Дон Жуан и Алиса

                Достаточно  для счастья взгляда.
                Ты, в самом деле, ангел, может?
                Не знаю я, и знать не надо.
                В моей душе ты лишь прохожий.
                Лета Югай

     Алиса жила на свете беззаботно. То есть заботы у нее, конечно, были. Но она справлялась с ними легко и радостно - бездумно - и за заботы их не считала. Она работала, растила детей, любила мужа, крутилась как белка в колесе целый день, но все ладилось, все спорилось, то есть собственная жизнь её вполне устраивала. Так жили все люди вокруг, а многие жили гораздо хуже. Это она тоже себе ясно представляла.
     Дети подрастали, годы шли. На Алисе они мало отражались. Она также носилась по театрам и выставкам, читала книжные новинки. Вот только спустилась с каблуков, предпочла им обувь на удобной плоской подошве - на такой бегать легче. Мир  же вокруг молодел. Если раньше большинство людей вокруг было старше, то теперь добрая половина стала младше. Но Алиса этого не замечала. До поры до времени…
     И вот однажды Алиса явственно ощутила, что молодость прошла. Как и куда она подевалась, может, утекла меж пальцев, может, растворилась в воздухе, Алиса не поняла. Но что молодость кончилась, она почувствовала совершенно отчетливо. И от этого ей стало так неприятно, так скверно, так «фигово», что она даже поежилась.

     Любимый муж Ванечка подлил масла в огонь. Рассказал сон - по Фрейду, - в котором  его охватило острое, горячее, почти животное желание к молодой раскованной женщине, вызывающе обнажившей перед ним крупную крепкую грудь.
     - Я ничего не мог с собой поделать. Желание захлестнуло меня помимо моей воли. И я проснулся.
     Иван смотрел на жену, ища сочувствия.
     Алиса обиделась:
     - Нужно же иметь хоть какой-то такт! И не рассказывать жене свои эротические сны! Уже молоденькие начали сниться! Вот до чего я дожила!
     - Да, это ты была! Я теперь понял, что ты.
     - Ничего не я. Я бы так никогда не поступила. Не мой стиль. Пойдем завтракать, герой-любовник.
     Расстроенная Алиса разлила по чашкам кофе, подвинула мужу бутерброд.
     - Ешь, - она увидела серую пелену за окном. - Похоже, дождь пойдет. Хорошо у детей каникулы, и им не надо в школу.

     Когда они вышли из дома, дождик уже шел, нудный, монотонный, затяжной. Алиса молча раскрыла зонтик.
     - Что ты дуешься? Тебе сказать ничего нельзя! Это только сон! Это ты была! – горячился Иван.
     - Не оправдывайся! Не я! Давай лучше помолчим.
     - Нет, давай поговорим. Ты – мой лучший, самый близкий друг. Может быть в этом дело: мы перешли какую-то черту доверительности, и мы больше друзья друг другу, чем…
      - Ну, пожалуйста, остановись! Не хочу это слушать. Мне больно! Давай помолчим!

     Она дулась до тех пор, пока они не расстались в метро. Вот тут-то Алиса впервые и обратила внимание: насколько помолодел мир вокруг. И в данный момент  это открытие её не сильно порадовало. Сон мужа ей решительно не понравился. А что предпринять она не знала. На душе было тоскливо.
     Когда-то она вычитала у Цветаевой интересную мысль: любовь – простота, влюбленность – удавка. И  Алиса тут же
сделала вывод - поэтому любовь выше! Тогда же она  классифицировала своих любимых поэтов: Пушкин – любовь – простота, Лермонтов – влюбленность, Тютчев был табу, его анализировать не хотелось.
      Позже в разговоре с мужем о любви и влюбленности к нему Алиса призналась, что полюбила его глубоко и сильно, по-настоящему, только через несколько лет после свадьбы. Что сначала, как она теперь понимает, был только обморок влюбленности. И только потом, много позже пришли к ней глубина, простота и ясность любви. Так вот: Иван страшно обиделся на это заявление. «Ах, без любви выходила!» Как это без любви? Она не об этом говорила! Даже умные мужчины бывают иногда ужасно глупы!

