Калейдоскоп воспоминаний, мой путь, 6

                МАМИНЫ ТРУДНОСТИ

     Мама была большим специалистом в своей области, с её мнением считались, на всесоюзной конференции её доклад вызвал большой интерес. Она писала диссертацию в институте судебной экспертизы, помогал ей заведующий отделом криминалистики очень знающий Андрей Константинович Папаспираки, но так как он не имел научной степени, то официальным руководителем её был доктор юридических наук в Москве. Поэтому время от времени ей нужно было туда ездить. Собирали её всем учреждением: кто-то давал приличную юбку, кто-то жакет, пальто, я уж не говорю о том, что все поездки были в долг. Но приезжая из них, мама всем привозила гостинцы, обычно бублички.

     Когда она отвезла готовую диссертацию и автореферат руководителю, то он оставил их у себя на проверку. Была у него другая аспирантка, москвичка, которая писала диссертацию на близкую тему. Пока мамина работа была у руководителя, эта аспирантка представила свою диссертацию к защите. В Одесский институт судебной экспертизы прислали её автореферат на отзыв. В нём не только суть, но даже цитаты классиков марксизма-ленинизма были взяты из маминого автореферата. Защищать маме теперь было нечего, все надежды рухнули!
 
     А потом на работе у мамы начались трудности: пришло из министерства распоряжение, чтоб все научные работники окончили институт марксизма-ленинизма, поэтому мама вынуждена была это выполнить. Потом спустили приказ о необходимости получения допуска всем сотрудникам учреждения. Мама послала документы, но ей ответа не было: ведь она не знала, где отец и брат и честно написала это. Как хорошего работника маму не исключили сразу, она продолжала работать. Вскоре приехала комиссия с ревизией института. Недостатков в маминой работе не нашли, поэтому стали спрашивать, верит ли она в Бога, мама ответила, что верит.
Рассказывают, что это было доложено на коллегии министерства в Москве при отчёте о результатах ревизии. Все дружно хохотали, что старший научный сотрудник, заведующий отделом института верит в Бога. Очень скоро была создана такая обстановка, что маме пришлось уйти с работы по собственному желанию.
 
     Многие порицали маму за её признание, но когда она рассказала об этом Анастасии Васильевне, то услыхала в ответ:

     -Умница! Молодец!
 
     Теперь начались поиски работы, что осложнялось действующей тогда   «нормой на оккупированных»: в учреждениях допускался только определённый процент оккупированных сотрудников. Долго не удавалось маме ничего найти, она уже начала отчаиваться. И снится ей сон, будто поднимается она по крутой горе, вырубая ступени в скале. Видит, что есть ещё дорога, опоясывающая гору серпантином, по которой не спеша поднимаются люди, собирая по пути цветочки. Но она продолжает рубить скалу, чтоб быстрее прямиком добраться до вершины.

     Наконец, маме предложили сразу две работы. Одну из них нашла Таисия Ивановна Мартыненко, ученица пения Анастасии Васильевны. Работа была хорошо оплачиваемая, но на ней требовался жёсткий восьмичасовой рабочий день. Другая работа была лаборантом на кафедре физики в Одесском инженерно-строительном институте, зарплата там была значительно меньше. Но мама выбрала вторую, чтоб больше быть дома и уделять мне внимание.

     В результате в аттестате за седьмой класс у меня были только две четвёрки по русскому и по украинскому языкам, остальные — пятёрки. Но самое главное: я ощутила радость познания, мне понравилось знать! Из седьмого класса можно было пойти в техникум или продолжать учёбу в десятилетке. И мама сказала мне:
 
     - Я, конечно, очень хотела бы, чтоб ты окончила десять классов и поступила в институт. Но если ты не хочешь учиться, то иди в техникум. Я болею, могу умереть, но обязана дать тебе в руки кусок хлеба.

     - Я хочу учиться! - ответила я.

Решено было, что я пойду в восьмой класс, а если не буду успевать, то поступлю в техникум.

                ЖУЛЕНЬКА

     В это время тяжело заболела бабушка Юлия, жена моего любимого дедушки Станислава, мы пришли её навестить. Была у неё собачка Жуленька, чистокровный карликовый пинчер, со всеми присущими этой породе особенностями. Строением тела она напоминала миниатюрную антилопу, только вместо рожек – большие чуткие уши. Была Жуля тёмно-коричневая, почти чёрная с рыжими подпалинами. Такие же рыжие были пятна над большими, блестящими, тёмными, очень выразительными глазами. Положенное число бородавок украшало острую мордочку с влажным чёрным носом.
 
     Жулю щеночком купила бабушка Юлия, и собачка сразу стала маленькой хозяйкой дома. На первый этаж, где жила бабушка, из подвала наведывались крысы. Жуля оказалась замечательной крысоловкой, оправдывая репутацию своей породы. Ведь издавна в Германии использовали карликовых пинчеров в конюшнях для ловли крыс. Была Жуля и прекрасным сторожем: не успеет кто-нибудь подойти к дверям, а она уже звонким лаем извещает старушку.
 
     Необычайно подвижная и жизнерадостная, Жуля была приветлива ко всем людям, но больше всего удивляло бабушку Юлию, как она встречала маму со мной.

     - Знает, что ли, кого я люблю?» – говорила бабушка Юлия.
 
     И, действительно, с Жулей творилось что-то необыкновенное: она захлёбывалась радостным лаем, прыгала и умудрялась лизнуть меня в щеку, хотя я была немаленького роста. Набегавшись вдоволь вокруг нас, усаживалась напротив и улыбалась нам.

     Предчувствуя свою скорую кончину, бабушка Юлия попросила меня досмотреть, если она умрёт, её любимую собачку. Я обещала, и когда случилось это горе, взяла собачку к нам, хотя бабушка Ксения не хотела брать животных. Принеся Жулю, я села рядом с бабушкой на диван, собачка положила  голову на колени буничке и навсегда её покорила.

    Три дня до похорон Жуля провела у гроба хозяйки и простудилась. Пришлось обратиться к ветеринару, который прописал Жуле ментоловое масло в нос и капли Зеленина от сердца. Очень не нравилось это собачке, но она была послушная и, когда я звала, медленно приближалась ко мне, глядя с тоской по сторонам.

     Прошло несколько дней, как Жуля поселилась у нас, и приснился мне странный сон. Будто вхожу я в избу, одна из стен которой представляет экран, как у телевизора, а перед ним — мужчина, управляющий им. На экране появляется туманная женская фигура в покрывале, выплывает из него и останавливается в воздухе передо мной. Что-то очень знакомое в этой фигуре, но никак не могу вспомнить. Вдруг я вижу, как от меня к ней бросается Жуля и начинает радостно прыгать между нами. Я узнаю умершую бабушку Юлию и… просыпаюсь
.
     Жуленька стала нашей общей любимицей, но основной уход за Жулей был на мне: я гуляла с ней, кормила, купала, лечила. Однако что бы она ни делала, всегда торопилась занять место у ног бабушки Ксении, которую сразу признала главной хозяйкой. Такая неблагодарность  меня огорчала и сердила. И стала я думать, пытаясь понять причину. Наблюдая, как Жуля ходит за бабушкой Ксенией, я обратила внимание на сходство бунички с умершей бабушкой Юлией: такая же длинная юбка, медленные плавные движения, общий силуэт, такие же тёплые мягкие комнатные туфли. А главное, такое же доброе, ласковое, чуткое отношение к собачке. Тогда я поняла, что предпочтение бабушке Ксении проистекает из преданности умершей бабушке Юлии. После этого я ещё больше полюбила нашу Жуленьку.

