Улица Павла Дыбенко, автора залпа Авроры

«Каждый человек должен быть свободен и обязан иметь не менее трех рабов.»
(Аристотель, древнегреческий философ)

Этот густо заросший смоляной бородой высокий амбал в бескозырке не вписывается, кажется, ни в какие, привычные восприятию, рамки.
Грузчик, матрос, анархист, хулиган и лжец, трус и авантюрист, неистовый любовник и, наконец, бравый военмор республики - и это все о нем, Павле Ефимовиче Дыбенко.
Деревня-деревней, классический провинциал, но простак этот наделен мощным телом, а также живыми и жадными умом и сознанием. Родившийся в большой и зажиточной крестьянской семье, он старательно пахал ржавым плугом родные нивы и антично пас в полях семейную  скотину. Азы грамотности, азбуку и счет пришлось усваивать с подачи безбашенной поповской дочери, преподававшей свои предметы на голой лавке в придомовом хлеву и, чуть что, лупившей  с лету своей линейкой по его детским натруженным пальцам. Отсюда, - уверял он в своей автобиографии, - выросли все его комплексы: отвращение к наукам, учебе и попам. Отсюда же и ответная, всю жизнь сопровождающая его почти патологическая жестокость к людям. Так или иначе, чуть позже с трудом закончив трехклассное городское училище, будущий морской министр вполне завершил свое образование. Впоследствии он так и не смог избавить свои тексты, приказы и распоряжения от грамматических и стилистических  ошибок, что, впрочем, не помешало ему стать выдающимся автором ряда ура-революционных  книг автобиографического характера: «Октябрь на Балтике», «В недрах царского флота», «Из недр царского флота к Великому Октябрю», «Революционные балтийцы»...
Однако, к мемуарному жанру мэтр обратится потом, а пока он ищет себя в местном, городка Новоалександровска, казначействе, но вскоре оттуда  был вынужден срочно сливаться - по причине одного из трех, на ваш выбор, вариантов: за халатность, за растрату или, если верить почетным строчкам из его биографии, за активное участие в работе нелегальной организации. По итогу, Павел спешно уезжает в Прибалтику и там, в Риге, работает грузчиком в порту, коварно скрываясь от призыва в армию среди подозрительных босяков в рабочих бараках.
Однако же, за неявку на призывной участок будущего военноначальника  все же выуживают, арестовывают и силой доставляют на Балтийский военный флот - на штрафной корабль «Двина», где он пройдет спецподготовку в минной учебной школе и, в конце концов, направляется  на линейный корабль «Император Павел Первый», уже тронутый коррозией большевизма.
В период Первой Мировой войны его организаторский талант проявился в полной мере, в одной лишь только разнице, что его стараниями  в 1916 году во время «рижского прорыва» фронта немецкими войсками Дыбенко удалось склонить к отказу от боев несколько сотен солдат и матросов, после чего их воинские подразделения с позором расформировали, а наш герой отделался сорокадневной гауптвахтой.
И все же, только февральская революция 1917 года открыла настоящие возможности перед деятельным и предприимчивым авантюристом, уже известным своей недюжинной волей, физической силой, ростом, привычным пофигизмом и мгновенной готовностью к жестоким дракам и пьяным дебошам.
Естественно, столь одиозная личность никак не могла  остаться в стороне от бурлящих в воздухе страны политических событий - сначала Павел Дыбенко становится депутатом Гельсинфоргского Совета рабочих, матросов и солдат, а позже избирается председателем ЦК  Балтийского флота.
Несмотря на то, что Центробалт был разогнан Керенским и отмудоханный юнкерами Дыбенко без малого два месяца был изолирован  в петроградских «Крестах», в сентябре семнадцатого он с триумфом возвращается  на флот, возрождая Центробалт уже как цитадель сугубо большевистского влияния.
В октябре  матросская «армия» становится подлинным авангардом мятежа,
«преторианской гвардией» Ленина, которая во многом определила исход Октябрьской революции. Неоценимую роль в победе сыграл и Дыбенко, на тот момент вошедший в члены Ревкома Петроградского совета, действующего штаба Революции. Именно по приказу Дыбенко раздались те самые, разделившие эпоху на «до» и «после», залпы  «Авроры».
Однако, помимо этих грозных звуковых эффектов, Дыбенко осуществил то, что документально могло дискредитировать личность вождя и все большевистское движение в целом - именно наш герой, реальный по сути суперагент ( Голливуд отдыхает! ) в первые же часы после захвата Зимнего дворца в результате силовой операции изъял все материалы судебного дела «о немецких деньгах для партии большевиков», тщательно собранных Временным  правительством и впоследствии, как вещественные  доказательства, Лениным бесследно уничтоженных.
И еще - не надо песен! - о немецком следе подозревали многие и, если говорить правду, народного доверия гораздо более заслуживали честные, ничего лживого и популистского не обещавшие социал-революционеры («эсэры») и именно потому 5 января 1918 года на улицы Петрограда выплеснулось не менее 60 тысяч демонстрантов - интеллигенция, рабочие, солдаты гарнизона, чтобы поддержать демократию и потребовать передачи власти в стране Учредительному собранию.
На углу родного Невского и Литейного проспекта эту мирную демонстрацию и все надежды на цивилизованное развитие своей истории разметали залпами и пулеметным огнем  безбашенные братки «братишки», возглавляемые все тем же не знающим усталости хмырем Дыбенко.
  И точку в естественном правовом развитии государственного устройства поставит тоже он. Под занавес единственного заседания Учредительного собрания народных депутатов, где он законно присутствовал как матросский выдвиженец, прозвучало отнюдь не киношно-легендарное «Караул устал!», нет, по настоящему устами присутствующего и подчиненного боевика Железнякова была произнесена мертвая и скучная фраза «Комиссар Дыбенко требует, чтобы присутствующие покинули зал» - так была разогнана «Учредиловка» и власть в стране, нагло занимая опустевшие места избранных народом депутатов, тем самым  увеличив свое присутствие от малозначимых двадцати ( сто восемьдесят три из общих семьсот пятнадцати ) до подавляющих все и всех ста процентов.
На тот момент по требованию Ленина Дыбенко сосредотачивает в Петрограде  до 10 тысяч до зубов вооруженных матросов, главной целью которых и стал разгон Учредительного собрания, а также неизбежных по этому поводу народных волнений.