     В год, когда они поженились, их родители – все четверо – одногодки - отмечали серебряные свадьбы. Родителей они считали пожилыми людьми, потому что серебряная свадьба – это двадцать пять  лет вместе. Запредельная дальность в твоей жизни, когда тебе двадцать. Это больше всей твоей жизни!
     А когда они прожиты, оказывается, что это не так много, но и не мало!..
     И в свой двадцатилетний юбилей совместной жизни   оказалось, что Алиса с Иваном влюблены друг в друга без памяти и оторваться друг от друга смерти подобно. Каждый жест, тембр голоса, любимый запах - все вызывало головокружение и обморочное состояние. А как интересно им всегда разговаривать друг с другом! Слава Богу за это ниспосланное счастье! А теперь Иван корит ее за это?!
      Алиса часто размышляла о  своей семейной жизни. Она      никогда не соглашалась с мыслью, что союз – это две непримиримые личности, которые ломают и смиряют свои амбиции, свою самость в союзе. Алиса же, наоборот, считала, что союз – это две родные души, единомышленники, которым хорошо вместе, и они помогают друг другу, оберегают друг друга.
     Но сейчас у нее было такое упадническое настроение, что она подумала, что сильно заблуждалась на этот счет, и, может быть, рядом оказались совсем чужие люди.

     Когда-то Алисе пришла на ум мысль, что весь мир -  фантом. Все люди, все города и веси, все события в жизни человека существуют только в его воображении. Каждому из нас посылаются свои собственные фантомы, чтобы проэкзаменовать нас «на вшивость». Как поведем себя в этом случае, а как в этом, с тем человеком, а с этим? В этой ситуации, а в этой? И так всю жизнь! Экзамен! У каждого из нас свои фантомы.
      И сейчас Алисе казалось, что ее Мир: мирный дом, семья, ее счастье, -  такой же фантом. Он существовал только в ее сознании, всё это было постоянным усилием ее воли, а отпусти  - и все развалится! Всё  - фантом!
     Осколки этого выдуманного счастья  - дети, но они его не удержат. Квартира, материальные блага, деньги – тоже.
      Так больно, когда рушится твой мир! Так больно!

     На работе ждал балансовый ежеквартальный отчет. Свою работу Алиса знала, как свои пять пальцев, как «дважды два», поэтому отчет она всегда составляла заранее, он у нее был почти готов, оставалось внести данные с учетом последних двух дней.

     За окном все еще моросил дождь. Капли мерно стучали по жестяной крыше пристройки во дворе. Заплаканные стены дома напротив потемнели, покрылись пятнами и потеками. «Они оплакивают лето, а, может быть, мое счастье? - патетически подумала Алиса. - Прямо фраза из монолога трагической актрисы получилась! Совсем расхандрилась!» Она нахмурилась. Ее окно было на первом этаже, и через прутья решетки было хорошо видно, как почернела, напиталась влагой земля на клумбе во дворе, а зеленые розетки люпина от россыпей дождевых капель стали серебряными.
     Маленький желто-зеленый лист бабочкой-капустницей опустился на мокрый капот старого жигуленка и замер. Настроение было минорное.

     За работой грустные мысли отступили. Алиса привычно сверяла таблицы, делала правки, вносила коррективы. И к обеду свежеотпечатанные странички отчета легли на стол начальника и были посланы по электронке в головной офис.

     - Алис, ты идешь с нами обедать в столовую? – Катя с Лерой вопросительно смотрели на подругу. Алиса и не заметила, как наступил обеденный перерыв.
     - Нет, девчонки, пойду, пройдусь по улице. Хочется свежим воздухом подышать.
     Алиса накинула куртку и вышла на улицу. Влажный после дождя воздух приятно остужал разгоряченные щеки. Алиса с удовольствием вдохнула полной грудью, потом еще и еще. «У природы нет плохой погоды, каждая погода - благодать». Алиса еще раз в этом убедилась. С утра было серо, промозгло, но сейчас солнце прорвало тучи - и все вокруг повеселело, совсем как в незатейливой безыскусной песенке сына, что недавно он подбирал под гитару:
    
     И вот внезапно все переменилось,
     Проблемы как дым в тот же миг растворились,
     Улыбки на лицах опять заискрились,
     И сердце в груди чуть сильнее забилось.   

