Коршун. Глава 6

      В пятницу Антон приехал из Москвы сразу после обеда. Быстренько поел и вышел во двор. Рядом с его машиной лежала целая куча всякого рыболовного добра. Михаил стоял в сторонке, о чём-то тихонько переговариваясь с женой.

     - Давай грузиться да поспешать будем, нас там уже ждут. Я пообещал, что до двадцати одного подъедем. Вылет назначен на двадцать один тридцать. Все документы оформлены и план полёта утверждён.

     - Так мы что, на Хайлендере едем? Ты же на своём аппарате собирался в дальний путь отправиться, а мой паркетник напрочь раскритиковал, мол, не пригоден он для такой тонкой работы?

     - На твоей Тойоте нам предстоит до военного аэродрома добраться. Там она под надёжной охраной постоит до нашего возвращения. А мой, как ты выразился, аппарат вчера уже отсюда отбыл и в ангаре предпоездную подготовку проходит. На техническое обслуживание я его отправил. Он вначале с нами полетит, затем его от места высадки доставят куда надо, ну а напоследок вернут в целости и сохранности. Вот так, ясно? – каким-то непривычным тоном спросил он, требовательным и чрезвычайно категоричным.

     Антон с удивлением смотрел на приятеля, тот менялся прямо на глазах. Куда-то исчез мягкий и рассудительный Михаил, а вместо него перед Антоном стоял подтянутый и строгий, в общем, совершенно другой человек, к которому даже обращаться надо было совсем по-иному, вытянувшись в струнку и глядя в глаза, готовясь выполнить все его приказания. Ну а уж Мишей называть его язык просто не поворачивался.

     Через пятнадцать минут общими усилиями все удочки с прочими снастями да ворохом одежды переместились во вместительный тойотовский багажник, и наступила неминуемая минута прощания. Женщины даже слезу пустили, когда их мужья обнимали да целовали, а Александр с Валентином стояли в сторонке, насупившись. Наконец, когда машина начала выбираться на шоссе, до Антона донесся голос младшенького:

     - Папа, возвращайся, мы тебя очень ждать будем!

     - Словно на войну провожают, - задумчиво произнёс Антон, крепко держась за руль, - не пойму, к добру это или…

     Договорить ему не дал Михаил, который расположился на переднем сидении, отрегулировав его так, чтобы было удобней на нём сидеть:

     - Не бери в голову, - почти приказал он, - через недельку вернёмся живыми и здоровенькими, а самое главное физически сильно уставшими, зато от дома отдохнувшими. Вот тогда и будем переживать, что мало на природе побыть удалось, да начнём с тобой дальнейшие планы о продолжении, как говорится, банкета строить.

     - Слушай, Михал Николаевич, а как это тебе удалось такое дело провернуть? Вначале машину твою забрали, теперь мы едем туда, где нас ждут и откуда нас готовы на какие-то кулички отправить, да потом обратно в целости и сохранности доставить? Никак я этого понять не могу.

     - Да и не пытайся, всё равно не поймешь, пока там, куда ты меня сейчас везёшь, не окажешься. Так что давай с тобой о чём-нибудь другом поговорим. Вот ответь мне, только честно, какую ты участь своим детишкам на ближайшее десятилетие готовишь? Где ты им собираешься человеческое образование дать? В Англии или Америке? Денег на это, мне думается, надо немерено, но у тебя с этим вроде особых проблем нет. Ты меня так при знакомстве поразил, согласившись на нашу цену без малейшего раздумья, что я долго к тебе присматривался. Понять пытался, что ты за человек. Оказалось нормальный, я таких называю "советскими". Помнишь эту фразу: "Но ты же советский человек?"

     - Конечно. Я этого комиссара, который Мересьева на путь истинный наставлял, к своим учителям – не настоящим, которые меня по жизни вели, а к книжным – причисляю. Они тоже для формирования моих нравственных устоев много сил, не зная, правда, того, приложили. А на вопрос твой ответить хочу так. Настаивать, куда им поступать, да чем в дальнейшем заниматься, я не буду. Так меня дед воспитывал, и я считаю, что это правильно. Подсказать что-то, слегка мозги, не до конца сформировавшиеся, на правильную дорожку направив, это да. Но это моей прямой отцовской работой является. А вот уговаривать, езжай, мол, в Америку, там учись, да если всё нормально будет, там и оставайся, как многие, кого я знаю, делают, я не буду. Я твёрдо уверен, что пословица "Где родился, там и пригодился", совершенно справедлива.

