Посмертный поминальный гимн
Тем не менее, прожив не мало, успел сделать много гадостей людям, так как они не отвечали ему взаимностью на его попытки их любить, к тому же у него это ещё и не получалось, любить, мог быть только любимым без взаимной привязанности.
Потому, чего обижался и зачем гадил совсем было не понятно. Его ж не трогали, его даже не любили и просто не замечали. Наверное, поэтому, желая быть увиденным он и делал что мог — гадил, а потом скулил, как провинившийся щенок, от того, что сначала ткнули носом в собственное дерьмо, а следом попросили выйти, вышвырнув вон.
Но он всё равно, будучи побитой собакой, возвращался на место преступления, будто зарыл там свою кость по запас и желал её выкопать и догрызть, и снова пытался отомстить, теперь уже за то, что снова не поняли и вышвырнули вон.
Так он жил долго и муторно между мщениями и злодействами, не научившись любить людей, и они ему тоже дружно ответили взаимностью, сделав его изгоем, и изгнали из своего общества, поставив на самую низшую ступень их социума, хотя он считал, что находится выше их всех в своем миропонимании и в своих поступках безграничной подлости. А что ему оставалось, если любить не умел, значит, мог только ненавидеть и делать всё то, что тянет за собой это чувство ненависти, мстить и пакостить, мелко и по- крупному, как, когда получится, но лучше по- крупному, больше удовольствия от жизни, и поэтому всегда стремился по-крупному, будто каждый раз умирал, но с музыкой, зная, что проживет долго.
И жил же, долго и памятно для других, тех, которым делал гадости, зная при этом, что негодяй, но по-другому не то, чтобы не умел, а просто не хотел, ещё и потому, что выучил для себя лично на примере тех, кто был полностью похож на него и схож с ним и с его манерами, что таких земля носит на себе точно так же, как и тех,что всегда и везде в полном противоречии ему. Она, земля даже не то, чтобы терпит, просто носит и всё подобных ему, и его самого будет носить, не надрываясь, как "стерпится, слюбится", оставаясь на уровне полного равнодушия и безразличия.
Выучил назубок про тот акт справедливости и мести, что они для тех, других несовместимы, рука об руку только для него одного в том случае, когда мстил за свою несостоятельность, попробовав быть негодяем, а когда понравилось, ведь лёгкость такого бытия давно прижилась в этом мире,то остался таким до самой смерти, прожив долгую-долгую жизнь негодяя и подонка, которому никто не сказал, кто он есть, побоявшись его злобы и чувства мести, хотя не просто не любили его, ибо не за что было, а даже ненавидели. Только их ненависть не была рожденной на пустом месте, будучи обоснованной, и потому оправданной в отличие от его, когда не было ему ни в чем оправдания, хоть и акт справедливого возмездия так и не настиг его, подарив ему жизнь в статусе негодяя, долгую-долгую жизнь, в которой он сначала заблудился, потерялся, а потом встал, с легкостью нащупав в темноте, на тот путь, который привел его туда, где он и находился всю свою долгую жизнь, сам наполненный до отказа ненавистью и получая взамен тоже те же чувства, а ведь всегда хотел взаимности в любви, но не научившись любить, стал ненавидеть, не зная, что тут тоже бывает полная взаимность, если и не взаимопонимание. Ему казалось, что это не про него, что это право ненавидеть и гадить принадлежит только ему одному, забыл, что живет в мире людей, которые, если и испугались его злобы и мести, то не побоялись хотя бы ответить ему взаимной, но по всем статьям оправданной ненавистью.
— Ну, успел он нагадить, и успел. — Сказали люди, когда наконец, его не стало, и его путь на этой земле закончился, а жизнь оборвалась. — Ну был такой, негодяй среди негодяев, ну, что с того...
Сказали и забыли, забыли о том, кто так бесславно для себя и других прожил эту короткую-длинную жизнь, в которой всем даётся право выбора, кем быть и кем стать, даже если тебе на пятки и будет наступать такой подонок, и смрадно дышать в твой затылок, всё равно ты можешь оставаться тем, кем есть, не уподобляясь и не беря пример с того, кто только и мог в своей жизни, что гадить и пакостить.
Пусть земля ему будет пухом, пусть его поступки не лягут тяжким бременем на тех, кому он успел причинить много горя, и пусть когда в лесу, где зарыли его останки, завоют волки, пусть все знают, что это поминальная песня того, кто ничего в этой жизни так и не понял, оставшись холодным и неприступным камнем, который не смог растопить никакой огонь любви. Для этого надо было самому любить, и не искать лёгких дорог в своей жизни, чтобы ещё и остаться в памяти людей, не как непревзойденный, но рядовой злодей, таких обычно всё же забывают, а как простой человек, который умел любить и был любим.
27.07.2020 г
Марина Леванте
Свидетельство о публикации №220072500853