 И, что характерно, именно сейчас у малограмотного крестьянского сына из далекой Черниговской губернии был звездный и единственный шанс, воспользовавшись крайне благоприятной для себя ситуацией, растерзать своей дикой и до мозга костей преданной ему матросской ордой обоих политических слабаков, объявив себя, красивого такого, Верховным правителем страны.
На тот момент судьбу самоназванной большевистской власти решали озверевшие орды матросских низов, распаляющих себя бездонными винными  кладовыми бесценных царских погребов, сливаемых и в горло, и в Неву, а также кровью блестящих российских офицеров, виноватых только  своей преданностью однажды принятой присяге. Матросы с «Императора Павла Первого» кувалдами убивали лейтенантов и мичманов, спуская тела своих жертв под лед.
Жители Питера, выходя на улицу, страшились любой встречи с пьяной матросней, терроризирующей город, Только в октябре-декабре семнадцатого года матросы, поощряемые призывами закусившего удила Дыбенко, убили и замучили  в Петрограде и на базах Балтийского флота около трехсот морских офицеров и еще столько же армейских чинов и прочую так называемую «контру», нередко выдающую себя с головой только лишь не соответствующим революционным представлениям  «дресс-кодом».
 Матросский Наполеон сумел верно определить расклад сил, нацелившись на личное присоединение к верхушке большевистского Олимпа.
И в эти заоблачные сферы его ввела Александра Коллонтай, представившая его Ленину, оценившему степень влияния Дыбенко на ситуацию в городе.
Предполагая  ответную слепую преданность, Ленин передал ему все рычаги командования морскими силами, приставив в распоряжение в достаточной мере наделенного опытом и образованием компетентного заместителя - бывшего капитана первого ранга царского флота.
Собственно, роман Павла Дыбенко с Александрой Коллонтай вспыхнул еще в апреле семнадцатого, когда эта сорокапятилетняя, прекрасно сохранившаяся  бестия на его руках была поднята по узкому трапу на борт «Императора Павла», стоявшего на тот момент в Гельсингфорсе (Хельсинки).
Эффектная внешность, нанизанная на эмоциональность и ораторский талант доселе невиданного большевистского агитатора Шурочки заставили смолкнуть и застыть во внимании весь наэлектризованный до предела судовой экипаж.
 В этот день в своем дневнике Коллонтай запишет, что во время первой с ней встречи Дыбенко «рассеянно оглядывался вокруг, поигрывая неразлучным с ним огромным револьвером синей стали».
Эта встреча положила начало эпатажной связи, растянувшейся на шесть бурных, насыщенных любовью, изменами и невероятными карьерными событиями, лет.
Однако, вернемся к авантюрной хронике жизни самого невероятного военмора 
Страны Советов. В конце февраля 1918 года, несмотря на продолжавшиеся мирные переговоры в Бресте, немецкое командование начало наступление против Советской Республики по всему фронту - от Карпат до Балтики. Этим самым немецкие политики давили на несговорчивых большевиков, пытаясь ускорить подписание оскорбительного для страны сепаратного мира. Против атаковавших под Нарвой немецких войск был направлен лихой сводный матросский отряд в тысячу штыков под командованием наркома Дыбенко. Сходу отказавшись от советов начальника оборонного участка бывшего генерал-лейтенанта Д. Парского, он заявил, что будет «воевать самостоятельно». В единственном бою под Ямбургом отряд Дыбенко был разгромлен и панически бежал с позиций, а позже стремительно оставил позиции, «добежав» до глубоко тыловой Гатчины, что находилась в 120 километрах от линии фронта. В довершении позорного спектакля «братишки» захватили на железнодорожных путях несколько цистерн со спиртом, бесславно растворившись в алкоголе.
За сдачу Нарвы, бегство с позиций, отказ подчиняться командованию боевого участка, за развал дисциплины и поощрение пьянства в боевой обстановке Дыбенко был отстранен от командования флотом и исключен из партии.
Его страстная любовница и высокая покровительница в марте 1918 года за выступления против Брестского мира лишилась поста наркома, была выведена из ЦК партии, на время потеряв всякое влияние в высшем руководстве и, следовательно, ничем не могла ему помочь.
Из-за возникшей почти на подходах к городу военной угрозы и неспокойной ситуации в самих его пределах государственные учреждения спешно переезжают из Петрограда в Москву, объявленной столицей государства. Вместе с государственными мужами и женами сюда же, в надежде на реабилитацию и восстановление в должностях, бегут уже отстраненные от постов наши герои.
Вначале им сопутствовала удача и они оказались в хоромах правительства, но потом, когда разобрались, какие птички залетели под общую большевистскую крышу, эту стремную парочку из партийного рая с треском изгоняют и любовники разом оказываются в третьеразрядной «лоскутной» гостинице. Нисколько не медля, в этой же гостинице Дыбенко поселяет отряд своих «братишек», лично преданных бывшему наркому. Все эти полукриминальные элементы, подельники по грабежам и пьянкам, неуправляемые больше никем, буйные и хмельные, представляли собой способную на многое  вооружённую силу.
Уже тогда газеты писали о непринятии Дыбенко Брестского мира и о его призывах к организации партизанских отрядов для борьбы с немцами.
 На Четвертом съезде Советов Лев Троцкий по фактам преступлений Дыбенко потребовал проведения показательного процесса и последующей казни за дезертирство. Заведенное дело пять раз рассматривалось на заседаниях Совета Народных Комиссаров. После бурного заседания съезда 16 марта Дыбенко встретился со своими  «братишками», призвав их к выступлению против решений съезда и к протестам против назначения Троцкого наркомом военных и морских дел. В Москве запахло бунтом, который были способны поддержать и другие нынешние и прибывающие матросские и анархистские отряды.
На следующий день глава ЧК Ф. Дзержинский, отсекая голову проблеме, приказывает арестовать Дыбенко, который сразу же был брошен в подвалы Кремля, где, угрожая расстрелом, его на несколько дней  лишили пищи.
Судьба арестанта практически была предрешена, но в это роковое для матросского вождя время  Коллонтай разворачивает поистине бешеную деятельность по спасению своего любимого. Она молила Троцкого и прокурора Крыленко о пощаде, металась между Лениным и Крупской, натыкаясь на безразличие или циничный вопрос «А вы кто такая подследственному будете?»
На какое-то время она впадала в отчаянье, думала  «вместе взойти на эшафот», поднять восстание матросов... ( мысли из дневника Коллонтай )
В конце концов Александре посоветовали хлопотать о судьбе Дыбенко не как любовнице, а в весомом статусе законной жены.  И ей, пламенному адепту свободной любви, до последнего момента доказывающего буржуазность и порочность института брака, от всего этого словесного мусора на личном примере пришлось отказаться.
