней, она убежала от большевиков. Моя мама тоже прекрасно говорила по-русски. Ну, а потом – специальные курсы в Пентагоне, – сказала Хелен на чистейшем русском языке!
Я был впечатлен, да что там впечатлен, я был поражен ее знанием русского языка! Нет, не то, чтобы я никогда не встречал американцев, что-то и как-то говорящих на русском языке, таких было довольно много в моей американской жизни, но она говорила без акцента и совершенно грамотно. Уже объявили посадку, и мы, не прощаясь, поднялись из-за стола. Уже отойдя пару шагов, Хелен остановилась и протянула мне свою карточку со словами: «Позвони мне во вторник вечером».
В аэропорту South Bend Хелен уже ждала машина с водителем, а я поплелся на стоянку, чтобы взять заказанную в аренду машину. Время летело быстро, работы было много, так что времени, чтобы думать о Хелен просто не было. И все-таки ближе к концу рабочего дня во вторник, я вспомнил о том, что я должен ей позвонить. Безусловно, я мог бы «забыть» или «быть крайне занятым на проекте», но тут же отогнал от себя эти мысли.
Она ответила не сразу, но меня узнала.
– Извини, я должна была выйти из переговорной, чтобы ответить, – сказала она.
Я едва успел вставить несколько слов, но она прервала меня на полуслове:
– Сегодня ничего не получится. Я буду здесь до тех пор, пока мы не уладим все наши разногласия и подпишем акт. Это может затянуться даже до утра, так что давай я сама позвоню тебе завтра после шестнадцати, –  сказала она скороговоркой.
Она была первой женщиной, которую я встретил в Америке, и хорошо знала, что такое шестнадцать часов. Ведь здесь двадцати четырёхчасовое исчисление времени используют только военные. Оно так и называется: military time (военное время).
–   Но ведь у тебя нет моего телефона, – успел вставить в её монолог.
– Ты ведь звонишь со своего телефона, не так ли? – ответила она и отключилась, не дав мне ни малейшей возможности втиснуть еще хоть слово.
Я спустился в ресторан гостиницы и, выпив скотч, закусывая чем-то на ходу, я поплелся обратно к себе в комнату. После напряженного рабочего дня у меня едва хватило сил добраться до кровати и раздеться. Телевизор я выключил уже часа в четыре утра…
На следующий день я чувствовал себя гораздо лучше, да и работать в тот день мне не пришлось очень уж много, и когда часов в пять мне позвонила Хелен, я даже обрадовался, но, как оказалось, – слишком рано. Сначала она сказала, что очень жаль, что вчера так получилось. Они разошлись далеко за полночь, и она постеснялась звонить мне так поздно. И теперь понимает, что зря. Она говорила как-то сумбурно, и я не мог толком ничего понять. Вдруг она перешла на русский:
– Но, если ты не возражаешь мы смогли бы просто поужинать сегодня вечером, –сказала она уже более спокойным тоном и добавила: – Здесь везде уши, и я бы не хотела, чтобы кто-то понял мой разговор. Я позвоню тебе через полтора часа.
Через полтора часа выяснилось, что она остановилась не более, чем в километре от моей гостиницы. Я сказал, что заеду за ней минут через пятнадцать.
– Только не подъезжай прямо ко входу. Остановись на парковке и оставь включенными фары.
Ресторан был в стороне от главной улицы, где находились наши гостиницы. В нем было почти темно, но довольно уютно. Мы уселись в дальнем углу за маленьким столиком на двоих. Я уже не помню, что мы ели, но пили только шампанское. Я не большой любитель этого напитка, но я не хотел заказывать что-то другое, тем более что была только среда, и завтра утром опять на завод.  Мы провели за столиком, пожалуй, часа два. Говорили обо всем и ни о чем. Затем, как мы и договаривались, я отвез Хелен в Мариотт, а сам отправился к себе в Хилтон. После шампанского я чувствовал себя несколько странно, и поэтому остановился еще в баре и выпил стакан минеральной воды, прежде чем завалиться в постель. Я не знал, как относиться к нашему знакомству, и к тому, что я пил шампанское с молодой женщиной...
“В конце концов ничего не произошло, и ничего и не могло произойти, да и мне здесь ещё долго кантоваться”, – подумал я и уснул.
В пятницу я приехал в аэропорт в обычное время, Хелен была уже там. Мы поздоровались, как давние знакомые, но в забитом до отказа зале ожидания мы не стали говорить по-русски. До отправления самолета был еще час, поэтому предложил ей выпить чего-нибудь в баре аэропорта. Она тут же согласилась, и на мой вопрос у стойки бара ответила по-русски:
– Мы ведь – русские, водку, конечно. Только охлажденную. – скорее всего она играла, хотя я уверен, что ей и до этого много раз приходилось пить водку.
Я заказал две рюмки водки, и мы сели у барной стойки.  Уже через пару минут, видимо, с непривычки она, несколько опьянев, начала говорить:
– Я ведь не всегда была такой вредной бабой, которая придирается к качеству проклятых Хаммеров. Мы с родителями жили в Манхеттене и, закончив школу, я поступила в университет, желая стать журналистом. Уже на втором курсе я забеременела и вышла замуж за своего однокурсника. Я не очень этого хотела, но он настоял, видимо, чтобы показаться моим родителям порядочным.
–  Хелен, извини, но, по-моему, ты первая женщина, которую я встречаю в своей жизни, которая бы «не очень хотела замуж»!
