Соперница

 (рассказ)
Санитарка Даша, понуро опустив голову, мыла полы в длинном больничном коридоре. Снова она задумалась о своей незадавшейся жизни. Вспомнила покойного мужа, которого пьяным сбила машина. А сыночка, которого в тридцать лет съела какая-то страшная болезнь, она помнила всегда…. Эту непоправимую беду, помог ей одолеть сожитель Михаил. Сожитель…. Это слово коробило её. Она не раз предлагала ему зарегистрироваться, прописать его в своём большом опустевшем доме, но он только отшучивался. Своё подворье, где жил с покойной женой, не забывал. Там у него, и кролики водились, и куры. Весной сажал огород. Всё это – и не только это – вызывало у Даши болезненную ревность.
- Даша, приготовь в шестой палате постель. Да и полы там помой.
Вздрогнув от неожиданности, Даша разогнулась, и увидела, что дежурная медсестра ведёт под руку женщину. Приглядываясь к ней, ощутила в душе что-то неприятное.
Раздевшись, больная оказалась в новеньком спортивном костюме. Щёки её горели, а глаза блестели нездоровым лихорадочным блеском, от чего она выглядела очень красивой, и кого-то напоминала.
- Температура у тебя, Танюша! – хлопотала возле неё медсестра. – Сейчас пошлю, кого-нибудь в ларёк… лимон купят. Тебе питьё обильное необходимо.
- Да перестань ты Оля! Обойдётся,- слабо возразила больная, и тут же зашлась в тяжёлом приступе кашля.
А домывавшую в палате пол Дашу буквально прожгла догадка: «Это же Танька! Соседка Мишкина!.. Та самая…»
После укола, Татьяна уснула, и спала, довольно долго.
В палате она была одна, и, зайдя туда, Даша пристально разглядывала спящую.
«Красивая! – сделала убийственный для себя вывод. Знала, она, как подурнела и постарела после смерти сына. И желудок заболел. Говорят: на нервной почве. – А чего ей красивой не быть? – разжигала Даша свои ревнивые чувства. - Детей не хоронила, муж пьяный не гонял. И с Мишкой, только любилась, не обстирывала его, у плиты не стояла, как я». Почему-то этот последний довод особенно больно хлестнул её по сердцу.
Перед сменой принесла Татьяне ужин. И , будучи взвинченной до предела, неожиданно дня самой себя, спросила:
- Ну, что передавать соседу твоему привет?
Татьяна, не сразу сообразив, о ком речь, пожала плечами:
- Так я утром его видела. Здоровался.
- А… Он ведь, уходить от меня собирается. А знаешь, как мы с ним живём?
- Знаю, - устало ответила, уже лежавшая под одеялом Татьяна. – Не любите вы друг друга, оттого и калабродите.
- А ты, любила его?
- Любила. Я его и сейчас люблю.
- Так что же не срослось у вас? – словно одержимая бесом, продолжала Даша.
- Мать у меня разбитая инсультами лежала. Я возле неё почти год сидела. А то, что Миша к тебе ушёл, это его право.
- Значит, сейчас, ты бы приняла его?
- А почему бы и нет?
Даша выбежала из палаты, как ошпаренная.
Даже по дороге домой, не могла успокоиться, унять бешено колотившееся сердце. «Зачем я трогала её? Подразнить хотела? А вышло наоборот. Она вон какая!..  Любит она его! А может, они и сейчас водятся? Старуха-то её померла!». Домой пришла совсем уже взбешённая, и тут же накинулась на Мишку. Тоном недовольной хозяйки допытывалась, почему воротца на огород не закрыл, ведро с помоями разлито – воняет по всему двору.
Он промолчал. Но за ужином с холодной усмешкой спросил:
- Это какая же муха укусила тебя?
Вспомнив о том, что дружок её вспыльчив, как спичка, может из-за любого пустяка собрать «манатки», и уйти домой, она промолчала. Однако, сидевшая в ней обида и злость пёрли наружу самым нелепым образом.