В газетах Коллонтай разместила заявление о том, что она сочеталась первым советским гражданским браком, по сути своей являющемся фикцией, так как он заключался без согласия «жениха», на тот момент плотно задвинутого в кремлевские подвалы. И все же этого оказалось достаточно, чтобы Шура Коллонтай на правах законной жены взяла Дыбенко до суда на поруки.
Большевичка со стажем дала слово, что подследственный не исчезнет из Москвы до суда и будет послушно являться на допросы.
По другим сведениям, Дыбенко освободили сразу после ультиматума матросов, обещавших в противном случае террор против большевистских лидеров и огонь из пушек по цитадели Кремля. Одновременно матросы Балтийского флота отказались принимать Троцкого как своего начальника, не желая выполнять его приказы, пока они не будут заверены личной подписью  своего безбашенного вожака.
25 марта Дыбенко выпустили на поруки, что было отмечено грандиозным матросским кутежом, так отметившим свою победу. Погуляв пару дней по Москве, он, так и не вспомнив о существовании своей заступницы и покровительницы, вместе со своим отрядом устремляется сначала в Курск, где разбойничал его брат Федор, а потом рвет когти на Волгу - в Пензу и Самару, тем самым реально подставив свою отчаянную поручительницу, спасшуюся только в Петрограде, под прикрытием преданных ей матросов.
Газеты того времени пестрят сенсационными сообщениями о бегстве отстраненных наркомов. Сообщались также греющие кровь подробности о похищении «Дыбенкой» 700 тысяч казенных денег и о пьяных буйствах его отрядов на железнодорожных станциях.
Настоятельные призывы правительства к Дыбенко и Коллонтай возвратиться и добровольно сдаться властям те проигнорировали, после чего был подписан приказ о розыске и аресте отставных наркомов.
В апреле 1918 года Дыбенко оказывается в Самаре, где чуть позже возглавит самоназванную бунтарскую «Самарскую Республику», на тот момент собравшей под свои знамена самых махровых оппозиционеров и отщепенцев - анархистов, левых эсеров, а также так называемых «максималистов», протестующих против вопиюще позорных условий Брестского мира. Сюда же, в бурлящую политическими страстями Самару, перебирается из Питера и Александра Коллонтай.
В архивах хранятся телеграммы, которые рассылал Дыбенко на все военные флоты и эскадры Советской России, где утверждалось, что его арест был вызван перспективой неизбежных разоблачений, которые должен был сделать беглый нарком на Четвёртом Съезде Советов. Эти разоблачения касались истории «немецких денег», а также коррупционных злоупотреблений новой власти в целевом расходовании средств, доставшихся ей от Временного правительства. Таким образом, Ленин и его правительство стали перед фактом существования опаснейшего «чемодана с компроматом».
Дыбенко призывал потребовать у Ленина денежного и делового отчета СНК.
Вскоре в печати появилось новое совместное письмо Дыбенко и Коллонтай, которое разошлось по всей России. В нем бывшие поклонники революционного террора выступали против «красного террора» и восстановления смертной казни, которые инициировал Ленин. Они называли «мартовских правительственных коммунистов ... могильщиками революции».
Все разом поменяли сообщения из Москвы с гарантиями неприкосновенности в обмен на молчание. Вышло по-ленински - «отважный» оппозиционер покидает Самару как раз в тот момент, когда «каша уже была заварена», когда верные матросы вместе с анархистами, максималистами и левыми эсерами  подготовили восстание. Отъезд Дыбенко отсек повстанцам голову, лишив их авторитетного лидера. Фактически ценой легализации Дыбенко было предательство.
18 мая 1918 года начавшееся восстание «левых» Самары против ленинского диктата и Брестского мира было потоплено большевиками в крови.
За неделю до восстания в Самаре Дыбенко прибыл в Москву и явился в Кремль на суд партийный «богов». Он пообещал хранить молчание относительно «немецких денег» и прочих тайн Кремля, дал слово не заниматься политикой и никогда более не стремиться в народные трибуны. В обмен на это Дыбенко даровалась жизнь: народный суд, проходивший в провинциальной Гатчине, оправдал его, но в партии он так и не был восстановлен.
В тот день матросы вынесли Дыбенко из зала суда на руках, и снова начались для Павла дни беспробудных кутежей, прячась от формальной жены, сделавшей все возможное для оправдания своего любимого. Павел просто рвал когти куда подальше, как только обнаруживал, что жена где-то близко. Наконец, он и вовсе  со своей личной гвардией сбежал из Москвы в Орел к брату Федору, который на тот момент был одним из руководителей местного Совета.
Ленин ломал голову над тем, что делать с пьяным «орлом», засевшим в Орле. Во искупление грехов Дыбенко было решено отправить на подпольную работу в оккупированную немецкими войсками Украину. Под псевдонимом Алексей Воронов Дыбенко оказывается в июле 1918 года в Одессе. Однако, побыв там две недели и не связавшись с подпольем, Дыбенко уезжает в Крым. Там через десять дней «подполья» он был арестован как «большевистский лидер». Его держат в кандалах, так как он пытался бежать из тюрьмы. За массовые убийства офицеров в 1917 году ему грозил расстрел. Но уже через месяц, в конце августа 1918 года, советское правительство обменяло Дыбенко на нескольких пленных немецких офицеров. А ведь еще за четыре месяца до этого освобождения большевистская власть хотела расправиться с ним!
В сентябре 1918 года Дыбенко возвращается в Москву. Через десять дней ему дают новое назначение. Важно было держать «орла» подальше от столицы и Балтийского флота. Его направили в «нейтральную зону», что существовала на границе между РСФСР и Украинским государством, для организации сил, которые должны были быть использованы для  захвата Украины. Он получил «крошечную» должность командира батальона, был даже временно комиссаром полка, хотя, как уже известно читателю, его исключили из партии. В то же время Дыбенко постоянно конфликтует с комиссарами, которые пытались ограничить его самовластие. В то время Коллонтай запишет в своем дневнике: «Свердлов не скрывает своей антипатии к такому «типу», как Павел, и Ленин, по-моему, тоже».