     На следующий год весной бабушка Ксения заболела сердцем, и по совету врача мы выехали на лето в Рудницу, так как там был дубовый лес. Взяли с собой и Жулю.  В дороге она вела себя идеально, хотя широко открытые глаза выдавали её волнение. Чинно сидя на подстилочке на скамейке вагона, она неизменно вызывала улыбки контролёров. На остановках я с ней выходила погулять, и она смешно торопилась, чтобы не отстать от поезда.

     В деревне Жулю ожидало много нового: у хозяйки снятой нами комнаты был золотой красавец-петух раза в два больше Жули, под стать ему были и куры, большие, рыжие, пушистые. Когда я с собачкой вышла первый раз погулять, они сбежались во главе с петухом и в молчании застыли вокруг неё, образовав окружность диаметром метра в два. Склонив головы набок и глядя одним глазом, они ожидали, когда Жуля кончит свои дела. Она, встревоженная таким вниманием, поторопилась перескочить через петуха, а куры стали пировать.

     Каждый день мы всей семьёй отправлялись в лес. Я несла Жулю в хозяйственной сумке, не до конца затягивая «змейку». В отверстие изредка выглядывал глаз или влажный нос. Нас всегда сопровождал эскорт из деревенских ребятишек и больших беспризорных дворняг. Дети просили показать «овчарку»,  а дворняги чувствовали собачий запах. При входе в лес эскорт покидал нас, возвращаясь в деревню, и мы выпускали Жулю из сумки. Какой маленькой и беспомощной выглядела она под могучими трёхсотлетними дубами! И как же удивила нас эта кроха, дрожащая от любого ветерка и нервного потрясения!

     Однажды наперерез нам вышла женщина, тянувшая на длинной верёвке упиравшуюся козу. Следом внучка  тянула козлёнка на такой же длинной верёвке. Мы остановились, давая им дорогу. Вдруг Жуля с громким лаем вылетела вперёд. Сама она была едва видна в траве, но картина мгновенно изменилась: коза поскакала вперёд и потащила за собой на верёвке женщину, козлёнок поскакал за матерью и потащил внучку. А виновница этого с видом победительницы возвратилась к нам.
 
     Как-то мы сидели на краю полянки. На противоположном её конце кто-то зашуршал в траве, и Жуля бросилась туда. Мы следили за ней, затаив дыхание. Сколько грации и красоты было в каждом её движении! Как неслышно она перепрыгивала через кусты травы, не задевая их. Только тогда мы поняли всю рациональность  строения тела Жули.

     В конце лета мы вернулись домой. Однажды, когда все уже легли, мама захотела приласкать Жулю и позвала её. Мы все услышали, как собачка сбросила одеяльце, и её коготки застучали по полу. А затем наступила тишина. Я встала посмотреть, что случилось. Жуленька, ещё тёплая, но уже неживая, лежала в своей постельке под одеялом. Очевидно, мы все услыхали, как она уходила.
 
     Похоронили мы Жулю на берегу моря, в глубокой щели между скалами, и очень горевали, что недолгим оказалось свидание с нашей любимицей.

     Теперь, когда я пытаюсь вспомнить её, передо мной возникает удивительно большой образ маленькой собачки Жули.

                БРАК  НИНЫ МИХАЙЛОВНЫ.

     Мы рассказали о своей поездке в Рудницу друзьям и знакомым. Когда на следующий год мы опять летом собрались туда, то с нами поехали Нина Михайловна Окупская, подруга юности бабушки, с мужем Францем Францевичем.

     История их брака была необычная. Тогда редкими были браки в пожилом возрасте, а Нине Михайловне было 64 года, когда она вышла на пенсию. Она по-прежнему жила в старой квартире по соседству со своей тётей, воспитавшей её.

     Однажды к тёте приехал погостить её знакомый Франц Францевич, в прошлом директор сельской школы, преподаватель математики. В 1938 году его арестовали и осудили на двадцать лет. Он выжил в лагерях, где работал на лесоповале, был освобождён в Хрущёвское время и получил реабилитацию. Жена его давно умерла, дома он застал взрослую дочь, которая была замужем, имела детей. Она почти не знала его. Неуютно ему показалось в собственном доме, и решил он поехать отдохнуть в Одессу к старинной знакомой, тёте Нины Михайловны, где и познакомился с последней.

      А она в это время приобрела телевизор, тогда они только появились, и люди ходили в гости «на телевизор». Попросил и Франц Францевич разрешения приходить посмотреть телевизионную передачу, а потом пригласил Нину Михайловну погулять. Два человека, проживших тяжёлую, полную горя жизнь, понимали друг друга с полуслова. Однажды он сделал Нине Михайловне предложение выйти за него замуж, она обещала подумать.

     Ведь ей было 64 года, и ему около этого! Очень колебалась Нина Михайловна и обратилась за советом к женщине, ночевавшей когда-то на Юрочкиной могиле. Женщина посоветовала выйти замуж, и Нина Михайловна решилась. Когда она сказала о согласии, Франц  Францевич, собрав свои вещи, тут же перешёл к ней.

     - Как я мечтал об этом! - сказал он ей, ложась на диванчик.

     Редко бывают столь прекрасные семьи, как эта. Нина Михайловна хорошо организовала жизнь. Дружно выполняли они с мужем необходимые житейские дела, а затем читали, смотрели телевизор, ходили в кино, театры. В Руднице мы с ними ходили гулять в лес и  смеялись, что  Франц  Францевич, охраняет нас, как петушок курочек. Меня он очень любил и всегда со страхом смотрел,  как я вылазила и качалась на верхушке дерева.

     Прожили  Нина Михайловна с Францем Францевичем душа в душу десять лет. А потом после обширного инфаркта мужа Нина Михайловна  осталась вдовой. Но и теперь никто не видел её слёз, она по-прежнему вела жизнь культурного человека, хотя стала прихварывать.

     О приёмном сыне по-прежнему ничего не было известно.Как-то утром раздался звонок, Нина Михайловна открыла дверь. На пороге стоял взволнованный седой мужчина. Вглядевшись в него, она узнала приёмного сына. Радостным было это свидание, никак не могли они наговориться. Но сын должен был уезжать. Прощаясь, как бы предвидя свою скорую кончину, Нина Михайловна отдала распоряжения на случай смерти. Умерла она внезапно, сын приехал, похоронил и выполнил все её пожелания.

                ГАНСИКИ.

