Калейдоскоп воспоминаний мой путь. 7
Морозной зимой, возвращаясь из института, я увидела на дереве напротив нашего дома кота, который отчаянно кричал. Стала звать, но он боялся спуститься, попробовала добраться — не удалось. Дерево было молодое, а сидел он на самой верхней ветке. Решила, что, может, ночью, когда никого не будет, он спрыгнет. Утром температура понизилась до -14 градусов, я бежала на занятия, кот по-прежнему сидел на дереве, уже слабо мяукая. Когда я возвращалась, он уже не кричал. Бросив дома сумку с книгами, я помчалась к дереву, а за мной помчалась мама. В соседнем доме ребята нашли черпак, которым накрыли и сбросили кота. Он тут же направился к рядом растущей акации, собираясь взобраться на неё. Был единственный выход: забрать кота домой, Но я знала, что мама не хочет заводить животных. Поэтому, держа кота на руках, спросила её, что с ним делать.
- Отнеси пока домой, - сказала она.
- Но тогда он останется у нас навсегда, - категорически заявила я.
- Так останется, - покорно согласилась мама.
Судьба кота была решена, назвали мы его Васей. Был Вася явно «дворского» происхождения, белый, с серыми пятнами. Видать, не было у него раньше дома, был он дикий, когда я протянула руку, чтоб его погладить, он в ужасе отшатнулся. Со временем Вася впал в другую крайность: решительно никого не боялся, а как любезный хозяин выходил навстречу каждому входящему. Когда приходил старичок-печник, он «помогал» ему: заглянет печник в поддувало плиты, следом за ним Вася смотрел туда. Протянет печник руку в поддувало - и Васина лапка вытягивается туда. Плиту Вася любил, когда собирались её затапливать, начинал скакать боком по всей комнате, выражая радость.
Я легко научила его ходить на унитаз, хотя квартира была коммунальная. Был он аккуратный и прекрасно ловил мышей, поэтому соседи его любили и брали «напрокат». Вася же больше всех любил меня, только ко мне он сам приходил на колени и, мурлыкая, спал там. Заниматься мне он не мешал: когда я садилась за письменный стол, он садился на подоконник и, приспустив брови, наблюдал за мной, как бы долго я не сидела. Он и подражал мне: я утром пила стакан воды, и Вася бежал пить воду из своей мисочки.
Однажды мы с бабушкой заметили, что Вася пристально смотрит в одну точку на стене. Подойдя туда, я ничего не обнаружила. Тогда бабушка перекрестила это место, Вася резко повернул голову и уставился в другую точку. Бабушка перекрестила и это место. Вася опять дёрнулся и уставился на противоположную стену. Так продолжалось до тех пор, пока Вася не уставился в окно. После того, как бабушка перекрестила окно, он успокоился и задремал.
Бабушка научила Васю приносить брошенную катушку. Он хватал зубами её тонкую часть и приносил к ногам, чтоб ему бросили опять.
К соседскому котику Трусику, который был моложе Васи, он относился покровительственно, обучал его игре. Котам пришлось сделать операцию (кастрировать). Я очень переживала, жалела Васю, и снится мне сон. Пологая дугообразная дорога, освещённая солнцем, поднимается в небо. На ней сидят и идут коты группами или в одиночку. Сбоку на некоторой высоте к дороге поднимается прямая крутая лестница, над которой склонились деревья, затеняя её. По этой лестнице поднимается Вася.
Бабушка так объяснила сон. Пологая дорога – это обычный путь развития котов, его освещает солнышко Любви. А деревья – люди, они затеняют это солнышко для кастратов, но должны своей любовью помочь им скорее духовно развиться.
Через несколько лет Вася заболел и умер. Похоронили мы его на неофициальном «кладбище животных» в Пионерском парке. На следующий день хозяйка Трусика опять уезжала к дочери, и Трусик с радостью пришёл к нам. Вскочив на «свой» стул, он посмотрел на тот стул, где обычно спал Вася, и как-то сразу сник, перестал есть и, не сходя со своего стула, через некоторое время умер. Мы были потрясены и поняли, что он умер от горя.
Ветеринар сказал, что не раз наблюдал такую преданность животных.
САРА ГРИГОРЬЕВНА
На третьем курсе мама с бабушкой решили, что мне надо выходное платье. Стали искать портниху, так как в ателье брали дорого. Обратились к соседке Нины Михайловны Окупской, которая шила на заказ. Звали её Сара Григорьевна, она была небольшого роста, довольно полная и пожилая, очень серьёзная, скорее печальная.
Сара Григорьевна обладала необыкновенным вкусом и фантазией, была настоящей художницей. Каждое платье, которое она шила, было произведением искусства, она прекрасно вышивала, делала мережку, обшивала пуговицы материей, делала цветы из материи и даже броши. Вспоминаю, как одно из моих последующих платьев было комбинированное из двух не совсем удачно сочетавшихся по цвету материалов, я даже сомневалась, стоит ли его шить. Сара Григорьевна нитками, вытянутыми из одного материала сделала вышивку на другом и это оказалось очень красиво. Но помимо всего этого она умела спрятать несовершенства любой фигуры. Я подружила с ней, многое узнала у неё, она дала мне ряд ценных советов, которых я придерживалась всю жизнь.
Но выполняла заказы Сара Григорьевна долго, поэтому мало зарабатывала. Причиной были большие переживания и болезни.
Впоследствии я узнала драму её жизни. До Великой Отечественной войны она жила в Одессе с мужем и маленьким сынишкой, была искренне убеждённым и активным членом коммунистической партии.
