Иллюзореа глава 12

ГЛАВА 12
Море, прохладный Ла Манш. Упругая волна легко носит тело, покачивает, игриво брызгает в глаза, ласкает золотым отблеском солнца на гребне волны. Это не Средиземное море, где вода тёплая, как чай, а воздух прогревается, как в бане, от беспощадного солнца и потеющих тел загорающих, блёстки и пайетки дискотек плавают с рыбами и медузами, по пляжу бродят продавцы шляп, мороженого, нелегальные иммигранты и невоспитанные чайки-попрошайки, пытающиеся украсть чипсы у иностранных туристов, в небе летают вертолёты с многометровой рекламой и  личные джеты, перевозящие бомонд на люксовые яхты, маячащие в море; огромные, как многоэтажные дома, круизные лайнеры выплёвывают новые порции туристов, которые стоят в очереди, чтобы сфотографироваться на красной дорожке у Дворца каннского фестиваля, в обычные дни больше похожего на захудалый районный Дворец культуры; недалеко припаркованные яхты, где модные хозяева демонстративно загорают на солнце, не обращая внимания на глазеющую на них публику . На набережной  Круазет, в прицеле окон фешенебельных отелей, где ни в чём себе не отказывают звёзды мирового масштаба и их слабые копии, прогуливаются русский нувориш и вездесущие пожилые китайские туристы, фотографирующие каждый куст,  хладнокровные высокие блондинистые голландцы и живо жестикулирующие брюнетистые итальянцы, девушки модельной внешности и накачанные парни, демонстрирующие свои кубики более хлипким неудачникам. Многоголосая  и многоязычная любопытная толпа течёт мимо платных пляжей, таких уютных и таких дорогих кафе с самой дешёвой бутылкой шампанского за 1000 евро, мимо пальм и надменных лакеев у входа. Роскошные Порше, Феррари и другие самые дорогие машины соперничают друг с другом красотой и богатством, из них выплывают известные всему миру личности в дорогих костюмах и наоборот, не менее, а иногда и более богатые, но известные лишь узкому кругу. Реклама, шум, дорогие рестораны, пиццерии, странные скульптуры, попрошайки, полиция, манекенщицы, фотографы….
Ла Манш спокоен и демократичен, пахнет йодом,  вдали носятся серферы и парусники, вода тонизирует, приливы и отливы ритмично перемещают людей по кромке воды, дядечки и тётеньки с граблями и совочками ищут в песке ракушки,  большие семьи с детьми, собаками, зонтами и мячами организуют пикники, строят песочные замки и сооружают запруды из мокрого, жирного песка, запускают воздушных змеев. Сутулые чайки на тонких ножках держатся в сторонке от людей и синхронно поворачивают голову, наблюдая за пролетающими сородичами и легкомоторными самолётиками. В вечерний час местные жокеи прогуливают скаковых лошадей по пляжу. Вдали многоэтажный паром направляется в Англию.
Мила уже неплохо загорела за последние дни, в дюнах  читала «Грозных цариц» Анри Труайя, про жизнь и похождения русских царственных наследников после смерти Петра Первого, и одним ухом слушала неторопливую беседу о ценах на недвижимость в Париже примостившейся недалеко экстравагантной немолодой пары. Дедушка – лысый, атлетически сложенный мужчина с седой бородой – объяснял жене- невысокой  стройной бабушке топлесс – как вывезти деньги из Белиза. Они приехали из Парижа,  привезли своих внуков на время каникул. Старший внук – явно выраженные метис – курчавые волосы, светло-шоколадный тон тела, розовая кожа ступней и рук, спокойно-методично выкладывал из морских камней крепость, и сердился, если проходящие мимо люди случайно задевали его строение. А младший – бледно-розовая крошка 2-х лет  в смешной панаме в божьи коровки - постоянно и громко кричал от восторга. Когда волна с тихим шорохом, забрасывая пену и небольшие водоросли приближалась к его ногам, он восторженно подпрыгивал и с визгом бросался к бабушке и дедушке за защитой, потом волна, лизнув берег, ни с чем возвращалась обратно, малыш бросал в неё мокрым песком и снова выкрикивал победный крик. Миле было интересно, каким малышу видится море – как опасность, которую он хочет победить, или как непонятный зверь, играющий с ним в прятки. Как хотелось обнять эту милоту, как нестерпимо захотелось быть бабушкой, иметь внуков, строить с ними замки из песка…