- Танечку твою сегодня в больницу привезли…. Кашель, температура… Видно, пневмония у неё…
- А что ты засияла, как медный самовар? хмыкнул Михаил. – Рада, что ли?
Поняв, что болтнула лишнее, она тут же поспешила схитрить:
- Да нет, удивила она меня, вот и всё…. Сказала, что любит тебя до сих пор.
- Сказала? Тебе? – изумлённый Мишка вскочил из-за стола. – Да врёшь ты всё!
- Да ей-богу! – В какой-то немыслимой горячке, выпалила Даша.
- Ну, а если так, - выдал побледневший Михаил, - то, значит, ты сама её до этого довела. Знаю я тебя, дурочку. Сама, наверное, к ней с разговорами полезла. Ну и получай! Я её тоже… не забыл.
Схватив со стола сигареты, он выбежал во двор.
А Даша зашлась в тяжких  рыданиях.
Путаясь в своих тяжелых мыслях, она потеряла счет времени и даже не заметила, как сзади подошел Михаил. Он долго стоял, как будто раздумывая, а потом обнял вздрагивающие плечи...
    Поздно вечером, Татьяне не спалось. Благо, что в ночь дежурила Ольга - давняя подружка, с которой когда-то сидели за одной партой. Правда потом,Ольга долгие годы прожила в грузинском городе Рустави. Лишь в смутные девяностые годы, вернулась вместе с семьёй на родину. А с Татьяной они снова сблизились, когда покойная мать не раз попадала сюда в критическом состоянии. Когда-то давно, боясь оставить мать одну, Татьяна всю ночь провела здесь. И в разговоре со школьной подружкой, поведала ей о своей горькой любви. 
       - Бедный Мишка! – говорила она и теперь, сидевшей рядом  Ольге. – Не повезло ему, ни со мной, ни с Дашей этой… Он ведь уходил от неё  зимой.
      - Нашла, о ком печалиться! – почти  возмущённо возразила Ольга. – Предал тебя!
      - Предал – не  предал!  Всё это, Оля, мелодрама, сериал! А в жизни всё так напутано… Люблю я его. И до смерти любить буду…. А ведь у него  сердце больное,  операция необходима.… Только денег, наверное, нет.
       - Так в чём дело? Дай ему! – холодно  усмехнулась  Ольга.
       - На то пойдёт так и дам. Что мне с тех денег! Вокруг меня всё рушится. Мать умерла, а следом Полинка -  сестра двоюродная. Мы с нею с самого детства – душа  в душу!...  А теперь что? Пустота, стены холодные.,.. Для меня не было вопроса, что такое счастье…. Осенний день, холодно. А в летней кухне теплота, на плите томат  варится – аромат какой! А в огороде трактор  урчит, пашет. И Миша там!... Жили, как одним двором. Вот это и было счастье. Да если ещё с ним что… Мне и жить незачем.  Даже мама перед смертью звала его, чтобы попрощаться...   винилась, что из-за её немощей, у нас всё разладилось.
       - А у вас, кажется, ничего и не разладилось,- смущённо промолвила  Ольга.
     - Да ведь мы восемь лет рядом были! Они же почти десять лет назад сюда из деревни переехали. Домик,  рядом с нами купили, чтобы поближе к больнице… Жена у него больная была. Ну а потом, овдовел….
    Мишка тоже не спал. Уйдя от   Даши на диван, бесцельно переключал каналы телевизора. А в памяти вдруг, так ярко вспыхнула одна из попоек с новоявленным соседом  Витькой.
     - Ну и чудик, ты, Миша! Такую бабу бросил! Королевишна! Всё при ней! Там и денег, наверное, мешок. Всю жизнь бухгалтером была…. Не то, что у Даши, вошь в кармане, блоха на аркане. Да ещё сынок больной в придачу. Ох, наплачешься ты с ними!
    - Королевишна! – как  ужаленный повторил  пьянеющий Мишка. – Оттого-то она и бортонула  меня. Ну, а  больная мама, это так – отмазка!