После возвращения из эвакуации работала главным инженером на Одесской фабрике им. Воровского. Когда сынишке было четыре года, Сару Григорьевну по доносу арестовали и осудили на десять лет. Ссылку она отбывала в сибирском лагере, смогла выжить только благодаря тому, что обшивала жён начальников.
Однажды она сшила и себе кофточку, но так как швейной машинки у неё не было, то шила руками. Кофточку тут же украли, она подала заявление, в котором подробно описала пропажу. Кофточку нашли, возвращая её Саре Григорьевне сделали замечание, что кофточка шита на машинке, а она написала, что руками. Тогда Сара Григорьевна тут же села и сделала шов, который не отличался от машинного!
Как это часто в те годы бывало, муж после ареста отказался от неё и вскоре завёл другую семью, сынишку взяли родственники. Сара Григорьевна, очень это переживала. Со временем она в лагере познакомилась с мужчиной, полюбила его и родила сына Витю, которым очень дорожила. Детей в лагере не разрешали держать, как только они подрастали, их помещали в детские учреждения. И она, и он страшно горевали, когда его забрали.
После освобождения Сара Григорьевна вернулась с Витей в Одессу и стала искать первого сына, но его ей не вернули, да и мальчик уже вырос и относился к ней недоброжелательно, она была ему чужой. Огорчённая этим, Сара Григорьевна стала жить с Витей, который был очень способным и прекрасно учился. В дальнейшем Сару Григорьевну реабилитировали, восстановили в партии, вручили золотой значок члена партии.
Витя вырос, его взяли в армию. Вернулся он оттуда совершенно другим человеком: замкнулся, впал в депрессию, не мог ни учиться, ни работать. Чего только ни делала Сара Григорьевна, ничего не помогало. В конце концов он покончил жизнь самоубийством, что явилось для матери страшным ударом, вскоре после которого Сара Григорьевна умерла.
СТАРШИЕ КУРСЫ
После каждого курса летом у нас была практика. Одна из практик у меня, как у отличницы, была по выбору. Мама настояла, чтоб я поехала в Ленинград, где жил отец со своей семьей.
- У нас нет родственников, может, ты в отце найдёшь друга, - сказала она.
Я повидалась с отцом и его семьёй, но друзей в них не нашла…
Провожая меня, отец сказал:
- Передай там, в Одессе, большое спасибо, что вырастили такую дочку без меня.
На вокзале в Одессе меня встретила мама. Я обратила внимание, что она, моя бедная, зАгнанная работой, болезнями бабушки и своими, сделала перманент, в общем «почистила пёрышки», и с нетерпением чего-то ждёт от меня. И поняла я тогда, что посылая меня к отцу, она боялась, что я останусь у него.
Поэтому я поторопилась ей сказать:
- Мамочка, нам с тобой не о чём жалеть!
И тут же в такси я рассказала ей обо всём, включая последние слова отца.
Отцу я написала письмо о благополучном прибытии в Одессу. Он мне ответил, но переписки не получилось, так как в одном из последующих писем он написал, что не любит писать письма, а всю переписку ведёт его жена. Больше я ему не писала.
На старших курсах начались строительная механика, теория упругости, инженерные специальные дисциплины, которые мне нравились. Я продолжала работать в СНО, участвовала в конкурсах. Вспоминая это время, не могу не упомянуть нашего любимого декана и преподавателя по железобетонным конструкциям, тогда ещё доцента, а впоследствии профессора Александра Эдуардовича Лопатто.
Курс строительной механики нам прекрасно читал заведующий этой кафедрой доцент Игорь Евгеньевич Прокопович, в дальнейшем профессор, заслуженный деятель науки Украины, почётный академик Российской академии архитектурных и строительных наук.
Строго и понятно излагал курс металлических конструкций доцент Николай Леонидович Чернов, ставший впоследствии профессором, доктором технических наук.
Да разве только они? Все, окончившие наш факультет, с большой благодарностью вспоминают своих преподавателей, которые, не щадя сил и времени дали нам самое ценное: знания. Но не только это, они стали нам на всю жизнь примером добросовестного, честного отношения к работе, уважения и доброго отношения к людям, стремления неустанно повышать свой научный и культурный уровень.
Лекции по теории устойчивости сооружений читал нам солидный профессор, доктор физико-математических наук Яков Львович Нудельман, который работал в институте связи, а по совместительству - на кафедре строительной механики и теории упругости в нашем институте. Преподавал он блестяще, тишина на лекциях была удивительная. Все боялись пропустить занятия, к нам приходили даже студенты другого потока нашего курса, хотя в их учебном плане этой дисциплины не было. Предмет был сложный, насыщенный математикой, но излагался так логично, чётко и понятно, что создавалось впечатление ясности и красоты. И вот этот-то преподаватель предложил мне однажды тему научной работы! Я с радостью и трепетом согласилась.
Интересно, что в это время мне приснилась большая овчарка с кожаным нагрудником в орденах. Родители сказали, что у меня появится уважаемый друг. Бабушка прекрасно объясняла сны. «Ведь сновидение содержит в себе нечто из таинственных законов, чарующих и привлекающих вещее чувство человека... Сон творит символические образы; он символист», писал Рудольф Штейнер.
В процессе работы профессор пригласил меня домой. Я вообще страдала застенчивостью, а тут настолько смутилась, что стала вытирать ноги о половик не при входе, а уходя. Делала я это так добросовестно, что успела прийти в себя и удивиться своему занятию. Хозяин стоял рядом и терпеливо ждал.
- Это я так стесняюсь, - сказала я, и мы оба рассмеялись..
