О кошмарах вслух не говорят. Глава 16

Мои губы не отрываются от губ Кая, а ощущение тяжести его тела надо мной доводит до дрожи. Языком чувствую остроту его клыков и покусываю мягкий рот. Кай запускает руки в мои волосы и притягивает меня ближе, углубляя поцелуй. Его другая рука путешествует по телу, и я выгибаюсь ему навстречу.

Хриплый вдох вырывает меня из сна. Я хватаюсь рукой за тумбочку, чтобы не свалиться, а перед глазами пляшут красные пятна. Сердце норовит разорвать грудную клетку и броситься вскачь дальше, отчего я прижимаю к себе дрожащие руки. Пытаюсь выровнять дыхание, но у меня плохо это получается. Голова гудит, словно в неё налили раскалённое железо, а во рту пересохло. На деревянных ногах я спешу в ванную и включаю холодную воду. Из зеркала заспанными глазами на меня смотрит девочка. Её щёки разрумянились, но под краской кожа болезненно бледная. Веснушки побледнели, а тёмно-янтарные глаза нездоро;во блестят. Волосы спадают на лицо и торчат в разные стороны. Каштановые пряди красиво контрастируют с белой рубашкой на мне… Белой рубашкой? Я с ужасом смотрю на свободно висящую на моих плечах одежду Кая и, торопясь, начинаю расстёгивать пуговицы. Я не помню, чтобы её надевала, так почему она на мне? Я быстро кое-как стягиваю рубашку и, высунувшись, бросаю её на постель. Держась за стены, я забираюсь под холодные струи душа, надеясь, что он вернёт мне рассудок, но то, что происходит дальше, заставляет меня вскрикнуть.

Пол в тесной душевой кабине начинает темнеть. Сначала незаметные, с каждой секундой завитки тумана становятся всё плотнее. Я тру глаза, думая, что до сих пор во сне, но, когда я вновь распахиваю веки, тьма никуда не исчезает. Она обвивает мои ноги, и её прикосновения куда ледянее струй воды. Я начинаю топтаться на месте, но туман не рассеивается: его щупальца поднимаются вверх по моим ногам и щекочут обнажённые бёдра.

— Да ты больной извращенец, — шиплю я, когда на меня и сверху опускается тьма и тянется к груди.

Я остервенело дёргаю душевую дверь, но она не поддаётся. Да это нереально. Туман клубится всё больше, заполняя собой всё пространство. Его завитки касаются моих обнажённых ключиц и ласкаются к бёдрам. Я закусываю губу и пытаюсь прикрыться — мне совсем не нравится то, что происходит. Чувствуя своё уязвлённое положение и после сна, и сейчас, я часто моргаю, чтобы скрыть проступившие слёзы. Завиток тумана касается моей щеки, но я дёргаю головой и отстраняюсь. На стекле кабины проступает отпечаток ладони, сотканный из тьмы, но я только развеваю его рукой. Туман последний раз утешительно касается моих губ и исчезает.

***

— Зря ты встала так рано, — мягкий голос заставляет обернуться.

Я сижу на диване в гостиной, подтянув колени к подбородку. У меня ещё есть время до выхода, хотя встреча с Шамилем очень ранняя, но уснуть я точно больше не смогу. Рассеянно смотрю на Софу, замершую в дверном проёме, и вяло отвечаю:

— Я много чего делаю зря.

Кутаясь в свой очередной вязаный безразмерный свитер, Софа движется к дивану у противоположного конца комнаты. Её пшеничные волосы торчат в разные стороны, намекая на недавние пробуждение девушки, а мягкий румянец на щеках придаёт детскости. Зелёные глаза не сводят с меня задумчивого взгляда, пока Софа приближается к дивану, а губы растягиваются в вымотанной улыбке.

— Сожалеешь о том, что отправляешься в Академию?

— Нет, — хмурюсь я. — Или да. Точно знаю, что не хочу туда возвращаться.

— Боишься? — Софа поворачивается ко мне и облокачивается на спинку дивана.