     Вскоре после приезда Франца Францевича в Одессу к бабушке Ксении пришёл довоенный знакомый Сергей Адольфович Ганский. Он с женой были из обрусевших немцев, жили в Люстдорфе, где раньше у них был кусочек земли.   Бабушка Ксения ласково называла их Гансиками. Они были очень верующие, необычайно почитали Серафима Саровского и приходили к Анастасии Васильевне Теодориди.

    Не удалось им эвакуироваться, остались они в Одессе. В конце оккупации, когда в город пришли немецкие фашисты, они принудительно высылали советских немцев в Германию. Гансики с ужасом думали об этом и надеялись, что их не тронут. Но их вызвали в гестапо и пригрозили арестом в случае не выезда. Со слезами, скудным багажом и образом Серафима Саровского Гансики собрались в дорогу. Благополучно доехали до Германии, там сняли комнату у пожилой верующей немки. Она к ним относилась хорошо, жалела их. Каждый вечер перед сном Гансики закрывали дверь, доставали образ Серафима Саровского и усердно молились. Однажды во время молитвы в дверь постучала хозяйка, они не успели спрятать икону. Хозяйка внимательно посмотрела на образ великого русского святого и сказала:

     - Немедленно уходите из моего дома!
 
     Была уже ночь, Гансики просили оставить их до утра, но хозяйка была непреклонна и велела им взять с собой икону. Пришлось им идти ночевать в близлежащий сквер на скамейку. С хозяйкой договорились, что утром они придут за вещами. Когда на следующий день Гансики пришли к дому, то увидели, что в него попала бомба. Так святой Серафим спас им жизнь!
    

                О Великий наш святой,               
                Серафим родимый!
                Ты любовью, добротой
                Светишь, негасимый!
                Ты являешься во сне,
                Даёшь указанья,
                Нам прощая в доброте
                Тьму непониманья.
                Ограждаешь нас от зла,
                От плохих влияний
                И спасаешь навсегда
                От их притязаний.
                И о нас печёшься Ты,
                Как Отец родимый,
                Нам являя на Пути
                Свет неугасимый.                (Л.Н.)
               
     После нашей победы немцам, выехавшим в Германию, было приказано вернуться в СССР. На границе их всех пересадили в товарные вагоны, переодели и отправили в ссылку в Сибирь. Там Гансики пробыли десять лет, а после освобождения приехали на Украину, где их приютил родственник, у которого под Одессой был кусочек земли.

     Поразил меня Сергей Адольфович своими словами:

     - Когда нам что-нибудь очень нравится, чашка, например, то мы стараемся поскорей это кому-нибудь подарить, чтоб не привязываться к вещам.

     Тогда я это не поняла, а теперь прочла у Рудольфа Штейнера, что «то наслаждение, которое мы получаем от вещи, ставит нас в зависимость от неё. И человек тогда теряет себя в вещи… Но я должен принимать радость лишь как представляющуюся мне возможность понять вещь, которая мне доставляет её… тогда этим переживанием обогащается  внутренняя сущность моей души».   Вероятно, этим и объясняются слова Сергея Адольфовича.
                               
     Гансики много пережили, были старенькие и вскоре уже не смогли к нам приезжать, так и порвалась с ними связь.
 
                ОКОНЧАНИЕ ШКОЛЫ.

     В восьмом классе особенно проявились мои способности к точным наукам, я стала мечтать о физико-математическом факультете университета, и старалась учиться. Этому помог наш любимый учитель по математике Роман Борисович Глускин. Он прекрасно объяснял материал, ученики любили его, на уроках была всегда тишина. Мне практически не нужно было учить дома теорию, задачи я решала не только заданные, а все в задачнике.

    Также было и с физикой, лишь иногда в девятом классе при решении особо трудных задач я приходила к маме на работу, где мне помогал преподаватель кафедры физики Леонид Семёнович Василевский.

     Когда умер И.В.Сталин, нас в школе построили на линейку, учителя плакали, как и некоторые из учеников. А потом на уроке наша классная руководительница сказала, что мы должны быть бдительными и, если услышим дома или где-нибудь недовольство советской властью, обязаны прийти и доложить ей. Я рассказала это дома, что вызвало возмущение моих родных.

    В девятом классе, видя, что я хорошо занимаюсь, она поручила мне двух двоечниц, чтоб я их вытянула. Однако девочки не хотели учиться, а только забирали у меня время. Мама, видя это, возмутилась и пошла в школу. Разговаривая с классной руководительницей, она поссорилась с ней и перевела меня в последний десятый класс в 119 школу на Александровском проспекте, которая тогда только открылась.

     В новой школе было черчение, которое преподавал художник Юрий Николаевич Вольский.  Был он тогда молодой, это была его первая работа после окончания Одесского Педагогического института. Я с большой благодарностью вспоминаю его: знания, которые он дал, очень помогли мне в дальнейшем. Но в доме у нас были вечные пререкания, так как мама всегда находила какие-то огрехи в моих чертежах и заставляла их переделывать. Сама она даже с линейкой не всегда могла провести прямую линию, но критиком была строгим. Забракованные чертежи у меня выпрашивала подружка и получала пятерки! Я возмущалась мамой, но она и тут была верна себе: у меня, вероятно, по наследству от отца, были большие способности к черчению, и она хотела их развить. В конце года я неожиданно получила грамоту из Дворца пионеров: оказалось, что Юрий Николаевич по секрету собирал мои чертежи и послал на выставку.
    
     Через много лет жизнь ещё раз свела меня с Юрием Николаевичем, который жил с женой недалеко от нас. Он был уже известным Одесским художником, участвовал в выставках и очень любил учить рисованию детей. Он мечтал научить меня рисованию, говорил, что у меня способности, но, к сожалению, это не получилось. Юрий Николаевич признался, что терпеть не может преподавать черчение и единственный раз его преподавал у нас. Мне повезло! Дружба с ним и его женой у меня была до их смерти.

     Учитель математики в новой школе был хороший, но не такой, как Роман Борисович. Часто оказывалось, что я отвечала лучше, чем его отличницы. Увы, дипломатии у меня не хватало, чтоб «не высовываться», он сердился. Иногда на контрольной я передавала решение своей задачи подружке, сидевшей в том же ряду, она получала пять, а я за ту же задачу без единой помарки — четыре.

     Я честно шла на серебряную медаль, которая давала право сдавать не все вступительные экзамены в Высшие учебные заведения. Но математик мне помешал, и медаль я не получила. Это было несправедливо, преподаватели, соученики и их родители возмущались. Я очень переживала, однако, это пошло в дальнейшем мне на пользу.

     Придя с последнего экзамена, я увидела, что всюду в комнате стоят вазочки и баночки с цветами и травками: так мама, зная мою любовь к растениям, поздравила меня с окончанием школы.
 