Однако в начале 1919 года он внезапно получает генеральскую должность командующего группой войск Екатеринославского направления, которые вторглись на территорию независимой Украинской народной республики и завязали бои с «петлюровскими» частями. Внезапный «взлет» Дыбенко, очевидно, связан с его украинским происхождением и фамилией. Ленинской власти важно было прикрыть интервенцию рассуждениями о «восстаний украинского пролетариата против буржуазного правительства Директории», и тут украинская фамилия Дыбенко чрезвычайно пригодилась. Он был свой «красный украинский генерал», что привел войска Российской республики в Украину.
Украина была «землей неизвестной», ее только несколько дней назад стали захватывать большевики, и никто не знал, каким «псам войны» она будет через месяц принадлежать - петлюровцам, французам, махновцам, эсерам, польским интервентам, немцам, белогвардейцам, «красным»?
Вскоре Дыбенко становится командиром бригады, а через некоторое время — командиром 1-й Заднепровской дивизии, насчитывавший десять тысяч бойцов. В соединение входили бригады Махно и Григорьева (О деятельности Дыбенко в Украине 1919 года сохранился огромный материал в Российском государственном военном архиве, ф. 336, 937–938, 999.)
Большевики снова поверили в его преданность или благоразумие. В это горячее время (февраль — март 1919 года) дивизии все сходило с рук. Погромы, грабежи, насилия, пьяные дебоши были привычным делом в дивизии.
Уже в феврале Дыбенко начинает «исправляться». Он становится жестоким борцом с крамолой, инакомыслием, проводником «красного террора», против которого так смело выступал десять месяцев назад. Дыбенко развязывает террор не только против помещиков и буржуазии, которые еще  в семнадцатом были обречены на уничтожение, но и против своих недавних товарищей, к которым он обращался за защитой.
 
Крестьянские сходы, местные советы, съезды революционных повстанцев выносили резолюции-протесты, осуждающие аресты и расстрелы «левых» революционеров. Но Дыбенко уже ничего не слышал, опьяненный воплями обреченных и собственной безнаказанностью.
Интересна история взаимоотношений Дыбенко и анархистского вождя, легендарного батьки Махно. Они отражены в неопубликованных воспоминаниях Дыбенко, которые  хранятся в Российском государственном военном архиве (ф. 199, оп. 2, д. 156) в Москве.
Когда Дыбенко наступал на Екатеринослав, махновские отряды помогли ему овладеть станцией Синельникове. Но по приказу Дыбенко 20 махновцев было расстреляно за «расхищение поездов», хотя махновцы пытались забрать свои военные трофеи. Эти расстрелы привели к первому конфликту между комдивом и батькой. Однако отряды Махно в феврале 1919 года вошли в дивизию Дыбенко на правах отдельной, особой бригады с выборным командованием, черным флагом и анархистской идеологией. Поначалу между Махно и Дыбенко возникло подобие дружбы. Дыбенко предоставил оружие «бригаде имени батьки Махно», а Махно подарил комдиву своего лучшего трофейного коня и объявил Дыбенко посаженным отцом на своей свадьбе.
Факт посещения Дыбенко «махновского района» сохранили для нас пожелтевшие фотографии и кинопленка. Тогда батьку и комдива запечатлели рядом на станции Пологи. Дыбенко позже напишет: «...у Махна хитрые, но пронизывающие глаза… большие вьющиеся волосы... ходит он в гусарском костюме».
Но как только Махно через две недели после подписания союза с «красными» стал критиковать большевистскую диктатуру, Дыбенко начинает писать доносы на батьку и дискредитирует его всеми доступными способами. Он разработал план убийства Махно. По приказанию комдива тот должен был явиться в штаб дивизии для отчета. Там планировалось арестовать и немедленно расстрелять Махно. Однако батька почувствовал, что ему готовят ловушку, и решил общаться с Дыбенко только по телеграфу. Своего непосредственного командира он стал называть «проклятым матросом».
24 марта Дыбенко «удалось» ликвидировать «махновское восстание» на станции Пологи. Восстание сводилось к нежеланию бойцов принимать командиров-»назначенцев». Однако паника охватила соседние советские учреждения, и они стали немедленно эвакуироваться из Александровского уезда. Но Дыбенко тогда сумел договориться с недовольными, и он заявил, что паника возникла «из-за дурости».
Неудача с покушением на Махно подтолкнула Дыбенко к подготовке нападения на столицу махновцев село Гуляй-Поле с целью уничтожения батьки и всех его командиров, разоружения махновской бригады. Но на такую масштабную операцию Дыбенко не получил разрешения командующего Украинским советским фронтом В. Антонова-Овсеенко, который тогда симпатизировал Махно.
Зато Дыбенко удается запретить деятельность Гуляйпольского Совета крестьян и повстанцев (махновскую власть) и разогнать местные «вольные Советы», которые ориентировались на махновцев. «Всякие съезды, созванные от имени распущенного, согласно моему приказу, гуляйпольского Военно-революционного штаба, считаются явно контрреволюционными, и организаторы таковых будут подвергнуты самым репрессивным мерам, вплоть до объявления вне закона», — пугал крестьян Запорожья Дыбенко. Но Махно все же созвал съезд, который подверг острой критике тиранию большевиков и их «опричников».
Через полтора месяца после предложения Дыбенко «разогнать махновщину» вождь Красной Армии Лев Троцкий «дал добро» на ликвидацию Махно, объявив батьку «вне закона». Части Дыбенко были брошены против махновцев. Но красноармейцы заявили, что не будут исполнять приказы Дыбенко и при встрече с махновцами будут переходить под знамена батьки. Авторитет Махно в частях Красной Армии был чрезвычайно высок, а Дыбенко, напротив, за его «фанфаронство» и рукоприкладство солдаты недолюбливали.
Как сообщали политсводки, Дыбенко не снискал популярности в солдатских массах и не сможет вести за собой солдат. Он был не выборным командиром (как Махно), а «назначенцем» из Центра, скорее даже самозванцем. Захватив Мелитополь, он «столкнулся с ревкомом и компрометировал советскую власть, убив красноармейца». Он часто прибегал к расстрелам для ликвидации недовольства в армии. Приказывал расстреливать солдат даже за критические замечания в свой адрес.
Кстати, его брат — Федор Дыбенко, командир 42-й дивизии 13-й армии Южного фронта, убежденный анархист, — был буквально растерзан своими красноармейцами за необоснованные расстрелы подчиненных еще в марте 1919 года на станции Дебальцево. Но трагический конец брата ничему не научил Павла.