— Да, — нехотя бурчу я под нос.

— Думаю, на твоём месте в первую очередь стоит опасаться Косперски, — осторожно говорит Софа и наблюдает за моей реакцией.

Я прищуриваюсь. Изумрудные глаза девушки полны любопытства, и она робко мне улыбается.

— Я не хочу тебя задеть, просто во мне бушует девичий интерес. У вас с Никитой что-то было? Когда Миша упомянул в прошлый раз имя Никиты, Катрин почувствовала тебя. Твои эмоции были похожи на лучи весеннего солнца — таких долгожданных и любимых. Как будто ты оберегаешь воспоминания, связанные с ним. Ну, по крайней мере, так объяснила Катрин.

Забавно. Я до сих пор не могу разобраться со своими чувствами к Никите, так может действительно стоит как-то обратиться к Шу? Но даже если что-то во мне и осталось, то вряд ли это серьёзно. Просто ностальгическая грусть по человеку, который не пожелал принять меня.

— Возможно, между нами что-то и было, — не сразу отвечаю я. — Но я точно не хочу повторения подобного.

При способностях Косперски обвинять меня в предательстве и верить в это — смешно. Может, я ему и нравилась, но он бы никогда мне не доверился, хотя я была готова пойти на этот шаг. Парадоксально, но в этот раз я действительно буду послана Каем, как и подозревал Никита.

— Этель, расскажи мне о том мире, — вдруг Софа подалась вперёд и торопливо защебетала. — О мире, где пятнадцать лет была война, ненависть и злоба. О мире, где остался Косперски. О мире Академии и Юга. Расскажи.

— Так вот вы как думаете о нас? — я устало улыбнулась, и Софа ответила грустной ухмылкой.

— Ну а разве всё не так?

— Резонно, — соглашаюсь я и начинаю рассказывать. 

Рассказ выходит серым и безынтересным — таким, какой мне всегда казалась жизнь Юга. Я в общих чертах повествую о существовании людей и чуть подробнее — об Академии. Не утаиваю о её нравах, преподавателях, атмосфере — рассказываю даже о покушении Артура. Софа меня не перебивала — просто молча внимательно слушала, порой прикрывая глаза.

— Знаешь, в чём главное отличие Севера и Юга? Вот допустим, если судить по вашей семье, — Софа склонила голову и улыбнулась, а я продолжила. — Какими бы ни были причины вашего «изгнания», какой бы ни была ваша жизнь в первые годы после трагедии, вы сохранили надежду на лучший мир, надежду, что когда-нибудь ситуация измениться и вам дадут возможность высказаться и вернуть себе честное имя не только среди жителей одной половины — среди всего мира. Ваша надежда чувствуется, и её тяжело игнорировать даже мне, хотя я мало общаюсь с каждым из вас.

Я отвернулась от Софы и устремила взгляд в окно, за которым темнела ночь:

— Никита всегда выделялся из того мира и в то же время прекрасно в него вписывался. Я столько раз замечала печаль в его глазах, когда речь заходила о вас: очевидно, что он скучает по тем временам. Не знаю, чем именно они для него важны, но факт остаётся фактом. Косперски заботливый и гиперответственный. Он очень благородный, хотя вряд ли признает это. Эта его черта совсем не вяжется с кличкой «самого верного пса Линге». Не знаю, Никита… скрытный. Получается, что я совершенно ничего и никогда о нём не знала, а он не пытался это изменить. Возможно, поэтому ничего и не вышло.

— Ты его любишь? — вдруг серьёзно спросила Ольховски.

Я промолчала, оставив этот вопрос риторическим. Приняв это, Софа продолжила, как ни в чём не бывало:

— Ну что же, ты во многом права. Исходя из твоих рассказов, Косперски почти не изменился, даже спустя такое долгое время.

— Разве можно сделать такой вывод, слушая только меня? Возможно, я ошибаюсь, — прищурившись, я бросила взгляд на сладко потягивающуюся девушку.

