28 октября - 13 ноября

28 октября

Пытаюсь придумать задание для Ляли, но в голову совсем ничего не лезет. Я не хочу, чтобы она делала что-то, из-за чего её могут высмеять, или что-то, что может её расстроить, да и полезных дел, которые мне было бы лень сделать самому, у меня тоже сейчас нет. Столкнулся я со столь тяжёлой задачей, потому что выиграл спор. Мы забивались на то, как скоро приедет Сэм. Точнее, я просто сказал, что есть у меня предчувствие, что наша встреча произойдет раньше праздника, а Ляля назвала его неверным и предложила заключить пари. С моей стороны было не очень честно на него соглашаться, так как я говорил не наугад, а ориентировался на запах, и это, пожалуй, ещё одна причина аннулировать спор.
Сэм приехал в полдень. У меня не получилось подгадать так, чтобы поймать его на въезде, мы вышли навстречу несколько позже, но это не помешало мне сойти в Лялиных глазах за человека с потрясающей интуицией. Она теперь подтрунивает меня настойчивыми советами зарабатывать деньги предсказаниями, и, на самом деле, из такого умения можно было бы слепить какой-нибудь фокус. Поиск человека с завязанными глазами — банально, это первая мысль, которая приходит в голову, и она не представляет из себя совершенно ничего интересного, у меня есть другая. Мы с Сэмом давным-давно обсуждали возможность проведения фокуса, который заключался бы в следующем: я протягиваю человеку колоду карт, прошу его их перемешать, достать одну и положить на стол, когда я отвернусь, после этого Сэм должен подбежать, увидеть ранг и масть карты, а затем сообщить мне. Подглядывать должен именно Сэм, потому что он лучше ориентируется во всей той мешанине, которую мы видим при беге. Конечно, цифры он разглядеть не может, но мне кажется, что этот навык тренируем, и при желании и должном усилии такое в принципе возможно. Главная проблема в другом — мы так и не придумали, каким образом я узнаю, какая за моей спиной карта. Была идея с запиской, чтобы дать Сэму время её написать, я бы мог нести какую-нибудь отсебятину, под соусом того, что я «наколдовываю себе» указание на карту, затем я бы достал записку из мешка. Не промахнуться бумажкой на бегу очень сложно, потому эту идею было решено отложить в долгий ящик. Теперь стало возможным осуществить упрощенную версию такого фокуса, я бы смог его выполнить с завязанными глазами. Упрощение состоит в том, что называется только масть карты, узнавал бы я ее, ориентируясь на местонахождение Сэма. Мы бы договорились, что, если он видит червы, то бежит от стола налево, а если крести — направо. Можно было бы достать коллекционные карты, у которых одноцветные масти смотрятся более контрастно, чтобы глазам было проще, наверняка такие кто-нибудь делает. Прекрасная задумка, обязательно расскажу о ней Сэму.
Хворь навещаемой дворяночки оказалась оспой, пришлось сильно постараться, чтобы изгнать заразу, и, к счастью, этот труд не оказался напрасен, хоть болезнь и оставила свой характерный след. Всё это время Сэм жил в отдельной хорошо обставленной комнате, ему слуги простыни меняли, кушанья разные три раза на дню приносили. Он не дал однозначной оценки такой жизни, отозвался о ней просто как о непривычной и в какой-то мере неловкой. Хозяйка дома к нему относилась благосклонно, даже подарила ему платье после того, как в одном из их разговоров выяснилось, что у него есть спутница жизни. Дворяночка из платья выросла, у неё сыновья подрастают, и донашивать такую красоту некому. Оно очень приятное на ощупь, наверное, из бархата, над грудью справа, должно быть, раньше были пришиты драгоценные камушки, там ткань в нескольких местах немного светлее, думаю, выглядело потрясающе, не больше, не меньше, особенно, если это были какие-нибудь алмазы. Ляля раздумывает, какой вышивкой будет закрывать отличающиеся участки, ей размер прекрасно подошел, единственное, подразумевалось, что подол должен касаться пола, а на Ляле он едва доходит до начала ступней. Для нас это даже скорее плюс, нежели минус, чай не важные персоны, слуг не имеем, полы каждый день вычищать не можем и по городу передвигаемся на своих двоих. Что касается моих надежд относительно приезда Сэма — они оправдались, я как в первые дни схожу с ума от этого странного запаха, а при сосредоточении на нём чуть ли не полностью теряю понимание происходящего вокруг меня. Страхи по поводу соблазнов испить Лялиной крови испарились, денег на жизнь более, чем хватает, я преуспеваю в своем деле, хотя в начале лета мок под дождем раненный и ограбленный. Для полного счастья не хватает избавления от проклятья и любви всей жизни, но тогда бы я, наверное, мгновенно помер бы от радости.