     Подруга моей мамы Екатерина Алексеевна Данкевич, которая гостила у нас в это время, написала стихотворение, чтоб я прочла его на выпускном вечере:

     Мы собрались в последний раз.
     Наш вечер — выпускной,
     А дальше жизнь нам даст приказ -
     Направит нас, расселит нас
     По всей стране родной.
          Кто агроном, кто садовод,
          Кто в студию, кто в цех.
          И вспомнят нас учителя
          По письмам: «той» иль «тех».
     И скажем мы учителям,
     Пока мы вместе тут:
     - Спасибо, дорогие, вам
     За ваш тяжёлый труд.
     За всех ночей бессонных боль,
     За слёзы из-за нас,
     За всё, понять что не могли
     И поняли сейчас.
          (Что не поймёт четвёртый класс -
          Поймёт десятый класс). -
          Вы ж нам скажите: «Добрый путь!»
          Скажите: «В добрый час!»               (Е.Д.)
               
     Конкурс в университете был большой, если я не поступлю, то должна буду идти на работу, так как мне уже  исполнилось шестнадцать лет, и алименты отца окончились. Перерыв же в учёбе, особенно по точным наукам, губителен. Подготовительных курсов тогда не было. Поэтому на семейном совете решено было поступать мне в Одесский инженерно-строительный институт, тем более, что с черчением у меня было отлично. В этом институте конкурс был не семь человек на место, как в университете, а пять. Я же мечтала о физико-математическом факультете, но мама меня утешала, что, если я буду хорошо учиться, то смогу перейти в университет.

     В семье собирались деньги мне на зимнее пальто, но пришлось их потратить на занятия с преподавателями для подготовки к вступительным экзаменам. И тут мне очень посчастливилось. По математике мне дал десять уроков замечательный преподаватель из педагогического института. В первый раз он задал мне повторить всю планиметрию. Я старательно выполнила задание, но когда пришла к нему, то не смогла ответить ни на один вопрос. Он задавал мне обобщающие вопросы по всей планиметрии, а не по отдельным теоремам, как мы привыкли отвечать в школе. Именно по этой причине хорошие ученики часто получали на вступительных экзаменах в вузы не очень высокие оценки. Я ушла от него в панике, но в дальнейшем поняла, как отвечать на такие вопросы и была очень ему благодарна. Став студенткой, я слушала лекции по математике с удовольствием, поражая своих сокурсников, которые спрашивали меня:

     - Откуда ты это знаешь?

     По русскому языку и литературе мама упросила позаниматься со мной Нину Михайловну Маркову, которая объяснила как писать сочинения и расширила мои знания по русскому языку. Её я и сейчас вспоминаю с большой благодарностью.

    Пришлось взять уроки по английскому языку, так как в школе в то время он плохо преподавался. Эти знания мне тоже очень пригодились в жизни.

     По физике у меня было всё в полном порядке.

     Перед вступительными экзаменами мама со мной пошла к Анастасии Васильевне, чтоб получить её благословение. Мама с большим благоговением относилась к Анастасии Васильевне. Перед своей смертью она мне призналась:

     - Это был единственный человек, о котором я не только не сказала, но даже никогда не подумала ничего недостойного!

     К этому времени я уже прочла не только «Пятикнижье» Крыжановской-Рочестер, но была знакома и с передачами Анастасии Васильевне от Фалеса Аргивянина, которые мы читали с мамой и бабушкой.
 
     Из нашей детской компании я была самой старшей и первая окончила школу. На следующий год окончила школу Олечка с золотой медалью и поступила в Одесский мединститут на фармацевтический факультет, который впоследствии был реорганизован в фармацевтический институт и переведён в город Запорожье. Одновременно с ней окончила школу Катя и поступила в Одесский водный институт.

     Большое горе случилось у моей любимой подружки Гали Феликсон, которая была младше меня на год. Её отец во время войны сгорел в самолёте, воспитывала её одна мама, которую я называла тётей Кларой. Галя была слабенькая, больна сердцем. Была она одарённой: писала стихи, рассказы, рисовала. После окончания школы решила поступать в Одесский университет на филологический факультет. Но врачи советовали воздержаться от дальнейшей учебы из-за слабого здоровья. Галя всё-таки подала документы, стала сдавать вступительные экзамены. Её сочинение, как стало потом известно, привело в восторг преподавателей. Но на последнем экзамене по истории преподаватель вдруг стал ей говорить, что не понимает, какое отношение она имеет к русскому языку, намекая на то, что она еврейка. Галя не сдержалась, ответила ему грубостью и получила двойку. Происшедшее так взволновало девочку, что она слегла и неизвестно было, выживет ли. Мы все были потрясены. С большим трудом тётя Клара вЫходила её, но о дальнейшей учёбе нечего  было и мечтать.
          
                ИНСТИТУТ.
               
     В 1954 — 55 годах  правительство СССР решило резко увеличить объём жилищного строительства, потребовалось большее количество инженеров — строителей. Поэтому в Одесском инженерно-строительном институте (ОИСИ) была приостановлена подготовка архитекторов и расширен факультет «Промышленное и гражданское строительство» (ПГС). Именно на этот факультет я и решила поступать, так как это была самая широкая специальность в ОИСИ. На вступительных экзаменах  получила  одну четвёрку по сочинению, остальные — пятерки, было ясно, что поступлю. Было мне тогда 16 лет.

     До начала занятий отобрали всех, у кого были лучшие результаты, и послали в колхоз.  Это было самое начало «кукурузной эпопеи». Нас поместили в клуб, спали мы на полу на сене, но кормили очень хорошо, так что все поправились.
               
                Я вспоминаю кукурузы летний сбор
                С гвоздями на резиновом браслете.
                Ложились спать на земляной мы пол,
                Вставали утром рано на рассвете.               (Л.Н.)

     А потом началась учёба. К тому времени уже отказались от «бригадного метода», отменили и тестовый метод, "как не обеспечивающий должную подготовку советского специалиста". Нам читали лекции, материал прорабатывался на практических и лабораторных занятиях, сдавали задания и проекты. После сдачи зачётов была экзаменационная сессия с не менее чем пятью экзаменами, которые являлись для нас большими стрессами.

    Но, возможно, это  послужило тренировкой перед теми стрессами, которые предстояли нам в дальнейшей жизни. Не было тогда ни контролирующих, ни обучающих машин, от нас требовалось понимание материала и уменье его изложить и применить. Оценка знаний была по пятибалльной системе.
 
    Система институтского образования коренным образом отличалась от школьной, в которой  были ежедневные опросы. Предполагалось, что студенты, уже взрослые люди, будут прорабатывать дома самостоятельно каждую лекцию. К сожалению, я не унаследовала от мамы способности ритмично работать, все задания выполняла в последний момент. Мама очень огорчалась этим:

     - И откуда у тебя эта «богема», почему ты не прорабатываешь регулярно каждую лекцию?

     Под словом «богема» она понимала отсутствие дисциплины и чётко рганизованной учёбы.
   
     Первый семестр я окончила на «отлично» и получила повышенную стипендию, из которой как из первой "зарплаты", сделала небольшие подарки маме и бабушке.
 