     - Какая я  - молодец, что вышла. Нечего унывать! Погода налаживается, отчет сделан – мы еще повоюем! - Алиса засмеялась.
     Настроение улучшалось с каждым шагом. Она решила устроить себе маленький праздник и пообедать в «Шоколаднице», та была на противоположной стороне. Алиса уже поднималась по лестнице подземного  перехода, когда услышала сзади:
     - А Вы отлично выглядите!
     Алиса засмеялась и ответила через плечо:
     - Спасибо на добром слове!
     Высокий парень догнал ее и пошел рядом:
     - Нет, серьезно, я не шучу – выглядите потрясающе! Вы куда идете? Можно я Вас провожу?
     - Почему нет, если нам по дороге. Идите.
     Лицо парня ей кого-то смутно напомнило. Она вспомнила и сказала.
     - А в этих домах у меня когда-то знакомый парень жил. Он учился на факультете журналистики, я - на экономике, мы часто по утрам вместе попадали в один автобус. Мы учились в соседних корпусах. Вы, случайно, не журналист?
     - Нет, я – юрист.
     - Надо же, я тоже когда-то поступала в юридический. Знакомые ребята даже прозвали нашу собаку «юный друг милиции», потому что я баллов не добрала и хотела по специальности в отделение милиции в паспортный стол устроиться. А то на юрфак ребят, в-основном, брали.
     - Нужно было заплатить, и взяли бы…
     - Нет, я тогда маленькая была, мне такое и в голову не приходило. Смешно вспоминать, каким я была амбициозным ребенком: собиралась стать президентом страны, мечтала «о счастье, равенстве и братстве для всех людей». Вычитала где-то, что у всех президентов в мире, в-основном, юридическое образование. Ну, кроме нашей страны. У нас-то все по партийной линии раньше карьеру делали. Вот и стала поступать на юридический - и не добрала баллов. А потом как-то шла дворами зимой. Смотрю, веселые ребята снежками кидаются прямо из раскрытого окна второго этажа, снег с подоконника сгребают и кидают. А снизу - в них. Солнце, смех. Так здорово! Думаю, это где такие веселые учатся? А у дверей доска с надписью «Геологоразведочный институт». А я всегда любила читать про путешественников, дальние страны. И на следующий год туда поступила.
     - А сейчас чем занимаешься?
     - Сейчас чем только не занимаюсь. На досуге книжки пишу.
     - Романы?
     - Нет. Кто будет читать толстую рукопись безымянного автора? Рассказы. Мне это интересней.
     - Very short stories…
     - Точно.
     - Здорово! А ты как пишешь, как Донцова: с пяти до одиннадцати каждый день?
     - Нет, по настроению. Но если каждое утро садиться за компьютер – оно скорее приходит. Я по заказу не могу – не получается.
     Алиса подумала, что лучше всего ей пишется, когда больно, боль она выплескивает на бумагу, освобождается от нее. Но промолчала. Что открывать душу первому встречному. Они подошли к «Шоколаднице».
     - Можно тебя пригласить куда-нибудь в бар? Посидим, поговорим. Жалко расставаться.
     - Я, вообще-то, обедать иду. Хочешь – присоединяйся. Бизнес-ланч – «дешево и сердито». – Она засмеялась.
     - А у тебя не деловая встреча?
     - Нет. – Алисе было забавно наблюдать, как парень робеет. Раньше она сама робела тридцатилетних ребят.

     В кафе было наполовину пусто. Они сели за столик у окна. Им принесли меню.

     - Давай хоть познакомимся. Тебя как зовут?
     - Алиса.
     - Алиса в стране чудес. А меня Артур.
     - Здорово! Оба на «А»! Но я не только в стране чудес, я  сама – чудо! Представляешь, у меня трое детей: один подрощенный, а двух еще растить и растить, муж – замечательный и много разных интересов, – Алиса улыбнулась, с каждой минутой ей становилось веселее и радостней. Давно забытое чувство легкости охватывало ее. Она уже откровенно кокетничала. - У тебя с этим как? Жена, дети?
     - Детей нет, жены тоже. Я развелся.
     - Ой, какой ужас! Обожаю счастливые семьи! И не люблю, когда разводятся. Как же тебя угораздило?
     - Хватит уже. Двенадцать лет. Достаточно.
     - Двенадцать лет – не срок. Я думаю, можно прожить в любви и счастии всю жизнь.

     Подошла официантка. Они заказали бизнес-ланч.
    