А. Коллонтай писала, что «к Павлу почему-то недружелюбное отношение» солдат. К тому же Дыбенко ориентировался на «промосковскую группу» в украинском руководстве и проводил политику русификации и централизации, что также не вызывало симпатий у солдат-украинцев.
В апреле 1919-го Дыбенко чувствовал себя триумфатором и «крымским удельным, князем». В начале мая он провозглашает создание Крымской советской армии (9 тысяч солдат), которая не подчинялась Украинскому фронту.
В мае Украину всколыхнуло направленное против большевиков восстание атамана Григорьева, бывшего подчиненного Дыбенко. Дыбенко не спешил посылать части Крымской советской армии против мятежного атамана. Из Центра даже звучали угрозы объявить Дыбенко вне закона в случае неисполнения приказа о направлении войск против Григорьева. Но он не спешил, да и восстание было неожиданно легко подавлено за две недели...
Тогда же, став военным диктатором Крыма, Дыбенко создает «под себя» Крымскую Советскую Социалистическую Республику в составе РСФСР и приглашает на роль «свадебного генерала» главу правительства Крыма (СНК КССР) брата Ленина — Дмитрия Ульянова. Он счел, что это назначение обеспечивает ему защиту самого Ильича и оправдание самоуправства. Себя Дыбенко провозгласил Наркомом военных и морских сил Крыма, председателем Реввоенсовета Крыма, командующим Крымской армией.
Вернувшаяся к «победителю» Александра Коллонтай была назначена начальником политуправления Крымской армии, но фактически стала «крымской царицей» и курировала все идеологические и политические вопросы. Военная диктатура Дыбенко в Крыму получила название «дыбенковщина» и снискала недобрую славу. Функции Советов и даже руководящих партийных органов были сведены на нет. Л.Д. Троцкий, заявив, что в Крыму красноармейские части «заражены дыбенковщиной», прекратил их снабжение.
Клеймо «дыбенковщина» характеризовало режим полутирании — полуанархии — полубандитизма в советской Крыму 1919 года. Жестокий террор дополнялся спекуляцией и грабежами. Права крымских татар ограничивались, а их национальные лидеры преследовались.
Дыбенко знал только один метод убеждения — расстрел. Он приказывал расстреливать служащих за уход с места работы, расстреливал «распространителей слухов» и «паникеров».
Коллонтай комментировала эти события в своем дневнике: «Паша проявился как недисциплинированный, самолюбивый, вспыльчивый тип». Но ее строгие выводы были сделаны не только на основании анализа деловых качеств «орла». Влюбчивый Дыбенко  в порядке  «харрасмента»  соблазнил молоденькую секретаршу, что состояла при Коллонтай и была ее наперсницей. Коллонтай, вне себя от ревности, вновь решает порвать с Дыбенко «навсегда». Она уезжает в Харьков, к «старым товарищам», которые пристроили ее на пост наркома пропаганды Советской Украины.
«Царство» Дыбенко просуществовало недолго. Уже в середине июня 1919 года стало ясно, что Крым не удержать. Наступавшие белогвардейцы, захватив Мелитополь, в любой момент могли отрезать Крым от советской территории. Высадившийся в Коктебеле «белый» десант под командованием генерала Слащова смял оборонительные порядки советских войск на Керченском перешейке, открыв путь отрядам Деникина на Севастополь и Симферополь.
20 июня 1919 года началось паническое бегство органов советской власти и армии «красных» из Крыма в направлении Перекоп — Херсон. Отступавшие к Херсону части Дыбенко сократились вдвое вследствие дезертирства. Оставшиеся были настолько деморализованы, что бежали с поля боя перед одним казачьим полком, сдав «белым» Херсон. Дыбенко потерял все — Крым и свою армию, которая приказом от 21 июня переформировывалась в Крымскую стрелковую дивизию.
В июле части Дыбенко пытаются вернуть захваченные «белыми» Екатеринослав. Командующему удается поднять остатки своей «армии» в контрнаступление. Но взять город и удержать его эти части уже были не в состоянии. Забыв старые обиды, к Дыбенко тогда обратился Махно, прося прислать патроны и установить общий с «красными»  фронт. Поставленный большевиками вне закона, батька Махно со своим трехтысячным отрядом продолжал сдерживать наступление «белых» на правом берегу Днепра, у Екатеринослава.
Агенты советского информационного отдела 14-й армии докладывали, что даже Азовско-Черноморская флотилия, располагавшаяся по Днепру, контролировалась Нестором Махно, в частях чувствуется «идейная тяга к батьке Махно». На сторону Махно тогда перешло несколько тысяч солдат из дивизии Дыбенко, экипажи двух бронепоездов.
Дивизия Дыбенко, которая вскоре вместо Крымской стала называться 58-й, бежав из-под Херсона, окопалась в Николаеве. В этом городе Дыбенко решает установить личную диктатуру. По сообщениям местного исполкома Советов, Дыбенко и его штаб «воюют» с властями, с коммунистами и пытаются грабить город.
Но на этот раз коммунисты изловчились и арестовали дебошира-комдива. Четыре дня он просидел в заключении, вновь ожидая расстрела за свои злодеяния. Некоторые части его дивизии переходят в Повстанческую армию батьки Махно и воюют уже не только с «белыми», но и с «красными».
Однако Дыбенко был «человеком Центра» и «историко-революционной личностью», его нелегко было покарать, особенно уездной власти. По приказу из Центра он был освобожден, хотя и отстранен от всех должностей.
В сентябре 1919 года Дыбенко уже в Москве. Он находит сильных покровителей и поступает в Академию Красной Армии, где готовят новую военную элиту. Возможно, кто-то в правительстве посчитал, что бывшему матросу с большим революционным опытом просто не хватает образования и культуры.
Только месяц проучился в Академии Дыбенко, а затем был направлен на должность командира 37-й дивизии. Белогвардейцы рвались к Москве, и в октябре 1919 года над большевистским руководством нависла реальная угроза краха. В бой бросались последние резервы. Дивизия Дыбенко воюет тогда под Тулой и Царицыном (Волгоградом).
И вновь привлекается он к ответственности следственной комиссией трибунала, на этот раз по делу о неправомочном расстреле семерых красноармейцев. Ему снова удается выпутаться...
В марте 1920 года Дыбенко получает новое назначение — командиром 1-й Кавказской кавалерийской «дикой» дивизии (входила в 1-ю конную армию). Матрос стал командовать кавалерией! Недолго, правда, продержался он на этой должности.