        Прожив с Дашей четыре года, Мишка до сих пор недоумевал – как  он мог зацепиться  здесь? Помнил лишь то, как согласился обкладывать соседний дом кирпичом – а был он знатный каменщик. Хотел подзаработь….
Вечерами после работы, хозяева накрывали  стол. Тут же в помощницах бегала и кума  хозяев Даша. В один из вечеров, все четверо так налакались, что ночёвка у Даши оказалась чем-то  заурядным, проходящим. Хотя  это была первая измена женщине, которую он так полюбил!
       Подъезжая на машине к своему дому, увидел  возле Татьяны «Скорую помощь».   А потом, уже со своего двора, и её саму -  похудевшую, заплаканную. И тут же мелькнула в голове подленькая мыслишка: помрёт  бедная  Григорьевна, в суете сотрётся его «грех», как грязное пятно с одежки.  Но, измученная старушка всё жила и жила, много кое – чего случилось за это время. Помнится, как однажды, в ответ   его очередное  «здрасте»,  Татьяна  блеснула  холодным, как сталь взглядом:
     - Ну, что… милуетесь? Дарья, говорят, повариха знатная. Балует тебя,   деликатесами, не то, что я…
     - Ну, да! – в тон ей ответил Мишка. – А вообще-то, бартер у нас. Как это… ты мне, я тебе…Она мне барахлишко постирает, жрать  наварит. А  я ей по хозяйству…
    - Замечательно! -  перебила его Татьяна, и с хохотом ушла прочь.
    Как ни странно, именно этот диалог  стал началом примирения.  Изредка Татьяна позволяла уводить себя из дома. Сама не навязывалась, ни на что  не сетовала, но и от встреч не отказывалась.  Мишку это  изумляло, и разжигало притихшие чувства.
     А потом… летним вечером, когда он долго поливал картошку,  «Скорая» увезла  Григорьевну в больницу.  Видя всё это, он, в лихорадочной  спешке мылся в летнем душе, и  через огород пошёл к Татьяне.
     В доме остро пахло лекарством, а она сама, безучастная ко всему, сидела в зале, на диване.  Подсев рядом, он обнял её, как маленькую, гладил по голове. Рассеянно шаря по стенам комнаты взглядом, заметил портрет юной красавицы. И так  же рассеянно спросил:
    - Это ты, да?
    - А что, совсем не похожа?
    - Ах, Танюша! Какой же ты ещё ребёнок!
    Наговорил он ей  тогда с три короба. Хотя, всё сказанное шло от души. Старушке  вскоре  стало легче, как  сказали по телефону. Может, потому и запомнилась им эта ночь, как одна из самых счастливых…
        Даше, предупреждая её вопросы, сказал, что поломалась машина.
        - А позвонить? – с лёгким упрёком промолвила  она.
        - Можно было и телеграмму послать. Не догадался.
        Сам того не замечая, он становился  язвительным, провоцировал скандалы. Но Даша, даже в разгар ссоры, просила у него прощения, умоляла не бросать её. Когда умерла Григорьевна, он, обычно прижимистый, купил, довольно дорогой венок. Но она и тут смолчала.
         Смерть Григорьевны, несмотря на её преклонный возраст, была глубоким горем для её детей. Особенно убивалась младшая дочь Алёна, жившая где-то далеко. Слыша её рыдания, Мишка невольно вспомнил прошлогоднее лето, когда она приезжала с  дочкой и годовалым  внуком… Однажды он приехал от Даши, ранним утром, и увидел бродившую по огороду Алёну с крошечным мальчиком на руках. Она  обрывала ягоды смородины и  кормила малыша. Это было так трогательно.
  - Не спите, полушники? – пряча  смущение, спросил он. И  пока Алёна что-то отвечала, он, пошарив в кустах, быстро набрал  горсть клубники.
     - Ух, ты, какая крупная! Ну, скажи  дедушке спасибо, - обратилась она к мальчику. И когда он что-то залепетал, они оба засмеялись.
      Каким же благостным, казалось теперь,  то  безвозвратно  отлетевшее лето!..
