Утиная трапеза. Фенологический этюд

   Екатерининский пруд Нескучного Сада. Конец мая 2008 года. Весна в этом году ранняя, и утиный приплод (шесть крошечных душ) появился 14 мая. Утка, судя по её повадкам, моя старая знакомая: в прошлом году я кормил её в этом же месте, и тогда у неё было девять утят. А в этом году май выдался прохладный, и я навещал утиное семейство почти каждый день, подкармливая мамашу и её крошечных птенчиков хлебным пайком. Утка, по всем приметам, вернулась на своё знакомое гнездовье. Пернатая мамаша подпускала меня совсем близко, и я тешил себя надеждой, что она меня запомнила. Сама голодная, Утка в первую очередь уступала корм детям, что было её отличительной чертой и в прошлом году. Другие утки, особенно на «большой воде» (в русле Москвы-реки) такого обострённого материнского инстинкта не показывали. Утята с тоненьким писком сновали у кромки берега, отыскивая в воде скудную в это время добычу. Завидев меня, Утка доверчиво направлялась прямо ко мне, а за ней дружно спешили пискливые комочки, радуясь, что обеденное время, наконец, наступило.

   Утка обожала греться на солнышке, выбираясь на маленький каменный островок у кромки берега. Делая вид, что спит, повернув шею на 180 градусов и стоя на одной лапе, утка принимала «сторожевую позу». Другую лапу она поджимала под себя, пряча её в перьях. Грациозная «статуя», застывшая немым изваянием, и почти сливающаяся по цвету со своим каменным постаментом, производила впечатление! Я осторожно подходил к «спящей красавице» и, оставаясь на расстоянии вытянутой руки, замирал в безмолвии. Утка мгновенно оценивала моё появление стремительно промелькнувшим огоньком взгляда и, не меняя позы, продолжала играть роль живой статуи. А мне передавалось первозданное спокойствие Утки, и я с благоговением наблюдал семейную идиллию. Утята плавали вокруг камня, нежась в солнечных лучах, а Утка бдительно одним глазом посматривала в их сторону. При этом она оставалась совершенно неподвижной, только жёлтый глазок её изредка загорался на сером фоне перьев. Если утята заплывали далеко, Утка издавала едва слышное восклицание, и утята мгновенно возвращались к своей мамаше.

   Отдохнув, Утка спрыгивала в воду и гордо, словно линейный корабль, направлялась к центру озера. Маленькие «катера» – утятки сопровождали её дружным эскортом. Утка любила совершать со своим семейством широкие круги вдоль всего озера. Этот моцион она проделывала по нескольку раз в день.
Обычно я выхожу к озеру сверху, со стороны холма и заранее оцениваю «ситуацию на воде». В один из дней меня встретила пустынная поверхность озера, покрытая местами плёнками лягушачьей икры. Я не удивился: я уже знал «утиный секрет». Утро было прохладное, а в такие дни Утка укрывалась со своим семейством в облюбованном ею уголке. Уголок этот находится на берегу узкого затончика за «спиной» у зелёного «полуострова».

   Я осторожно пробираюсь вдоль берега и замечаю серое пятно, приютившееся на берегу. Утка, распушив перья шатром, пребывает в безмолвии. А где же утята? А утята греются под куполом материнских крыльев, сбившись на земле в тёплый комочек. Снаружи они не заметны, и только мне известен секрет их семейного «таинства». Утка «спит на боевом посту», изредка являя на свет огонёк пытливого взгляда. При постороннем звуке она расправляет шею и несколько секунд неподвижно прислушивается, а потом опять притворяется спящей, опустив голову на грудь.
Я неслышно подхожу совсем близко: можно с помощью ветки дотянуться до утиных перьев. Но я подавляю невольное искушение: нельзя нарушать покой утиного семейства. А так заманчиво, хотя бы веточкой, погладить спящую Утку! Я замираю, присев у воды под высоким берегом. За моей спиной в кустах орешника поют-заливаются соловьи. Звонкие пощёлкивания сменяются вдохновенными коленцами и золотистыми трелями. Несколько солистов соревнуются друг с другом, и их голоса эхом разносятся над озером. В Нескучном Саду соловьи особенно голосистые: кусты по оврагам и всё пространство вокруг озера озвучено их майскими песнями!
В центре озера плавают чёрно-белые нырки, похожие на миниатюрные копии пингвинов с широкими клювиками в форме лопаточки. Выпущенные в пруд года два назад, они хорошо прижились в Нескучном саду. Изредка они блестяще оправдывают своё название: бесшумно ныряют под воду и секунд через двадцать всплывают в другом конце озера! Если смотреть на них сверху, с холма – в толще воды поблёскивают их белые брюшки, когда нырки, переваливаясь с боку на бок, стремительно описывают под водой замысловатые «восьмёрки». Но сейчас я не могу наслаждаться этим зрелищем: моё внимание приковано к спящей Утке. Я жду её пробуждения, чтобы пригласить утиное семейство на обед. А к «обеденному столу» уже собираются пернатые «нахлебники»: разных мастей голуби и юркие воробушки.