29 октября

Много сегодня говорили с Сэмом. Я раскрыл ему, что Ляля сильно преувеличила мои заслуги в той драке, естественно, Сэму это было и без меня понятно, но он отметил, что я молодец. По его мнению, то, что я хоть какое-то время продержался можно назвать улучшением, но я совершенно с ним не согласен, ведь я терял сознание не во всех опасных ситуациях. В самых волнительных моментах моей жизни я был в себе, будь иначе, мы бы оба сейчас не дышали. Сэм стал объяснять мне какие-то свои догадки, но я так и не понял, какую закономерность ему удалось углядеть. Мы посмеялись над Лёлеком, Сэм собирается к нему заглянуть, посмотреть, чего нового ему может рассказать этот умудренный опытом целитель. Про фокус поговорили, он оценил мои выдумки, но мы отложили идею в долгий ящик. Больший интерес в этом разговоре представляет то, что я узнал от Сэма.
Начну с того, что он прикарманил у дворяночки книгу. Воровать у человека, проявившего к тебе гостеприимство, подарившего приятнейшее на ощупь платье, бумагу, которую Сэм мне вчера вручил со словами "на радость твоей графомании", у человека, заплатившего больше, чем ты обычно получаешь — поступок не только неблагодарный, но ещё и глупый, можно было просто попросить отдать насовсем или одолжить то, что тебе так сильно приглянулось. Я уверен, вылеченная дама не стала бы отказывать. Эта сворованная книга мистического содержания, на моей памяти вторая, в которой упоминается обряд с использованием единорожьей слюны. Обещается излечение от всех болезней и притяжение удачи, порядок действий выглядит достаточно безобидно: нужно смешать слюну с луком, пролитыми над ним слезами, папоротником, а потом обмазаться полученной жижей и произнести нужные слова. Учитывая, что другой, казалось бы, тоже мирный обряд (ну а что, потерпеть немного как смешанная кровь жжется — небольшая цена за невесту) убил человека, мне это совсем не нравится. Сэм сказал, что это может быть нашем спасением, мол, раз, единственный известный нам раньше ритуал с упоминанием слюны, обещая дать силу духа и власть, превратил людей в таких же, как и мы, что, как он считает, соответствует описанию, то и этот, обещая очистить от болезней, может избавить от проклятья. Хорошо хотя бы, что он понимает, что проверять правильность его догадки на здешних горожанах не следует.
Ещё Сэм рассказал, что встретился в путешествии с другим проклятым. Абсурдно называть конкретно этого человека проклятым, нужно другое слово. Бессмертного? Это будет не совсем правдой. Кровопийцу? Будет путаница с головорезами. Клыкастого? Но ведь, если такой человек лишится клыков, его природа всё равно останется прежней. Пускай будет Знающего, пока мне в голову не придёт название лучше. В общем, Знающий стал таким в начале лета, благодаря нему стало известно, что убить может только смешанная кровь, а отдельно моя или отдельно Сэмова на это неспособны. До становления тем, кем он сейчас является, был ворьем, ему безумно повезло с этой встречей, потому что его возлюбленная нуждалась в срочной лекарской помощи. Когда Сэма привели к больной, он увидел исхудавшую женщину, скулящую от боли, на стуле возле кровати валялась тряпка с кровью, которую бедняжка теряла при кашле. Исправить такое не смог бы ни один врачеватель в мире. Они втроем посоветовались, и решили сделать женщину... Нет, не Знающей, это слово совсем не подходит, нужно придумать другое. Короче, через несколько дней над ней провели ритуал. Страх смерти обладал над будущей обращенной такой властью, что она согласилась, зная обо всех последствиях. Сэм сказал, что я буду бесчеловечным, если назову его поступок неправильным. А я даже не знаю, будь я на месте того проклятого, я бы не смог дать умереть тому, кто мне дорог, я это точно знаю. Я почти уверен, что провёл бы ритуал, если бы меня об этом попросил умирающий товарищ, а тем более возлюбленная, провёл бы, хотя не поменял бы мнения о том, что проклятие несет зло, провёл бы, потому что не нашёл бы в себе сил допустить смерть, когда могу сохранить жизнь. И осознание этого пугает, также как возможность встать перед подобным выбором. Возможно, у нас с Сэмом есть во взгляде на эту ситуацию несколько совпадений, потому что вместо того, чтобы стремиться обрекать на судьбу проклятой Лялю, он больше горит тем, чтобы найти способ снять этот бич с нас. Он признался, что долгая разлука поставила в его мыслях всё на свои места, и он понял, что девушки лучше Ляли ему не найти. Хочет жениться весной, будет деньги копить на свадьбу, верит, что к этому времени мы уже будем самыми обычными людьми. Представления о наступлении такого будущего, кормят мой эгоизм, как ничто прежде. Очевидно, что будет большой, нереальной удачей, если мы преуспеем в этом деле без жертв, что скорее всего мы вернёмся к тому, от чего я бежал, но... что станет, когда у нас получится? Всех нас учили, что на чужом несчастье счастья не построить, но я каждый раз забываю об этом, как подумаю, что мы можем больше не быть проклятыми.