     - Ладно, убедил. Я сам ровно такого же мнения всю жизнь придерживаюсь. Так что в этом мы с тобой союзники, что меня немало радует. Я уж боялся, что твоё поколение пропагандой забугорной напрочь отравлено. Ан нет, оказывается есть ещё здравомыслящая молодёжь в нашей державе. Ты на меня с таким удивлением не смотри. Я себя в старики не записываю, но мне так кажется, что ты меня чуть ли не за сверстника своего держишь. Нет, дорогой, тему возраста мы с тобой первый раз поднимаем, поэтому надо все точки в этом вопросе расставить. Думается, что я тебя старше почти на целое поколение. Тебе ведь где-то сорок – сорок два. Правильно я посчитал? – заметив удивлённый кивок головой, он продолжил, - Ну вот, видишь, я прав оказался. А я к шестому десятку почти вплотную подобрался, через год юбилей придётся отмечать, хотя, что там отмечают люди, я не вполне понимаю. Старость - это ведь не радость. Так что я старше тебя. На сколько лет получилось?

     Вопрос прозвучал так неожиданно, что Антон, слушавший Михаила со всем возможным вниманием, но при этом ни на секунду не отвлекавшийся от ситуации, разворачивающейся на дороге, слегка опешил, но ответил совершенно точно: 

     - Вроде семнадцать.

     - Молодец, хорошо соображалка работает. Так это по возрасту семнадцать лет целым поколением оборачивается, а уж по ответственности я ещё, наверное, на целую жизнь тебя старше. Я так из наших бесед у костра понял, что ты пока до настоящего руководства человеческими коллективами не добрался, всё в подчинении у кого-нибудь находишься, так ведь? А я во, как командованием людьми наелся, - и он традиционным жестом себе по горлу провёл. - Сейчас, как говорится, на заслуженном отдыхе нахожусь. 

      Антон даже скорость сбросил и правыми колёсами на обочину забрался, да так и проехал пару сотен метров, всё это время осмысливая сказанное приятелем. Он так даже привычно подумал, а уж затем осознал, что Михаил скорее ощущается старшим наставником, который даже другом может быть, но всё одно хочет или не хочет, а и руководить, и опекать младшего по возрасту имеет полное право.

     В машине ненадолго повисло молчание, но вовсе не гнетущее, как могло бы показаться несведущему человеку. Михаил погрузился в воспоминания, а Антон изыскивал малейшие возможности, чтобы пробиться через длинный затор, возникший на трассе в самом конце Балашихи, в памятной Антону по прошлым многочисленным поездкам бывшей деревне Новой. Как это нередко бывает, стоило проторчать в пробке с полчаса, продвинувшись за это время не более чем на полкилометра, как она рассосалась, и весь поток быстро набрал крейсерскую скорость. До нужного поворота домчались лихо, не задержавшись более ни на одном светофоре. Там в руке Михаила возникла трубка мобильного телефона и он кому-то невидимому на том конце сообщил марку машины, на которой они ехали, и её государственный номер. Вскоре от шоссе, ведущего в сторону Ярославки, ушла направо мало заметная, по внешнему виду недавно заасфальтированная дорога, куда Антон, руководимый Михаилом, и повернул. Никаких запрещающих дорожных знаков Антон не заметил, но беспрепятственно проехать удалось не далеко. За очередным поворотом возник полосатый шлагбаум с солдатом, стоящим в сторонке, и широкой площадкой сразу за поворотом, так, чтобы водители, попавшие сюда по недоразумению, могли спокойно развернуться и отправиться в обратный путь. Из будки, находящейся несколько в стороне от шлагбаума, выскочил и чуть ли не бегом к ним направился человек в камуфлированной форме. Михаил опустил стекло в дверке машины и, не выходя из неё, пожал незнакомцу руку:

     - Ну, здравия желаю, Петров.