Утром Мила проснулась, продолжая какой-то диалог во сне с кем-то незнакомым, ещё звучали слова. Ей показалось, что она услышала слова: «Доброе утро, любимая!» и ощутила поцелуй, движение нежной энергии. Она привыкла играть в своём виртуальном мире со своими актёрами, сама выбирая сюжет, декорации и слова, они были ей послушны, она сама их создала. А сейчас она почувствовала отклик из другого виртуального мира. Мила увидела, как мужчина склоняется над её фотографией, и целует в губы. Герман, да , Герман, это был он. И снова внутренние чувственные вихри закружились, она была с Германом, она почти ощущала его дыхание рядом с собой. Она думала о нём с такой радостью, с таким восторгом, лучила, эти давние чувства снова проснулись в ней, как ей хотелось увидеть его, дотронуться до него, услышать голос. Маятник снова качнулся в свет.
Мила открыла компьютер и увидела письмо от Германа.
«Привет, любовь моя, как дела, я, должно быть, искренен с тобой, мне действительно стало плохо, когда я увидел сообщение по электронной почте, я был очень расстроен, Он мой коллега здесь, мы плывем вместе, хотя я не рассказал ему о тебе что ты уже являешься моим компаньоном, он пошел писать тебе неосознанно мне, я действительно чувствовал себя плохо, пожалуйста, ты должна простить меня, если тебе грустно, пожалуйста, не обращай на него внимания и не пиши ему больше он ревнует. Я хочу сказать вам, что любовь, которую я испытываю к вам, бесспорна. Это сильная и стойкая любовь, которая выдержит испытание временем.
Я искренне рад, что вы вошли в мою жизнь, и я не могу дождаться того дня, когда мы сможем объединить наши жизни.
Я хочу лежать рядом с тобой ночью и засыпать в твоих руках, Если бы я мог обыскать всю свою жизнь насквозь и никогда не найти другого тебя. Я люблю свою жизнь, потому что она дала мне тебя, я люблю тебя, потому что ты моя жизнь.
Когда я впервые увидел ваш профиль, вы взяли мое дыхание.
Когда вы впервые отправили мне сообщение, я не мог думать.
Я хочу, чтобы ты дотронулась до меня, дрожь по всему телу.
Я не могу дождаться встречи с тобой лицом к лицу, и мне будет очень приятно, стать твоим спутником жизни и провести остаток моей жизни с тобой - это выбор, но влюбиться в тебя было вне моего контроля.
Ты можешь не любить меня так, как я тебя люблю, Ты можешь не заботиться обо мне так, как я забочусь о тебе. Но если ты когда-нибудь буду нуждаться во мне, я всегда буду рядом с тобой.
Я люблю быть любимым вами. Хотелось бы, чтобы мечты были как желания, а желания сбывались, потому что во сне я всегда с тобой. Думаю о тебе так нежно! Объятия и поцелуи.»
Мила перечитала письмо Германа несчётное количество раз и почувствовала, как  эти прекрасные слова, проникают в её душу,  стирают все те негармоничные, злобные и отвратительные слова, которые она услышала раньше от других людей,  отчего так болело и истекало кровью её сердце,  его слова наполняли красотой и кружили в волшебном танце золотых листьев.

