Вальдшнеп и галчонок

Мальчик дремал на груди у матери, ей непросто было преодолеть две больших колеи, с лужами по обеим сторонам. По правую руку уже зеленело первой апрельской травой поле, а слева раскинулось небольшое болотце. Мы шли между ними, попутно оглядываясь на закатное небо. Оно розовело, постепенно наливалось красным цветом и вдруг стало ярко-алым, а ближе к кромке леса - будто кровавым. По тревожному цвету вычерчивались ветви кустарника.
Мы вышли на поляну и оказались в кармане из трёх не глубоких низин-болотец. Лишь одну из них можно было пройти в сапогах, остальные казались глубиной по пояс, а то и глубже. Уже смеркалось, небо краснело ещё и ещё, и тут над нами пролетел вальдшнеп.
Мы договорились, что Зина будет посвистывать при их виде и указывать пальцем. Мальчик тихо наблюдал, смирно сидя в переноске на груди.
- Фью, фью, - засвистела Зина.
Я оглянулся и увидел птицу в небе, она оказалась как раз надо мной. Выстрелил неожиданно метко. Птица упала и забилась на траве. Все побежали к ней.
- Остановись, не подходи! - закричал я, предчувствуя слёзы от увиденного.
Я подбежал и понял, что на охоте самое трудное - не выстрелить, а добить жертву. Уже тогда понял, что охотником мне не быть. Но этот вечер уже окрасился кровью. Я скрутил птице с перебитым крылом шею. Теперь она лежала на ладони, ещё тёплая, с крылом в тёмных струйках. Зина с малышом подошла и заплакала:
- Это я виновата, это я показала на него…
Полуторагодовалый мальчик Ратя заплакал ещеё горше, увидев слёзы мамы.
Но я оборвал их и снова попросил отойти.
Следом, почти на том же месте я подстрелил ещё вальдшнепа. И снова с первого выстрела. Эта дробь попала в грудь, и птица не билась так тревожно, как первая.
Третий вальдшнеп ещё долго кружил над нами, в уже блекнущем серо-розовом небе. Он был высоко, и я не решился стрелять, не хотел ранить.
Мы ещё наблюдали за птицами. Вальдшнепы делают странные круги, они то разгоняются, то резко разворачиваются и будто падают. Снова взмывают. Чем-то их танцы похоже на рассветные полёты жаворонков.
Апрельские песни в лесу разом прекратились, всё больше темнело вокруг. Мы пошли обратно к дороге.
На следующий день утром за низким заборчиком двора дяди Гены, на табурете, с видом на сосновый бор, я ощипал птиц. Без перьев они оказались меньше перепёлок. Часть пуха, слетевшего сначала с птиц, а потом моих рук, стелилась по прошлогодней траве, подгоняемая ветром.
Геннадий Ильич взялся запечь вальдшнепов в маленькой кирпично-глиняной печке, стоящей посреди его избушки.
Вернувшись поздно вечером, я увидел приготовленных птиц. А дядя Гена на предложение попробовать их сказал:
- Нет, не могу. Они напомнили мне галчонка. После войны в деревне было нечего есть, и отец подстрелил одного. Ощипали, приготовили, многие стали пробовать. Но я не смог, и сейчас не могу, этот вальдшнеп совсем как тот галчонок.


2013