     Мысль о ее писательстве, видимо, не оставляла парня в покое, потому что он сказал, помолчав:
     - А знаешь, я бы, наверно, не смог писать. Я бы ковырялся все время и исправлял, исправлял.
      - Это тебе так кажется. Попробуй. Это как письмо написать. Хотя сейчас не пишут писем – жаль! Я мало исправляю. Фразы льются сами собой, только если слово не точное, не точно выражает мысль, тогда ищу более подходящее, должно соответствовать внутреннему переживанию. В таких случаях правлю, заменяю. Поэтому так удобно писать на компьютере. Можно куски компоновать, если пишешь в два-три захода. Вообще, если на меня находит, я пишу вещь целиком. Тогда даже править не надо, существует единая цельная логика развития, одно из другого четко вытекает. Могу утром сесть, а вечером встать. А то, если оторвешься, потом может не написаться. Потеря мысли, настроения. Вот так!
      - А у тебя книжки есть?
      - Есть. Одна. И две на подходе.
      - Ты мне потом подаришь? С дарственной надписью.
      - Посмотрю на твое поведение.
      Только тут Алиса обратила внимание, как легко, без разрешения, самовольно, парень перешел на «ты». И еще подумала, что один раз редактор из толстого журнала, которого зацепил один из ее рассказов, спросил по телефону: «А вы из дома выходите?» Наверно, подумал, что ей «сто лет в обед». «Выхожу пока»,  - отозвалась Алиса. Интересно, если этот Артур прочтет ее книгу, он то же самое подумает? Вообще, сколько он думает ей лет? Хотя, что такое возраст? Алиса чувствовала, как прожитые годы улетучиваются, испаряются на корню, ей было весело и интересно открывать для себя другого человека, как когда-то в студенчестве. И еще она думала, как здорово, что она не публичный человек и можно так запросто общаться с кем угодно и не бояться нескромных взглядов и всяких папарацци.

     Им принесли приборы, тарелки. Они начали есть. Но разговор не прекратили. Артур рассказывал:
      - Ты знаешь, а я иногда пишу письма одному приятелю в Америку. Я там был несколько раз. Он музыку такую странную пишет, я тебе потом дам послушать, у меня дома есть диск. И картины странные пишет, какие-то наивные. Потом тоже посмотришь. У меня на стене одна висит.
      - А ты что - не наивный?
      - Нет, до такой степени нет.
      - Ну, давай знакомиться. Расскажи о себе. Что ты за человек?
     - Как всякий человек – скотинка изрядная.
     - Неправда. Я очень много приличных людей знаю. А так в каждом человеке хорошее и плохое намешано, черненьких  - нет. Так что выкладывай, что ты такое, рассказывай о себе.
     - Расскажу, а ты меня потом в рассказ вставишь?
     - Не бойся. Пока нет. Мне просто интересно. Что ты любишь? Читать любишь?
     - Не очень. Тебя прочту. А классику я раньше всю прочел.
     «Знал бы ты, что я такой же классик-архаизм, как Чехов, Тургенев, Толстой, Достоевский. Даже страшно – насколько несовременная», - подумала Алиса, а вслух сказала:
      - А фильмы любишь?
      - Люблю смотреть иностранные боевики.
      - А Альмодовар тебе нравится?
      - Нет, я такие картины не смотрю. Мне кажется, они притворяются, те, кто говорит, что им нравится.
      - Мне очень нравится, и я не притворяюсь. Я от них просто «тащусь».
      - Тебе понятно это должно нравиться, ты же – писатель.

     Им поменяли тарелки.

     - Слушай, вкусно! – не удержался от восклицания Артур.
     - Да, у Новикова хорошо кормят. И обстановка приятная.
     - Ты его знаешь?
     - Про него знаю. У него сеть ресторанов. Он их хорошо продумывает. Талантливый предприниматель и ресторатор. Он – делатель. Я уважаю делателей, они дают людям работу. А я – не делатель, я – созерцатель. Меня умиляет красота окружающей природы; я испытываю щемящую нежность к обездоленным людям, особенно, к старикам. Тебе жалко стариков? Моя любимая икона – Умиление, когда щечка к щечке Богородица с младенцем. Наверно, все писатели – созерцатели, может, наблюдатели. – Алиса поняла, что увлеклась, забралась в высокие эмпиреи, и решила спуститься, снизить пафосность. - Наблюдатель при ООН – есть такая должность, но это не писатели.

      Алиса продолжила расспросы: 
      - А Ларс фон Триер тебе как?
      - Он – хороший режиссер.
      - С чего ты взял? Тебе какой фильм нравится? «Догвилль»?
      - Нет, я ничего из его фильмов не смотрел. Но в журналах написано, что это хороший режиссер. А я  журналам верю.
      - Почему? А где твое мнение? Почему не сказать, что режиссер  - ужасный, потому что после его фильмов жить не хочется. А что еще ты любишь?
     - Спорт люблю.
     - Я в детстве ужасно неспортивная была.
     - А я боксом пять лет занимался.
     - Ничего себе! Как это твоих родителей угораздило ребенка в бокс отдать?
     - Они ни при чем, я сам лет в одиннадцать записался, я хилый был, решил наращивать мастерство.
     Глаза Алисы стали круглыми, и она уставилась на парня:
     - Так ты драчун? Любишь драться?
     - Дерусь, но первый не лезу, просто, спуску не даю.
     - Слушай, а там, в твоей секции, ты и прямые удары в сердце получал? Я слышала, это ужас что такое!
     - Получал, куда деваться. Еще я люблю футбол, хоккей. Мы с отцом часто на матчи ходим.
     - И на матч нашей сборной с Англией ходили?
     - Нет, не ходили, погода была плохая, мы по телевизору  его смотрели.
     - Понятно. Представляешь, а у моего брата были билеты на этот матч, но у него родилась дочка – и билеты пропали. Я тоже по телевизору смотрела. Так ты с отцом живешь?
     - Нет, один. Жена, правда, еще не все вещи забрала. Но ты можешь ко мне смело приходить, она не придет.
     - Это вряд ли. Зачем мне к тебе приходить?
     - Посидим, музыку послушаем, я торт куплю.
     - Я не ем торты – это вредно. Я люблю салат.
     - Ну, я для тебя какой-нибудь салат нарежу – постараюсь.
     - Это все здорово. Но маловероятно.   
     - Почему?
     - Так.