      Придя с похорон, Мишка присел  на  лавочке у своих ворот. Было очень жарко, хотелось искупаться и  залечь в постель. Но к соседскому дому, одна за другой, бередя сердце, подъезжали машины: поминать Григорьевну собирались в кафе.  Вот  уж и Ваня, брат Татьяны подбежал:
      - Пойдём, Сергеевич! Помянуть соседку – святое дело.
     Его позвали и на следующий день, когда шли на кладбище. И на девять дней, перед самым отъездом Алёны с мужем.
       …Под вечер, Иван затеял жарить  шашлыки, и весь двор наполнился ароматным дымком. На столе стояли бутылки с пивом, лежала аппетитная копчёная мойва. Тихо переговариваясь, хлопотали  Алёна с Таней. От всего этого мучительно щемило сердце. В душе теснилась безотчётная жалость, хотелось плакать.  Но вскоре, подвыпивший Иван начал травить анекдоты, стараясь разрядить обстановку. А в полночь, провожая  Мишку, хлопнул  его по плечу:
 - Ты тут приглядывай за  Танюхой… Одна теперь осталась.  Эх, не повезло ей! Как бросила алкаша своего в двадцать пять лет, так одна и прожила.  События полугодовалой давности, так захлестнули  Мишку, что ему даже во сне приснилась покойная  Григорьевна, со скорбным лицом, и такой  внятной фразой: «С кем же она  останется, кровинушка  моя!».
        За окном хлестал дождь, хотя была уже вторая половина декабря. Мишке всё казалось нелепым, бессмысленным. И этот дождь, и вчерашняя перепалка с Дашей, и жизнь с нею, такая мутная и ненужная. «И к чему этот сон? Может, мне и жить-то осталось, всего ничего! Так почему бы  с Танюхой это «ничего» не дожить? Налюбиться,  да нарадоваться! На белый  наглядеться! Детям моим  всё равно, с кем я жить буду. И с Дашкой я под венцом не стоял».
    Поздним вечером, проводив её на ночное дежурство, Мишка, не торопясь, собрал свои вещички, и уехал отсюда…. Как ему казалось, насовсем.   Наутро проснулся  поздно. Голова трещала, в доме было душно. «Надо же, дурак! Натопил» - и зайдя в тесный чуланчик, где стоял газовый котёл, с досадой повернул вентиль.  На столе в веранде стояла недопитая «полторашка»  пива. Увидев её, поморщился: уж это было совсем ни к чему. Хотя тут же  вылил остаток в расписную, подаренную  Татьяной чашку, и с  жадностью выпил. «Надо же! Как свинья нализался! А зачем? Чтобы Танькой  «по душам» поговорить. Поговорил!...»  И в памяти  его со всею ясностью  предстало всё услышанное от  неё, всё то, что не просто ошеломило его, но раздавило.  Оказывается, Татьяна собирается уезжать к сестре.  Дочка с зятем уже купили квартиру своему первенцу. Не зря на  Севере  живут. А деньги куда-то вкладывать надо. Вот там-то и будет  она жить….
   - На мой век хватит. Когда ещё племянник вырастит. А сидеть здесь, судьбу оплакивать… да ждать, когда ты с Дашкой поругаешься… Это уж  извини, не вариант…. Да и вообще… Не могу я понять: почему ты к Дарье  пошёл?  А если пошёл, почему не живёшь с нею по-человечески?  Не говорю о том, что ты нам обеим жизнь испоганил. Ты свою-то собственную жизнь  наизнанку вывернул.  Вспомни, её сына больного. Сколько ты его по больницам возил. Как  он мучился, умирал!  Горе какое! Но тебе-то зачем нужно было это горе?  Своего мало? Родители умерли, жена следом!,,,,  И мне покоя не даёшь: «Люблю! Люблю!» И где же она, любовь твоя?  Чем же я хуже твоей Дашки? Борща, как она не наварю? Или шмотки твои не постираю?
      В его сознании снова и снова бились эти беспощадные вопросы. И ни на один из них  у него не было ответа.