     - Здравия желаю, товарищ.., - запнулся тот, но тут же продолжил, - здравствуйте Михаил Николаевич! Рад видеть вас. Как добрались? – договаривал он это, уже забравшись в машину и усаживаясь за спиной Михаила. Когда он, наконец, спокойно уселся, Антон разглядел три большие зелёные звёздочки на его погонах. "Ничего себе, настоящий полковник", всплыла в голове строчка из старой песни Пугачёвой. 

     - Да нормально, Петров, доехали. Водитель у меня хороший, так что никаких проблем не было. Кстати, познакомься, это Антон и есть.  Да и какая здесь езда? Сплошной асфальт. Это же не как у нас, грейдер прошёл, за счастье считали, а так сплошное бездорожье. Куда ни поедешь, всё первопроходцем окажешься. Что стоим-то? Давай Антош, трогай. Нам ещё ехать и ехать. 

      Машина плавно тронулась, и они поехали по асфальтовой дороге, которая была проложена, словно по линейке, абсолютно прямой и ровной, как взлётно-посадочная полоса.

     - Здесь прямо как на аэродроме, - первый раз после поворота открыл рот Антон.

     - Так это и есть резервная полоса, - сказал Михаил, - противник нанесёт удар по самому аэродрому, а отсюда самолеты и взлететь смогут и приземлиться в случае чего сумеют. Дорога эта с воздуха не просматривается, есть такие специальные маскировочные приёмы. Противник о её существовании естественно осведомлён, сейчас все про всех всё знают, но вот где она точно находится, он не знает. Тем более она не одна здесь такая.

     Антон только головой от удивления покачал и немного прибавил скорость, ему давно хотелось испытать, до какой цифры на спидометре можно дойти на подходящей для этого дороге.

     - Ты гони да не переусердствуй. Здесь правила дорожного движения тоже действуют. Радары и камеры по всей трассе стоят, только их не видно, а вот на командный пункт прибудем, там тебе и выставят нехилую сумму за превышение. Ты уж на нескольких камерах засветиться успел, штук пять точно. Вот за каждую и заплатишь там на месте. Ну, а коли денег не хватит, постоит твоя машинка на штрафстоянке. Сумма соответственно тоже расти будет, - всё это Михаил так мимоходом сказал и к полковнику повернулся, и уже даже рот приоткрыл, чтобы начать разговор, как Антон к нему с явным раздражением в голосе обратился:

     - Предупреждать надо.

     Михаил отреагировал моментально:

     - Ты что, министр-распорядитель из "Обыкновенного чуда" Шварца? Ты - взрослый человек, должен понимать, что делаешь, и отвечать за свои поступки.

     Антону даже обидно стало. И вовсе не в деньгах дело, если его даже действительно оштрафуют, их жалко не будет, мало ли он их тратит не пойми на что и зачем. Дело в тоне, которым Михаил ему всё это высказал. Антон искренне полагал, что он это не заслужил. Ну, проявил мальчишество, надумал погонять. Да и кто бы, сидя за рулём мощной современной машины, попав на такую сказочную дорогу, не решился бы попробовать силу её мотора, да попросту говоря, не захотел бы пролететь по ней вот так с ветерком? А тут выговор получил, да ещё так высказанный, что точно обидно стало. Он насупился, выставил на круиз-контроле 110 км и уставился в серую ленту, бесконечно тянущуюся впереди и исчезающую где-то за горизонтом. 

     - Смотри-ка, Петров, обиделся наш гость, - послышался голос Михаила, - теперь, наверное, разговаривать до вечера не будет. Вроде взрослый человек, а ведёт себя как мальчишка. 

     Антон на это никак внешне не отреагировал, но в душе ещё одну обиду затаил, а Михаил начал полковника расспрашивать о каких-то их общих знакомых. С десяток фамилий ни о чём Антону не говорящих он перечислил и замолчал лишь, когда впереди показалось приземистое здание с государственным флагом, развевающимся над крышей. Антон даже не так заметил, как почувствовал, что Михаил ещё больше подтянулся и вид принял совсем уж неприступный. Будь он всегда таким, Антон бы с ним ни за что ни в какую поездку не отправился бы. Он и так начал жалеть не жалеть, конечно, но какое-то неудовлетворение от начала этого такого вроде многообещающего путешествия у него в душе зреть начало, что хоть назад поворачивай и плевать на все эти россказни про красоту дикой северной природы и невиданные в средней полосе уловы.   