Целый день представляю, какой бы могла быть наша жизнь. Серьёзно, когда мы с Лялей пели, когда я играл на лютне и пытался что-то сочинить (казалось, что смогу таким образом отвлечься, но ничего подобного), когда я вышел прогуляться, когда играл с ребятами в кости по возвращению, всё время моя мысленная цепочка замыкалась вопросом: "Что станет, если мы избавимся от проклятья?". Я бы точно купил дом в этом городе, мне здесь нравится, тихо, размеренно, люди в большинстве своем приятные, с трактирщиком я на короткой ноге. Раз в год, летом, я бы отправлялся в путешествие, чтобы вспомнить, как прекрасна моя Родина и вновь посмотреть на её большие и маленькие уголки. В один из таких уездов мне бы встретилась дама сердца, и я бы перевёз её сюда. По праздникам мы бы навещали её родню, она бы подружилась с Лялей, и в то время, как девушки занимаются своими девичьими делами, я с Сэмом шёл бы в трактир, просил бы Филипа плеснуть пива за так по старой дружбе и вспоминал былые времена. Такие встречи всегда бы заканчивались моими благодарностями Сэму, потому что он не опустил руки и добился нашего освобождения, а Сэм бы, в свою очередь, гордо их принимал, шутливо упрекая меня за опасения, куда ж без этого. Наверное, я бы не хотел всю свою жизнь выпрашивать деньги, играя для разного рода пьяниц, скорее всего мне бы это наскучило, и я бы попробовал найти какого-нибудь богатея, желающего обучить своих отпрысков музыкальному искусству. Потом, скопив состояние, мы бы с женой завели и своих детей. По правде говоря, я никогда не испытывал особой горечи по поводу того, что проклятье лишило меня возможности воспитать свое продолжение. Но мне кажется, что, видь я, когда смотрю в зеркало, что черты моего лица грубеют и приобретают большую мужественность, замечай я, как с каждым годом, отношение других ко мне меняется, что в их глазах с течением времени я выгляжу всё более серьёзным и ответственным человеком, будь оно так, у меня бы появилось желание растить сыновей или дочерей. Оно у всех появляется, просто у кого-то это происходит позднее. У моих детей была бы замечательная жизнь, ни один родитель не знает столько интересных историй, сколько знаю их я, и ни один родитель не будет также хорошо понимать насколько обидно бывает слышать: "твои годы молодые, ещё поймешь, что я прав", — от какого-нибудь остолопа (который ещё и младше тебя на два десятка лет). Я бы учил их жить по совести, чтобы они никогда не допустили моих ошибок, поддержал бы в любом начинании, которое им приглянется, научил бы охотиться и попросил бы Сэма показать им, как делают самые простые мази с отварами, да и сам бы посмотрел, ведь, несмотря на свою неинтересность, это умение полезно для обычного человека. Всё стало бы правильным, таким, как должно, исчезли бы навязчивые запахи, борьба с такими сильными соблазнами, которые есть сейчас, осталась бы в прошлом, у меня были бы обычные страхи, которые свойственны каждому, и с которыми можно справиться, и такими же простыми стали мои искушения. Воплотись описанное в жизнь, у меня бы не стояло сейчас дилеммы: причинять вред другим людям ради столь желанной мечты или навсегда забыть о ней. Хотя такого выбора нет и сейчас, всё уже решил Сэм. Я хочу написать, что не могу на него повлиять, но ведь, на самом деле, это не так, я бы мог его переубедить, если бы постарался. В то же время, когда я обсуждал подобное со священнослужителем, он сказал, что мне не следует корить себя за чужое зло, и я сейчас даже готов с ним согласиться, но... Я же не «не могу» переубедить Сэма, я не хочу этого делать, я хочу, чтобы он сделал то, что собирается, и чтобы его действия привели к тому, чего мы желаем. Я ничем не лучше, и даже в разговоре с самим собой, когда я могу обелить себя, закрыв глаза на любые моральные прегрешения, я не нахожу оправдания ни своей слабости, ни своему эгоизму.

