15. Учёба

Под новый 1920 год мороз усилился. Не хотелось выходить из чума. Но надо было кормить оленей, собак, проверять ловушки на пушного зверя и морды для ловли рыбы. Долгими зимними вечерами, при тусклом свете, исходящем от  очага в чувале, Евья, проявляя чудеса рукоделия, шила из кусков шкур одежду, обувку, и попутно учила Алексея остякским словам. Старик Ванхо обучал его охоте, рыбалке, искусству выживания в тайге.

Алексей долго не мог привыкнуть к пище остяков. Все эти потроха с кровью животных вызывали в нём порывы к рвоте. А ещё обоняние испытывало стресс от запахов немытого тела и мочи, в которой вымачивались шкуры.
 
Однако, жизнь требовала как можно быстрее приспособиться к этим непривычным условиям существования. Недели через три обоняние и вкусы его привыкли. А совместное проживание с семьёй остяков в стеснённых условиях чума не стало казаться ему божьим наказанием за грехи. Он, волею обстоятельств попавший в непростые, а по большей части критические ситуации, постепенно начал втягиваться в эту, первоначально казавшуюся первобытной, жизнь северных людей.

То, что она была не такой уж первобытной, Алексей понял, когда в ходе неоднократных бесед со стариком и Евьей, он узнал о стройной концепции устройства мира и их сонма божеств, курирующих конкретные направления в природе и человеческие отношения. Сначала эти знания остяков вызвали в нём, как в православном христианине, категорическое неприятие. Но со временем, а время подумать было предостаточно, он начал понимать, что корнями христианской веры является язычество.

Например, старообрядческий восьмиконечный крест, как один из символов православия, подтверждает утверждения остяков о верхнем мире – там обитают боги, среднем мире, в котором живут люди, звери, растения, камни, и нижнем мире – мире духов умерших. Язычество, как религия существовала и продолжает существовать, неисчислимые тысячи лет. Христианство же всего около двух тысяч. Уже через неделю Алексей начал понимать многие из остякских слов.

Как-то Полинка, уже начавшая говорить по-русски, предложила Алексею поиграть в живое – неживое. Она начала задавать ему вопросы, на которые он должен был отвечать.

- Человек живое или неживое?
- Конечно живое.
- Птица?
- Тоже живое.
- Вода?
- Неживое.
- Проиграл, проиграл, - обрадовалась девчонка.
- Почему проиграл?
- Вода движется, значит - живое. Снег с неба сыпется – живой. На землю упал – неживой. Весной растаял, стал водой – снова живой. Ладно. А камень?
- Конечно неживой.
- Опять проиграл, - захихикала Полинка.
- Почему это? Он же не движется.
- Есть камни похожие на зайца, есть на птицу, на медведя, на человека – они живые. А мёртвые – ни на кого не похожие.
- Ладно. Проиграл. Проиграл.
- Ну раз проиграл, расскажи сказку.
Делать нечего. Пришлось Алексею рассказать сказку про Ивана-царевича и серого волка.
- На волке человек не может ехать. На олене может, - заключила Полинка.

Вскоре Полинка заболела. Она сильно кашляла, не давая никому спать. Евья с Алексеем наломали хвойных веток. Часть из них отварили, заставив дышать Полинку над варевом. Часть настояли и поили девчонку по несколько раз в день. Также давали ей жевать сосновую смолу – живицу и пить чай с медвежьим жиром. Через несколько дней девчонка выздоровела.

В самые сильные, крещенские морозы, собака Сопочиных по кличке Охсар, и вправду похожая на лису, ночью ощенилась. Рано утром, за шкурой закрывающей вход в чум, раздалось слабое поскуливание. Открывшая вход Евья увидела всю трясущуюся от мороза Охсар и маленький, покрытый инеем, комочек издававший писк. Девушка взяла на руки слепого щенка и начала его отогревать. Охсар же скрылась в предутренней морозной дымке.  Через некоторое время около входа в чум лежал ещё один новорожденный щенок. Звуков он не издавал. Потом Охсар принесла к людям ещё пару щенков. Все трое были уже замёрзшие. Ерёмка, Стёпка и Полинка приложили немало усилий, чтобы их оживить. Дули им в ноздри. Однако ничто не помогло. Щенки были мертвы.