     Как-то, убирая в комнате, я обнаружила спрятанные книги Рамачараки «Основы миросозерцания индийских йогов», «Хатха Йогу» и «Раджа Йогу». Заинтересовалась, стала читать и беседовать об этом с бабушкой, так как книги были её. В России в начале ХХ века интеллигенция увлекалась теософией, идеями Е.П.Блаватской и её учеников.

    Я попробовала кое-что делать, мне понравилось. Стала заниматься регулярно, это помогло укрепить здоровье. Особенно мне помогла Раджа йога в учёбе,  я многое взяла  из неё «на вооружение». Но занималась йогой я «втихую», так как тогда это не поощрялось. Помню, что  один из профессоров Одесского Медицинского института, выступая по телевизору, утверждал, что тем, кто увлекается Раджа йогой, дорога в психиатрическую больницу.

     Училась я в институте очень хорошо, на одни пятёрки. Успехи в моей учёбе были не только из-за способностей  и прекрасной подготовки, но и за счёт умения слушать. Для меня на лекции не существовало ничего кроме слов лектора. Я настолько вникала в материал, что у меня не оставалось никаких неясностей, конспекты были полные и хорошие, за ними товарищи «охотились». Мой дружок Юра Чернов признавался, что ему приходится прятать мои конспекты в чемодан под замок. 

    Интересно, что Рудольф Штейнер писал: «лишь те мгновения являются мгновениями познания, когда молчит всякое суждение, всякая критика, от нас исходящая».

     Мама и бабушка были добрыми, отзывчивыми людьми, в нашу комнату постоянно приходили соседи, друзья и знакомые. Проекты и задания мне приходилось выполнять ночью, когда я могла сосредоточиться, а к зачётам и экзаменам готовилась в кладовке, где мне никто не мешал.

    Перед экзаменами нам для подготовки отводилось обычно три дня. Первый день у меня был «вводный»: я много ела, овладевала «языком» того предмета, который нужно было сдавать, то есть терминами и основными понятиями. По «рецепту» Раджа-Йоги я старалась представить себя специалистом этого предмета. Из 60 — 90 вопросов проходила в лучшем случае 10, первую ночь я спала. На следующий день начиналась настоящая работа, которая продолжалась два дня и две ночи. Сну отводилось максимум четыре часа.

     Родные сначала были в ужасе от этого, а потом, видя отличные результаты, смирились. Мама только старалась «впихнуть» в меня какую-нибудь еду, что было совсем не легко, так как основной пищей в это время у меня были кофе или крепкий чай. На экзамены я шла всегда подготовленная. Зато после экзамена могла проспать около двадцати часов, чем очень пугала маму.
               
     Мама получала ассистентскую зарплату, а бабушка Ксения — ничего. Когда началась реабилитация, все друзья говорили бабушке, чтоб она подала заявление. Но мы не настаивали на этом, так как при воспоминании о событиях 1937 - 38 годов у неё начинались сердечные приступы. А когда она, наконец, подала заявление, то пришёл к нам следователь и спросил, какие документы о муже у неё есть. К сожалению, при аресте мужа все документы забрали. Назначили бабушке минимальную смехотворную пенсию в 7 рублей, на которую, конечно, прожить было невозможно. Моя стипендия входила в семейный бюджет, поэтому я старалась получать повышенную стипендию.
                ПРЕПОДАВАТЕЛИ
               
     В институте мне нравились точные науки: математика, физика, теоретическая механика и сопротивление материалов. Математику нам читал прекрасный преподаватель - доцент Пётр Дмитриевич Калафати, который изредка пересыпал материал историческими и научными анекдотами.
   
    Физику преподавал доцент Адольф Адольфович Драги, связывая материал с нашей специальностью, это было интересно. Меня, как дочь своей сотрудницы, он экзаменовал час, спрашивая по всему материалу. Вероятно, не хотел, чтоб думали, что он мне ставит «отлично» по «блату». Правда, у меня была фамилия отца -  Новокрещенова, а мамина -  Кнауп, поэтому мало кто в институте знал, что я её дочь, а она это не афишировала.

     Первой грозой на нашем студенческом небосводе явился доцент Георгий Семёнович Иванов, преподававший начертательную геометрию. Практические занятия проводила Елена Фёдоровна Гаян. Прекрасный преподаватель, она помогла освоить этот предмет, но всё равно мы после экзамена вздохнули с облегчением, в полной мере оценив студенческую поговорку:
 
     «Сдал начерталку — можешь влюбиться!»

     Первые разделы курса теоретической механики доступно и в тоже время строго преподавал доцент Константин Родионович Коваленко.

     Последний раздел читал заведующий кафедрой Марк Григорьевич Крейн. Это был уникальный человек, о нём мне рассказывала моя подруга Танечка (Татьяна Николаевна Челабчи), бывавшая у них в доме. Был он деревенским пареньком, очень увлёкся передвижным цирком. Пешком пришёл в Одессу, чтоб поступить туда работать, но к тому времени цирк из города уехал. Юноша сел на скамейку возле университета, чтоб отдохнуть и съесть остаток провизии,  взятой из дому. В это время из университета вышли математики, оживлённо обсуждая сложную нерешённую задачу. Марк Григорьевич  прислушался к их разговору, а они, шутя, спросили его мнение. Каково же было их потрясение, когда он сказал решение  этой задачи! Они тут же повели его в университет, в который его приняли. Однако университет он не окончил, а в 17 лет без диплома о высшем образовании стал аспирантом профессора Н.И.Чеботарёва, затем посещал семинар выдающегося  механика, профессора Г.К.Суслова. В 22 года Марк Григорьевич стал доцентом, в 26 – профессором, а в 32 – член-корреспондентом АН УССР. Он был иностранным членом НАН США и Американской Академии искусств и наук, членом Американского математического общества, лауреатом международной премии Вольфа, государственной премии им. Крылова, членом национального комитета СССР по теоретической механике. В Одессе Марк Григорьевич создал школу функционального анализа. Читал лекции М.Г.Крейн на высоком уровне и, несмотря на свои титулы, в жизни был простым и хорошим  человеком.
 
     По сопротивлению материалов лектором был доцент И.О.Тягунов, которому очень трудно было сдавать экзамены: он необычайно строго следил, чтоб не пользовались шпаргалками и, к огорчению студентов, даже не выходил ни на минуту из аудитории. Практические занятия у нас по сопротивлению материалов вёл Леонид Измайлович Поярков, которого студенты называли «Швеллером». Необычайная дотошность в проверке заданий, строгость при их защите, делала его нашей грозой.
Требовательность Леонида Измайловича проистекала из его удивительной добросовестности и любви к студентам. Он, как заботливый отец, стремился вырастить из нас настоящих инженеров, для которых знание сопротивления материалов, по его мнению, было необходимо. Лишь на старших курсах мы поняли, как важен был для нас этот предмет и с благодарностью вспоминали «Швеллера».

     Готовилась я к экзамену по сопротивлению материалов с Лялей Извековой, подружкой, которой нужно было помочь, объяснить не понятные места. Я так вошла в роль учителя, что на экзамене на вопрос  И.О.Тягунова не ответила сразу, а задала ему наводящий вопрос, как делала с Лялей.
 