    «Как объяснить этому мальчику, что мы в ответе за тех, кого приручили. И хотя душу греет мысль, что она кому-то нравится, и если его приручить, то он простит ей ее возраст, она не может пойти навстречу. Что делать потом? Она любит своего мужа, любит свою семью, дорожит ими. Ведь любишь то, что боишься потерять. Потерять их она, точно, не хочет. А он, этот мальчик, ей не нужен.
     Любовь, любовь… Сколько про нее сказано, написано… И всегда она будет волновать людей, и будет приносить и радость, и страдание. Любовь делает человека человеком. Не себялюбивая, эгоистичная, а жертвенная, щедрая. Любишь не лучшего, а единственного. Глаза видят недостатки, уши слышат, а сердце все равно любит! Ибо сказано в новом Завете: «Заповедь новую даю вам: да любите друг друга!...» И вот сейчас человек потянулся к ней. И как быть с заповедью? Он ей уже нравится, уже интересен. Она благодарна ему за восхищение. Может быть, любить человека – это стараться не приносить ему боль?
      Алиса вспомнила лучшее определение любви, данное  апостолом Павлом в послании коринфянам:

      «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает…»

      Может, пока не увязла в интеллигентских «быть иль не быть», смыться, пока не поздно? Жестко оборвать разговор и уйти? А как же ее любимое из Серафима Саровского: «Радость моя! Стяжи дух мирен, и тогда тысячи душ спасутся около тебя!»
      А если он одинок? Сейчас, в наш двадцать первый век, в век гнета информации и компьютерных технологий, человек одинок как никогда. Каждый – самость, маленькая планета, ревниво оберегающая свое личное пространство. Особенно в таком огромном мегаполисе как Москва. Человек, конечно, существо коллективное, но здесь при  таком скоплении людей, повышенной энергетики, амбиций, лавине информации, просто, шуме и суете человеку необходимо одиночество. А оно штука опасная».

     Алиса вспомнила, как впервые  испытала одиночество лет в шестнадцать. Теплой июньской ночью брела по пустынным улицам дачной московской  окраины. И вдруг накатило ощущение такого вселенского одиночества, что стало не по себе. «Одна во всем мире, никому до меня по большому счету дела нет. «Нагими приходим и нагими уходим», но, может быть, и «нагими» живем? Стало до того бесприютно  и холодно, что прогнала эту мысль подальше и постаралась забыть эту страшную минуту.   
     Одна маленькая, живая, трепетная против огромной зияющей безучастной Вселенной. Бр-р-р.
     И сегодня утром после разговора с мужем она впервые за много лет почувствовала себя страшно одинокой и испугалась.
      Разве плохо, если кто-то в такую минуту протянет тебе руку помощи: «Привет, дружище! Выше нос!».

     Примерно такие мысли пронеслись в голове у Алисы. Она чуть помолчала и спросила:

     - Слушай, а тебя не напрягает одиночество?
     - Почему оно  должно напрягать?
     - Пришел ты домой, не пришел – никому дела нет, никто тебя не ждет, тебе не радуется, не переживает за тебя. Как-то это все грустно.
     - Меня отец любит, можно ему позвонить, друзья есть. Иду куда хочу, делаю что хочу – мне нравится.
     - А я боюсь одиночества… Мне иногда хочется побыть одной, но недолго. Поэтому люблю читать. Когда нет собеседника, читаю. Книги – мои собеседники. Вообще я думаю, что литература – это путь к другому человеку, рукопожатие, уход от одиночества. Знаешь, я читаю хорошую книгу, одну, другую и поражаюсь. Это все обо мне. И у меня был схожий случай, и я то же думала – просто удивительно! В этом узнавании прелесть книг. Мы не одиноки! Все-таки я боюсь одиночества  и поэтому цепляюсь за людей. Наверно, и пишу из-за этого. Хочу поделиться. Хочу найти единомышленников. Может быть, мое писательство, то, чем я цепляюсь за жизнь? 
      Хотя иногда мучают муки совести. Потому что в чем-то писательство – вещь аморальная. Хочу писать! Но нужно ли это делать, если «по совести»? Иногда кажется, что - нет, потому что всех используешь для «красного словца». И еще для литературы нужна гипербола, чтоб сильнее цепляло, задевало за живое, поэтому все сильно преувеличиваешь. Хорошо понимаю муки Гоголя! И Шнитке, который говорил, что на определенном этапе нравственность мешала ему творить! А ведь у него было не слово, а музыка!
     Но если так рассуждать, то получится, что большая часть русской литературы и вообще мировой не должна была быть написана. Все писатели используют свой и чужой опыт, часто искажают факты, подчиняясь художественному замыслу. А взять Шекспира, Толстого? Последнего предали анафеме. А мне кажется, без его книг мир бы осиротел.

      Знаешь, Серафим Саровский говорит: «не называй Бога справедливым, по справедливости мир испепелить надо за грехи, но Бог – милосерд».
      А я думаю, что и мир милосерд. В каждом человеке таится и большое зло, и большое добро, способность вчерашнему врагу протянуть руку и кусок хлеба. Об этой борьбе в душе человека, о том, что в жизни почти у всех все непросто, и хочется писать, и хочется читать. Одно говорим, другое думаем, третье делаем. Книги и об этом тоже. Ты согласен?
      - Наверно. Я так глубоко не задумывался.

     - А ты где со своим американским другом познакомился?
     - В ночлежке в Нью-Йорке. У него тогда дела были плохи. Как-то мы сдружились. Я потом ему несколько раз деньги небольшие пересылал и продукты. А потом он как-то устроился, раскрутился. Иногда приезжает ко мне, пару раз у меня останавливался, сейчас уже в гостинице. Отрывается тут. У него с женщинами проблемы. Не может ни с кем познакомиться. В Америке это проблема – познакомиться на улице нельзя.
     - А как же другие знакомятся? В фильмах показывают, вроде, американцы - нормальные люди, нормально знакомятся.
     - Нет, на самом деле, сложно, особенно моему другу. Ему девушки нравятся вот, как эта чайная ложка, - он повертел в руках чайную ложечку, - я его не понимаю. Но ему нравятся. И здесь у него с такими девушками проблем нет.
     - А зачем ты ему помогал? Деньги, продукты посылал. Ты что такой хороший?
     - Друг все-таки. И деньги у меня были.
     - Молодец. Это тебя хорошо характеризует. А ты деньги любишь?
     - А кто их не любит?
     - Я. Мне нужен прожиточный минимум. А потом все равно сколько их. Самолеты, яхты, виллы мне не нужны.
     - Не люблю про деньги разговаривать. Особенно, чужие. Давай закроем эту тему.
      - Давай. Платим и уходим. Тем более мне пора. Спасибо за компанию.
      - Давай, я заплачу, без обид.
      - Можно, хотя я в состоянии сама за себя заплатить.
      Артур помог Алисе одеться. Они вышли из кафе.

      - Можно тебе позвонить?
      - Зачем?
      - Сходим, погуляем, кино посмотрим.
      - Ты «Ночной дозор» смотрел?
      - Я же не смотрю отечественные боевики, я говорил. Ну, хотя с тобой схожу!
      - Не надо. Я уже смотрела с детьми. Нормально смотрится. Ладно, записывай телефон. Заметь, домашний!
      - А мобильник?
      - Я его редко беру. В-основном, он дома валяется.
      - Когда можно звонить?
      - В любое время до десяти вечера.
      - А домашние?
      - Хорошее света не боится, а плохое не стоит делать. Ну, пока!
      - Постой! Ты все-таки потрясающе выглядишь! Тебе, наверно, это часто говорят!
      - Не все такие, как ты. Есть люди, которые сдерживаются.

      Они разошлись. Алиса шла на работу, улыбалась и думала о том, что никакой это был не Артур, а городской Дон Жуан, или просто ангел Божий, посланный ей, чтоб она не отчаивалась и не сомневалась в своей женской прелести. Пусть он ангелом и останется! Но ангел сделал свое дело - Алиса парила! У нее было удивительное состояние, ей  хотелось летать и прыгать, всем улыбаться, всех любить, она готова была целый мир обнять - так здорово! Одно из редких, чудесных состояний счастья!