   Я жду ещё минут двадцать, а потом решаю действовать. В воду летят хлебные крошки, и нырки, привлечённые взмахами моей руки, направляются в мою сторону. Нырки ведут себя осторожно. У них нет того неподражаемого доверия, как у моей Утки, но ни одна кормёжка не обходится без их участия. Утка замечает одним глазом «движение в прибрежных водах» и начинает медленно «пробуждаться». Она расправляет шатёр серых крыльев, обнажив красивые синеватые внутренние перья, и отходит в сторонку. Утиный комочек, почувствовав «изменение климата», начинает копошиться, и утята друг за другом, смешно отряхивая пушок, направляются вслед за мамашей к кромке берега.

   Утка прыгает в воду и, не спеша, отплывает, ведя за собой компанию утят. Хлебные крошки летят в её сторону, но Утка не спешит набрасываться на корм. Прежде всего, она клювом отгоняет назойливых нырков, расчищая пространство для своего семейства. Утята с писком гоняются за крошками, и трапеза начинается. Утка-мать ведёт себя спокойно и с достоинством. Если в её сторону летит хлебная крошка, Утка непременно уступает лакомство утёнку. Видно, что она голодна, но материнский инстинкт берёт верх: Утка проглатывает лакомый кусок лишь в том случае, если поблизости не оказывается прожорливого утёнка. Повинуясь рефлексу, она тянется к хлебу клювом, но, заметив рядом клювик поменьше, покорно отворачивается и застывает в оцепенении. И только убедившись, что все дети сыты, мать позволяет себе приступить к трапезе. Только теперь можно оценить её выдержку: голодная Утка нервно хватает крошки, иногда прямо с полёта, как говорится! Специально для этого случая я припасаю резервный запас хлеба.
Не подумайте, что на пруду всегда царит такая милая идиллия. Картина изменится, когда акватория украсится ещё одним или двумя утиными семействами. Утки-мамаши периодически будут вступать в бой за «свою» территорию: даже перья во все стороны разлетятся! Но эти инциденты не помешают уважаемым семействам мирно кормиться, соблюдая установленную дистанцию. Весёлый утиный писк привлекает на берег и других гостей. Голуби важно прохаживаются вдоль берега, вытягивая шеи, и, наклонив голову, посматривают на меня одним глазом. Им тоже перепадает своя порция хлеба. В траве копошатся воробьи: рассыпающиеся вокруг меня мелкие крошки им как раз по размеру. Молодые дрозды к нашей лесной столовой проявляют полное равнодушие. Их интересуют только червяки, которые их заботливые родители выкапывают из лесной подстилки под липами. Молоденький «слёток» может тихонько сидеть рядом с «ароматной» хлебной крошкой, не обращая на неё никакого внимания и наблюдать, как этим лакомым кусочком завладевает проворный воробушек! А своего любимого червячка они, всё-таки «заморят»!

   А вот на берегу появляется скворец! Он провожает пытливым взором каждый улетающий в озеро кусочек хлеба, поворачивая вслед за ним голову. И голова эта хорошо соображает: скворец не просто присматривается к сцене кормления, он разрабатывает стратегическую операцию. Вот он стремительно взлетает вслед за убегающим от него кусочком. Скворец преследует хлебную крошку до самого её падения в воду и снова возвращается на свой наблюдательный пункт. Так повторяется несколько раз. Скворец не теряет надежды перехватить лакомство, почти сталкиваясь с клювом Утки, которая иногда успевает подхватить хлеб прямо на лету! И его упорство вознаграждается: скворец уверенно овладевает акробатическим искусством. Он ловко перехватывает улетающий в центр озера кусочек хлеба, но использует его по назначению, только вернувшись на берег!

   Забавно наблюдать это своеобразное соревнование двух пернатых! Очередной кусок я отправляю скворцу, как говорится, лично. Скворец тут же его проглатывает и с благодарностью посматривает на своего «благодетеля». Я говорю ему: подожди минутку, придёт и твоя очередь, а сам продолжаю кормить утиное семейство. Понятливый скворец теперь ждёт на берегу, поглядывая уже не на улетающий хлеб, а на меня. Я киваю ему головой: потерпи, брат! и через минуту одариваю его очередной порцией пропитания. Вскоре запас «фуража» заканчивается к моему огорчению, потому что на озере с плеском «приводняется» новая парочка нырков. Но делать нечего: кормление откладывается до следующего раза. Чтобы обслужить всю, жаждущую пропитания, ораву, нужно привозить на берег фургон хлеба, но такие подвиги мне не под силу…

   Утка с утятами отправляется на очередной моцион вдоль берегов озера, а скворец, подождав для верности минутку, улетает в лес. Только соловьи упоительно заливаются в кустах орешника, окружая озеро светлой волной волшебных мелодий! А я возвращаюсь с прогулки, унося с собой очень значимое ощущение – чувство единства с живой Природой!