— Нет, нет, нет, — Софа хитро улыбнулась. — Скажу тебе честно, никто бы не относился к тебе так, как ты можешь заметить сейчас. Это происходит только потому, что я в тебе кое-что рассмотрела. И не только я: мы все.

— Ой, да ладно, — я лениво дёрнула плечом. — Мне кажется, Шамиль считает меня тупой и затаил злобы с того момента, когда я нечаянно сломала какой-то важный пульт. Рома постоянно говорит что-то двусмысленное, с похабным подтекстом, поэтому я боюсь поворачиваться к нему задницей. Итан… странный и какой-то… пугающий: его замашки в моём окружении сбивают с толку. Миша постоянно материт меня, с Кором и Катрин я почти не пересекаюсь, а ты относишься ко мне так тепло, как, мне кажется, я и не заслуживаю. Уж не знаю, что вы могли во мне разглядеть, но…

Хихикнув, Софа ущипнула меня за руку и остановила поток моих слов. Выпрямившись, она быстро начала:

— У тебя такая манера поведения… — девушка задумчиво потёрла пальцами правой руки друг об друга, будто держа невидимую ткань.

— Ненормальная.

— И это тоже. Понимаешь, ты скорее как спусковой крючок. Именно ты контролируешь оружие и решаешь, даст оно залп или нет.  Ты словно давно потерянная деталь, которая наконец-то вернулась на отведённое ей место.

— Я просто провокатор.

— Не провокатор, — Софа склонила голову набок. — Регулятор.

— К чему ты всё это говоришь? — я тряхнула головой.

Софа задумалась. Её пышные волосы спали на лицо, и одним движением она ловко перекинула их назад. Изумрудные глаза стали на полтона светлее и подёрнулись странной пеленой. Пухлые губы то сжимались, то приоткрывались, словно девушка никак не решалась что-то сказать.

— Ты же не забыла с кем ты живёшь, правда? Катрин не совсем радушно воспринимает твою тягу к Каю, но я не разделяю её позицию. Я не хочу даже произносить его имя, но, Этель, я понимаю, как тебе тяжело будет жить с этим выбором. Я не собираюсь тебя переубеждать, но я бы желала попытаться стать тебе другом. Тебе решать, давать ли мне этот шанс или нет. Я не пойму твоей логики, но и не буду препятствием на пути. Я лишь хочу сказать: возможно, ты думаешь, что твоё место только рядом с ним. Но это не так, Этель. Ты целиком — неповторимая картина этого мира, и в твоих силах вписаться в любой сюжет. Вот и всё.

Друг. Для меня другом всегда был только Джей — единственный человек, которому я смогла полностью довериться. Смотря теперь на спокойное и уверенное лицо Софы, вдруг всерьёз задумываюсь: а что если и правда получится? Я живу с сильнейшими людьми страны, почему бы мне, не обладающей способностями, просто не быть им опорой? Неважно, чьей: семьи Миши или же ненавидимой ими компании Кая. Если посмотреть, каждый из них по-своему одинок.

— Ты можешь тоже меня о чём-нибудь спросить, — Софа поёрзала и мягко посмотрела на меня. — Или о ком-нибудь.

— Расскажи мне о Кае, — сказала я, и губы Ольховски дрогнули, чтобы сдержать улыбку.

— На самом деле, я мало что о нём знаю, да и эти крупицы стали мне известны спустя годы трагедий. Я вспоминала время в клинике, сопоставляла информацию о Кае и многое начинала понимать. Насколько мне известно, он попал в клинику в возрасте пятнадцати лет. Кай был самым старшим из всех: тогда юноша, он особо выделялся из ребят. К нему никто никогда не подходил, даже врачи иной раз с опаской поглядывали в его сторону. Вокруг Кая словно был щит из его холодности и спокойствия. Он мало говорил, смотрел всегда свысока и с толикой презрения, улыбался, как истинный безумец, а говорил так разумно, будто получил учёную степень. Кай был очень хорош собой, но его внешние данные были не из серии «красота спасёт мир». Красота казалась режущей и пугающей, в какой-то мере даже отталкивающей. Угадаешь, кто сразу же стал вертеть хвостом у Кая под носом?

