Гимн Собаке!

   Этот рассказ я написал под впечатлением замечательной книжки Леонида Антоновича Мезинова «Лучшая собака в мире»! Я решил рассказать свои незабываемые впечатления от встреч с этими удивительными животными, а встреч этих в моей жизни было немало. Вот что пишет Леонид Антонович в аннотации к своей книге. «Эта книга задумывалась с единственной целью: объясниться окружающему миру в любви». Ну, разве можно было не продолжить эту, столь созвучную и моему сердцу, тему! Есть ещё и другие обстоятельства, побудившие меня этим коротким рассказом выразить Леониду Антоновичу свою глубокую признательность!

   Вот, что мы читаем в «Прологе»: «Я родился и вырос на окраине Москвы,- пишет Леонид Антонович,- возле Киевского вокзала. Громкие паровозные гудки настойчиво звали куда-то в путь… Мне было пять лет, когда я в первый раз встретился глазами с собакой». Какие пронзительные и многообещающие слова!

   А я увидел белый свет (вернее, густые клубы белого пушистого паровозного дыма) из окна нашей квартиры у Курского вокзала (улица Земляной Вал, дом 21). Наши апартаменты находились на девятом этаже за большими каменными колоннами, а гигантские «пуховики» из паровозного дыма величественно проплывали мимо наших окон, растворяясь в безбрежной синеве неба. «Место рождения у вокзала» – вот первое, что нас сближает. Далее будет теплее. Антон Иванович Мезинов (отец нашего писателя) был хозяином дачи в посёлке Кучино по Нижегородской железной дороге, уходящей с Курского вокзала. Он был генералом, и улица, где он проживал, в народе именовалась «Генеральские дачи». За глухим забором на окраине посёлка начинался густой зелёный лес, полный грибов и ягод, посещаемый лосями и славящийся своими смолистыми корабельными соснами. У главного хозяйского дома был «флигель» – деревянная постройка, которая в начале 50-х годов прошлого века использовалась, как приют для дачников. Этими дачниками оказались мои родители, и я сам в возрасте 3-4 лет! Единственным воспоминанием об этом светлом периоде моей жизни осталось стадо горластых гусей, которых я очень боялся, выходя на прогулку с мамой. Мои бабушка и дедушка обитали в посёлке Кучино (недалеко от железнодорожной станции) в доме под высоким тополем! И в этих скромных «Пенатах» я провёл большую часть своего детства и юности. И мне тоже было лет пять, «когда я в первый раз встретился глазами с собакой». Я не знал ещё, что этот дрожащий и уязвимый комочек именуется «собакой». И не знал я, во что превратится это невзрачное существо в период возмужания!

   Мохнатое бессловесное существо, поселившееся в моей детской коляске, как я вскоре узнал, называлось Джеком, и не простая это была дворняга, а «немецкая овчарка»! Щенка кто-то подбросил к нам на террасу, а рос он поистине с исполинской скоростью! В год он уже был выше меня ростом и перестал помещаться в конуре у подножия огромного тополя, росшего у нашего дома. Пришлось для его обители раздобыть железнодорожный контейнер для перевозки мебели. Получив столь шикарную собственность, Джек начал на глазах расцветать. На удивление соседям и на страх прохожим он всё продолжал расти.

   Представьте себе такую сцену. Джек легко забирался на крышу своего контейнера, а потом перепрыгивал на крышу террасы: длинная цепь позволяла ему такие вольности. Там он гордо восседал в позе наблюдателя, обозревая окрестности, и был виден издалека. Соседи знали его удивительно кроткий нрав (полная противоположность внешности), а вот случайные прохожие обходили «постамент» с гордым стражем на расстоянии. Иногда Джек бывал причиной «вселенского переполоха»: каким-то неизвестным способом он извлекал себя из ошейника и отправлялся в свободный променад вдоль посёлка. Часто мы узнавали об том событии только по крикам соседей. Тогда мы с дедушкой выходили на охоту, что для меня всегда было радостным событием. Вскоре мы отыскивали беглеца на улице (в полукилометре от дома), но вернуть его в родные «пенаты» было не так-то просто. Джек подпускал нас к себе на расстояние метра, а потом с невинным видом отбегал на несколько метров вперёд и благосклонно наблюдал за нашим «бесполезным» приближением. Пикантная сцена повторялась неоднократно…

   Спасала положение возвращавшаяся из магазина соседка, хозяйственная сумка которой издавала любопытные колбасные ароматы… Джек от удивления просто прилипал к вожделенной сумке. Вот тут-то я и обхватывал его двумя руками за шею и крепко держал до прихода дедушки с поводком и ошейником! Джек проявлял удивительное послушание, и я был готов часами стоять, прижавшись к его тёплой шерсти. Дедушка спокойно облачал Джека в ошейник, ни единым словом не напоминая ему о проявленной «шалости», за что Джек проявлял к нему глубокое почтение. Самая большая мудрость – понять проблемы другого и ничем его за это не упрекнуть… Джек без малейшего сопротивления возвращался в свой знаменитый контейнер и засыпал, опорожнив миску рыбного супа.