На кухне Филипп загремел посудой и позвал её . Обычно Мила просыпалась первой и готовила ему завтрак. Мила не осмеливалась ему громко ответить, чтобы не расплескать наполняющее её море нежности и любви. Она медленно поднялась и пошла в кухню, заглянув на мгновение в большое зеркало в коридоре. «И снова Джоконда проснулась и смотрит на меня сквозь века…»
Филипп состроил недовольную мину, он уже давно хотел завтракать, а Мила витает в своих облаках. На его обычные упрёки, она лишь  улыбнулась джокондовой улыбкой и села рядом. Как всегда во время еды, они смотрели телевизор, утром Филипп  предпочитал  новостной канал. Мила смотрела на него новым взглядом, как на незнакомого человека. Она спросила себя : «Что я делаю рядом с ним, какую радость нахожу во взаимном сосуществовании, что нас объединяет? Привычка? Удобство? Взаимные компромиссы или взаимопомощь? Гражданские узы социальной ячейки? Союз душ? Моё чувство долга? Вина? Страх остаться одной? Кармические отработки? Такое неоднозначное прошлое?  Мы так много пережили вместе, и доброго, и злого, и прекрасного и страшного, весёлого и отвратительного…»Внутри неё поселился образ другого мужчины, который признавался ей в любви, волновал её, завладевал её сердцем, он вытеснял Филиппа и других важных в её жизни мужчин, хотя ещё месяц назад она даже не могла себе представить такого оборота. Мила была на границе перехода.

Филипп уже давно предпочитал галстукам и наутюженным брюкам дешёвые майки и пижамные шорты, вырастил пятимесячный беременный животик и стал ниже ростом,  её очень смешили его густые и дикие, как у Брежнева брови и волосы, пучками выросшие на ушах, он, как и её отец в детстве, разговаривал с телевизором, вернее с журналистами, критиковал внешний вид некоторых, высмеивал их мнение и давал им обидные клички. Как всегда, у него было неоспоримое мнение на всё: цены на зерновые, покупку известного футболиста, скандальные похождения государственного чиновника… Из половины багета, масла, сыра и ветчины, Филипп сооружал огромный бутерброд и окуная его в большую чашку с кофе, жадно вгрызался в него, подавал реплики ничего не подозревающим о его существовании журналистам, возмущаясь возможными изменениям пенсионного режима или новыми ПДД. Крошки хлеба висели на бороде, как награды.
После завтрака и новостей, Филипп раскрыл свежие газеты и закурил. Мила не любила запах его сигар – они пропитывали мебель, подушки и волосы, но раньше она не осмеливалась его критиковать. После первых инсультов она ещё ругалась с ним, требовала, чтобы он прекратил курить, учитывая его диабет и другие сопутствующие болезни, но потом привыкла и перестала обращать внимание. Сегодня от этого въевшегося в квартиру запаха, её начало подташнивать, мешать внутреннему светло-вибрирующему наполнению и Мила совершенно спокойно попросила Филиппа  курить на улице, а не дома. Филипп так удивился, что сигара выпала на стол, как сыр у вороны во время их памятного общения с лисицей. «Что произошло? – Ничего, этот запах мне мешает.» Мила встала, помыла посуду, напевая «Твои зелени очи» и пошла готовиться к уроку.

У неё появилась новая ученица – возрастная дама из Монако, деликатная и очень культурная. Пару лет назад Лидия приехала помогать своей дочери, которая вышла замуж за монегаска, пыталась выучить язык, но её французский никто не понимал. Она занималась со своими внуками, не давая им забыть русский язык, готовила вкуснейшие борщи и пельмени, стараясь привыкнуть к густонаселённому и дорогостоящему городу. Мила с удовольствием учила её французскому языку, попутно рассказывая о нравах и традициях французов, делилась любимыми блюдами, рассказывала о неизвестных русской публике, но таких любимых французами певцах и актёрах. Особенно сложным для Лидии было произношение, французское картавое р захлёбывалось в горле и хрипело, носовые звуки произносились не там, где требовалось, она не понимала, как из одного слова в 8 букв можно извлечь только 4 звука, но Лидия старательно, как школьница, переписывала спряжение глаголов в тетрадь и очень гордилась собой, если Мила не находила ошибок.

Во время молчаливого обеда, Мила в своих размышлениях почти не следила за перипетиями любимой развлекательной передачи, которую они всегда смотрели в обед, рассеянно и не впопад улыбалась на его обычные шутки, мечтала о совместных путешествиях с Германом, а Филипп, озадаченный изменением поведения Милы, уныло ковырялся в картофельной запеканке. «Что-то произошло за время его краткого отсутствия в больнице, Мила уже не та.»