— Серова? — быстро ответила я, и глаза Софы сверкнули.

— Ага. Так и увивалась рядом с ним. Смешно было смотреть со стороны, когда она перекраивала больничную одежду, чтобы выглядеть привлекательнее, а Кая больше интересовала не Марта, а десерт на обед. У неё не было ни единого шанса — Катара не интересовали абсолютно никакие связи: ни дружеские, ни любовные. Единственными, кому удалось найти с ним общий язык, были Никита и Кор. Особенно Никита: между ним и Каем установилась не то чтобы дружеская, скорее жалкое подобие приятельской, но крепкой связи.      

Девушка замолчала, задумавшись, и немного погодя продолжила:

— Наверное, в каком-то извращённом смысле я даже благодарна Каю. Если бы не он, кто знает, какими вещами мы бы занимались под руководством Линге. Конечно, наши жизни в смертельной опасности из-за Кая — Академия год за годом дрессирует наёмников при любом упоминании наших имён тянуться за оружием, но… Пятнадцать лет нам удавалось выходить сухими из воды, а теперь настал момент и вовсе избавиться от нужды прятаться и бояться.

— Что же случилось тогда, пятнадцать лет назад? — тихо спросила я, понимая, что могу не получить ответ.

— В ту ночь препарат вводили Каю, — после долгого молчания медленно начала Софа, натянув рукава свитера на ладони и съёжившись. — Я не знаю, что именно пошло не так, но мир разом превратился в один жуткий вопль. Мы тогда уже шесть месяцев находились в том крыле клиники, которое не скрывало за своими яркими обманчивыми лозунгами ужасные машины лаборатории. Я помню, как бешено стучало моё сердце, когда я слышала крики за дверью моей палаты. Кай убил весь служебный персонал, оставив только нас. Начался пожар, полыхала крыша, пламя спускалось на нижние этажи. Меня забрал Миша, вывел к остальным ребятам, паникующим и напуганным. Кай исчез, а вместе с ним и мир за окном. Мы выбежали на улицу и совершили непоправимую ошибку. Тогда диким для нас беспризорникам — Шамилю, Итану и Роме — напрочь снесло крышу. Они полностью утратили контроль над собой и своими силами, и горы трупов за секунды вырастали вокруг нас. Я мельком, в пламени бушующего пожара увидела лицо Косперски, которое было белее мела, и оно до сих пор преследует меня во снах. Тогда мы разлучились на пятнадцать лет. Никита чудом увёл за собой Игу, Марту, Нину и Яна. Наша семья, в которой тогда ещё были Кир и Энджела, ушли в леса.

Софа замолчала, переводя дух и пряча ноги под мягкий цветной плед.

— Мы сразу узнали известия о безумствах Кая и сгоревших городах. Понимаешь, Этель, городах! Нас всех, исключая компанию Никиты, объявили в розыск. Мы бежали к границе, стараясь не заходить вглубь городов, по которым ураганом уже прошёл Кай, но это было невозможно: нам требовался провиант и транспорт. Богом клянусь, в аду нет того, чему мы стали свидетелями пятнадцать лет назад.

Ольховски вздрогнула и помотала головой, чтобы избавиться от ужасных картин воспоминаний. Устало прикрыв глаза, она откинулась на спинку дивана и начала размышлять:

— И почему он такой? Как же можно всего лишь за несколько дней уничтожить десятки городов, оборвать миллионы жизней и ходить сейчас как ни в чём ни бывало? Какая же у него психика, если в пятнадцать лет он совершил столь страшное преступление, а в тридцать он остаётся одним из умнейших умов Севера? Самое интересное так это то, — с расстановкой произнесла девушка, — что Кай не пытается быть кем-то таким: холодным, опасным и пугающим. Он не соответствует какому-либо выдуманному образу, не притворяется и не пародирует. Весь ужас в том, что Кай такой и есть: до жути страшный и безжалостный человек. Представляешь, что будет, если Кай одержит победу в этой войне?