Работу я выполнила успешно, доложила её результаты на конференции, получила премию и предложение профессора продолжить исследования.
Одновременно с работой под руководством Я.Л.Нудельмана я выполняла экспериментальную работу по экзотермии бетона - выделению тепла при его твердении. Эту работу выполняли со мной два моих товарища. Когда стал вопрос о теме дипломной работы, я колебалась между этими двумя темами.
И тут вдруг с экспериментом начались большие трудности: выходили из строя приборы, заболели товарищи, с которыми я совместно делала работу, портились образцы. Было полное впечатление, что кто-то настойчиво мешает, пришлось от эксперимента отказаться.
И снится мне в это время, что я со своей подружкой, весело смеясь, вбегаю в подъезд нашего дома. Подружка бежит дальше во двор, а я вскакиваю в нашу парадную в подъезде. Там стоят мама с Рудольфом Штейнером, очень высоким в чёрном костюме и белой рубашке. Когда я вбегаю, он накрепко закрывает за мной дверь со словами:
- Вот так! Мне нужна настоящая серьёзная работа.
В результате вместо диплома я выполняла научную работу под руководством Якова Львовича Нудельмана. После её защиты получила приглашение поступить к нему в аспирантуру.
Когда я окончила институт и пришла домой с красным дипломом, мама с бабушкой встретили меня красивым букетом роз и вертутой с яблоками, которую так хорошо пекла моя мама.
АСПИРАНТУРА
В год моего окончания института профессор Я.Л.Нудельман перешёл из института связи в Одесский инженерно-строительный институт и стал заведовать кафедрой сопротивления материалов, которую когда-то сам создал. Я с радостью поступила к нему в аспирантуру. Специализация моя была «Сопромат и строительная механика». На первом курсе аспирантуры мне по плану нужно было сдать три кандидатских экзамена: по английскому языку, диалектическому и историческому материализму и специальности.
Я взялась за работу, посещала занятия и готовилась по учебникам. Отлично сдав два кандидатских экзамена: по диалектическому и историческому материализму и английскому языку. я подготовилась к сдаче экзамена по специальности.
Наступил день экзамена, я открыла последний раз учебник… и обнаружила, что ничего не помню! Сдавать я не пошла. Как потом выяснилось, это было переутомление на фоне нейроинфекции. Пришлось взять годичный отпуск. Мне запретили читать, писать, посещать кино, театры, выставки, не известно было, смогу ли я в дальнейшем учиться.
Я была в отчаянии, так как рушилась мечта стать научным работником. Сидя дома, я так погружалась в своё горе, что не замечала окружающего. Мама, видя моё состояние, поехала со мной летом на месяц в деревню. Целый день мы проводили в лесу, восхищались его красотой. Очень нравилось мне вылазить на самую верхушку деревьев и, прижавшись к стволу, качаться от ветра. С интересом наблюдала я жизнь растений и лесных обитателей. Мы находили дикие черешни, яблони и груши, ползая на коленях, собирали меленькую лесную землянику и клубнику, а после дождя шли по грибы.
Устав бродить, ложились под трёхсотлетними дубами на тёплую землю, покрытую сплошным ковром трав, и смотрели на белые облака, плывущие по яркому голубому небу. А мама вспоминала и рассказывала легенды, истории, рассказы, романы, читала стихи. Сколько же она их знала! Г.Сенкевич, О.Уайльд, ранний Н.Лесков, А.Толстой, А.Куприн, И.Бунин, Г.Мопассан, А.Ахматова и многие, многие другие. Тогда-то я впервые узнала о К.Г.Паустовском: мама рассказала «Старый повар». Рассказ меня поразил и очаровал, в дальнейшем я стала собирать произведения Константина Георгиевича.
Месяц, проведённый в деревне, явился переломным, я начала быстро выздоравливать.
Природа мать и мать родная
От тьмы унынья отвели.
Надежды светом озаряя,
Дитя любимое спасли. (Л.Н.)
Я вернулась в аспирантуру, отлично сдала экзамен по специальности и стала готовиться к сдаче нескольких зачётов по математике и немецкому языку. Мой руководитель, строгий и требовательный, считал, что в аспирантуре главное – получить знания, а диссертацию можно дописывать и потом. Под его руководством я проходила педагогическую практику, писала научные и методические работы.
Чем больше я общалась с Яковом Львовичем, тем больше уважала его не только как учёного, педагога, но и как высококультурного, воспитанного и чуткого человека. Преклонение и благодарность были столь велики, что я мечтала в трудный час жизни прийти ему на помощь. Сказалась, вероятно, ещё и послевоенная безотцовщина: как многие мои сверстники, я в каждом мужчине неосознанно видела отца.
Случайно мне удалось узнать дату рождения профессора. Я поздравила его букетом больших белых хризантем.
Белые хризантемы, чистоты цветок,
Благоговейного почитания и любви росток. (Л.Н.)
На третьем курсе аспирантуры я побывала на всесоюзной конференции в Каунасе, была очарована природой Прибалтики. Там я увидела воочию корифеев строительной механики, узнала новые современные пути её развития: тогда только начинали внедрять вычислительные машины, что помогло мне при написании диссертации.
Теперь мне довелось работать со «Швеллером» - Леонидом Измайловичем Поярковым. Я узнала его совсем с другой стороны, как любящего мужа, гостеприимного хозяина и страстного любителя цветов амариллисов. В период их цветения его комната становилась волшебным садом, где были амариллисы всевозможных цветов от белого до темно красного и лилового. Он с женой находились в это время в каком-то празднично-приподнятом настроении, подходя и любуясь то одним цветком, то другим.
