Растущий организм

Василий Петрович в молодые годы был франтом. У сотрудниц аудиторского бюро популярность имел необычайную: всегда костюмчик по моде, с отливом; рубашечка голубая, в цвет глаз; туфли начищены до такого блеска, что секретарь, передавая документы ему на подпись, могла мимоходом, как в зеркале, проинспектировать свой макияж. А балагур был тот еще! Без комплимента не оставалась ни одна дама на его пути, даже пожилая уборщица Степановна заливалась румянцем от смущения, когда Василий Петрович, пробегая мимо на какое- нибудь очередное совещание, ронял что- то вроде « Еленочка Степановна, бросайте спасательный круг -  я тону в ваших бездонных глазах!» или « Зовите санитаров, я совсем обезумел от ваших стройных ножек».  
Но возраст, как говорится, берет свое. Ближе к пенсии Василий Петрович начал набирать вес и терять волосы на затылке. А выйдя на заслуженный отдых и вовсе распустился, потому что Надюха, он был в этом уверен, любит его не за красоту, а за острый ум и мягкий характер.

«Моя хмельная юность тебя мне подар-и-и-и-и-ла.
 Луна в весеннем небе любовь благослови-и-и-ила...»
 Василий Петрович лупил изо всех сил по струнам старенькой гитары, сидя на деревянной табуретке и распевая на всю кухню песни собственного сочинения. « Талантливый человек талантлив во всём» - любил он скромно говорить о себе.
 - Вась, выключи свой баритон, иначе у меня голова лопнет, а мне ещё контрольные 8 « Б» проверять. Тебе, между прочим, обедать давно пора, а не контрабас свой мучить!
 - Надюха, ты мою «боевую подругу» не обзывай. Скольких костров дым впитался в дерево её корпуса! Сколько влюблённых девичьих глаз отполировали её до зеркального блеска…
 - А ты свою романтическую демагогию оставь и отполируй, лучше, до блеска тарелку, пока обед совсем не остыл.  
 - Надь, зачем ты мне столько котлет навалила? Мне ж их за неделю не съесть.
 - Твоему растущему организму требуется мясо.
 - Моему какому организму?!  
 - Растущему! Я тебе уже второй клин за месяц в штаны вшиваю!
 - Это, Надюша, не организм у меня растёт, а значимость! Я человек солидный, уже который год  на заслуженной пенсии и выглядеть должен соответственно, а то враги нашей Родины будут думать, что государство у нас о пенсионерах не заботиться и достойно не обеспечивает.  
    Он встал, натянул на круглый, с редкими седыми кучеряшками, живот собравшуюся «гармошкой» майку, поставил гитару в угол и принялся за обед.
 - Мучаешь ты, Надюха, детишек контрольными. Им бы танцгенсы на дискотеках, а не котангенсы в тетрадках выписывать, да гульбарий в осеннем парке собирать… - мечтательно вздохнул Василий Петрович, вспоминая картинки своей молодости. А приятных воспоминаний романтического характера у него было немало. - Пойду я, Надюша, пройдусь, подышу свежим воздухом. Сырка по пути куплю, колбаски… Глядишь, любовь всей жизни встречу...
 - Это Филипповна, что ль, любовь твоей жизни?? - картинно уткнув руки в боки, спросила Надежда
 - А что сразу Филипповна-то? - закудахтал Василий Петрович. - Ну ты, Надька, это... язва американская! Тебя надо как психологическое оружие в логово к террористам засылать!
 - Ой, да иди уже пройдись, Ромео просроченный, - сменила Надежда гнев на милость. - Ремень затяни потуже, чтобы значимость не растерять.  
 - Вредная ты, Надюша, с годами стала, брошу я тебя, жизни мне с тобой никакой нету, - ласково отозвался Василий Петрович.
 - А что ты без меня делать-то будешь?! Выгляни в окно: на весь проспект очередь к тебе стоит и всё нимфы одна другой моложе! Все с кастрюлями пятилитровыми, утюгами, швейными машинками и песню поют « Выбери меня, выбери меня, птица счастья…».  