Софа не ждала от меня ответа: вопрос она оставила философским. Но я прекрасно понимала, что я и близко не представляю, что тогда будет. Власть Кая станет масштабнее, а я до сих пор не могу осознать, кто же он на самом деле. Он каждую секунду — разный: взбешённый, холодный, величественный, безразличный, озлобленный. Но со мной эти характеристики Кая словно притупляется, и он становится просто… спокойным и опасным.

Кай, Шамиль, Итан, Рома, Энджела — нельзя вечно уходить от болезненной для меня темы: с первых минут в Содоме я понимала, что кто-то из них убил моего отца. Забавно, и пару минут назад я всерьёз задумалась о том, чтобы стать кому-то из них другом. Но даже так это желание во мне не пропало. Я хочу быть частью мира Содома: учиться у Шамиля, отвечать на хамоватые нападки Ромы, не уступать Итану, наблюдать за Каем. Парадоксально, но всё это мне по душе.

— Тебе, наверное, уже пора? — Софа нарушает мои размышления и едва касается пальцами моего плеча. — Запомни, Этель, неважно, в чём убеждены люди вокруг тебя. Важно, к какому выводу пришла ты. И за это нет тебе судьи страшнее самой себя.

***

Из зеркала на меня смотрела белокурая взрослая женщина. Взгляд тёмно-зелёных глаз на контрасте с белоснежными волосами казался ещё выразительнее, чем был на самом деле. Кожа лица стала загорелой, с оттенком золота, а когда-то блёклые веснушки скрылись под слоем специального крема. От мочки левого уха почти до середины щеки шла полоска еле заметного шрама, ничуть не портящего красоты лица.

— Огонь, — восторженно протянула я. — А маникюр сделаешь?

Руки Шамиля были перепачканы краской, поэтому он нервно вертелся на месте, чтобы не испортить окружающие его предметы. Услышав мои слова, Ли замер, уставившись на меня гневным взглядом, и показал руками миниатюру, будто он что-то душит. Как бы мужчина не старался, его потрясные велюровые брюки всё же испачкались краской для волос, и, заметив это, он громко выругался.

— Как ты со своим языком живой-то ходишь, — строго, словно учитель, отчитывающий ребёнка, говорит Ли и пытается оторвать кусок какой-то ткани.

Пряча хихиканье за кашлем, я соскакиваю со стойки и иду к мужчине, чтобы помочь. Его брови удивлённо взлетают вверх, но я лишь пожимаю плечами. Поворачиваюсь к столу, чтобы прибраться здесь, но вдруг мои ноги подгибаются, а к горлу подкатывает тошнота. Шамиль привалился к стойке рядом со мной и, уже не заботясь о чистоте, схватился руками за голову. Его очки сползли, и от дрожи лица вот-вот свалились бы на пол. Кряхтя, в дверном проёме матерился только что вошедший Рома и водил руками вокруг себя, словно слепой.

— За это я ненавижу его больше всего, — кряхтит Ланг, с трудом опускаясь в ближайшее кресло.

Его теперь короткие волосы отдавали серебром, а лицо было белее, чем когда-то у меня. Вот только цвет глаз Ромы я ещё не успела рассмотреть. На нём был старомодный костюм, который сглаживал заострившиеся скулы и придавал мужчине возраста. Сейчас Рома был похож на примерного семьянина, готовившегося к отдыху где-нибудь за городом.

— А что происходит? — дурнота спала, и я смогла встать прямо.

— Кай не в настроении. Детка, проверь всё необходимое, и валим отсюда.

Я нахмурилась, а Шамиль, поправляя очки, многозначительно посмотрел на выход. Развернувшись на каблуках сапог, я за пару шагов оказалась на улице. Мелкие снежинки терзали и резали моё лицо своими невидимыми кинжалами, а ветер норовил пробраться до самых костей. Уже почти стемнело, и трудно было что-либо разглядеть, но массивный внедорожник я заметила сразу.  Кай стоял рядом с машиной, однако его фигуру сложно было рассмотреть из-за дымчатой пелены тумана, окутавшего мужчину с головой. Уши закладывало от давления, чем ближе я подходила к Катара. Набрав пригоршню снега, я сделала снежок и метко отправила его в Кая. Туман рассыпался и теперь змеился у ног мужчины, ползя ко мне. Запустив ладонь в заснеженные волосы, Катара напрягся и оскалился, заметив меня.