Как и большинство советской интеллигенции, он с женой (детей у них не было) жили в одной комнате коммунальной квартиры. Хотя по происхождению были дворянами, ни богатства, ни дворянской спеси у них не было, к людям относились с простотой и доброжелательством. Во время Великой Отечественной войны Леонид Измайлович был на фронте, имел награды. После войны написал диссертацию, получившую одобрение видных академиков, однако защищать её не стал. Честность и бескомпромиссность сделали его неугодным начальству. Поэтому по достижении пенсионного возраста ему пришлось оставить работу.
Вскоре после этого его жену разбил паралич. Леонид Измайлович самоотверженно ухаживал за ней несколько лет. Причём делал это с большой любовью, лаской и терпением, поражая всех окружающих. А когда она умерла, он очень горевал и вскоре последовал за ней.
В аспирантуре мне впервые попались книги Джеральда Даррелла, я с восторгом прочла «Моя семья и другие звери» и стала разыскивать другие его книги. Читая их, я погружалась в иной мир, путешествовала вместе с автором, узнавала о новых животных, растениях. В дальнейшем книги Джеральда Даррелла спасали меня от стрессов, помогали пережить тяжёлые минуты жизни. Потом к ним присоединились книги ветеринара Джеймса Хэрриота, Конрада Лоренца, основателя этологии (науки о поведении животных), и другие подобные им. Знаю, что на многих людей они действовали аналогично. Могу только высказать этим авторам огромную благодарность.
Часто с друзьями мы ходили на вечера в Дом Учёных, наслаждаясь его красотой. Тогда я впервые попала в белый зал, как бы созданный для вальса.
ИСКУССТВО.
Когда я была в деревне, то начала делать из растений и их семян зверюшек и ожерелья. Первыми «родились» хозяйский петух и курочка голошейка, сделала я их из желудей. Затем из очищенных от семян платановых шариков — цыплёнок. Знакомая попросила меня и ей сделать цыплёнка, я его посадила в яичную скорлупу, а кусочек её приклеила ему на головку. Потом она рассказывала, что в поезде все крестьяне плевались, чтоб не сглазить цыплёнка!
А из барашков вербы я «сотворила» миниатюрных воробья, синичек хохлатую и длиннохвостую, овечку, кролика, тушканчика, бобра. Мне хотелось всё сделать из природных материалов, которые по форме или фактуре были бы аналогами животных.
Когда я приехала домой, то стала всем показывать свой «зверинец».
Я Красотой природы восхищаюсь.
Пред Мудростью её смиренно я склоняюсь.
В ней вижу Высших совершенство
Им поклоняться для меня блаженство.
Благоговеньем жизнь моя полна
Любовь рождает в сердце у меня. (Л.Н.)
Тётя Нилочка, мама Алика, которая по профессии была биологом, посмотрела, пришла в восторг и сказала:
- Мила, сейчас открывается выставка самодеятельных художников в музее западного и восточного искусства. Давай пойдём понесём твои изделия. Ведь ты в душе биолог, а по натуре - художник!
Мы отправились в музей. Я была очень застенчивая. Нас встретил искусствовед Олег Соколов, строго посмотрел на нас и сказал, что нужно пройти отборочную комиссию; я совсем засмущалась.
- Ну, покажите, что там у Вас, - смилостивился он.
Увидев моих зверюшек, он их тут же взял на выставку, без всякой комиссии.
Тогда ещё в Одессе (1965 год) было мало развито такое творчество, изделия пользовались большим успехом, книга отзывов была полна восторженными записями. А моя любимая бабушка, которая уже плохо видела, старательно переписывала их в отдельную тетрадку.
Я заняла второе место и получила диплом. Один из руководителей фабрики народных промыслов сказал мне:
- Бросайте свою аспирантуру и приходите к нам, Вы будете больше зарабатывать.
К сожалению, многие зверюшки пропали, - ведь прошло более пятидесяти лет, оставшиеся целыми я поместила в ящичек из оргстекла и повесила на стенку. Многие гости восхищаются ими, а мне даже не верится, что я могла их сделать: глаза и руки у меня уже не те, что в молодости.
Сейчас, перебирая старые письма, я нашла письмо бабушки, в котором она пишет: «...не бросай искусство, иначе засохнешь!»
Искусство душу поднимает,
Искусство душу раскрывает,
Как солнца яркие лучи
У розы алой лепестки. (Л.Н.)
Вскоре после выставки маме для меня предложили в институте «горящую» льготную путёвку в санаторий в Крым. Это была моя первая поездка морем, меня укачало. В санатории я перестала спать, что, оказывается, случается со многими, и меня направили к гипнотизёру.
В большой комнате стояли кровати, на которых лежали больные. Включили «Лунную сонату» Л.Бетховена. Я очень удивилась, так как воспринимаю эту музыку не как успокаивающую, а как очень эмоциональную, но с удовольствием погрузилась в мир звуков. Когда подошёл гипнотизёр и положил мне руку на голову, я от неожиданности подскочила. Никакого эффекта от гипноза не почувствовала, но мне было страшно интересно, и я написала об этом домой. Из Одессы пришла телеграмма от мамы: «Гипноз ослабляет волю».
Ослаблять волю мне не хотелось, и я больше на сеансы не пошла, а стала сама лечиться: нашла раскидистый густой ясень, на котором было царство воробьёв, и проводила под ним время в полном одиночестве. Много лет спустя я узнала, что ясень и воробьи - мои «астрологические друзья». Скоро бессонница прошла, я начала ходить на экскурсии, наслаждаясь прекрасной крымской природой.