2 ноября

Вот и прошли День всех святых с Задушками. Мы раздали нуждающимся хлебцы, с подачи Сэма заглянули к Лёлеку и ему тоже вручили. Он не понял, что над ним иронизируют, пригласил зайти в гости через несколько дней. Сходили на кладбище, навестили Лялиного батюшку, прибрались у него. Мы закончили с этим делом довольно скоро и большую часть времени, проведенного там, общались, толком ничего не делая. Ляля рассказывала, каким отец был при жизни, и я могу сделать только один вывод: ей несказанно повезло с ним. Это был человек спокойного нрава, который всегда действовал по справедливости, почти никогда не повышал голоса, прислушивался к своим близким. Именно он вложил в Лялину голову мысль о том, что её мнение важно, и, мне кажется, что в этом и есть весь секрет присущей ей обворожительной непосредственности. В отличие от отца Сэма, Лялин батюшка пытался жениться во второй раз, но в последний момент семья невесты дала заднюю и свадьбу пришлось отменить. Не могу сказать было ли это к лучшему, с одной стороны у Ляли не появилась помощница в быту, а с другой — мало ли как могли построиться её отношения с мачехой. Вон, Сэм с родным отцом так и не смог найти общий язык, он даже сейчас ни одного хорошего слова о нём не может сказать.
Я смотрю на свои прошлые записи, сопоставляю с тем, что чувствовал сегодня, и мою душу травят сомнения. Я хочу лишить себя той вещи, за которую готовы заплатить любую цену, ненавидимые церковью алхимики — бессмертия. Что, если мне не будет прощения, после всего, что я совершил? Я не понимаю, что большее зло: то, что я делаю из-за проклятия, или то, что я могу сделать, чтобы от него избавиться. Мне очень давно хочется увидеть какую-то подсказку, любой знак, но ничего подобного либо не происходило, либо я слепой и всё это время не могу разглядеть то, что находится у меня под носом. Я стараюсь быть внимательным, я всё время пытаюсь осмыслить не является ли какая-то вещь Его проведением. Сэм устал разбираться в том, что должно, что нет, через несколько лет после того, как очнулся проклятым, и стал делать, что хочет, а я всё бьюсь и бьюсь над этим, но никакого озарения на меня так и не снизошло. Нужно ли продолжать?