– Ты так говоришь, потому что не знаешь моего первого мужа. Я еще не успела сказать, что он был просто занудой! Я на год оставила университет, но через год я вернулась и закончила его с отличием. Мои родители и их работница все это время воспитывали моего сына. К тому времени мой муж порядком мне надоел.
Одним из первых редакционных заданий было интервью отставного армейского генерала по случаю его шестидесятого дня рождения. Мы пообщались несколько минут, и тут он сказал, что для него было бы гораздо приятнее разговаривать с человеком, который сам служил и понимает, что это такое. Я не привыкла отступать и сказала, что я собираюсь поступить на службу и поэтому это интервью так важно для меня. Пришлось держать слово. Потом были четыре года в армии. Ты ведь тоже служил в армии?
–, Да, я два года провел в советской армии и даже дослужился до звания сержанта.
– Это несколько другое, но поверь, женщине в американской армии не просто. Первый год я служила в Теннеси, а потом наше подразделение перебросили в Техас. Поначалу я жила в комнате с еще одной женщиной-лейтенантом, но через три месяца она вышла замуж и переехала к мужу. Вот тогда-то все и началось. Ко мне в комнату стали заглядывать молодые офицеры. Вначале как-то ненароком, а затем все более и более настойчиво. Вот тогда-то и появился мой теперешний муж. Он был командиром нашего полка и на восемнадцать лет старше меня. Своей властью он быстро разобрался с моими посетителями. И на какое-то время мне даже стало немножко скучно. Выглядел он тогда просто отменно. Хоть и немолодой, но подтянутый, сильный, и с сединой на висках. Мне он казался этаким героем, и вскоре между нами завязались отношения. Затем его перевели в Вашингтон, и он предложил мне расписаться, чтобы мы смогли уехать вместе…   
Она прислушалась к объявлению по радио и сказала:
– Но об этом – в понедельник, хорошего тебе полета и удачных выходных.
– Хелен, а если я устрою два сидения рядом, ты продолжишь свой рассказ? –обнаглел я вконец!
– Да, пожалуй, да, – ответила она.
Я взял наши посадочные талоны и после коротких переговоров получил взамен другие, с одинаковыми цифрами и с буквами «А и В».
Когда мы взлетели, Хелен попросила чашку чая с лимоном и продолжила:
– Перебрались мы в Вашингтон. Он стал служить в Пентагоне, и меня определил в интендантскую службу армии. Сначала я занималась всякой всячиной, но постепенно все больше и больше н;чала заниматься автомобилями, мотоциклами и другой техникой. Кстати, я здесь потому, что подменяю другого человека, который сейчас в отпуске. Хаммеры – это прошлое для меня, теперь я занимаюсь закупками летающих штуковин. Кстати, это уже не секретная информация, и я могу рассказать тебе довольно забавную историю, которая произошла в нашем отделе и коснулась меня лично.
– Конечно, если это не военная или государственная тайна, то я с удовольствием послушаю, – ответил я.
– Какая там тайна, ведь это было очень давно, и она затронула лишь мои, и еще одного человека личные интересы. А вот государство, эта история никак не затронула.
В то время наш отдел занимался закупкой первой партии квадрокоптеров для нашей разведки. Нам выделили два довольно приличного размера квадрокоптера, которые имели по четыре пропеллера и камеру с очень высоким разрешением для ознакомления и испытания. Это была бы прекрасная игрушка для моего сына, но, что греха таить, мне тоже очень нравилось управлять этой штуковиной, а заодно и любоваться видеосъемкой с довольно большой высоты. Основные работы по испытаниям этих игрушек проводил капитан, скажем… Смит. Он был женат, но детей у него, также как и у меня со вторым мужем, не было. Жили они недалеко на съемной квартире на девятом этаже. Хорошо изучив агрегат и прекрасно освоив его пилотирование, он обратился к руководителю группы с просьбой разрешить ему взять эту игрушку домой на пару дней, но при условии, что больше об этом никто не узнает.  Ты уже, наверное, понял, что он хотел проследить за своей женой, тем более, что у него были на то основания. Вечером за обедом, я чуть было не рассказала об этом своему мужу, но вовремя опомнилась, потому что весь наш отдел, как и многие другие, были в его подчинении.
На следующий день наш капитан позвонил жене и сказал, что уезжает на полигон и вернется домой очень поздно. Погрузив квадрокоптер в свой внедорожник, он отправился ближе к дому. Средний возраст работников нашего отдела не превышал тридцати пяти, и мы не могли пропустить такого шоу. Наш технарь настроил приемник на частоту квадрокоптера, чтобы принимать видео с его камеры. И так, как сидеть у небольшого монитора было тесно, он вывел видео на большой экран. Не знаю, как тебе объяснить мои чувства, когда в высоком разрешении мы все увидели голый зад моего мужа, который кувыркался с женой капитана. Неловко было всем, и никто не сказал ни слова. Что было потом, вполне предсказуемо, но я не думала, что мне позволят остаться работать там же после развода.
– Кстати, следующая неделя для меня последняя, так что тебе пора подыскивать другую попутчицу или, как говорят русские – собутыльницу!
Самолет уже заходил на посадку в аэропорту Цинциннати. Я помог Хелен достать её сумку и, попрощавшись, мы расстались. Я полетел в Провиденс, а она – к себе в Вашингтон. Мы больше не встретились. В понедельник утром я не увидел её ни в Цинциннати, ни в аэропорту South Bend. Либо её заменили, либо она сама подыскала себе замену. Несколько раз я пытался позвонить ей, но телефон был недоступен.

15 августа 2017 года