Через два месяца его назначают командиром 2-й кавалерийской дивизии Южного фронта, что воевала против войск Врангеля и Махно. Но и на этой должности «матрос-кавалерист» долго не удержался из-за своего взбалмошного характера и отсутствия всякого опыта и элементарных знаний в управлении конницей. Девятнадцать дней дыбенковского командования дорого обошлись соединению: оно было разгромлено белогвардейской конницей генерала Барбовича, прорвавшей «красный» фронт. После этого командование посчитало нецелесообразным доверять Дыбенко конные дивизии и отозвало его доучиваться в академию.
Год 1921-й. Год всеобщего кризиса и хаоса в стране, крестьянских восстаний против большевиков для Дыбенко оказался ступенью в служебной карьере. В этот год он «зарабатывает» два ордена Красного Знамени за ликвидацию восстаний: матросов-»братишек» в родном Кронштадте и крестьян Тамбовской губернии. «Заслугой» Дыбенко, во время штурма Кронштадта, было применение «заградительных отрядов», которые стреляли «по своим» отступавшим или отказавшимся от штурма частям (подразделения 561-го полка подверглись такому обстрелу с тыла).
Для истории сохранились фотографии «триумфа» Дыбенко в Кронштадте, который он потопил в крови: «Дыбенко во главе следственной комиссии», «Дыбенко на митинге на поверженном мятежном линкоре «Петропавловск». Везде он в центре и с бесовским блеском в глазах. В Обращении «К товарищам старым морякам Кронштадта» Дыбенко призывал: «Спасайте честь славного революционного имени балтийцев, опозоренное ныне предателями. Спасайте Красный Балтийский флот!»
Во время штурма восставшей крепости 17 марта 1921 года Дыбенко возглавил сводную дивизию карателей и войска, задействованные в общем штурме. Ленину было выгодно, чтобы матросов-бунтарей карал матрос, «бывший бунтарь». Тем более что восставших возглавлял матрос Степан Петреченко с Полтавщины, служивший на флоте с 1914 года, участник Октябрьской революции и приятель Дыбенко.
До сих пор мы не знаем точных цифр убитых, казненных, осужденных на медленное уничтожение в концлагере Соловки матросов-балтийцев. Историки называют от 7 до 15 тысяч жертв Кронштадта. Только смертных приговоров, санкционированных Дыбенко, было вынесено 2103. Даже тех, кому была обещана свобода за капитуляцию, отправили в концлагерь, откуда никто не вышел. М.Тухачевский писал: «Я пять лет на войне, но не могу вспомнить, чтобы когда-нибудь наблюдал такую кровавую резню».
Дыбенко стал хозяином жизни и смерти своих «братишек» как комендант мятежной крепости. Вскоре он «создаст» воспоминания под названием «Мятеж», в которых опишет свои «подвиги». Эту книгу он посвятит «борцу за справедливость» — Шурочке Коллонтай. Скорее всего Коллонтай и была фактическим автором книги. Ведь матрос-командарм был малограмотен. Хотя он «написал» (или ему написали) множество книг, прославляющих особу Дыбенко: «Октябрь на Балтике», «В недрах царского флота», «Из недр царского флота к Великому Октябрю», «Революционные балтийцы»...
В апреле 1921 года Дыбенко как специалиста по подавлению восстаний направили усмирять крестьян Тамбовщины, выступивших во главе с эсером, атаманом Антоновым. Сколько на совести Дыбенко крестьянских душ, расстрелянных и изрубленных, сожженных живьем в хатах, умерщвленных отравляющими газами?!
«Миндальничать с этими мерзавцами не приходится...» — заявил Дыбенко. Даже женщин и детей не пощадили, ссылая на смерть в Сибирь.
Проявив себя за два месяца «стратегом малой войны» против своего народа и беззаветно преданным партии командиром, Дыбенко становится «героем», обласканным властью. В мае 1921 года его назначают начальником войск. Западного черноморского побережья (район Тирасполь — Одесса — Николаев — Херсон), где его хорошо помнили по событиям 1919 года. С июня 1921-го он одновременно стал командовать 51-й Московской (Перекопской) стрелковой дивизией.
Сведения о «деяниях» этой дивизии, когда ее «отцом» был Дыбенко, можно почерпнуть в одесских архивах. Там хранятся свидетельства чудовищных издевательств над местными жителями бойцов «славной» дивизии. В начале 1922-го, когда голод выкашивал целые деревни Юга Украины, озверевшие банды бойцов 51-й дивизии врывались в степные села, грабили, насиловали женщин, избивали мужчин. Забирали последнее, что еще не выкачали по продовольственному налогу. А сам Павел Ефимович закрывал на все это глаза, заявлял, что солдаты требуют постоянного усиленного питания. Еще он снова стал конфликтовать с местным партийным начальством. Выступая на параде своих войск 1 мая 1922 года, Дыбенко называл местных коммунистических лидеров «бездельниками» и предлагал «разогнать» исполком Одессы. Местные власти и комиссары платили ему той же монетой, требуя от центра отзыва Дыбенко с Юга Украины. Но командующий войсками Советской Украины и Крыма М.Ф. Фрунзе ограничился директивой — «неусыпно наблюдать за Дыбенко» как за ненадежным командиром.
В Одессе, где находился штаб дивизии, Дыбенко и Коллонтай поселились в шикарных номерах лучшей гостиницы «Пассаж», что на улице Дерибасовской. Целый этаж гостиницы, где жили пламенные революционеры, был завален конфискованной антикварной мебелью, картинами, коврами... Сторонники равенства стремились к роскоши и содержали несколько выездов и авто.
В 1922-м Дыбенко экстерном «как особо талантливый» (!) заканчивает Военную академию, проучившись там не более года. Его жена вспоминала, что писала комдиву во время его учебы в академии все контрольные и дипломную работу о роли полководца в военных действиях. В то время как Коллонтай корпела над контрольными, молодой «генерал» Дыбенко пил и гулял, и его кутежи надолго запомнились одесситам. Это не мешало ему приписывать себе идеи по реорганизации армии, высказанные Коллонтай. Он вскоре сам поверил, что именно он их автор.
Коллонтай постоянно отчитывала своего поистрепавшегося «орла», укоряя его: «... твой организм уже поддался разрушительному яду алкоголя. Стоит тебе выпить пустяк и ты теряешь умственное равновесие. Ты стал весь желтый, глаза ненормальные...» Эти строчки были написаны Коллонтай еще в 1922 году, а после этого еще 15 лет наш «герой» усиленно пил и при этом командовал военными округами, продолжая писать со множеством грамматических и смысловых ошибок, в общении с подчиненными предпочитая мат.
