Бог и библиотекарь 25 - Исход племени

Когда Францишек вышел из шатра в следующее утро, деревня была пуста. Только плеши от шалашей да тот дырявый ковер, что играл роль крыши в памятную ночь накануне, брошенный на жухлой траве, подставлял выцветшее брюхо молочной мороси. Дробленая в манку вода небесная покрывала все ровным полем, смиряя мертвое и живое в единый плоский пейзаж.

Туман стоял такой плотный, что реки и леса вообще не было видно – одни тени и зыбкий гул, отраженный от высокого берега. Обычно его было не различить – шум реки перекрывал слитный и неумолчный шелест бессчетных крон.

На яру над широким руслом ветры не унимались ни днем, ни ночью, дуя разом со всех сторон – то ласковым, банно-теплым, то простудной, пронизывающей свежестью. Левую щеку холодило, правую лелеяло пухом. Подождешь минуту – наоборот. Теперь воздух стоял бездвижно, лес замер под пеленой и речные водовороты заполнили своей песней возникшую пустоту. Жуткий, неживой, безразличный глас из глубин земли… Или не земли? Что за место, где он стоит?

Францишек поежился, ища глазами что-нибудь, что сделало бы утро приятным, успокоило вновь всплывшую неуверенность в собственном благополучном бытии – с завтраком, тазом для умывания и послеполуденной сладкой негой.

– Обленился, обыватель, обрюзг… – сказал сам себе Францишек, внезапно став моралистом. – Давно ли в стог летел вверх тормашками? Кашу ему подайте с изюмом! Кошму на лавку! Соберу пожитки и уйду в лес. Надоело все.

Каждый атом его нутра взбунтовался, требовал куда-то бежать и вершить что-нибудь великое. Времени на раскачку нет! Из-за занавесок потянуло дымком…

– Оладьи, – вздохнул Францишек и сладко улыбнулся туману.

По тому же принципу, по которому из аминокислот и кальция возникает ежик, из оладий, чая и теплой комнаты делается простое счастье. Даже если комната эта – стоящий на шестах балаган, а компанию тебе составляет волшебный ящер, сам собранный из бог весть чего.

Спросите: есть у него ДНК вообще? А лизосомы? Митохондрии? Центриоли? Кто ж ответит…

У Францишека вот… были, по крайней мере. Ни я сам, ни он их не видел в жизни, но из общих соображений – были.

– А куда ушли-то все? – спросил он, отправляя митохондриям очередную оладью с медом.

– На тропу войны, – ответил Волс, мечтательно проглотив свою. Жевать он не мог в силу анатомии, зато глотал будто автомат, в секунду.

– Хм… Вождя, значит, оставили спать, а сами свалили пойми куда? Как-то это, знаешь… странно, что ли. Безответственно в отношении руководства. И кто ими там командует?

– Хочешь покомандовать? Топор дать?

Ответить правду было конфузно, соврать – тоже как-то… Ящер, конечно, ящером, но правда правдой. Францишек промолчал.

– У нас другая задача, не забывай. Было б племя, вождя выбрать – дело нехитрое. Свято место, как говорят у вас…

– А баб с детьми что же не оставили? Деда этого? Их-то зачем тащить?

Францишек все искал логические изъяны. Сказать по чести, он был уязвлен. Так-то человек быстро привыкает к ступеньке на социальной лестнице.

– Вестимо, далеко пошли, не вернутся. Там встанут после. Если победят.

– А если нет?

– И если нет, встанут. Кто жив останется. Говорю ж: на войну пошли.

– С кем война-то, хоть?

– Там найдут.

– Странно как-то все.

Францишек запил из чашки, встал, глубоко вдохнул, хрустнул лопатками под льняной рубахой. Отметил, как бессознательно, по привычке выпил четыре пятых, оставив на дне песок, которого немало наглотался по первости.

Так все новое день за днем переваривается мозгом в рутину, притирается, превращаясь из несовместимого в цельное и простое. Встретив летающую селедку, в первый день вы удивляетесь, во второй не замечаете, а на третий вешаете для нее на дереве домик.

Солнце поднялось выше. В балагане, несмотря на раскрытые занавески, стало жарковато. Воздух совсем не двигался, стоял будто желе. От углей под железным листом, на котором Волс валял палочкой ломти свиного сала, шел жар. Да и сам чудо-ящер, когда был сыт, грел не хуже твоей горелки. Шкварный дым свивался полосами, лез в ноздри. Ящер подтянул раскаленный лист и раскрыл пасть. Полфунта сала исчезло в одно движение. Куда в него только лезло?

Францишек постоял одурело, глядя на компаньона, хотел что-то сказать in summa, но, не придя ни к каким выводам, вышел из балагана в туман – все такой же плотный, только теперь не серый, а золотистый. Яркий шар просвечивал сквозь него, карабкаясь по дуге с востока.


Далее http://proza.ru/2020/07/27/1741