   А в зимние ночи, когда мороз на улице превышал 25 градусов, Джека забирали со двора в дом, и он любил спать на полу у моей кроватки, прижавшись тёплой мордашкой к моей специально свешанной для этой цели руке. Зимой его запрягали в мои санки, и Джек (под присмотром дедушки) катал меня по заснеженным тропинкам. Похоже, ему нравилась роль верного пони или кроткой лошадки, и Джек исполнял свою роль добросовестно. Только однажды он дал волю своему инстинкту и погнался за случайно возникшей из-за поворота заблудшей кошкой. Рывок был столь неожиданным, что я кубарем повалился в пушистый сугроб, оказавшийся столь удивительно мягким, что я просто не почувствовал, что же произошло. Опомнившись, Джек поджидал меня в трёх шагах со слегка виноватыми глазами, что было совершенно излишне, потому, что никакой вины я за ним не чувствовал, а поваляться в снегу для трёх летнего отпрыска – просто блаженство!

   Джек был столь огромен, что казался мне настоящим медведем, но более кроткого создания трудно было отыскать в собачьем мире. Я любил забираться в его контейнер и просто сидеть, прижавшись к его мягкой и тёплой шерсти. Я до сих пор вспоминаю эти минуты, когда мне бывает тоскливо и требуется чьё-то безусловное утешение. Удивительно, что человек так сильно привязывается к собаке. И откуда эта уверенность, что твой верный пёс всё понимает? Наверное, оттого, что ты каждой клеточкой чувствуешь его милосердное сострадание. Кошки (с которыми я тоже «на короткой ноге») были моими пушистыми няньками: они убаюкивали меня своим чутким мурлыканьем, прижимаясь к ступням ног или забираясь ко мне «под мышки». Но только Джек давал неповторимое ощущение защищённости и покоя! Такого состояния я не испытывал больше никогда в жизни!

   «Грозный» вид и внушительный размер красавца-Джека сыграли с ним злую шутку. В 1964 году Джека у нас украли! Как потом оказалось, его продали в школу пограничных собак… Возможно, он добросовестно исполнил свои новые обязанности, но для меня это была большая потеря. Джек был членом нашей семьи в полном значении этого слова. Его функции «сторожа» имели второстепенное значение. Главное: он был другом! Ему можно было рассказать обо всех своих неудачах, поведать о своих детских огорчениях, и Джек реально сочувствовал: слизывал с моих щёк слёзы, и вздыхал он почти по-человечески. Кошки, а их было пять в нашем доме, его совершенно не боялись и, проходя мимо, приветливо помахивали хвостами. Вот почему я со слезами воспринял его исчезновение…

   Ещё одна «собачья история» разыгралась прямо на перроне Кучинского «вокзала». Году в 2010-ом кто-то оставил там крупного размера дворнягу, исчезнув в неизвестном направлении. Собака (клички которой никто не знал) так и поселилась на перроне. Сердобольные пассажиры презентовали ей железную миску для «кушаний», периодически наполняя её скудным пропитанием. Но к пище обиженная судьбою собака была равнодушна: её интересовал каждый проезжающий поезд! Каждую электричку собака встречала громким лаем, а когда открывались двери, она стремительно пробегала вдоль вагонов, надеясь повстречать хозяина… Двери электрички вскоре захлопывались, состав безжалостно удалялся, а собака уныло возвращалась на своё место у железной миски, не притрагиваясь к надоевшим сосискам. И так повторялось много раз… Товарный состав не вызывал ничего в её памяти, и собака провожала его безучастно. Значит, хозяин уехал электричкой. Может, не стоит его обвинять: наверняка, он тоже страдает о потерянном друге, но «роковые обстоятельства» помешали ему проявить «человеческие качества»…

   Осенью, с наступлением холодов, собака куда-то исчезла, и никто больше о ней не слышал. Я написал стихотворение о судьбе этой несчастной собаки, а замечательный композитор Владимир Иванович Бохан положил мои слова на музыку. В песне использованы не все четверостишия. Здесь я привожу текст стихотворения полностью.

СОБАЧЬЯ ВЕРНОСТЬ!


Ветреный день, на пустынной платформе
Пёс одинокий лежит:
Хоть и одет – в шерстяной «униформе»,
Но весь от озноба дрожит...

И вдруг оживился – на линии поезд,
Гостей долгожданных привёз!
С приветственным лаем бежит за толпою
Лохматый и радостный пёс!

Но люди проходят и, пса не заметив,
По личным заботам спешат,
И только глаза одинокие светят,
И горем томится душа...

Поезд ушёл, вихрем снега охвачен,
И снова ложится на лёд
Пёс одинокий, страдание пряча
И острой печали налёт...

Минута затишья, и всё повторяется –
Скорый состав на пути!
И снова надеждой глаза загораются:
Верного друга найти!

Упорству его позавидовать можно –
Если бы так у людей!
Поезд ушёл, а на сердце тревожно:
Пёс одинокий – в беде!

Горе собачье для нас – не чужое:
Собака – наш преданный друг:
Собака бойцов выносила из боя,
Спасая от смерти и мук!

Прости, милый пёс, равнодушие наше –
Доверчивым сердцем прости!
Я верю – вернётся хозяин пропавший
И радость тебе возвратит!