Первое удивление вызвали у меня щеглы, которые прыгали по кустам, а не в клетках, к чему я привыкла. Несколько раз посетила Никитский ботанический сад, многие памятные места, собирая всюду семена неизвестных мне растений. Приехав в Одессу, старалась определить эти растения, но многие так и не нашла. Зато после санатория пошли у меня рисунки, с которыми, как и со зверюшками, я в дальнейшем участвовала в выставках.
Вернувшись после отпуска в аспирантуру, я очень удивлялась тому, что после занятий меня всегда тянуло к художественному творчеству: сделать зверюшку из растений, цветы из шишек, композицию из засушенных растений, рисунок,Ю ожерелье из семян. И если я не делала, то меня мучило это желание и мешало работать. Как будто нужна была гармония между наукой и искусством.
К этому времени мама по возрасту вышла на пенсию, а из-за болезни вынуждена была оставить работу. Бабушка Ксения болела сердцем, ей стало хуже, она часто вынуждена была лежать. В семье я была «мужиком»: уборка, самодеятельный ремонт, доставка продуктов с базара, когда привозили уголь, то снос его в сарай, и многое другое были моей обязанностью.
Фиалками мы увлекались по-прежнему, радовались появлению бутонов, а затем цветов, были им благодарны и старались облегчить их жизнь. постепенно научились за ними ухаживать, так что они цвели у нас почти круглый год.
А как они помогали нам! Когда очень устанешь или расстроишься, подойдёшь к ним, постоишь, посмотришь, и на душе легче, силы прибавляются. Уходят раздражение, мрачные мысли, будто побываешь в другом мире, светлом и радостном, где общение происходит на языке сердца.
МАМА КАТЯ
Каждое лето с конца 50-х годов к нам приезжала мамина подруга из Киева Екатерина Алексеевна Данкевич. Называла я её мама Катя. Она очень полюбила мою бабушку и посвятила ей стихотворение.
Наставница, вторая мать моя,
Пусть сохранит тебя Господь подоле!
На добрый Путь из тесного житья
Позвал твой голос по Его же воле.
Серебряных седин и мудрых глаз
И голос твой мне не забыть, родная,
Пусть сил дадут тебе на каждый час
Те, кто ведут тебя и близко знают! (Е.Д.)
В годы Великой Отечественной войны 1941 – 45 годов отец мамы Кати добровольцем ушёл на фронт, а её призвали в армию. Она была на передовой, её стихи печатали во фронтовой газете, даже предложили стать членом Союза писателей, но с условием «программного» творчества. Мама Катя ответила, что пишет от души, а не по заказу. На том разговор и окончился.
А потом советская армия под Киевом попала в окружение, был дан приказ по 2 – 3 человека выбираться из кольца.
И молвил батька-военком:
«Из окруженья тяжек путь,
Я верю – выйдешь как-нибудь,
Лишь не сдавайся в плен живьём!» (Е. Д.)
Втроём с двумя побратимами пробиралась мама Катя в чужой тыл. По пути повредила ногу, до конца жизни потом хромала. Удалось пробраться в оккупированный Киев, где все, вышедшие из окружения, должны были пройти регистрацию у немцев.
Вскоре после этого её и многих других вызвали в комендатуру, откуда под конвоем отправляли в лагеря или ещё подальше. Надо было бежать, и мама Катя со своим портфельчиком пошла к воротам. Часовой преградил ей дорогу.
- Ты что, не знаешь, что я здесь работаю? - спросила она его.
Он её и выпустил. Теперь нужно было спокойно дойти до угла и убедиться в отсутствии «хвоста». А за углом она со всех ног помчалась наутёк. Уйти удалось, но как жить дальше? Холодная зима, скудный запас отрубей да открывшийся туберкулёзный процесс! Потом удалось устроиться в мединститут в лабораторию. Начальником фотолаборатории был немец, которого скоро стали называть «папа Карло», так как он спасал от гестапо своих подчинённых. Гестапо он не любил и говорил об этом.
Когда в лаборатории не было работы, всех посылали убирать умерших пленных. Вот тогда-то она и поняла напутствие военкома: умершие пленные штабелями лежали на кроватях.
Иногда в лаборатории делали фотокопии немецких документов. Однажды к маме Кате подошёл человек, который предложил ей помочь партизанам. Она с радостью согласилась и с тех пор делала лишние отпечатки и мокрыми наклеивала их на свой тощий живот. Ей удавалось благополучно выносить и передавать связному фотокопии документов. Идя на склад за материалами, старалась незаметно взять вату, бинты и медикаменты, в которых так нуждались партизаны.
Когда стали приближаться советские войска, фашисты озверели,
И начался период «зон».
Под детский плач,
Под бабий вой
Скрип тачек вдоль по мостовой.
К окраинам людей волна
Бредёт, отчаянья полна.
Больным, с ребятами – куда?
Не за горами холода.
Но на мольбу старушьих рук
Нагайкой щёлкали: «Zur;k!»
Людей травили, как зверьё,
Облив бензином, жгли живьём.
И каждый думал: твой черёд,
Когда жандармский шёл обход.
Лишь как далёкая заря,
Светил нам праздник Октября.
«Свои-то знают, как нам тут,
Свои придут, свои поймут!» (Е. Д.)
В это тяжкое время мама Катя, рискуя жизнью, прятала у себя побратима, с которым вышла из окружения.
Когда наши войска брали Киев, а немцы пытались бежать, её позвал папа Карло.
- Я знал, что ты помогала своим, я тебе не мешал. Помоги теперь мне, чтоб меня не сажали вместе с фашистами, - попросил он.