— Ты что творишь? — властно спросил Кай, делая шаг в мою сторону.

— Нет, это ты что творишь? — я сделала ответный шаг и толкнула мужчину в грудь. — Я не стану для тебя игрушкой в эротических играх. С твоей внешностью и властью легко найти развлечение на ночь и удовлетворить себя во всех смыслах. Учитывая это, не надо унижать меня и нарушать мои личные границы, ясно?

— Что ты несёшь? — Кай схватил меня за локоть и, немного тряхнув, подтянул к себе.

— Может, для тебя твоя утренняя выходка с туманом в душе и показалась забавной — я же придерживаюсь другого мнения, — мужчина начал тянуть меня вверх, отчего я неловко барахталась, пытаясь вырваться из его хватки.

— Что? — глаза Кая на миг показали смущение, но сразу же утопили его в омуте поднявшейся синевы. — Ты в моей рубашке, затем холодный душ и снова ты, но уже без рубашки. Ты об этом?

Рванувшись сильнее из хватки Кая и поскользнувшись, я чудом удержала равновесие, зато скрыла прилившую к щекам краску. Впрочем, мужчина всё равно увидел моё смущение, и его зрачки расширились. На Кае была всё та же форма, и он принялся поправлять рукава и перепроверять карманы с оружием, чтобы скрыть от меня взгляд. Его щёки порозовели, и мужчина вдруг растерянно улыбнулся.

— Я думал, что это был сон, — Кай снова встретился со мной глазами, а потом скользнул ими по телу. — Я мог такое сделать лишь в том случае, если бы ты попросила. Так что вышло небольшое… недоразумение.

Я быстро отвернулась, но мужчина схватил меня за локоть и притянул обратно.

— Хватит, Этель, — он прикоснулся холодными ладонями к моим разгорячённым щекам. — Ты много раз сама звала меня во снах, так что перестань возводить стену между нами.

Вцепившись взглядом в мои глаза, Кай секунду раздумывает. В следующий момент он, качнув головой, аккуратно подносит свою руку к моему глазному яблоку.

— Хочешь лишить меня возможности смотреть на тебя? — я пытаюсь вырваться, но у Кая железная хватка.

— А ты лишишь меня возможности смотреть на тебя? — тепло улыбаясь, мурлычет мужчина, но глаза его беспокойны и темны.

Подцепив линзу, Кай держит её на указательном пальце прямо перед моим носом. Струйка тумана окутывает её, превращая в сжавшийся непонятный комочек. Со второй линзой мужчина проделывает то же самое.

— По глазам меня могут узнать, — тихо говорю я, прищурившись.

— Мой маленький хаос, любой идиот, проведший с тобой более пяти минут наедине, узнает тебя, будь ты хоть трижды в линзах, перекрашенная и разукрашенная всеми цветами мира, — всё так же тепло улыбаясь, мурлычет Кай и касается пальцем моих губ.

— Глупое создание, куда ты унеслась, — Рома орал чуть ли не на весь город. — А, опять тебя тянет к виселице. Значит так, у тебя есть три минуты. Машина за баром.

Продолжая орать в метель, Ланг побрёл вверх по улице, таща в руках моё пальто. Я скользнула взглядом по его фигуре и вернулась к Каю, который, видимо, и взгляда с меня не сводил.

— О чём ты думаешь? — я смотрела в такие ледяные, как зимний ветер, глаза мужчины.

— Ты не представляешь, Этель, — приблизив губы к моему лицу, сказал Кая. — Впервые за долгие годы я думаю не о себе.

