Непременно найдёт

Таврический сад нарядился по-осеннему и был похож на яркую разноцветную мозаику. Тёплый солнечный луч, просачиваясь сквозь оранжевую листву деревьев, ласково гулял по лицу. Было приятно. Солнце вообще редкость для Питера, особенно в конце августа. 
 Распахнув пальто, Андрей сидел на деревянной скамейке рядом с уличным художником, задумчиво курил и наблюдал, как кисть оставляет на холсте рыжие, зелёные и красные следы. Ему всегда хотелось научиться также непринуждённо создавать что-нибудь прекрасное: картины, музыку, стихи…
   
 В эту ночь ему снова снились горы: он карабкается по скале без страховки. Немеют руки, солёный пот щиплет глаза. Неизвестно, что ждёт наверху, только одно — он должен доползти... Внезапно в сон ворвался звонок. Андрей схватил трубку и услышал заискивающий женский голос. Разговор был недолгим, но Андрей больше не смог уснуть и теперь упрекал себя за малодушие. Зачем он согласился? Чего он ждёт от этой встречи? Жил же себе спокойно… Мысли, ещё в юности задвинутые на самые дальние антресоли памяти — так было легче — вновь назойливо его теребили и Андрей понимал, что вот-вот снова сорвётся.
 «Интересно, она хоть изредка вспоминала обо мне или «с глаз долой из сердца вон»?»— он всматривался в каждую проходящую женщину и пытался понять — она, не она. «А может любила меня всю жизнь, страдала, просто так сложилось…».
 Взглянув на часы, Андрей нехотя встал и побрёл к автобусной остановке, где они условились встретиться. Под козырьком никого не было. Он тяжело опустился на металлическую лавку и снова закурил. «Сколько ж мы не виделись? Почти тридцать лет... Интересно, какая она сейчас? Постарела, наверно... Да и я уже не тот маленький, восьмилетний, наивный… Странное чувство — ни радости, ни волнения… Как будто и вправду жду автобуса». В сторону Андрея неуверенной походкой, словно не по асфальту, а по песку, шла красивая немолодая женщина. Седые волосы аккуратно заколоты, лёгкий голубой плащ, небольшая светлая сумка. «Вот бы это она…»
 - Андрюнчик, привет, дорогой! — нахально проскрипел чей-то голос. — Ух, как ты на батю-то похо-о-ож, ну прямо копия! Я тебя сразу узнала! — грузная дама с красными прожилками на одутловатых щеках плюхнулась рядом с Андреем и, чертыхнувшись, с пятой попытки расстегнула заевшую молнию на рыжей куртке. — Молодец, что пришёл! Ну как ты? Выучился на кого? Работаешь? Где живёшь? — продолжала она, обмахиваясь потрёпанным журналом.
  
 Андрей растерялся от такого натиска. Он ждал долгих объяснений, раскаяния, слёз, а тут самый настоящий допрос.
 - У меня нормально всё... Слесарем работаю в авторемонтной мастерской, жена есть, сын Пашка... ты-то как? — спросил Андрей, придя в себя после первого замешательства.
 - Я в порядке. Проводницей вкалываю, мотаюсь туда-сюда, вон всю страну избороздила. Это ж только кажется, что легко — лежи себе в отдельном купе, ничё не делай. Билетики проверь и снова ложись, чаёк разнеси и опять отдыхай. А ты попробуй! Одних полов раз восемь за день надраишь — не то что спать, жить не хочется! А хамов сколько! — продолжала она, театрально закатив глаза. — Напьются, это самое, до чёртиков и орут, в драку лезут!…
 - А меня-то ты как нашла?— перебил Андрей, прикуривая очередную сигарету.
 - Что значит «как»? — вытаращилась проводница, — Позвонила участковому, он мой давнишний дружок, а дальше уж он посуетился. Я ж мать тебе, а не посторонний человек! — она серьёзно на него посмотрела и внезапно разразилась оглушительным хохотом.  
 Андрей побледнел. Ещё ребёнком он терпеть не мог её отрывистый грубый смех.
 ... Ему года четыре. Проснулся от шума в соседней комнате, сполз с раскладушки, пошлёпал босиком на звук маминого голоса, открыл дверь: мама хохочет на коленях у худого лысого дяди. Дядя зло на него глянул, выругался, сплюнул и резко встал. Мама схватила Андрея за руку, вывела на лестничную площадку, захлопнула дверь. Темно. Лампочку на этаже давно выкрутили. Ледяной бетонный пол. Тягучая вонь помойки. Тошнит. Позвонить соседке? Стыдно в одних трусах...
 ... Ему семь. Первое сентября. Дети с красивыми ранцами и большими букетами шагают в школу. Андрей в чьей-то старой мятой форме крадётся через проходной двор. Подсматривает из-за угла школы. Дети рассказывают стихи, учителя поздравляют школьников с Днём знаний. Не хватило смелости. Убежал. Дома били.
 ... Ему восемь. Вечер. Темно. Крыльцо дома. Гремит музыка, мама громко смеётся, выпивает с соседскими дядьками. Садится к ним в жигули, уезжает. Он плачет, бежит за машиной, открывается окно, летит пустая бутылка, хохот, он уворачивается, поскальзывается, падает на асфальт...
  
 Больше он маму не видел.
  
 - Мам... а кто был тот лысый?  
 - Какой лысый?! — оторопела она.
 - Да неважно... — он, не спеша, встал со скамейки, вдавил окурок в край зелёной урны, как будто поставил жирную точку, и собрался было уйти, но, словно очнувшись, с усилием посмотрел на рыжую куртку:
 - Ты... ты что-то хотела?
 - Так я, это самое, думала... насчёт алиментов — растерянно затараторила проводница, — я это... ну не всю же жизнь мне... и покоя хочется... я же мать тебе, а не посторонний...
 Но Андрей её уже не слышал. Он шёл по Фурштатской в сторону метро, уныло насвистывая любимую песню из детства «Пусть мама услышит, пусть мама...»