- А где же был отец? Почему не пришёл на помощь? - спросил Алексей.
- Евр уже старый. Спал, наверное. Надо их покормить, - ответила Евья.
- Как же мы его назовём?
- Ты видишь у него ни одной чёрной шерстинки, как куропатка зимой. Давай назовём его Пойтэк.

Отогревшись и окрепнув, уже на второй день, Пойтэк, постоянно падая, но тут же поднимаясь,  обошёл весь чум. Как бы желая поближе познакомиться, он, переваливаясь, поскуливая – требуя к себе внимания, подходил к каждому человеку и тёрся об ноги. Ребятня была в восторге. Ну как же. Новая игрушка.

После сильных морозов в конце месяца мёртвой воды (январь) наступила оттепель. Временами даже шёл мелкий, назойливый дождь.
 
- Ачем (плохо). Куль – Отыр разгневался,  - бормотал старик Ванхо.
Снег покрылся твёрдой ледяной коркой. Важенки не могли пробить наст. Быки с трудом справлялись с этой задачей. В оставленных ими лунках самки кое-как добирались до остатков ягеля – основной пищи оленей. Годовалые оленята стали слабеть. В одну из ночей сильно залаяли собаки. Алексей оделся и вышел из чума. В корале оленей что-то происходило. Животные, чем-то обеспокоенные, метались, норовя сломать ограждение. Собаки просто заливались лаем. Из чума вышел Ванхо с горящей головнёй.
 
- Что там, ики? – спросил Алексей.
- Пупи пришёл. Ачем, ачем - ответил старый остяк, и размахивая головнёй над головой, как мог, поспешил в сторону кораля, громко крича на ходу.

Алексей присоединился к старику и тоже начал кричать. В ответ они услышали сердитое рычание хозяина леса. Раздался треск ломаемой ограды, тяжёлое сопение вспугнутого зверя. Собаки захлёбываясь лаем, преследовали удирающего медведя.
Утром, обходя стадо, Ванхо и Алексей увидели цепочку следов, уходящих через загородку в лес.

- Когтистый старик  важенку убил, - сказал старик.
- А почему он зимой не спит? – спросил Алексей.
- Вода от дождя берлогу затопила. Теперь он так и будет приходить за оленями, - ответил Ванхо.
- Что же нам делать?
- Надо просить Нум-Торума.
- А как просить?
- Покормить его печенью, сердцем с кровью и мозгом оленя.

В корале Ванхо указал на оленя однолетку и сказал Алексею, чтобы он поймал того тынзяном. Сам же ики вынул из ножен висевших на поясе, деревянную спицу. После десятка неудачных попыток набросить петлю на шею оленя  Ванхо позвал Евью. Девушке удалось сделать это со второй попытки. Молодой олень яростно сопротивлялся. Бил копытами, тряс головой, пытаясь сбросить петлю с шеи. Алексей помог удержать тынзян в руках Евьи.

Старый остяк, обхватил за шею левой рукой, а спицей резким ударом проткнул оленю сердце и что-то крикнул Евье. Та подбежала и заткнула рану тряпицей, чтобы священная кровь не пропала даром. Олень вздрагивал, вертел хвостом и молча закрывал глаза. Остальные олени сбились в кучу в дальнем конце кораля. Алексей, помог Ванхо, перевернуть оленя на спину. Он ещё подавал признаки жизни, когда старик острым ножом сняв шкуру от копыт, начал с головы вспарывать его белый живот вплоть до хвоста. От оленьих внутренностей шёл пар. Младшие Еремей со Стёпкой помогали деду. Вскоре шкура была снята, внутренности унесены в чум, кровь собрана в деревянные туески. Из желудка извлекли полупереваренный ягель и съели его. Старик объяснил, что это лучшее средство против чахотки и болезней желудка человека.