6 ноября

Рефлексия так ни к чему и не привела. Разговор со священником мне ничем не помог, это, пожалуй, было самым бесполезным действием за все эти дни. Он сказал не грешить. Чудесно, хороший совет, я так делал, и к чему это привело? К тому, что по моей вине оборвалась жизнь сначала Грома, а потом Руфина, это убийство положило начало целой череды смертей, произошедших из-за меня, и прошло не так много времени с того момента, как мне удалось её закончить. Я даже больше скажу, несмотря на то, как дорого мне обошёлся провал первого испытания своей воли, я попробовал не пить кровь ещё раз. Я прислушивался к своему разуму больше двух дней, после действовал по наитию, меня хватило на пять суток, а потом я вонзил зубы в Сэма. Для меня до сих пор загадка, почему в том состоянии, я посчитал, что это хорошая идея.
Мне представляется полотно полное ярких красок, цветов, различающихся в самых малых оттенках, шедевр созданный самым гениальным живописцем, которого знавал свет, и ребенок, который, не понимая всего ужаса своего поступка, проводит несколько раз руками по ещё не высохшему маслу. Примерно то же самое случилось со мной на пятый день голода, я больше не видел предметов, которые можно разложить на детали, только их размазанные очертания, по которым тяжело было определить, где кончается одна вещь и начинается другая. Малейший шорох забирал меня всего, требовал мгновенного отклика, казалось, что произойдет нечто страшное, если я не прекращу все свои дела и не брошусь выяснять, что за звук был мною услышан. Самое пугающее изменение произошло в обонянии, мои соблазны как будто посчитали, что моё решение жить праведно — вызов, приглашение к некой схватке, которая не может закончиться ничьей. И, как это бывает в легендах, на такое сражение были брошены все мыслимые силы: я чувствовал, что запахи исходят отовсюду, куда бы я не повернулся, мне казалось, что невидимые руки хватают меня за волосы, пальцы и одежду, чтобы притащить к одному из источников, распространившегося вокруг благовония. В определенный момент этот мнимый зов стал непреодолимо сильным, и мои клыки оказались в человеке, который был меньше всего годен для такой участи. Возможно, это было осознанным поступком, сделанным, чтобы обмануть свои соблазны, возможно, что такой исход событий произошёл на их поводу, и это было ошибкой, вызванной полной спутанностью моего мироощущения, я не помню своих тогдашних рассуждений. Сэм тогда только рассмеялся, его моя затея с самого начала пугала, и всю мою голодовку он хотел, чтобы я её быстрее закончил. Он назвал меня дурачком и вложил в мои руки свою фляжку. Я выпил её содержимое полностью, совершенно не замечая вони чуждой мне крови. Мне страшно снова так рисковать.
Помимо священника я советовался с Лялей. Из-за того, что нельзя полностью ей объяснить ситуацию, мнение вышло неоднозначным. Она сказала, что лучше принести малую жертву, чтобы избежать большой, но при этом её мысли насчёт бессмертия и проклятья никак не поменялись с того времени, как я впервые ей об этом поведал под видом байки, то есть она бы не стала от него отказываться и использовала бы его преимущества ради создания своего благополучия. Если отбросить все представления о добре и зле и взглянуть на Лялины рассуждения чисто с прагматической точки зрения, то на первый взгляд они звучат здраво. С другой стороны, если думать о будущем, которое случится через несколько столетий, а, может быть, даже и тысячелетий, мне всё равно воздастся, и мучения мои будут нескончаемыми.
Мне всё более верным кажется, что мысль о том, что, разложив свои сомнения по полочкам, я разберусь с ними, была не самой лучшей, я наоборот ещё больше в них закопался. Эта проблема далёкая, не нужно над ней сейчас биться, к тому же сегодня был очень приятный день, незачем его зазря портить. Мы с Сэмом зашли к Лёлику, и попросили его поделиться своей "мудростью", он, как только понял цель нашего визита, сразу выпрямился, посерьёзнел, такой чудак, я не могу. Сэм на каждое его слово важно кивал и, слыша любое утверждение, говорил: "Ого, а я не знал", — периодически он заменял эту фразу разными вариациями, но всё равно притворства в интонациях было тяжело не заметить. Но Лёлик смог! В один момент он опешил и пораженно произнёс: "Как же ты людей лечишь, раз ничего не знаешь?", — на что Сэм ему ответил: "Ну ничего, какие мои годы, ещё научусь". Не знаю, что происходило в голове у Лёлика, но он просто согласился с этой фразой, причем его голос стал более добрым, я бы сказал, опекающим. Спустя какое-то время я заскучал и предложил Сэму пойти домой, но он отказался, потому что надеялся заболтать нашего наставника по лечебному делу и прикарманить несколько трав. Ну и, я ушёл один, а Сэм до сих пор, так скажем, забалтывает.
Мы очень мило поговорили с Лялей, но это омрачается тем, что я чувствую сильное напряжение, когда она сидит рядом, а всё из-за недавнего случая, казалось бы, мелочь, но она совсем выбила меня из колеи. Ляля показывала мне почти доделанную птицу, которую она вышила на платье, ей хотелось обратить моё внимание на то, как отличается ткань, в которой выполнено оперение, и она взяла меня за руку, как бы желая ее направить. У меня в голове развернулась целая буря, благо я укусил себя за внутреннюю сторону щеки и быстро вернул самоконтроль. Почему меня тяготят какие-то отвлеченные и неактуальные вопросы, в то время как я переживаю, что что-то пойдёт не так почти при любом соприкосновении с Лялей? Лучше потратить усилия, чтобы придумать, как исправить эту ситуацию. Тем более, что Ляля сказала, что скорее всего до конца дня закончит с платьем, и, как только это случится, она снимет с меня мерки для шубы.