     - Вижу, - проговорил Михаил, - начальство всё успело прибыть, вон сколько ауди да мерседесов стоит. Тут такое не часто увидеть можно. Зимин с Есиным прибыли? Давненько я своих друзей не видел, хоть в самолёте немного поболтать удастся. Ты мне, Петров, теперь вот что скажи: кто из наблюдателей на манёвры летит? Я ведь ничего не знаю и мало того, специально ничего узнавать не стал, а то мог бы вообще не полететь. Сам знаешь, с несколькими личностями я в одном самолёте, пусть даже в его противоположных концах, лететь не желаю. Ну а сейчас, раз уж приехал, грех отказываться.

     Антон аккуратно остановился в том месте, куда ему красным флажком указал солдат с повязкой на рукаве. Из дверей здания сразу же вышла большая группа военнослужащих. Возможно, их звук мотора автомобиля с места сорвал, но скорее их предупредили, что Михаил подъехал. Пока Антон парковался, он не мог даже посмотреть толком на встречающих, а когда машина остановилась и он заглушил мотор, глазам своим не поверил. У входа в здание стояло десятка два людей в солидном возрасте, но самое главное, хотя знаки различия на зелёных погонах с того расстояния, которое их разделяло, практически невозможно было различить, широкие генеральские лампасы на их форменных брюках чётко свидетельствовали – там стоят одни лишь высшие офицеры российской армии. И вот к этим генералам не спеша, широко раскинув руки, направился Михаил. С кем-то он по-дружески обнялся, кого-то похлопал по спине, с кем-то обменялся рукопожатиями. Видно было, что он среди них свой человек, нисколько не уступающий им по своему положению. На улице было ещё совершенно светло, но солнце уже скрылось за деревьями. Антон посмотрел на часы. Они показывали без десяти девять. Народ потихоньку стал возвращаться в здание. Михаил призывно поманил его рукой. Антон тяжело вздохнул и вылез из машины. Ни лететь ему уже не хотелось, ни рыбу ловить. Какое-то гнетущее чувство на него навалилось, может, предчувствие чего-то неминуемого это было, он не смог разобраться. Но было что-то, тревожащее его.

    Внутри здание показалось ему спортивным залом, только вместо привычных тренажёров там стояли какие-то замысловатые устройства, вроде тоже тренажёры, но вот для чего, он не понял. Часть была отодвинута к стене, освобождая место для огромного стола. Вошедшие генералы уже усаживались на свободные стулья. Народа там было много. Человек сорок, а может и больше, прикинул Антон. Он быстро осмотрелся. Людей с генеральскими погонами было значительно больше половины, а вот ниже подполковника по званию не было никого. Да и подполковников он насчитал всего пять человек, и все они были достаточно молодыми по внешнему виду, что означало – не долго им эти погоны носить, через некоторое время сменят они их на более тяжёлые.

     - А что это ты, Михаил Николаевич, не по Уставу одет? – раздался чей-то голос.

      - Так я на пенсии, - ответил Михаил, - вот и лечу с вами на одном борту, а дальше наши пути-дороженьки разойдутся. Вы инспектировать приметесь, а я с приятелем рыбку буду ловить, ну и обратно с вами вернусь.

     - Во даёт! - удивился тот же голос, - Как это возможно, чтобы один из генеральных инспекторов Российской армии не принял участие в таких крупных маневрах? Небось, перед тобой там какую-то для нас непосвященных секретную задачу поставили? Будешь где-нибудь в тундре на высоченном дереве сидеть да сверху на нас поглядывать, ведь сверху видно всё?

     Раздались отдельные смешки.

     - Нет, Виктор Иванович, тут ты ошибся. Что-то это частенько происходить стало. Тебе так не кажется? Просто я министру позвонил и попросил меня в этот раз от заботы этой освободить. Он мне навстречу пошёл и разрешил оказией воспользоваться да с вами одним бортом на север слетать.

     - Везёт тебе! С министром вась-вась, на пенсию вышел, на бережку сидеть можешь, рыбку ловить. А мы, бедные, по полигонам мотаемся.

     - Виктор Иванович, ну уж коли ты так хорошо о моих дружеских взаимоотношениях с министром ознакомлен, давай я за тебя похлопочу? Тебя тоже на пенсию уволят, вот мы с тобой рядышком усядемся на том самом бережку, и рыбку ловить примемся. 