В Одессе у Дыбенко завязался роман с «буржуйкой» Валей Стафилевской. Ей было всего восемнадцать, когда один из подчиненных комдива взял ее «как трофей» при разгроме армии Врангеля в Крыму. Позже он передал ее своему начальнику. В 1923 году Валентина стала женой Дыбенко.
А за год до этой неудачной женитьбы Дыбенко пытался поддерживать любовные отношения сразу с двумя постоянными зазнобами: Шурой и Валей, хотя и от них он частенько «уходит по бабам». В то же время он «по-своему» любит и не хочет расставаться с Коллонтай, которая переживала в 1922 году очередное политическое фиаско. Она приняла участие в «рабочей оппозиции» в коммунистической партии, которая выступала против диктата Ленина. Оппозиция очень быстро была разгромлена, причем «железный Феликс» предлагал расстрелять или пересажать всех участников оппозиции. От греха подальше Коллонтай уехала к мужу в Одессу.
В Одессе потерпел полное фиаско и их революционный роман. Революция отгремела, а будни развеяли романтический ореол вокруг Дыбенко. Кого же скрывал он? Вечно пьяного, грубого мужлана, парвеню, который упивался своей славой и властью. Насмотревшись на похотливого и пьяного «фельдфебеля Дыбенко», Александра настаивала на немедленном разводе. Дыбенко пытался вымолить у нее прощение, ползал перед ней на коленях, обещал «исправиться». Он клялся порвать «с Валькой» и бросить пить. Часто Колонтай приходилось наблюдать бурные рыдания «легендарного героя», нервная система которого постоянно давала сбои. В порыве раскаянья и отчаяния, понимая, что разрыв неизбежен, Дыбенко выхватывает однажды револьвер,  и, направив дуло себе в грудь, стреляет... Он видел, как делал это в фильме актер Полонский.
Все это произошло на глазах у Александры, на роскошной даче командующего, в предместье Одессы «Большой фонтан». Коллонтай так опишет это событие. Целую ночь Дыбенко гулял, а под утро заявился под хмельком, оправдываясь, что задержался у друзей по дивизии. Коллонтай бросила ему в лицо (читаем ее дневник):
«Не лги. Мне все равно, где ты был. Между нами все кончено. В среду я еду в Москву. Совсем. Ты можешь делать что хочешь — мне все равно.
Павел быстро, по-военному, повернулся и поспешил к дому. У меня мелькнуло опасение: зачем он так спешит? Но я медлила. Зачем, зачем я тогда не бросилась за ним? Поднимаясь по лестнице террасы, я услышала выстрел... Павел лежал на каменном полу, по френчу текла струйка крови. Павел был еще жив. Орден Красного Знамени отклонил пулю, и она прошла мимо сердца... Только позднее я узнала, что в тот вечер «красивая девушка» поставила ему ультиматум: либо я, либо она».
Коллонтай выходила самоубийцу, отчиталась перед парткомом за «непартийный» поступок Павла, взяв всю вину на себя... А когда Павел поправился, уехала в Москву, оставив Дыбенко с юной Валей.
Этот выстрел подорвал богатырское здоровье Павла. После него он стал постоянно жаловаться на боли в сердце и временную потерю сознания.
Несмотря на пятый, «окончательный», разрыв с Коллонтай, Дыбенко продолжает оставаться с Шурой в интимной переписке. Последний эпизод их романа приходится на 1923 год, когда Коллонтай становится советником посольства СССР в Норвегии. Комдив Дыбенко шлет ей письмо за письмом с рефреном «Люблю! Хочу в Норвегию!».
1922–1926 годы — время относительной свободы для коммунистов, время заграничных путешествий партэлиты, «лучших людей СССР». С согласия ЦК партии и двух наркомов Сталин решил удовлетворить просьбу Дыбенко об  «отпуске для лечения в Норвегии». И вот «орел» в объятьях «голубя», как любовно называл Шуру Павел. Страсть вспыхивает вновь, чтобы угаснуть через несколько дней, когда Коллонтай обнаруживает, что Дыбенко каждый день тайно пишет письма своей молодой жене Валентине, оставив увядающей Шурочке жалкую роль «девушки на разогреве» . Коллонтай выгнала «орла Павла» из Норвегии, вырвав его из своей души. На этот раз окончательно. Если, конечно, не считать того факта, что ее любвеобильный жеребец, на волне  своей короткой секс-миссии, заделал ей, начинающему дипломату, ребенка, от которого, скрывая этот блудняк, пришлось срочно и тайно избавляться. Так закончился пятилетний «революционный роман», за хитросплетениями которого с интересом наблюдала кремлевская элита. Поверженным вернулся Павел в Одессу, проведя за границей только неделю из положенных ему пяти «норвежских недель отпуска».
В 1922 году Дыбенко назначается командиром 5-го корпуса Красной Армии и восстанавливается в коммунистической партии с зачетом партийного стажа с 1912 года. Новый скачок к вершинам власти в 1925 году приводит Дыбенко на ключевые и престижные посты начальника артиллерийского управления РККА и начальника управления снабжения Красной Армии. В 1928 году он становится командующим Среднеазиатским военным округом. Его жестокость в борьбе с басмачеством и «азиатским национализмом» озлобляла коренное население. В военном строительстве он придерживался старых взглядов и ненавидел новшества. Отсутствие военных знаний он подменял «крепкой рукой». «Хозяин Азии», как любил себя величать Дыбенко, был хозяином еще и 500-километровой границы, где по его приказу создавалась погранохрана и шла борьба с контрабандой.
В декабре 1930 года Дыбенко, вместе с большой группой представителей военной элиты, отправляется в командировку в Германию. «Красные командиры» за пять месяцев пребывания в германской военной академии и частях бундесвера, на военных заводах и полигонах должны были ознакомиться с достижениями европейской военной науки и техники. Для многих, в том числе и для Дыбенко, эта поездка оказалась роковой, так как в конце 30-х она стала одним из главных аргументов в системе доказательств «сотрудничества с германской разведкой» группы высших советских военачальников.