Боль помогает приходить в себя и прогонять неправильные желания. Буду так себя сдерживать, пока не свыкнусь. Надеюсь, что у меня получится, иначе лучше уехать и не подвергать Лялю опасности, ибо я не знаю, как ей обосновать, что она ни с того, ни с сего стала для меня неприкасаемой. Мне очень не хочется, чтобы до такого дошло, я дал себе время до весны. И всё-таки, если ничего не поменяется, и мне не станет легче, я не вижу другого выхода. Сэм со мной согласился, он меня приободрил, напомнил, что мой возможный отъезд не означает конец нашей дружбы. Он вообще сегодня разрешил многие из моих переживаний. Я убедился, что при всех своих стараниях не смог бы повлиять на него, иначе можно сказать, что я расписался в своей лени, слабости и ещё каких-нибудь пороках, но я очень устал от подобного хода мыслей. Я не ответственен за все грехи в этом мире, так почему я должен винить себя за то, что сделает Сэм? Нет на то истинной причины. Мы поговорили о моих мыслях о бессмертии, его очень удивило, что я перестал закрывать глаза на хорошие стороны, которое несёт проклятье. Мне стало спокойнее по этому поводу, Сэм указал на то, что, даже если способ вернуться к нормальной жизни станет для нас известен (причем, неизвестно, существует ли он вообще), меня никто не заставляет сразу им воспользоваться. И да, и нет, такой поступок будет означать, что я продолжу жить во грехе, когда у меня есть возможность этого не делать. Лицемерно и подло пытаться обойти данный факт. Но мне всё равно стало легче, Сэм умеет говорить так, что с ним соглашаешься. И я ведь сам знал, что переживаю из-за абстракции, в настоящее время это же именно, что абстракция. Надо было сразу поделиться с ним, с тех пор как мы рассорились и примирились, я не разу этого не делал. А ведь в этом нет ничего постыдного, это такая же просьба в помощи, как любая другая, к тому же ни в одном другом человеке я бы не нашёл столько же понимания.