     Грохнул смех. Смеялись все, не было никого, кто бы не смеялся. Ну, если не считать того, кому были адресованы эти слова. Небольшого роста, очень толстый генерал-лейтенант сидел, вытаращив глаза, и ртом делал какие-то движения, то ли сказать что хотел, то ли засмеяться вместе со всеми, но ни то, ни другое у него не получилось.

     - Товарищи офицеры, - раздалась команда, - пора!

     Все встали и, поправляя форму, направились в сторону лётного поля. Наступили сумерки. Прожектора были направлены на взлётно-посадочную полосу, и огромная сигара транспортника, стоящего чуть в стороне, виднелась в полутьме, как нечто призрачное и размытое в воздухе. По опущенной рампе все поднялись в самолёт. Внутри него к бортам были прикреплены откидывающиеся кресла. Антону указали, куда ему следует сесть. Он там расположился и пристегнулся, в душе кляня себя последними словами, что поддался на обаяние Михаила и ввязался в не пойми какую авантюру. Всем раздали наушники, поскольку привычной шумозащиты, как в пассажирских самолётах, в военно-транспортном самолёте не было. Взревели двигатели, и махина потихоньку двинулась. Прошло не больше минуты, и она начала разгоняться, затем оторвалась от земли и взмыла в небо. Ближайший иллюминатор был далеко, так, что смотреть было некуда. В самолёте посерёдке прямо перед глазами Антона на специальных растяжках стояло несколько новеньких бронетранспортёров, чуть дальше громоздились какие-то ящики. Машины Михаила видно не было, скорее всего она стояла где-то ближе к кабине и за горой ящиков её попросту не было видно. Рядом с Антоном сидели два подполковника, которые наклонились друг к другу и о чём-то умудрялись переговариваться. Михаил сидел почти напротив, и его фигура виднелась между двумя бронетранспортёрами. Делать было совершенно нечего, книжку он не взял, ноутбук тоже остался на даче, вот и пришлось прикрыть глаза и начать думать о своей семье. А затем он задремал, да так крепко, что очнулся только, когда самолёт довольно ощутимо ударился колёсами о землю, немного подпрыгнул и покатил, тормозя при этом так, что всех пассажиров невольно потянуло в сторону кабины. Хорошо, ремни держали крепко.

     Открылась рампа, все начали вставать со своих мест. Антон тоже было поднялся, но заметил, как Михаил своей рукой показал ему вниз. Он снова уселся и вернулся всё к той же мысли – ну зачем он согласился лететь?

     - Да не переживай ты так, - услышал он голос Михаила, который присел рядом, - всё будет хорошо, вот увидишь. Сейчас начальство разъедется кто куда, вернее кому куда положено, самолёт разгрузят. Много времени это не займёт, выкатят и мой агрегат, и мы отправимся в гостиницу отдыхать, а утречком в путь-дорогу. А сейчас у нас с тобой немного времечка имеется, вот я тебя с собой чуток и познакомлю.