 Василий Петрович в окно смотреть не стал, а отправился в ванну. Тщательно разглядывая в увеличивающее зеркальце каждую пору на лице, гладко выбрился; выдернул непослушный волосок из правой брови. Долго поливал дряблые подмышки аэрозольным дезодорантом. Надежда даже поинтересовалась, не завелись ли у них в ванной клопы и не начал ли он их травить дихлофосом заместо прогулки на свежем воздухе. Надел рубашечку в тонкую бело-голубую полоску, поверх неё - любимый тёмно-синий джемпер с вырезом «лодочкой». Несколько минут выбирал брюки. Очевидно, что в джинсах он выглядит моложе и моднее, но классические, с отпаренными стрелками, брюки добавляют солидности. Всё-таки остановил свой выбор на джинсах, возможно, под влиянием игривого весеннего настроения,  и, не спеша, отправился знакомым маршрутом к соседнему гастроному «Сладкая жизнь». 
 По пути купил букетик тюльпанов. Марья Филипповна очень любила белые тюльпаны, своей свежестью и невинностью они напоминали ей букет невесты. Каждая встреча с Василием Петровичем была для неё очень волнительна. Принимая букет, она всякий раз краснела от удовольствия и скромно улыбалась, оголяя две золотые коронки с правой стороны. Василий Петрович же рассыпался в комплиментах, которые, к слову, ему и придумывать было без надобности - за длинный трудовой путь у него накопилось столько «домашних заготовок», что хватило бы на весь гастроном, а не только на кассиршу с гидропиритными буклями.  
 Так бы и перемещался Василий Петрович, выйдя на пенсию, словно экскурсионный фуникулёр: из любимого уютного дома в «Сладкую жизнь» и обратно, не случись неожиданного. 
 Вошёл он в гастроном, как круизный лайнер в гавань, напевая себе под нос прицепившуюся «птицу счастья». Помимо сырка и колбаски, взял штук восемь яблок,  привычно взвесил каждое по отдельности, чтобы на несколько минут дольше любоваться своей дамой сердца, и, затаив дыхание, прошествовал к кассе. Внезапно продуктовые стеллажи, грохоча, как несущийся товарный поезд, закружились вокруг Василия Петровича, вплетая в вихрь всё, что попадалось на пути: блуждающих покупателей, продуктовые корзины, двух охранников и даже кладовщицу Люську и тысячи ледяных мурашек  рассыпались по его слабеющему телу. На стуле у кассы он обнаружил совсем даже не Марью Филипповну, а юную практикантку, которая, по неопытности, очень нерасторопно отпускала товар покупателям. Когда подошла очередь Василия Петровича, молодая работница, со всей непосредственностью, свойственной только юным созданиям, удивлённо взглянула на необычного покупателя и принялась неспешно, один за другим, пробивать все восемь пакетиков с яблоками. Василий Петрович смутился. Во-первых, он всем своим «растущим организмом» ощущал нелюбовь к себе со стороны томящейся в ожидании очереди. Во-вторых, ему казалось, что все другие кассирши вместе с охраной раскусили его хитрый приём, понимают нелепость его положения и тихонько над ним посмеиваются. Он рассеянно, вместе с купленными без надобности продуктами, опустил тюльпаны в фирменный полиэтиленовый пакет «Сладкая жизнь» и в задумчивости побрёл домой. К Надюхе. За утешением. Зудело у него где-то под рёбрами, дескать, специально Филипповна уволилась, чтобы заставить его страдать. Было Василию Петровичу невдомёк, что скромная Мария Филипповна, тихонько справив пятидесятипятилетний юбилей в компании подслеповатого кота, подобранного много лет назад у помойки, отправилась туда же, куда и Василий Петрович тремя годами раньше - на заслуженную пенсию.
 Но было что-то ещё, что тревожило пожилого Казанову. Кажется, он впервые осознал, так сказать, солидность своего возраста и с этого дня жизнь для Василия Петровича потеряла всяческий задор, плавно войдя в неспешный стариковский ритм. И кровь теперь будоражили разве что походы к зубному врачу и то лишь вследствие боязни бормашины. Романтического общения у него больше  не случалось.