11 ноября

Зима всегда была не самым простым временем, но с появлением проклятья я прочувствовал это ещё ярче. В мехах бегать ужасно жарко, а без них каждая остановка воспринимается, как маленький подвиг, охотиться тяжко, потому что лес готовится к своему самому длинному в году сну. Самое обидное, что с этим ничего нельзя сделать, мы так и не придумали способа обойти эту напасть. Человек достиг больших успехов в своём взаимодействии с природой: телеги освобождают нас от того, что приходиться тащить поклажу на своём горбу, её вес берут на себя лошади, почти любой зверь будет быстрее нас, но с помощью лука и стрел, мы выигрываем в схватке за пропитание, побеждая противника издалека, когда он даже не успел нас заметить, у нас нет крыльев, но мы придумали верёвку и так наловчились с ней обращаться, что можем взобраться на любое дерево. Не знаю, какими гениями были люди, создавшие вещи, что нас окружают, может быть, пади проклятие на их головы, они бы решили и проблему с зимней охотой.
Сегодня уточнял у Филипа по поводу выступления, собирался уходить уже, а меня девушка хватает за руку и говорит: "Ай да позолоти ручку, а я тебе будущее твое раскрою, от ошибок уберегу, дорогою верной направлю". Я смотрю, она в обносках каких-то, босая, молодая, ей лет пятнадцать, наверное, по-своему красивая. Она явно чужестранка: смуглая, черновласая, говорит бегло, иногда в речи не наши слова проскальзывают, ну и имя у неё в конце концов чужое — Бахт. Жаль, я не спросил о её Родине, это же вполне может быть Индия, мог бы узнать, как Девдан поживает. Конечно, я согласился на гадание. Мы сели за стол, она достала необычные карты с разукрашенной в синий рубашкой, и сказала мне вытянуть три. На первой был изображен священник, она должна показывать прошлое. Бахт сказала, что это значит, что жизнь у меня была умиротворенная, и что я познакомился с сильным, как она выразилась, безопасным, но холодным эмоционально человеком. Потом она перевернула карту "настоящего", и я увидел мужчину в чёрных одеждах возле могильной плиты. Бахт сказала, что тяжело у меня на душе, что я сейчас переживаю какую-то потерю. Последняя карта несла в себе изображение голубя с письмом в клюве, сказительница моей судьбы сразу заулыбалась и произнесла: "Полюбит тебя кто-то скоро". Не то, чтобы я верил, но в прошлое-то она попала, и на душе мне действительно сейчас тяжко. Не хочу, чтобы её предсказание сбывалось, мне хватает нынешних беспокойств за глаза и за уши, а если это ещё будет взаимно, это же вообще бед не оберёшься, а если у неё будет моя кровь, причем такая же как у Ляли... хуже придумать невозможно. Я не выдержу того, с чем сейчас справляется Сэм. Я понимаю, что буду себя корить и если обращу её в одну из нас, и, если не сделаю этого. Сэм, кстати, в последние дни совсем себя не жалеет, постоянно что-то варит, смешивает и настаивает, и каждый раз после охоты мы помногу времени продолжаем ходить по лесу, чтобы что-то собрать. Он собирается продолжить продавать зимой свои лекарства, и сейчас запасается. Обычное дело? Только не для Сэма, он всегда ленился возиться осенью со всеми этими заготовками. Раньше его деятельный разум на это время впадал в спячку и прекрасно себя чувствовал, живя на ту мелочь, какую можно получить с больных крестьян. А теперь, когда эту светлую голову посетила идея женитьбы, всё изменилось. Он стал более набожным, в нем проснулась совсем чуждая ему сентиментальность, я вижу это, кода мы поём и он оказывается нашим слушателем, у него исчезло желание напиваться, как и наплевательство к своей судьбе, намёки на которое углядывались в последние весенние месяцы. Новые черты встали в противовес его порокам, в случае с Сэмом любовь сотворила с ним замечательные перемены, но мои недостатки иные, мне подобные чувства окончательно уберут почву из-под ног.

13 ноября

Исполняем мы вчера Oczy zielone, следом планировалась новая песня про Филипа, на которой Сэм должен был пойти по столикам с моей шляпой. Я ещё как мы вошли приметил среди сплошных знакомых лиц Бахт вместе с несколькими женщинами, её землячками: то же вытянутое лицо, густые брови и медная кожа. Так вот, на Przez te oczy zielone oszala;em эти умницы-красавицы поднимаются со своих мест, чтобы выпрашивать у посетителей деньги. Наши деньги! Если бы не я с Лялей, людей пришло бы гораздо меньше, там и так людей способных дать пару грошей по пальцам можно пересчитать, а с этими попрошайками мы вообще почти ничего не заработали. У Бахт ещё хватило наглости подойти и попросить пару монет, за что она бы приворожила нам удачу. Я не успел ответить на вопрос о своей недовольной мине, меня опередила Ляля. Бахт расстроилась, обвинила нас в бессердечности, сказала, что её народ вынужден скитаться, чтобы искупить свои грехи, что они выживают, как могут, и для нас эти деньги не так важны. Ляля ответила, что-то вроде: «С таким поведением, вам шлындам, ещё долго придётся отмаливаться», — и они с Сэмом демонстративно ушли, а я не смог справиться со своим сочувствием и извинился. Понятно, что проще сразу Бахт в руки высыпать всё, что ко мне в шляпу попало, чем игнорировать подобное, но ведь этим паломницам правда не приходится выбирать. Сегодня на улице буду играть, авось встречу кого, кто поленился дойти до трактира или просто питейные заведения не переносит. Жаль, никто из ребят со мною пойти не сможет: у Сэма склянки, Ляля с шубами зашивается, — не получится на ходу играть, ну да ничего страшного.