     Отец мой всю войну прошёл, почти от звонка до звонка. Был он десантником. Уж сколько раз в тыл врага прыгал, сосчитать не мог, но одним словом много. Повезло ему, ранило пару раз, но легко, а так жив-здоров с войны вернулся. Гвардии капитаном в отставку вышел. Женился, ну и я родился в пятьдесят пятом. Третьим ребёнком у родителей моих был, ещё две сестры имеются, обе старше меня. Одна так почти на десять лет. Она сразу после войны родилась. Воспитали меня в духе патриотизма и таким я и остаюсь до сих пор, несмотря на многие безобразия, что в верхах творятся. Властители ведь приходят и уходят, а народ продолжает жить. Вот я поставил перед собой задачу, ещё в детстве поставил и всю активную жизнь того придерживался – защищать родину. После школы сразу без раздумий в Рязанское воздушно-десантное училище поступил. Закончил и началась круговерть моя по миру. Из одной горячей точки в другую. Родину я таким образом защищал. Наверху у нас сидели люди, которые ещё хорошо помнили песни первых лет революции, в которых идеи Ильича звучали. Вот и продолжали, перефразируя Блока, пытаться на горе буржуям мировой пожар раздуть. Лет десять повоевал. Отец мой прыгал в немецкий тыл, который на захваченной ими нашей земле находился, а я прыгал в тыл мировой буржуазии, до которого иногда много часов надо было лететь. И вот, что интересно, куда бы мы ни попадали, поддерживая тот или иной, как нам объясняли прогрессивный строй, всегда нам противостояли реакционные силы, которые воевали на деньги и при непосредственном участии американцев. С ними нам не раз приходилось схлестнуться напрямую. Много чего могу рассказать о боях в непроходимых джунглях или в пустынях, да почти по всему шарику. Потихоньку из командира взвода я превратился в командира батальона, а вот как до комполка дорос, и на моих погонах большая звездочка появилась, меня в академию учиться направили. Вышел оттуда подполковником и бросили меня на север. Вот там я и служил долго и упорно. Любопытно даже. Моя выслуга, с учётом всех повышающих коэффициентов, превысила 60 лет, а по возрасту я хоть и ненамного, но всё же помоложе, - и он засмеялся, но не весело, а с какой-то грустью, -   так вот, на севере я жил не тужил да детей растил. Одним из самых молодых в нашей армии генералов являлся. Последние годы был командующим округом, а потом меня в Москву перевели – заместителем командующего ВДВ. С чёткой перспективой стать командующим, а затем и заместителем министра. И вот там мой организм не выдержал. Тяжёлый обширный инфаркт случился, ну меня врачи в отставку и отправили. Теперь я включён в число генеральных инспекторов, но мы с министром решили, что к этим обязанностям я приступлю с нового года и то, если врачи окончательное добро дадут. Так-то вот. Сюда еле-еле отпустили, под честное слово, что я сам за руль не сяду и вообще буду вести себя как их пациент, а не как шаляй-валяй, каким я в душе всё ещё и остаюсь, - и он улыбнулся, а затем продолжил, - Я у начальства выпросил мне в качестве водителя Петрова дать. Хороший мужик. Он у меня много лет порученцем служил. Сейчас той частью командует, с которой я на округ ушёл. Вот–вот сам генералом станет. Надо отметить, достойным генералом будет, а пока баранку покрутит, да покашеварит чуть-чуть, и мы с ним все его перспективы заодно обсудим.

     Антон сам не понял, когда из него все упаднические мысли на волю улетели. Ему опять захотелось и по тундре на той чуднОй машине, которую только что, прямо на их глазах, солдаты из самолёта выкатили, прокатиться, и рыбку половить, да у костерка посидеть. И на Михаила он совсем другими глазами смотреть начал. 

     Самолёт опустел, а они всё продолжали сидеть, чего-то, по-видимому, ожидая.

     На рампе послышались шаги. Появился Петров:

     - Михаил Николаевич, через пару минут мы будем готовы, выходите тогда, - и он сбежал вниз.

      Когда Михаил с Антоном появились на краю рампы, грянуло многоголосое "ура" и оркестр заиграл марш ВДВ, знакомый Антону по фильму "Белорусский вокзал". Несмотря на то, что стрелки часов перевалили за цифру двенадцать, на улице было светло, почти как днём. Четко печатая шаг к рампе подошёл Петров. В этот момент оркестр замолк и Петров, вскинув правую руку к виску, отрапортовал:

     - Товарищ генерал-лейтенант, дивизия ВДВ, которой вы командовали в течение многих лет, к торжественному маршу построена. Командир дивизии полковник Петров.

     Затем он повернулся, встал в середину первого ряда, следом за знаменосцем и скомандовал:

     - Шагом марш!

     Вновь зазвучал марш ВДВ и дивизия, батальон за батальоном, торжественным маршем прошла мимо застывшего по стойке смирно Михаила. На Антона так подействовала эта сцена, что у него даже слёзы на глазах выступили.

     Вернулся Петров:

     - Михаил Николаевич, пойдемте ужинать да спать, а завтра с самого утра выедем.

     В офицерской столовой всё было накрыто. Официантка, немолодая женщина в белом переднике с кокошником на голове, принеся ужин, поклонилась Михаилу:

     - Добро пожаловать Михаил Николаевич, мы уж заждались, когда это вы нас навестите. Очень рады видеть вас и честно признаюсь, я соскучилась, - она произнесла всё это залпом, смутилась и убежала, вытирая на бегу слёзы. 