Следующим утро Алексей, нагруженный дарами для Нум-Торума, шёл на лыжах обшитых камусом за Ванхо-ики, который торил лыжню. Через пол часа они вышли на заснеженный берег Тром-Ёгана. Перейдя заледенелую протоку, подошли к  кедру, возвышающемуся над всеми окружающими его деревьями. Вытоптав полянку возле могучего дерева до земли, принялись за обустройство стоянки. Первым делом надо было развести костёр.

По команде старика они начали раскачивать сухую, без хвои сосну, стоявшую неподалёку в кочкарнике. Вскоре дерево с треском упало, теряя сухие ветки, которые тут же были собраны. Из-под остатков коры Ванхо раздобыл волокна, ободрал бересты, достал из качинга (меховой подсумок), стальное огниво, пластину гриба трутовика, кусок кремня и начал высекать искры, направляя их на трут. Через минуту он уже раздувал волокна с тлеющей полоской трута. Ещё через пару минут уже раздавался треск начавших гореть веточек костра.

На кедровых ветках уже висело несколько выглядывавших из-под снега тряпочек. Ванхо повязал ещё одну. Затем вдвоём они начали выкладывать дары Нум-Торуму. Соорудив шалаш из веток и лапника возле костра, Ванхо и Алексей разместились в нём. Старый остяк, раскачиваясь из стороны в сторону, начал что-то бормотать. Как понял Алексей, он просил помощи у кедра, как связующего звена между человеком и богом. Алексей различил отдельные, только недавно ставшие для него понятными слова о том, чтобы Нум-Торум принял их скромные дары, позволил им убить медведя-шатуна и вернуться к себе на стойбище. Через некоторое время с реки усилился ветер и сдул с веток кедра часть снега, укрывшего дары.
 
- Яма (хорошо), - сказал Ванхо, и они пошли в обратный путь.
 
Вечером старик достал старое кремневое ружьё и начал его чистить. Треснутое ложе было стянуто проволокой и покрыто многочисленными рисунками.  В ночь Ванхо с Алексеем начали устраивать засаду на медведя.

Они вытащили за ограду кораля куски растерзанной важенки и замели лапником свои следы. На месте, где медведь сломал изгородь, Ванхо установил большой лук-самострел, используя остатки ограждения кораля и плетёную из оленьих жил верёвку. Потом обмазали кровью и остатками внутренностей важенки свои кумыши. Ванхо объяснил, как нужно стрелять, зарядил ружьё самодельной картечью, насыпал на полку порох и закрыл её крышкой. Пробный выстрел остяк делать не разрешил. Можно было спугнуть зверя. Да и порох зря расходовать было жалко.  Устроили засидку из веток и лапника внутри кораля, из которой были видны припорошённые снежком останки важенки. Ружьё установили на подставку, направив ствол на приваду. Собак устроили на ночь в чуме.

Первым дежурил Алексей. После полуночи его сменил Ванхо. Первая ночь прошла безрезультатно.
 
- Ачем. Ветер от нас был. Пупи почуял, - сказал Ванхо.

На вторую, ещё до полуночи, появился медведь. Появление его для Алексея произошло неожиданно, видимо он в это время дремал. Заставил его очнуться  звук спускаемой тетивы самострела.  Стрела прошла выше. Зверь, за мгновение до выстрела самострела, лёг прямо на останки важенки. На звук пролетевшей стрелы медведь поднял голову.  В следующий миг Алексей нажал на спусковой крючок.
 
Сноп искр, облачко дыма, грохот выстрела перекрыл рёв раненого зверя. Из чума выскочили собаки. Следом с пикой в руках Ванхо, а с горящей головнёй – Евья.
Медведя на приваде не было. Кровавые следы уходили вглубь ночного леса.

Утром Ванхо и Алексей пошли за собаками по следу. Медведя они нашли версты через полторы в кустах на берегу старицы Ингу-Ягуна. Он ещё дышал, но на собак и людей не реагировал.