Не смотреть!

«Не смотреть! Живо отвернись, закрой глаза и отойди от картины!» - сколько раз я слышал это по громкоговорителю. Жестокий голос приказывал мне всякий раз, как я пытался разглядеть себя подробнее.

- Тебе там не на что смотреть! – прокричал командирский голос – Здесь столько разных портретов и среди многих ты выбрал свой!? Как тебе не стыдно! Лицемер, эгоист!

И я отворачивался. Я был не в силах ему противостоять многие годы и опускал взгляд на кафельный пол. Лежащие пылинки, грязь и камушки были моими единственными спутниками, которые могли поддержать меня, когда я тихо задавал себе вопрос: «Почему?».

Так было всегда. Я прихожу в галерею, брожу среди картин, рассматриваю глаза, пальцы, предметы в руках, обувь. Поразительно! Многие сумели так роскошно изобразить себя, что даже и не поверишь, что такой человек действительно существует! Кто-то со скипетром в руках и с босыми ногами. У кого-то на лице улыбка, скрывающая заплаканные глаза и отводящая взгляд от облысевшей головы. А чей-то потрет мутный и загадочный. Сперва подумаешь, что он явно не дорисован, но только знающий человек поймет – так и задумывалось – хитрец пытается от нас что-то скрыть.

Наевшись досыта чудными полотнами, меня переполняет ребяческий задор – где-то ведь должен быть и мой портрет! И вот я уже часами брожу по картинной галерее в поисках самого себя. Пройдя в нужную комнату, я замечаю его в конце длинного коридора. Подхожу ближе, облик прорисовывается. И как только перед моими глазами предстают мелкие детали, я слышу истошный крик.

- Не смотреть!

Крик пугающей силы. Ему невозможно противится. По какой-то неизвестной причине этот некий надзиратель не хочет, чтобы я увидел собственный портрет. Я никогда не адресовывал ему вопросов, никогда не упрямился. Это надзирательский, командирский крик, которому трудно противостоять, не имея нужно закалки. Не имею – не сложилось.

Голова забита криком. Мысли набекрень. Чувствуется колыхание сердца и всплеск адреналина. Когда не можешь победить – ищешь смысл и плюсы в поражении. Может, стоит приглядеться к чужим портретам? Там то я наверняка найду что-то более занимательное, чем в собственном. Которого я даже толком не видел… А вообще, чего я там не видел? Всё и так понятно! Ведь так?..

И вот я снова в центральном помещении. Ого, этот со скипетром в руках и с босыми ногами. А у этого на лице улыбка, скрывающая заплаканные глаза и облысевшую голову. А его потрет мутный и загадочный. Сперва подумаешь - он явно не дорисован, но только знающий человек увидит, что так и задумывалось. От нас пытаются что-то скрыть. Н-да…

Восьмой круг за сегодня. Скипетр, улыбка, туман, не смотреть. Босота, лысина, хитрость, не смотреть. Не смотреть, не смотреть, не смотреть! Эта фраза прозвучала так много раз, что даже перестала пугать. Скорее – раздражать. Почему я не могу посмотреть? Что плохого в этом будет? С каких пор это запрещено? Да и кто вообще этот человек!?

Только сейчас я осознал, что никогда не видел его лица. Я не знаю его имени, я с ним толком не знаком, но почему-то его дикий вопль для меня указ. И в этот же момент я почувствовал недомогание. Что-то тяжелое засело у меня в груди, а потом словно вылетело через спину, утягивая за собой внутренности. Я упал на колени, держась за живот. Через секунду пришло ощущение холода и… пустоты? Я смотрю на свои пальцы. Они переливаются оттенками и демонстрируют свою прозрачность. Я потерялся здесь. Я потерял себя.

Через силу поднимается голова. Перед глазами предстает портрет босого со скипетром. Но что я вижу: его лицо плывет, искажается. В этом бульоне из глаз, носа и рта прослеживаются очертания моего собственного лица! Но оно обезображено попыткой стать заменой для чужого лица. Поднявшись на ноги, я оборачиваюсь – все портреты охватил этот недуг!

Мне стало ясно: не сумев увидеть своего изображения, пытался я увидеть отражение в чужих лицах. Но ни одно из них ко мне не подошло. Ведь они – не я, а я – не они. И насколько бы они не подходили, все равно виднелись мельчайшие несостыковки и от того – уродства. Но могло ли быть иначе, если никогда не видел самого себя? Пустота прогрызала во мне дыру и давила своей тяжестью.

Чужой каприз или собственная жизнь? Этот вопрос бил молотом по моей голове. Я ощущал злобу, гнев и ненависть к самому себе. Только на самом краю мне открылся полный обзор. Как я мог быть таким глупым? Как я позволил себе быть таким слабым? Мне хотелось выйти из своего тела и пинать себя ногами, пока не начнут разлетаться багровые капли. Но так дела не делаются – холод разума усмирял мою ярость. Я ненавидел его за то, что он допустил такое, и теперь как самодовольный эксперт предлагает решение. Где была твоя разумность, когда я отворачивал голову? Я ненавидел его, но понимал, что он прав.