Мама Катя обещала и после освобождения Киева рассказала о нём в соответствующих органах. Слушали её с большим подозрением, но отпустили.
Когда в город вступили советские войска, всех партизан собрали и поблагодарили за очень ценные сведения, которые они сообщали.
- Как вы тут без нас? - спросили их.
-Если бы ещё задержались, стали бы мы все профессиональными ворами, - ответила мама Катя.
Побратим с мамой Катей полюбили друг друга, и он не хотел ехать в семью. Но в семье были дети, и мама Катя настояла на его возвращении.
После освобождения Киева начали возвращаться в город эвакуированные, они смотрели на оккупированных как на предателей, в учреждениях была установлена «норма на оккупированных». Работала мама Катя по-прежнему фотолаборантом в институте, жила в девятиметровой комнатушке при коммунальной кухне. Очень нуждалась, болела. Было так тяжело, что как-то пришла мысль о самоубийстве. Хорошо, что рядом оказался пожилой рабочий, который понял её состояние и сказал:
- Ты была на фронте и не дезертировала, почему же сейчас хочешь стать дезертиром?
Постепенно жизнь налаживалась. Хоть и не густо было, но она старалась помочь тем, кому было ещё хуже. Каждое попавшее ей яблочко, конфетку, всё, что могла, мама Катя несла ребятишкам подруги, которая сама воспитывала малышей. Недаром детишки называли её мамой Катей.
Как всегда, она была в центре культуры, знала не только литературу разрешённую, но и «самиздат». Писала она и стихи, но нигде не печатала. И если раннюю А.Ахматову я узнала от мамы, которая очень любила её, то «Реквием» нам привезла мама Катя. Да разве только это? А Н.Гумилёв и многие другие, о которых мы, молодёжь, и не слыхивали! А рассказы о войне, походы в ботанический сад и на море, фотографии скал, которых на берегу уже давно нет. (Это её фото на обложке книги «Всё это было). Сколь многим я обязана ей! Она помогла мне понять и на всю жизнь запомнить, что внешне очень скромный человек может быть необычайно внутренне богат и достоин огромного уважения.
В Одессе мама Катя читала духовную литературу, познакомилась с книгами Рудольфа Штейнера. А потом она попала к Анастасии Васильевне Теодориди и в дальнейшем, приезжая, всегда ходила к ней, получая у неё знания и помощь.
В конце жизни маме Кате, наконец-то, дали квартиру, но вскоре она заболела и умерла.
МУЗЫКАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО.
Бабушка Людмила одряхлела, но старалась наведываться к нам. Как-то она рассказала о своих друзьях - Викторе Никаноровиче и его жене Марии Фёдоровне Браецких. Они были большими любителями музыки. Виктор Никанорович в молодости учился в консерватории по классу фортепиано, но, услыхав на концерте игру С.Рахманинова, понял, что так играть он никогда не сможет, и ушёл из консерватории.
В дальнейшем он окончил политехнический институт и работал старшим преподавателем на кафедре сопротивления материалов в Одесском Технологическом институте имени Ломоносова. Его жена, Мария Фёдоровна, была художницей-мультипликатором на Одесской киностудии.
Как только начали выходить проигрыватели и пластинки с классической музыкой, они стали их приобретать, тратя на это львиную долю своих небольших зарплат. Сначала к ним по субботам приходили друзья, с которыми они прослушивали записи. А потом, желая приобщить к музыке молодёжь, Виктор Никанорович организовал два студенческих кружка. Собирались они еженедельно, Виктор Никанорович рассказывал о композиторах и их произведениях, давал начальные музыкальные знания, учил быть просвещёнными любителями музыки. Он составлял тщательно продуманные программы, иногда их художественно оформляла Мария Фёдоровна.
Приведу пример одной из программ, сохранившейся у меня. Она посвящена дню восьмого марта и весне.
Первое отделением
1. Чайковский П.И. - Март. Песня жаваронка. - Исп. Плетнёв, М. (ф-но)_
2. Чайковский П.И. - Медитация. - Исп. Коган.
3. Верди Дж. - Песенка герцога из оп. «Риголетто». - Исп. Энрико Карузо (запись 1908)
4. Доницетти Г. - Романс из оп. «Любовный напиток». - Исп. Карузо.
5. Пуччини Д. - Ария Рудольфа из оп. «Богема». - Исп. Марио дель Монако.
6. Пуччини Д. - Ария Калафа из оп. «Турандот». - Исп. Марио дель Монако.
7. Массне Ж. - Ария Вертера из оп. «Вертер». - Исп. Джузеппе ди Стефано.
8. Джордано И. - Ария Шенье из оп. «Анри Шенье». - Исп. Джузеппе ди Стефано.
9. Доницетти,Г. - Ария Кавародосси из оп. «Тоска». - Исп. Айдинян А.
10. Доницетти, Г. - Ария Кавародосси из оп. «Тоска». - Исп. Айдинян А.
11. Верди, Дж. - Романс Радамеса из оп. «Аида». - Исп. Б. Джильи
12. Россини — Неаполитанская тарантелла. - Исп. Б. Джильи
13. Рахманинов С.В. - Не пой, красавица, при мне.
14. Рахманинов, СВ. - Здесь хорошо.
15. Рубинштейн А. - Ночь. - Исп. Огнивцев.
Второе отделение.
1. -Рахманинов С. В. - Юмореска, соль мажор, соч. 10. № 5 — Исп. -Рахманинов С.В.
2. Рахманинов С.В. - Баркаролла, соль минор, соч. 10 №3 - Исп. - Рахманинов С.В
3. Рахманинов С.В. - Этюд — картина, ля минор, соч. 39№6 - Исп. -
Рахманинов С.В.