       На работе Алиса уже и не помнила, что с утра чувство тревоги и подавленности сжимало ей сердце, застило белый свет. Не помнила, как в груди царили холод и отчаяние бесполезности всех усилий. «Ночь, улица, фонарь, аптека, бессмысленный и тусклый свет, живи еще хоть четверть века – все будет так. Исхода нет». Какое же у нее было серенькое скверное настроение в серенький скверный день! Сейчас от него не осталось и следа.

       Счастье и несчастье в головах людей. От внешнего мира мало зависит. Иногда свалится на тебя счастье, и ты паришь, и всех любишь, всем готов протянуть руку помощи! Так здорово! А на улице дождь… Для всех. Но не для тебя. Для тебя – ноктюрн, элегия!  Только это случается не часто.

       А бывает чувство тревоги и подавленности гнетет к земле. А день прекрасный, солнечный. Ветер ласково ерошит волосы. Трава нежно зеленеет. Цветы распускаются. Но они не радуют. В груди царит холод и отчаяние бесполезности всех усилий. «О, этот юг! О, эта Ницца! О, как их блеск меня тревожит! Жизнь, как подстреленная птица, подняться хочет и не может!»
      А бывает, что все совпадает. И погода отличная, и настроение.

       Вечером Алиса ехала домой, вспоминала разговор и думала о том, как жалко, что нельзя размножиться: раздвоиться, растроиться, - на этой почве можно расстроиться - игра слов!..
      Одна бы часть как в омут с головой в новые возможности, в новые чувства. А вторая жила бы добропорядочно, как и прежде. Потому что она очень ценила верность и счастливые семьи.
     Так хочется нравиться, хочется, чтоб восхищались, открывали. Говорили комплименты, робели, ухаживали. Это грех? Она вспомнила слова Артура:
      - Теперь ты вставишь меня в свою книжку.
      - Пока нет. Не бойся. Пока мне просто интересно…
      Куда заведет этот интерес? Страшновато! Лучше сразу сказать: - Ты мне не нужен. Я тебе тоже. Не могу дать тебе то, что ты хочешь. «Все нам можно, но не все полезно»,  как говорит апостол Павел. Это тот случай. А все-таки жаль упускаемой возможности.
     Сказать так довольно жестоко. Человеку к человеку подойти достаточно сложно - сложно пойти на контакт. И, когда он решится, нарваться на отказ, жестокость, а подчас грубость – больно!

     Алиса думала об этом и позже, когда вела сына в бассейн.
     Впереди на тротуаре, куда они шли, была какая-то свалка. Оказывается, человеку стало плохо. Он лежал на спине, запрокинув голову. Крупный седой мужчина. Рядом лежали два пакета и букет белых хризантем.
      - Надо же, - посетовала Алиса, - как обидно, человек спешил по своим делам, цветы кому-то нес, ничего такого не предполагал. И вот - лежит на тротуаре…
      - Может быть, он узнал, что его не любят… - тихо отозвался Саша.
      Алиса в изумлении посмотрела на него - как созвучно ее мыслям, а ведь ему всего одиннадцать. Пожалуй, лучше ничего не говорить. Иногда лучше промолчать…

     Вечером веселая счастливая Алиса не удержалась и подколола мужа:
     - Вот тебе девушки молодые снятся, а мной тоже молодые люди восхищаются. Хотя ты можешь не волноваться, мы просто сходили в кафе пообедать, и он за меня заплатил. Так что я еще деньги сэкономила! Молодец – я?
     - Да уж, молодец, нечего сказать! И не надо так наши деньги экономить. Если б я с какой-нибудь девушкой в кафе пошел, ты бы меня убила!
     - Это точно! Лучше не проверять!
     - Так сколько твоему приятелю лет? Двадцать? Тридцать? Двадцать лет молодости я ни за какие деньги не куплю! – муж помрачнел.
     - Ну, не дуйся, пожалуйста. Это мой очередной рассказ! Я, просто, не хочу, чтобы тебе посторонние женщины даже во сне снились!
      - Так был или не был? А может это мошенник? Ты ему телефон дала? А «ключ от квартиры, где деньги лежат»? Ты у нас такая наивная.
      - Хотела бы я знать, где у нас квартира с деньгами. Но если со мной что-то случится. Запомните, у него на левой руке у запястья татуировка в виде маленькой молнии.
      - Татуированного нам еще не хватало! И о чем ты только думаешь? С ума с тобой можно сойти! Всю жизнь как на вулкане!
 