     - Не знаю, - услышала я ответ и, подняв голову, увидела улыбающееся лицо преподавателя.

     - Ах, извините, Вы, конечно, не знаете, - смешавшись, совсем одурело сказала я, и, правильно ответив, получила пятерку.

     Сопромат сам по себе не лёгкий предмет, а с такими преподавателями он становился порогом, пройдя который, студенты, действительно, могли сказать:

     - Сдал сопромат — можешь жениться!

     Черчение благодаря хорошей школьной подготовке прошло у меня легко. Страдания были с рисованием, особенно с отмывкой, но и это окончилось благополучно.

     На первом курсе я узнала о студенческом научном обществе (СНО) и стала активно участвовать в нём. Первая моя работа в СНО была посвящена строительным материалам, руководителем был доцент Эммануил Борисович Немковский, по ней я сделала доклад на институтской конференции СНО. Потом на каждом курсе я делала работы и выступала с докладами на конференциях, получала грамоты и денежные премии. А как мне было приятно узнать через несколько лет после окончания института, что моя студенческая работа используется на одной из кафедр как методическое пособие!

    Я увлеклась учёбой, мечтала стать учёным. Городская библиотека имени М.Горького была для меня храмом науки, в который я в первый раз вошла с трепетом.
 
     Началась архитектура, историю архитектуры нам читал влюблённый в свой предмет очень худой седой пожилой преподаватель, к сожалению не помню его фамилии. Он был очень экспансивный, быстро двигался и поворачивался, а в патетические моменты подходил к самому краю кафедры. В эти моменты у меня от страха замирало сердце: ведь так  он мог легко упасть с кафедры. Называли мы его «Балеринкой» (инструмент для вычерчивания окружностей малого радиуса), но слушали его лекции с большим удовольствием.

     Первый проект был по архитектуре: нужно было спроектировать одноэтажный домик. Были рекомендованы три книжки, я их добросовестно проработала, но оказалось, что в них предлагались  противоположные варианты. В недоумении я пришла на консультацию, выбрав вариант по собственному усмотрению. Бедная преподавательница сидела в толпе студентов, ей некогда было объяснять мне, почему неудачно то или иное решение. Она сделала указания, а на мой вопрос:

        - Почему?-

     Ответила:

     - Так надо!

     Я выполнила её указания, получила «отлично», но не могла смириться с таким положением. Поэтому дома объявила, что ухожу из института, где не понимаю, что от меня требуют. Мама и бабушка были в шоке. Состоялся семейный совет, на котором решили, что я должна окончить год, а потом будет видно, что дальше.
    
     Семестр я окончила на «отлично»,  получила повышенную стипендию, и тогда мама сказала:

     - Ты знаешь, что я очень больна. Если что-нибудь со мной случится, ты должна иметь кусок хлеба в руках, поэтому окончи этот институт, а потом, если захочешь, то окончишь другой, который тебе по душе.

     Много лет спустя она мне призналась, что, зная мою «богемистую» натуру, не была уверена в том, что я буду хорошо учиться в другом вузе, где придётся дополнительно сдавать много предметов.

     Меньше всего мне нравились в институте, как и многим «технарям», история партии, политэкономия. Их я учила ради повышенной стипендии, но выходя с экзамена мгновенно забывала, что меня очень удивляло.

     Так же я отнеслась и к философии. Но мама с бабушкой сказали, что каждый образованный человек должен знать диалектику. И с этого началось… Изучая законы диалектического материализма, я поражалась, что всё находится в развитии, действуют законы сохранения и превращения, а человек умирает, и все его знания, все нравственные достижения, всё, всё пропадает. Это мне было непонятно. Читая уже тогда Рамачараку, я познакомилась с учением о перевоплощении души, что согласовывалось с моим пониманием. Конечно, я свои сомнения рассказывала маме и бабушке, которые предложили мне почитать книгу Рудольфа Штейнера «Как достигнуть познания высших миров». Она мне очень многое прояснила, но я ещё не доросла до её полного понимания, а, главное, применения.

     Выводами из всех этих моих размышлений были:
     1) умирая, человек не исчезает, перевоплощение может объяснить многие феномены,
     2) материализм — определённый этап развития человечества,
     3) глубокое уважение к идейным материалистам-революционерам, которые отдают себя, свою единственную, как они думают, жизнь на благо человечества.
Понятно, что свои выводы я не объявляла в институте, где на предыдущем курсе исключили студента за веру в Бога.
     т
     Преподавателям, как работникам идеологического фронта, не полагалось быть верующими, можно было лишиться работы, поэтому мама очень редко бывала в церкви и не водила туда меня. Молились мы дома, читали в основном акафисты. Больше всего любили акафисты Покрова Богородицы, об усопших и Святому Духу. Однажды мама прибежала, спешно собрала меня и повела в храм святителя Григория Богослова на Комсомольской, (теперь Старопортофранковской) улице. Оказывается, она узнала, что туда приедет Владыка Никон (Петин), и хотела, чтоб он благословил нас. Архиепископа Никона очень почитали верующие, любила Анастасия Васильевна Теодориди и её ученики, академик В.П.Филатов и профессор Ясиновский.

    Все прикладывались ко Кресту и пели молитву. А когда умолкали, Владыка начинал новую молитву, и все вдохновенно подхватывали её. Это было полное единение пастыря и паствы!

     На летних каникулах был у меня интересный случай, когда в Лузановке я пошла в море купаться. Штормило, меня с песком затянуло в море, я не смогла справиться с волнами и стала тонуть, испугалась. И вдруг передо мной мгновенно в ярких красках прошла вся моя жизнь в обратной последовательности! В это время заметили, что со мной неладно, и какой-то парень, спасибо ему, спас меня. Это явление было мне непонятно, и я стала по книгам искать объяснение. В дальнейшем из «Тайноведения» Рудольфа Штейнера я узнала, что, «когда человек переживает необычайный испуг или нечто подобное, то для значительной части тела может на очень короткое время наступить …  отделение эфирного тела.  Это случается, когда, …он, например, тонет». Люди рассказывают, «что в такие мгновения вся их жизнь вставала перед их душой, как большая картина воспоминаний». Это «может наступить только в том случае, когда  эфирное тело, действительно, отделено от физического, но тем не менее остаётся в связи с астральным телом... Рассказы людей, имевших такие переживания, действительно,  близки к истине и могут быть подтверждены ясновидением».
(Здесь предполагается, что физическое тело — труп, то, что его оживляет — эфирное тело. Тело чувств — астральное тело. В бодрствующем состоянии физическое, эфирное и астральное тела  едины, во время сна отделяется астральное тело, а физическое и эфирное остаются соединёнными. При смерти физическое тело покидают и эфирное, и астральное тела).

                СМЕРТЬ А.В.ТЕОДОРИДИ

     В 1959 году умерла Анастасия Васильевна Теодориди. До последнего дня она давала уроки пения. Незадолго до своего ухода мама Настя позвала маму и бабушку и рассказала им следующее.