4. Гендель Г. - Речитатив и ария Ариадны из оп. «Ариадна». - Исп. З.Долуханова
5. Гендель Г. - Ария Флавио из оп. «Флавио». - Исп. З.Долуханова.
6. Верди Дж. - Ария Эболи из оп. «Дон Карлос». - Исп. З.Долуханова.
7. Массне Ж. -Элегия. - Исп. Шаляпин, Ф.
Так было создано «Симфоническое общество любителей музыки имени С.В.Рахманинова». Бабушка Людмила посещала субботы с самого начала.
«Музыка — один из самых первых феноменов, пробуждающих чувство прекрасного в сердце человека», пишется в «Двух жизнях» К.Е.Антаровой. Понимая это, мои мама и бабушка попросили бабушку Людмилу устроить и меня к Браецким. Получив их разрешение, она привела меня туда. К счастью, я «пришлась ко двору»: хозяева меня не только радушно приняли, но полюбили и называли внучкой, а я их — бабушкой Манюнечкой и дедушкой.
Жили Виктор Никанорович и Мария Фёдоровна на улице Пироговской, дом 3, в одной небольшой комнате коммунальной квартиры, где мы и собирались. Посередине комнаты стоял круглый стол, покрытый бархатной зелёной скатертью. Слушатели сидели на стульях вокруг стола и на маленьком диванчике. Тишина была идеальная, только в перерыве и после концерта делились впечатлениями. Не опаздывали, не пропускали, шли на концерт, как на праздник, старались, когда могли, принести хоть один цветок, больше ничего не принимали хозяева.
Вспоминаю, как зимой кто-то принёс ветку белой сирени. Ведь известно, что после концертов С.В.Рахманинову неизвестный почитатель посылал букет белой сирени. Как-то и мне удалось на Соборной площади купить необыкновенный букет: три небольшие розы. Одна из них была розово-палевого цвета, другая — светло-сиреневая, а третья — слоновой кости. Бабушка Манюнечка поставила их в вазочке посередине стола, и все присутствующие поражались их красотой.
Атмосфера на субботних собраниях была доброжелательная, тёплая, хотя приходили люди разные: от рабочего до профессора. Это было единение в красоте и любви к музыке, в огромной благодарности Виктору Никаноровичу и Марии Фёдоровне.
Здесь искусство, действительно, выполняло свою задачу — «будило дух в людях и показывало, как единство преодолевает все пропасти, вырытые между ними...Почему столь важна функция искусства? Да потому, что не всякий человек способен постичь высоту великих истин, но почти всякий человек может почувствовать красоту звучания поэтических строк или музыки, и она может пробудить в нём нечто, глубоко запрятанное». (В.Сидоров, «Знаки Христа»). Об этом же говорила и Елена Рерих.
Как много дало мне общество, как расширило мои культурные горизонты, познакомило с интересными людьми, одарило преданным другом — Фёдором Басанкиным, племянником бабушки Манюнечки. Это был человек тонкой души. Помню, принёс он мне на 8 Марта букет тюльпанов.
Ты подарил тюльпаны мне.
Я их поставила в окне
И солнца заходящий свет
Зажёг их ярко на просвет.
О чудо дивной Красоты,
Тюльпанов и твоей души! ( Л.Н.)
Несколько лет я посещала субботы, пока не окончила аспирантуру, а потом, когда приезжала к родным в Одессу, то при первой же возможности мчалась к своим любимым бабушке Манюнечке и дедушке, иногда попадая и на концерт.
После смерти Виктора Никаноровича в 1974 году, концерты проводила его жена Мария Фёдоровна. Она была уже старенькая, слабенькая, но продолжала это прекрасное дело. При ней мы отметили в 1976 году 1000 собрание, а затем в 1989 году — 1300 собрание. С начала 80-х годов по её просьбе время от времени проводила собрания Светлана Александровна Малыш, музыковед, преподаватель Одесского училища искусства и культуры имени. К.Ф.Данькевича, знакомя нас с современной музыкой.
Умерла Мария Фёдоровна, моя любимая бабушка Манюнечка, в 1990 году, ей было 95 лет.
Незадолго до её кончины был у нас с ней задушевный разговор. Она пожаловалась на тоску, угнетавшую её после смерти мужа. Думая утешить, я спросила, верит ли она в Бога, на что получила резко отрицательный ответ. Я попыталась поколебать её, но она ответила:
- Поздно мне менять своё мнение, о Боге я ничего не знаю.
Огорчённая, я вернулась домой, и снится мне в эту ночь сон. Иду солнечным днём по земле, голубое небо, ярко зелёные трава и деревья, радостное пение птиц. На пути у меня стоит большой контейнер, типа тех, в которых сейчас продают на базаре. Я резко открываю его дверь, солнечный свет врывается внутрь. Вижу сидящую в нём в чёрной одежде бабушку Манюнечку, радостно бросаюсь к ней, а она, закрывая лицо, кричит:
- Ой , ой! Скорей закрой, глазам больно!
С грустью я закрываю дверь, но остаётся солнечный лучик, освещающий её руки. Через свою самоотверженную любовь к людям, служение им своим делом (руки), сможет она подняться в Свет.
О милая! Возьми весь Свет Любви,
Не бойся ничего, вставай, иди,
Вся освещённая!
Но ты полна отчаянья, тоски,
Боишься неизвестного Пути,
Вся потрясённая!
Я верю, в новой жизни ты
Сумеешь радостно идти,
Вся просветлённая! (Л.Н.)