     - Вера Ивановна! - окликнул её Михаил, но она уже на кухне исчезла.

     Антон заснул сразу, как только голову на подушку положил, и спал на редкость крепко, но ровно в шесть глаза открыл и на краешек кровати присел. Вот тут он смог рассмотреть номер, в который его поселили. Нормальный одноместный гостиничный номер, с телевизором, журнальным столиком с мягким креслом к нему придвинутым. На стене застекленные в деревянных рамках фотографии птиц северных развешаны. Видать, кто-то из местных любителей их нащелкал. И не просто любителей, а скорее знатоков птичьего мира, поскольку под каждой фотографией подписи были. Антон по номеру, как встал босиком, так и ходил, на птичек любовался. Только успел привести себя в порядок, в дверь Михаил постучал:

     - Готов? Молодцом. Пойдем, поедим да ехать надо. Нам сегодня на пару сотен километров от этого места удалиться следует, - рассказывал он, пока они спускались вниз в столовую, - там заимку небольшую мы срубили. Представляешь, брёвна отсюда тащить пришлось, там-то уже не лес, а стланец. Вот уж где мы помучились. Я тебе так скажу. Воинский труд для человека, хорошо подготовленного и физически, и морально – это забава молодецкая, а вот брёвна неподъёмные тягать, да избушку малюсенькую рубить, это труд не мужской, а мужицкий какой-то. Я с тех пор на умельцев этих, которые топором махают играючи, с уважением смотрю.

     Они за стол сели и к завтраку приступили, но стоило им чай допить и на крыльцо выйти, как Михаил вновь заговорил:

     - Там, сидя на берегу с удочкой ли в руках, или просто так на воду глядючи, я себя всегда истинно свободным человеком ощущал. Все заботы где-то далеко-далеко оставались и ни о чём вообще думать не хотелось, даже о рыбе. В себя приходил лишь, когда медведь где-нибудь поблизости на берегу появлялся. Вот тут уже мысли всякие дурные в голову лезть начинали. Хорошо, если он на другом берегу оказывался, это ещё не страшно, а если вдруг из соседних кустов этакая громада появлялась, не до смеха было. И ведь бесшумно ходит, нет чтоб издали начать деревья валить. Так нет, возникнет внезапно и всё. Тут застыть надо и не шевелиться, он ведь тоже за рыбкой пришёл, на тебя, грешного может и внимания не обратить, до сих пор это всегда так и было. Но вдруг ему что-то в голову стрельнет, как в таком случае быть? Самому стрелять? Так ведь можешь не успеть. Он-то быстрее действует, чем ты. Вот уж вспотеешь, как в такую ситуацию попадёшь.

     Подъехала машина, на которой они должны отправиться в дальний путь. Михаил привычно откинул лесенку, и они взобрались по ней в салон. Там было достаточно уютно. Мягкие кресла с изменяющимся углом наклона спинки, удобные подлокотники, прекрасный обзор. Антон огляделся. Не такой уж она и маленькой внутри оказалась, как ему на даче подумалось. Хотя в ней всего два ряда сидений было, на заднем могло спокойно три человека уместиться. Антону там было очень даже комфортно. При желании можно было, подогнув ноги, даже улечься. Все удилища были расположены в специально приспособленных для этого местах, ничто не болталось и не могло неожиданно свалиться на голову. По-видимому, это была переделанная по индивидуальному заказу какая-то военная техника с большим количеством различных рычагов около водительского кресла, хотя привычный автомобильный руль тоже имелся. Петров, уже без форменной куртки, смотрелся обычным мужиком неопределённого возраста. Так на взгляд лет от тридцати до сорока. Надета на него была фасонная тужурка из камуфлированной ткани, на голове лихо сидел картуз с лакированным козырьком. Антон такие только на картинках и старинных фотографиях видел. Петров повернулся к Михаилу, который уселся вперед на пассажирское кресло, и вопросительно на него посмотрел.

     - Так, друзья, - начал Михаил, - на отдыхе мы все на "ты" и без этих отчеств, - и он рукой показал по очереди, - Виктор, Антон, ну и я, Михаил. Чего стоим? Трогай Витя, трогай!

     И машина почти бесшумно поехала вперед.