Коридор трясся, судорожно мигали лампы. С портретов на пол сползала краска, обнажая спрятанный под нею слой. Это были мои лица, грубо пририсованные к чужим портретам. У одного изодраны волосы. Другой изображен в приступе истерического смеха, замотанный в цепи. Чей-то взгляд потух, открывая вид на внутреннюю пустоту и осознание собственной бессмысленности. В руках он держал ржавый молот. Вот истинные лица конечной точки выбранного чужого пути.

Я подползал к месту, где должен висеть мой настоящий портрет. Кто-то завесил его серой тканью, и я даже знаю кто. Голос этого человека все сильнее раздавался в моих ушах. Не смотреть, не смотреть, не смотреть. Но теперь он не пугал и не подавлял волю – он злил, бесил и пробуждал желание сделать всё ему наперекор. Не смотреть, не смотреть, не смотреть. Я подобрался вплотную. Не смотреть, не смотреть, не смотреть. Нашел в себе силы подняться на ноги и ухватиться за занавес. Не смотреть, не смотреть, не смотреть. Сил почти не осталось. Не смотреть, не смотреть, не смотреть. Я набираю полную грудь воздуха и дергаю ткань изо всех сил. Не смотреть, не смотреть, не с…

- Хм, вполне неплохо. Всё ещё мутновато, но есть куда стремиться.

Тряска прекратилась, лампы успокоились. Все картины обрели свой прежний облик. Пожирающее изнутри чувство пустоты куда-то испарилось.Вдалеке из-за угла выбежала большая точка с ручками и ножками. По мере приближения она приобретала новые черты. Это был маленький толстый человечек. Он потешно бежал вперед, и его брюхо болтыхалось вверх-вниз. Красное лицо было покрыто стекающими каплями сального пота, заливающего измятую и грязную рубашку не пойми какого цвета. Когда он подбежал ко мне в нос ударил болотный смрад.

- Ах ты гнусный червяк! – начал толстяк писклявым голосом, задыхаясь – Как ты только можешь себе позволять поступать подобным образом!? Что, на себя захотелось посмотреть? Что-то для себя сделать? Чертов эгоист. Всё только для себя и делаете! Нет что бы что-то для людей, общества – всё для себя! У нас тут так не принято! У нас здесь в первую очередь о других думают! Бессовестный!

Я смотрел вдаль коридора и осознавал, что этот человек несет какой-то несусветный бред. И дело было даже не в его потешном образе и писклявом голосе, не вселяющем уважения – всё, что он говорил, было о правильном, но только вывернуто наизнанку и понятое диаметрально противоположным образом. Истина о взаимопомощи была брошена на поле черного и белого. Эгоизм и альтруизм стали противоборствующими идейными лагерями. Не до конца понятое было установлено как истина в её чистом проявлении и абсолютизирована. Толстяк продолжал кричать, а я размышлял. Почему эгоизм это обязательно нечто плохое? Почему эгоизм обязательно связан с приземленной выгодой? Разве я не могу делать что-то хорошее для людей, потому что это самому мне нравится? Разве я не могу жертвовать чем-то и получать от этого удовольствие? Разве мне не может этого хотеться? Разве мой эгоизм не может включать в себя других людей? Мой мир не ограничивается моим телом. И когда я делаю что-то хорошее для значимого мне человека, то я чувствую тоже самое, как если бы я это делал для самого себя. Разве забота о близких не может считаться эгоизмом? Разве помощь другу не может быть эгоизмом? Разве я не могу дать милостыню незнакомцу из эгоистичных мыслей почувствовать себя лучше? Я позаботился о близком, помог другу, накормил оборванца, потому что они часть моего мира. И разве после этого эгоизм является обязательно чем-то плохим? Я посмотрел на вопящего клоуна и ответил на свой же вопрос. Не думаю, что мир этого человека выходит за пределы его тела. Он табуировал заботу о своем мире и теперь с горящим тупым взглядом и пеной у рта вдалбливает другим людям свою искаженную «правду». Ничего для себя – всё для других. Этому незыблемому правилу он подчиняется тем, что запрещает другим быть собой, как некогда запретил это себе. Нельзя смотреть на себя. Нельзя узнавать себя – узнавай других и запрещай другим смотреть на себя. Ничего для себя, но в итоге ничего и для других.

Я вернулся мыслями в галерею. Толстяк всё ещё надрывался, уже изрядно охрипшим голосом – для него было долгом указать другим, что они не правы. Я резко перевел взгляд с коридора на его поросячий взгляд, в котором виднелась стена и пустота. От этого он даже прервал свой отчитывающий монолог.

- Ни себе, ни людям, да? – сказал я клоуну и ткнул его пальцем в лоб. Толстяк сделал два шага назад и плюхнулся на пол с ошарашенным взглядом.

Я шел по коридору картинной галереи, рассматривая различные портреты. Направляясь к выходу, меня посетила последняя из неразобранных мыслей – как я мог позволить такому человеку указывать мне, что делать? Стыдно за себя. Стыдно, что допустил подобное. Но если в тот момент их было больше… Н-да, вполне возможно.