Глава 9. Сон с куклой Варей
В тот вечер, как никогда, мучила тягота одиночества. Вспомнилось, как с малолетства присутствие смерти воспринималось как нечто на меня самого посягающее. Если в деревне умирал кто-то из соседей или знакомых мне людей, плача, я ни за что не хотел отпускать от себя маму из боязни, что она тоже может умереть. Мои сверстники запросто и не без любопытства глазели на похороны, а их дружок, Олежка Сенин, страшился приблизиться к тому месту. Даже спустя время, проходя мимо дома, где недавно лежал в гробу покойник, я задерживал дыхание и старался не смотреть на окна. По мере взросления эти мистические страхования прошли, но обостренные чувства неизбежной кончины и равноподобное щемящее благоговение перед жизнью, не покидают меня доныне.
В ту последнюю ночь перед арестом снова, как в детстве, осозналась беспомощная неспособность прекословить всегубительному диктату неотвратимой смерти.
Словно сквозь слезы всплывала в сознании отстраненная улыбка Галинки с несуразным и пугающим розоватым комочком в уголке ее рта. Сделалось жутко от предчувствия, что с моей лапотушей может случиться нечто похожее. Тогда я мало что знал об утешительном, облегчающем действии молитвы и о Сыне человеческом, который озарил уверовавших в него надеждой на бессмертие и жизнь вечную.
В тот поздний безотрадный час захотелось, чтобы с души отлегло, полегчало. Спустив ноги, подошел к подоконнику, и как живую взяв на руки, прижал к себе куклу Варю.
Так я и заснул, ласково обнимая её, со светлой мыслью, что пальчики и губешки моей дочурки прикасались к этому милому созданию рук человеческих.
В утро пятницы, 8 августа, сам того не ведая, в последний раз захлопнул дверь подъезда, чтобы вернуться обратно, лишь через пять лет. В руках у меня был объемистый портфель, а в нем игрушки и сладости для Алёны. После работы я намеревался ехать к ним с Ритой в деревню.
Однако, события того дня, не спросясь, развели нашу жизнь под зловещим углом многолетней тягостной разлуки.
Сразу по приходу неожиданно вызвали к прокурору области, где в присутствии двух его замов и начальника отдела кадров, объявили, что с нынешнего дня я уволен по сокращению штатов. Уже на первом допросе понял, для чего все это было проделано. Следователь, заполняя протокол, в графе место работы, не спросясь меня, твердо вывел - временно не работает. Козе понятно, что органам госбезопасности никак не хотелось, чтобы в качестве обвиняемого фигурировал работник прокуратуры. Впрочем, в тот раз я настоял, чтобы в графе было прописано, как надо, по правде.
Потрясенный и ошарашенный, я спустился с третьего этажа в свой кабинет в состоянии беспомощной потерянности. Действуя бездумно и безотчетно, для чего-то поместил в служебный сейф свой портфель и набрав цифровой шифр, закрыл его на все три оборота. Видимо из-за стресса, я что-то напутал с кодом. Как следовала из протокола обыска в моем кабинете, вскрыть его удалось лишь две недели спустя.
25 августа, во время краткого свидания с Ритой в кабинете следователя, он передал ей мои запоздавшие гостинцы для нашей симпатяжки. Чуть позже, в письме, Рита живописала, о фонтанчике радости, который забил из неё при виде папиных лакомств и игрушек. Особенно ей приглянулись две пластмассовые формочки: одна голубенькая, наподобие звездочки, а другая в виде алого сердечка. Первую, по подсказке бабушки, она прикладывала к лобику, изображая царь-девицу. А сердечко, держа ручонками перед собой и целуя, называла папиным.
Свидетельство о публикации №220072600045