Во второй половине 20-х годов личная жизнь Дыбенко идет наперекосяк . Он продолжает пить и «гоняться за юбками». Молодая его жена одесситка Валентина «крутит романы» с дипломатами и «красными генералами». Перебравшись в Москву, она отказалась следовать за мужем в Среднюю Азию и жила в столице «автономно». Только изредка Валентина приезжала к мужу, причем Дыбенко называл ее приезды «погромными инспекциями». В письмах к Коллонтай, Дыбенко сообщал своей «бывшей», что Валентина «стала совсем невыносимой». После одиннадцати лет супружества последовал долгожданный для них развод.
В начале 30-х у Павла новый громкий роман, на этот раз с бегуньей-рекордсменкой Зиной Ерутиной. Этот роман закончился подброшенным командующему ребенком. И наконец третья жена — двадцатисемилетняя учительница Зина Карпова... Она ушла от мужа к сорокасемилетнему «герою революции» и пыталась создать Дыбенко тихое семейное счастье. В доме Дыбенко, наконец, появились уют, покой и два маленьких сына.
В 1933 году Дыбенко принимает Приволжский военный округ, которым командует до 1936 года. Эти годы были для него годами постоянного конфликта с комкором Иваном Кутяковым, вспыльчивым и своенравным «героем гражданской войны», который начинал с Чапаевым. Два «героя», что заслужили по три ордена Красного Знамени, не могли усидеть в одном военном округе. Кутяков, будучи заместителем Дыбенко, пытался «подсидеть» его и постоянно слал доносы в Москву на своего командующего. Он, в сущности, писал правду — о грубости, пьянстве, бездарности Дыбенко. Но эти «качества» Дыбенко и так были хорошо известны верхам. Против него активно выступали заместитель наркома обороны М.Тухачевский и еще один «герой гражданской» — И. Уборевич.
Но критика ничего не меняла в карьере Дыбенко. Он письменно отчитался перед наркомом обороны, написав обо всех превратностях своей жизни, и получил отпущение грехов. В 30-х он становится членом ЦИК СССР, депутатом Верховного Совета СССР, командармом 2-го ранга, командующим второго по стратегической значимости военного округа — Ленинградского.
В 1937 году, когда грянули аресты военноначальников, доносы Дыбенко на Кутякова привели того на плаху. В мае 1937 года принимать от Дыбенко Приволжский военный округ приезжает Тухачевский. Это был очередной сталинский маневр. Дыбенко затягивает сдачу округа и вскоре участвует в «трагифарсе» ареста Тухачевского. Дыбенко, в духе времени, клевещет на сослуживцев, мстя обидчикам и спасая себя. Он дает лживые показания и выступает обвинителем на процессе, где перед судом предстали военные во главе с Тухачевским. На короткое время Дыбенко становится одним из семи членов Специального судебного присутствия, которое вынесло обвинительный приговор по «делу военных». 11 июня 1937 года восемь высших военноначальников были приговорены к расстрелу.
Но уже через несколько месяцев Павел Ефимович оказывается на заседании Политбюро ЦК партии, где от него требуют «открыться перед партией» и признаться, что он является немецким и американским шпионом. На этом заседании Сталин припомнил ему и тот факт из далекого прошлого, когда в Семнадцатом правительство Керенского объявило Дыбенко немецким шпионом, умолчав, правда, о том, что эти обвинения были направлены и против Ленина, в первую очередь.
Удивительно, но после таких обвинений на заседании Политбюро Дыбенко отпустили к месту службы. В отчаянии он отправляет Сталину письмо, пытается доказать абсурдность обвинения о своем участии в шпионаже в пользу США. В свое оправдание он пишет Сталину: «...я не был ни одной минуты наедине с американцами. Ведь я американским языком не владею... « Дыбенко не только не знал несуществующего американского языка, но и плохо владел русским, украинским, а также «университетскими науками».
25 января 1938 года Сталин и Молотов подписали специальное постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР по факту «предательства Дыбенко». Справедливо было отмечено, что Дыбенко «морально-бытово разложился... давал очень плохой пример подчиненным». Но главным обвинением против него стали «контакты с американскими представителями» — обвинение в шпионаже. Следствию удалось установить, что Дыбенко просил «американцев» материально помочь родной сестре, которая проживала в США. После этих «тайных» просьб сестра «душителя демократии» стала получать пособие в «самой демократичной стране». Если действительно это пособие существовало, то интересно было бы спросить, за какие все-таки заслуги получала его сестра Дыбенко?
Странным кажется то, что Дыбенко, очевидно, не понимал, куда ведут контакты «американских представителей» (очевидно разведчиков США) с командующим округом. Тайные разговоры и материальные просьбы только усиливали недоверие к Дыбенко. Его явно вербовали или провоцировали, и нам остается лишь гадать — стал ли он «американским шпионом», или такая потенциальная возможность просто не исключалась.
19 февраля его вызвали в Москву, где, уволив из армии, назначили заместителем наркома лесной промышленности. Дыбенко уехал на Урал инспектировать лагеря для политических заключенных, еще не зная, что через пять дней сам окажется за решеткой...
Павел Ефимович Дыбенко был арестован, как участник «военно-фашистского заговора», как троцкист и как завербованный еще в 1915 году шпион Германии и США. На следствии, которое проходило пять месяцев, он «признал» под жесточайшими пытками и заговор, и шпионаж, и даже, окончательно сорвав себе крышу, дал показания на «заговорщика» Буденного... 29 июля 1938 года он был казнен вместе с командующим Военно-морскими силами СССР В. Орловым и пятью командармами, в осуждении которых - вот где подлинная ирония судьбы - он лично  принимал деятельное участие.
«Революция пожирает своих детей». Во Франции организатор террора Робеспьер уже через год становится жертвой своего детища. Именно на него равнялись русские революционеры. Протесты Павла Дыбенко против террора в 1918 году не были услышаны, и очень скоро о них забыл и он сам. Террор стал частью обыденной жизни и никого не удивлял. К нему привыкли. Многие просто ожидали своей очереди на плаху, завороженные несокрушимостью сталинского величия.
Итог до предела насыщенной, за гранью добра и зла, жизни и деятельности этого выдающегося злодея двадцатого века, ничего не сделавшего для украшения земли, был вполне закономерен.
Однако, мороз по коже: похоже, души вечны - не кажется ли вам, что кого-то подозрительно напоминает  нам  герой других, уже  голливудских, историй - невероятный и великолепный Бен Аффлек?

Список литературы:
Савченко В. А. Авантюристы гражданской войны: Историческое расследование - Харьков: Фолио; М: ООО 'Издательство ACT', 2000. - 368 с.