     - Ко мне приходил Рудольф Штейнер. Нет не во сне. Он разговаривал, сидя со мною рядом, как вы! Он сказал, что выбрал для дальнейшей работы Милу. Я очень рада этому. Он сказал:

     - Пусть сохранит хоть ниточку связи со мной. Для этого пусть читает три раза «Отче наш», а потом позовёт Отца Луку.
 
     Накануне своей смерти Анастасия Васильевна сказала Ольге Петровне:

     - Я сегодня ночью буду уходить. Ты не бойся, Оля! Тебе помогут мои ученики.

     Так оно и случилось. На похороны ей из монастыря прислали особое покрывало, которое полагается чистым девственницам.
 
     Для всех, кто знал Анастасию Васильевну, её уход был большим горем.

     После смерти Анастасии Васильевны остались её дневники, в которых пишется, что сначала руководили ею Мория, Кут Хуми, Майтрейя. Днём, при ясном сознании, она увидела белую полосу, на которой было написано: «Высшие силы Добра тебе помогают. Только никому не говори».

     В одной из полученных ею передач из духовного мира говорится, что «в древних храмах жрецы по велению богов…воспитывали проводников для передачи им воли богов, монастыри в свою очередь продолжали эту работу. Работа эта после падения язычества и с начала христианства получила совершенно иное направление. Прежде всего, сама Богородица и Христос положили начало новому способу общения с миром духовным…Проводники древних храмов являлись совершенно пассивными бессознательными орудиями в руках жрецов, в особенности женщины…Христос положил…в основание нового сознательного медиумизма любовь действенную, добровольную отдачу своей жизни на благо другим. Христу нужны были проводники, сознательно работающие для ближнего в духе и истине». Таким проводником и была А.В.Теодориди. В одной из передач из Высшего мира ей сказали: «Ты — кабель».
 
     Как я уже писала, в дальнейшем 22 года она работала под руководством Розенкрейцеров. Поистине: «если ученик вошёл в общение с одним Учителем, он вошёл в общение со всеми Ими. Перед взором тех, кто просветлел, не может быть разъединяющих пелен» (К.Е.Антарова Две жизни).

     В конце жизни Анастасии Васильевны духовное руководство опять перешло к Мория, Майтрейя и Кут Хуми. В её дневнике записано их послание: «Теперь надо продлить тебе  жизнь, и по велению Христа мы будем вести тебя до самого ухода, помогать и обставить материально. Мы сильны в этом, ибо мы на Земле, и нам это легко. А духовная работа будет идти с нами дальше». Там же пишется, что Анастасия Васильевна является проводником Отца, явление редкое и поэтому особенно важно было проследить её духовное развитие.
            
     Да будет свято имя Твоё, низкий поклон Тебе, дорогая мама Настя!
     Ты, которую испачкали, забили,
     Забросали завистью и злом,
     Ты, которая для нас и ныне
     Остаёшься ярким маяком!
          «Кабель», проводящий Свет высокий
          Для людей в тяжёлый жизни миг,
          Освещала путь наверх далёкий
          Тем, кто был готов из них.
     Остальным Ты просто Свет дарила,
     Помогая не уйти на дно.
     И от зла Ты многих защитила
     И открыла в Вечность им окно.
          Помоги идти дорогой верной,
          Не сбиваясь с горнего пути,
          Ты, над чьей могилой светлый
          Столб до неба видится в ночи!          (Л.Н.)
      
     В очередную дату смерти Анастасии Васильевны пришли на могилу знавшие её люди. Но набежали тучи, закапал дождик, нужно было уходить. На прощание решили прочитать молитву. Когда читали, среди туч образовалось круглое окно, откуда солнечный луч упал на могилу. В это время из церкви донёсся хор.
           Скромная могила в кладбища тиши.
           Здесь мы вспоминаем Свет Твоей души.
           Тихо и спокойно, страсти все ушли,
           Омыть душу Светом мы к Тебе пришли.
     Вместе помолиться, Дух призвавши Твой,
     Дружно обратиться ко Творцу душой.
     А в конце молитвы солнышка лучи
     Тучи разогнали. В кладбища тиши
     Грянул хор церковный. Всё заполнил он,
     Будто оказались мы в миру ином.
     Полнота душевная, Свет и Благодать!
     Разве я сумею это описать?
          Скромная могила в кладбища тиши,
          Здесь такую помощь получили мы!               (Л.Н.)
 
     Осталась одна Ольга Петровна Березанцева, так как Екатерина Павловна умерла ещё в 1951 году. Ольга Петровна испытывала большие материальные трудности, несмотря на это она сохранила записи Анастасии Васильевны и картины Екатерины Павловны Ганской. Духовные ученики А.В.Теодориди старались помочь ей, чем могли. Больше всех помогала тётя Ниночка, которая жила одна и часто приходила к ней. Свою лепту вносила и наша семья. Много ей помогла Таисия Ивановна Мартыненко, ученица пения Анастасии Васильевны.

     Умерла Ольга Петровна в 1983 году, похоронили её на втором христианском кладбище рядом с А.В.Теодориди и Е.П.Ганской-Ивановой в одной ограде. Вскоре мне приснилось, что над оградой высоко в небо поднимаются два столба светящихся искр.

     После смерти О.П.Березанцевой работы и картины перешли к ученикам А.В.Теодориди: Н.Д.Еленевой, К.В.Мухиной, Е.О.Кнауп, Т.И.Мартыненко, выполнявшим завет Учителей: «Отказ от собственности и принятие на хранение плодов творчества других, изгнание страха». (Н.К.Рерих. «Община»)

                ВНЕ СТЕН ИНСТИТУТА

     По воскресеньям мама выпроваживала меня «подышать воздухом» на бульвар, в Аркадию, на Малый Фонтан, в ботанический сад. Часто меня сопровождали соседские ребятишки, с которыми у нас была взаимная любовь.

     Особенно мне нравился туман, когда очертания предметов размыты:
               
     Как прекрасны в тумане порой
     Исчезающе тонкие лики.

     Любила, я когда шёл тёплый летний дождик. Осенью составляла красивые букеты из цветных листьев, которые гладила и приклеивала к веткам, часто они стояли всю зиму, делала поделки из растений, перьев и ракушек.

     Как много интересных картинок из жизни природы мне удалось подсмотреть. Чего стоит встреча с черноморским соловьём-крапивником, размером с грецкий орех с задранным вертикально хвостиком, который нас одарил своими звонкими трелями!
 
     Как-то, гуляя  над морем я увидела одинокий красно-коричневый прутик, который торчал на фоне ярко голубого осеннего неба. Он уже потерял все свои листья и только маленькие тёмно-красные коробочки висели на нём. Нижняя из них раскрылась и из неё на тонкой ниточке повисла сочная ярко оранжевая ягодка с чёрным пятном: БЕРЕСКЛЕТ заботился о продолжении своего рода. В дальнейшем я нарисовала орнамент по этому мотиву. Вдохновил меня и козлобородник, росший на приморских склонах.