После смерти Марии Фёдоровны все пластинки и архив общества переехали на улицу Канатную, дом 81 к коллеге Виктора Никаноровича и другу семьи Браецких, многолетнему члену музыкального общества Людмиле Георгиевне Атанас. Она была доцентом Технологического института и очень образованной женщиной. Людмила Георгиевна старалась связать музыку с литературой, к лекциям привлекала членов общества. Однажды и я прочла лекцию об А.А.Ахматовой, благо у меня оказалась пластинка с авторским чтением её стихов.
В 1995 году умерла Людмила Георгиевна, но музыкальное общество не распалось. Им стала руководить Светлана Александровна Малыш. Она смолоду была знакома с Браецкими, иногда читала в обществе лекции.
В марте 2000 года в Одессе открылся Дом-музей Н.К.Рериха, самоотверженным создателем и директором которого является Елена Григорьевна Петренко. Это культурный центр, где находится постоянно действующая выставка репродукций работ Н.К.Рериха и его сына, Святослава Николаевича Рериха, есть библиотека, работает лекторий, в котором читают лекции деятели культуры и учёные, в частности там я слушала одну из лекций А.Е.Акимова. Постоянно в Доме-музее Н.К.Рериха проходят выставки картин художников и фото художников.
Именно туда и «переехало» в 2000 году «Симфоническое общество любителей музыки имени С.В.Рахманинова». Регулярно два раза в месяц Светлана Александровна безвозмездно проводила там лекции. Казалось бы такому специалисту нетрудно прочесть популярную лекцию, но всё дело в том, как к этому отнестись. Перед каждой лекцией Светлана Александровна просматривала телепередачи, а затем выбирала и записывала на кассету наиболее важные места, относящиеся к теме. Она постоянно следила за выходящей литературой и не только музыкальной.
Я со Светланой Александровной дружна, часто мы ходили с ней на прогулки. Однажды после очередной прогулки мне приснилось, что по парку Лермонтовского курорта, где мы с ней часто гуляли, идут две высокие белые птицы: она и я. После этого на юбилее Светланы Александровны в 2003 году я написала и прочла посвящённое ей стихотворение.
Белая птица над морем гуляет.
Белая птица над морем взлетает!
Дай ей, о Боже, повыше взлететь,
Песню победную громче пропеть!
Песню о радости жить и творить,
В небо взлетать и свободно парить,
Свет получать там и Солнца тепло
И приносить нам, всем людям, его!
Жрицей Культуры живёшь на земле,
Служишь ты Свету всегда и везде.
Дай тебе Боже повыше взлететь,
Песню победную громче пропеть! (Л.Н.)
Светлана Александровна по просьбе «Рахманиновцев», которые хотели иметь текст её лекций, написала в 2003 году книжку «Наедине с музыкой». Это сборник музыкально-литературных статей, в которых прослеживается связь и взаимное влияние музыки и литературы. В 2006 году вышла её книга «Постигая Рихарда Вагнера», в которой в ряде музыкально-литературных очерков сделана попытка раскрыть иносказания, символику, философский смысл вагнеровских произведений и представить психологический портрет композитора сквозь призму его творений. Последний очерк в книге называется «Осуждение-оправдание Р.Вагнера».
В последующих книжках «Двухголосие» и «В поисках утраченного времени» Светлана Александровна соединяет беллетристический вымысел и строгую документальность, чтоб познакомить читателей с рядом малоизвестных фактов из жизни великих творцов. За статью «И слово в звуке отзовётся» о музыкальности прозы К.Г.Паустовского в Московском журнале «Мир К.Г.Паустовского» и за цикл лекций «К.Г.Паустовский и музыка» Светлане Александровне присуждено звание лауреата премии К.Г.Паустовского. Ею написаны развёрнутые комментарии к пьесе Константина Паустовского «Поручик Лермонтов» (книга «Поручик Лермонтов» Константина Паустовского с комментарием Светланы Малыш»).
К столетию Первой мировой войны вышла её новелла «Санитары», основанная на документальных свидетельствах и письмах французского композитора Мориса Равеля, бывшего водителем санитарной машины и Константина Паустовского, санитара военно-полевого отряда, ставшего впоследствии известным русским писателем. Эта новелла отпечатана в 2014 году в сборнике «Первая мировая война в произведениях русских соотечественников».
Произведения С.А.Малыш отпечатаны в журналах «Невский альманах» (2016 год), «Петербургский электронный журнал», в сборнике «1000 лет от Владимира святого в судьбах России, Украины и Белоруссии».
Не удивительно, что её обожают слушатели «Рахманиновцы» и её ученики, некоторые из которых пошли по её стопам, а другие разлетелись по всему миру, но не забывают её.
В 2007 году Светлана Александровна напечатала книжку «Под сенью Рахманиновской музы», в которой рассказывает об Одесском обществе любителей музыки им. Рахманинова, его основателе и продолжателях, о работе общества в наши дни.
История музыкального общества — это история самоотверженного служения людям.
Служение велИко! И во всём:
В полете мыслей, чувств и дел высоком
В отдаче сил тем, рядом с кем живём,
И всем неведомым, далёким,
Осознанно иль нет, Оно велико!
Служение велИко в малом и большом
Одним у всех подвижников Истоком:
Любовь своим сияющим огнём
Даёт им крылья в их Пути высоком!
Мы поклонимся ей и им глубоко! (Л.Н.)
Ушла из жизни бабушка Людмила, Федя и многие из «Рахманиновцев», но пришли новые люди, с радостью и благоговением припадающие к великому источнику — Музыке.
Свидетельство о публикации №220072701162