       Через день Артур позвонил, предложил прогулку. Кто сразу соглашается?
       - Как мило, что позвонил. Дети? Дети в порядке. Нет, сегодня не получится. Звони, предлагай… Ну, счастливо!
      Отбой. Гудки в телефонной трубке. А день, как назло, теплый, солнечный, золотой. И у Алисы целая свободная неделя, сдала отчет, взяла накопившиеся отгулы и пару дней, оставшихся от отпуска. Жаль, у детей каникулы кончились. По такой погоде гулять бы и гулять… Хороший собеседник на прогулке не помешал бы. Но отказалась. Может быть, завтра…
       А завтра не случилось. И послезавтра то же. И на следующий день. Ну, предположим, вчера погода была отвратная,  но сегодня  - замечательная. А телефон молчит. Обиделся? Или не может? Или Бог ставит на место зарвавшуюся дамочку? Вы что себе возомнили? Может еще стреляться или топиться из-за Вас? Все правильно! Зачем привязывать к себе человека, если он тебе не нужен! Нужен только, чтоб восхищался, мило ухаживал и не переходил границ. Так бывает? Вряд ли! Сама Алиса чутко прислушивалась -  не раздастся ли телефонный звонок. И вдруг телефон ожил. Безразличным голосом:
        - Да?..
        Это соседка. Не интересно.
        Опять звонок. Безразличным голосом:
        - Да?
        Сын звонит из школы, что задержится.
        «Позвони мне, позвони, позвони мне ради Бога…» - новое звучание старой песни. Старая как мир ситуация, читай сказку «Журавль и цапля».
       «Цапля» вполне самодостаточна и идет гулять одна. С интересом наблюдает за людьми. В дневное время на улице много старых людей, старухи преобладают. Мужские особи помладше тоже встречаются довольно часто, но в сильном алкогольном опьянении.

        От счастья до несчастья – один миг. Только что ты звенела от счастья как струна и вдруг… как обухом по голове. А может быть и не вдруг, а за это желание счастья, может быть, запретного, непозволительного. Что это? Желание любви? Испуг, что уходит молодость? Желание еще раз захлебнуться в водовороте чувств? Алиса не знала.

     Меня очень занимает Дон Жуан. Наверно, если б я родилась мужчиной, я была бы Дон Жуаном. Я люблю женщин, сочувствую им, сопереживаю. Такая женская солидарность. Это, наверно, наследственное, от отца с его знаменитой фразой, обращенной к любой понравившейся женщине «Ты – хорошая…».   
      Конечно, хорошеньких лиц среди молодежи гораздо больше, привлекательных именно своей свежестью, задором. Но среди женщин постарше - больше красивых лиц, за этим уже стоит значительность личности. И жаль, когда красивые женщины старятся.
     А красоту в старости нужно заслужить, очень умные женщины очень красивы в преклонном возрасте, даже при  отсутствии грима. Тахо-Годи, Ахматова, Ия Савина, Жанна Моро, мои любимицы: Мерил Стрип и Барбара Стрейзанд; Соня Ракель, Шанель, можно еще перечислять, но нет смысла – имена людей не публичных никому ничего не скажут. Красивы добрые – внутренний свет озаряет их.
      На улицах я люблю рассматривать дам обдуманный        наряд: шарфик в тон туфлям и сумке, иногда цвету волос и глаз, или наоборот на контрасте – ярко-алый, черно-белая графика… Да мало ли что придумывают женщины, такие разные и такие одинаковые в стремлении нравиться хотя бы себе.

      Но вернемся к нашей Алисе.

       Прошло две недели. Незнакомец не звонил, не встречался, хотя Алиса, выйдя на работу, как бы между прочим пару раз пообедала в «Шоколаднице». Артур исчез, испарился, как будто его никогда и не было, то ли сон, а то ли видение.
      И Алиса перестала ждать. Она поняла, что Господь ее хранит! И обрадовалась.
     - Храни меня, Господи! Пожалуйста, храни! Меня и моих близких! Мой милый Ванечка! Муж дорогой, любимый мой! Лучшее что у меня есть в жизни! Встревожился! Уже два раза на последней неделе встречал после работы  у метро с букетом цветов! Чудак смешной! Куда я денусь? Это был просто ангел, посланный, чтоб я не падала духом. Просто, ангел!

      Алиса понимала и раньше, и сейчас еще раз поняла, что любовь нужно хранить ежедневно, еженощно, ежечасно. Любовь -  слишком хрупкая субстанция! Хранить всегда, постоянно, даже если встречаются ангелы! Особенно, когда ангелы встречаются!
     - А что же делать с ангелами и Дон-Жуанами?
     - Лучше их вставить в книжку!