У меня появился шанс научиться играть на турецкой скрипке. Вообще, я неправильно говорю об этой вещице, абсурдно, равно что я бы описал лютню, как скрипку, для которой не нужен смычок. К несчастью, правильное название вылетело у меня из головы, хоть мне и сказали его несколько раз. Звук у этого инструмента приглушённый, гнусавый, при этом такие черты совершенно не портят его выразительности. Наверняка это чудо мастерской мысли было создано специально для того, чтобы на нём играли то, что я услышал сегодня: мелодии, которые одним махом поменяли все мои представления о красивой музыке и гармонии, — у нас так точно никто не сочиняет.
Пытаясь заработать, я случайно встретил Филипа-плотника. Мы поговорили, он поделился тем, что нашёл себе подмастерье, ну точнее, попытался вызвать у меня сожаление об упущенной возможности, такое впечатление сложилось. Его ученик неместный, из того народа паломников, ромов, как они себя зовут. Филип этого парня нахваливал с большим воодушевлением, говорит, и учится быстро, и рассказать может много толкового, и знает, как со старшими обращаться. Полагаю, он пытался своего ученика мне в пример поставить, я, конечно, всё понимаю… Да что таить, разозлила меня эта беседа очень скоро, и я поспешил найти предлог, чтобы скорее её закончить. Не в самом благонамеренном настроении я пошёл туда, где дорога между богатыми домами и площадью сворачивает на соседнюю улицу. Мне всегда казалось, что это место будет хорошо для игры: там более-менее тихо, да и люди бывают нередко, — похоже, что в этом мнении я не одинок. Уже в пути я услышал неведанный мне раньше звук турецкой скрипки, его дополняли приглушённые удары в неровном ритме, у меня было ощущение, что, если я задержусь, чтобы послушать всю эту красоту, то непременно впаду в транс или что-то вроде. Единственным слушателем играющих ромов, помимо меня, был молодой мужчина, руку которого пристально разглядывала одна из женщин, появившаяся вчера в трактире в компании Бахт. Зрелище было занимательным, а потому я решил пособить ребятам, и заодно сыскать себе в городе ещё немного известности: я побежал по домам, чтобы рассказать, что нас посетили артисты. Спустя какое-то время напротив ромов организовалось небольшое сборище. Я чуть-чуть подождал и, как ни в чём не бывало стал подходить к людям, протягивать им шляпу и просить помочь музыкантам. Денег набралось в разы больше, чем обычно, а взгляд той, что забрала у меня вчера честно заработанное, был просто неописуемым. Когда выступление закончилось, и горожане разошлись, я подошёл к товарищам по призванию и отдал им их выручку, немного из всего полученного добра прикарманил, хоть как-то вчерашнее отбил. Меня поблагодарили, дали подержать скрипку, я попробовал сыграть, но из-под моих рук вышел только режущий уши скрежет. Также, мне стало известно, что за грех ромовский народ хочет отмолить: их родные земли были порабощены турками, захватчики заставили принять пленных новую веру. Потребовалось сказать очень много пустых слов, перед тем как осмелиться попросить обучить меня обращаться с прекрасным чужеземным инструментом. Конечный ответ меня скорее обрадовал, нежели расстроил, ромы сказали, что прикосновение к подобному искусству дело не для лишних глаз, а среди них чужаков не любят. Я предложил в плату помощь мясом и шкурами, что подкупило моих новых знакомых, они пообещали поговорить со своим "бара", этим словом у них зовётся кто-то на подобии старшого в деревне.
Ребята на новости и принесённые деньги отреагировали по-разному, но оба пожелали мне удачи. Сэм за меня порадовался, причём так искренне, видимо, заметил, как меня воодушевила вся эта затея. Так странно, мне не будет никакой пользы оттого, что я научусь перебирать струны на ещё одном инструменте, больше, чем с лютней я не заработаю, новым шагом в моих духовных поисках это умение не станет, ни на какие вопросы не ответит, но всё равно никак не могу нарадоваться, представляя, что дело выгорело. Вот, кто не разделил моего восторга, так это Ляля, она посоветовала быть осторожнее и держаться от Бахт подальше. Абсолютно непонятное заявление, ибо красть у меня нечего, а другого смысла делать мне плохо у неё нет, да и к тому же моим наставником будет не Бахт, а Кхамало. На просьбу разъяснить, что имелось ввиду, в ответ прозвучало лишь: «Ты слышал, что я сказала». Скорее всего вчерашнюю ситуацию не может отпустить, надеюсь, со временем всё само уляжется.