     В это время я увлекалась бионикой, так как видела в природе огромную Мудрость. Тогда эта наука ещё не была так развита, как впоследствии. Мне было очень интересно инженерное решение вопросов в природе.
               
     Однажды в нашем дворе появилась молодая гладкошерстная кошечка, белая с серыми пятнами, явно «дворского» происхождения. Она была очень пугливая и никого к себе не подпускала. Оказалось, что она ожидала котят, которых потом родила у нас на чёрном ходу и заботливо воспитывала. Мама назвала её «Кисей-мамой», что и закрепилось как её имя. Мы кормили кошачью семью, котята выросли, их частично разобрали соседи. Со временем поголовье кошек росло, но зато не стало крыс, которые прежде свободно разгуливали среди бела дня во дворе. Как-то я подкармливала кошек во дворе, меня позвал сосед и стал убеждать, что кошки не работают, поэтому их не надо кормить.

     - Но ведь они нас избавили от крыс, - возразила я, а про себя подумала, что тогда не нужно кормить и детей, и калек, и стариков.

     Примерно в это время. я,  просыпаясь,  увидела странный сон, будто я молодая девушка в короткой почти прозрачной белой тунике с распущенными волосами. Стою внутри круга, образованного смуглыми мужчинами в набедренных повязках. Они начинают сходиться к центру и, подойдя ко мне, подбрасывают меня вверх. Вижу себя в полушпагате над ними и чувствую, что вылетаю вверх над своим телом. Думаю:

     - Как легко вылететь из своего тела!

     Знаю, что недалеко находится другой такой же круг с девушкой.

     Что означал этот сон, мы не поняли, возможно, картинку из прошлого, а Анастасии Васильевны уже не было!

     Тогда и в дальнейшем мне снились сны именно перед просыпанием. Почему? Когда я стала посещать Рериховское общество, то из «Агни Йоги» узнала, что у многих именно в тонком сне, то есть при засыпании и просыпании, происходят необычные явления. Объяснение этого я нашла у Рудольфа Штейнера в «Тайноведении». Во время обычного сна у человека астральное тело выделяется из соединённых физического и эфирного тел. «Промежуточное состояние между бодрствованием и сном есть состояние сновидений. Во время  сновидения астральное тело  отделено от физического тела, поскольку оно не имеет никакой связи с его органами чувств, но с эфирным телом оно ещё поддерживает некоторую связь... То, что процессы астрального тела могут быть восприняты в образах, происходит от этой его связи с эфирным телом...».
                               
     Мама и бабушка были озабочены ещё одним: училась и кончала я женскую школу, с мальчиками — никакого общения, кроме драк во дворе в подростковом возрасте. Была я очень застенчивая, страшно краснела, на больших вечерах в институте подпирала стенку, как и многие другие девочки. Не было у меня и нарядов по бедности. И тогда мама с бабушкой сами решили меня одевать. (Чего не сделает любовь!) В это время появились немецкие журналы мод с выкройками, по которым они шили мне наряды, переделывали подаренные одежды.  Материю покупали в «лоскутном» - магазине остатков, где она была значительно дешевле, получалось у них хорошо.

    Танцевать вальс меня учила бабушка, с ней же мы иногда пели романсы, русские и украинские песни.

     Со временем появились у меня друзья-сокурсники, с которыми мы устраивали походы в кино и оперный театр, конечно, на галёрку.

     Иногда я ходила на вечеринки к подружкам. Однажды весной сокурсница Ляля предложила устроить у себя вечеринку в складчину. Я с радостью согласилась. На вечеринке было весело, я ближе познакомилась со своими сокурсниками, один из них Юра приглашал меня танцевать. Он был симпатичный, с голубыми глазами. Танцуя, мы перебрасывались словами, длинного разговора не получалось, так как парень заикался. После вечеринки я встретилась с Юрой несколько раз, а затем окончился учебный год, и он уехал домой.
 
     В сентябре Юры на курсе не оказалось. Я стеснялась спросить, где он, и лишь через год узнала, что он на младшем курсе. Как-то на перемене, сбегая по лестнице, я увидела Юру на площадке, он пристально смотрел на меня. В это время прозвенел звонок, мы поспешили на занятия.
 
     Через несколько дней ко мне подошла Ляля и сказала:

     - А знаешь, Юра ездил ради тебя лечиться от заикания, а ты... - она укоризненно посмотрела на меня.

     - Если это так, то почему он не подойдет и не заговорит со мной, - подумала я и ничего не ответила Ляле.

     Устраивали вечеринки в складчину и у нас дома. Девочек было достаточно: я с Олечкой да ещё наши ровесницы студентки Медицинского института, которым баба Ядзя сдавала комнату, чтоб подработать. Больше всего мне нравились Валя и её сестра Лида Бережные, хорошие девочки. Мальчиков приглашала я, так как в строительном институте было их больше, чем девочек. Ребята из общежития хотели побывать в домашней обстановке и перед праздниками специально попадались мне на глаза. Студенты были бедные, многие жили только на стипендию, чтоб заработать, ходили грузить в порт. Из постоянно приходивших ребят помню Юру Чернова, Борю Доломанова, Мартина Ершова, все они хорошо учились.

     Угощение готовили мы: мама покупала простое натуральное вино, что-то добавляла в него, получалось вкусно и не очень крепко. Я под бабушкиным руководством делала тесто, пекли пирог с капустой — самым дешёвым фаршем. На новый год ставили «ёлку» из веток сосны, а в пирог закладывали монетки, колечки и др. Заранее мы с родителями продумывали развлечения, игры на вечеринках, шарады.
    
     Серьёзных романов у меня не было, я  смотрела на сокурсников, только как на товарищей. В это время я увлекалась «Алыми парусами» Грина, даже попыталась изобразить свои впечатления на бумаге.

    Был у меня роман со студентом Юрием  нашего факультета, одесситом (везло мне на поклонников с этим именем!). Мы встретились несколько раз, потом он стал бывать у нас дома, приходила и я на торжества к нему домой. И тут снится мне сон. Ночь, яркая луна освещает тротуар, я танцую в короткой лёгкой  тунике  и радуюсь, что подпрыгивая, взлетаю в воздух. Появляется Юрий и бросается ко мне. В ужасе убегаю от него, он меня почти настигает. Появляются мама и бабушка, причём они тесно прижаты друг к другу, представляя собой единое целое. Я бросаюсь к ним, становлюсь так, что они у меня за спиной,  мы образуем одно, я  успокаиваюсь. Юрий остаётся в стороне.
 
     И ещё один сон связан был у меня с Юрой. Я, молодая девушка, иду рядом с Апостолом Павлом. Молодой мужчина, в котором узнаю Юру, хватает меня и хочет оторвать от него. Я беру посох и бью его по спине, он сгибается и остаётся согнутым. Апостол Павел неодобрительно смотрит на меня и говорит, что это жестоко. В дальнейшем мы с Юрой расстались.