Его поцелуй в лоб был таким же колючим, как стремительно падающие с неба снежинки. После этого я окончательно поняла, что продрогла до самого сердца.

— Тебе пора, — подтолкнув меня в сторону, куда удалился Рома, кивнул Кай.

Я так часто оборачивалась, что потеряла счёт. А мужчина всё смотрел и смотрел, словно не было ничего другого в мире, кроме моей вечно спотыкающейся маленькой фигурки на фоне погружающегося во тьму города.

***

— Ещё раз, — читая по планшету, сказал тогда Шамиль. — Тачки стоят на тех же местах, брать можешь любую. Главное для вас — навести шумиху. Сбор информации на остальных группах, но если у вас будет время, то можете внести и свою лепту.

Рома был на удивление серьёзен и сосредоточен. Он внимательно слушал указания Шамиля и пару раз задал весьма умные вопросы. Дорогое пальто придавало мужчине статности, а не менее дорогие туфли пачкались в грязи леса.

— У вас будет несколько пересадок. В сам Горд войдёте пешком — на машинах никого не пропускают. Солдаты выделили место под оставленные автомобили, так что воспользуйся этим верно. Все действия в Горде, а особенно внутри Академии — на твоё усмотрение.

— В смысле «на его усмотрение»? — я бросила настороженный взгляд на проверяющего данные Шамиля. — Разве не должно быть строгого плана?

— Детка, мы импровизируем, — цокнул Рома и начал ходить вокруг внедорожника.

— Это едва ли успокаивает, — протянула я под нос и забралась в машину вслед за Лангом.

Шамиль придирчиво осматривал нас и машину, оставшись снаружи. Планшет в его руках мигал, а очки отражали бегущие строчки цифр. Длинные пальцы быстро набирали необходимый текст, а подол тёмно-зелёного пальто развивался на зимнем ветру. Рома уже тронулся, когда я высунулась наружу и начала махать Шамилю.

— Если вдруг мы не увидимся, знай, что у тебя потрясающий вкус потрясающего гения! — крикнула я.

В предрассветных сумерках лицо Шамиля трудно было разглядеть, но всё же я увидела, как он нахмурился. А потом вдруг его губы изогнулись в улыбке, и он одними пальцами показал мне «бай-бай».

Забавно, как, оказывается, просто люди Севера попадали на земли Юга. По пути Рома четыре раза менял машины и иногда даже рассказывал мне о прошлых вылазках. Я узнала, что у Кая есть несколько квартир в этой половине страны, что очень часто вся его компания под страхом смертной казни выбиралась в близлежащие города и выпивала вместе с врагами и что перед тем, как стать великим и ужасным командиром, Катара вдоволь нагулялся.

— Я не понимаю, почему всё это так растянулось, если у вас изначально было преимущество? — ёрзая на сиденье от долгой езды, спросила я. — Вы просто тупо гуляли под носом у Линге, а он ничего и не знал об этом. Почему всё дошло до Гражданской войны в условиях реального времени?

— Так кто же будет воевать, когда треть страны выжжена и изничтожена? — парировал Рома, поправляя зеркало заднего вида. — Многие потеряли свои семьи, так что людям попросту не за что было вставать и воевать. Все были убиты горем трагедии и только и занимались, что стягивали силы. Да и мы были подростками, в которых бушуют гормоны. Где гарантия, что при условии начала военных действий, нас бы не глюкануло где-нибудь на поле боя?

— И тем не менее вам позволяли проникать на земли Юга? — я наткнулась на хитрую улыбку Ромы.

Так им и не позволяли — они сами сбегали. Поразительно. Как им всё удавалось — это же были просто дети.

— А власти Севера сами вас нашли? Ну типа как вы не боялись им довериться: вдруг бы повторилось всё то же самое, что было у Линге? — через некоторое время вновь спросила я.

— Ну как сказать, — нахмурившись, задумался Рома. — С опытом беспризорников мы бы долго смогли срываться и от Юга, и от Севера — просто в северных землях как-никак было безопаснее. Я нашёл Итана, потом к нам присоединился Шамиль, где-то неподалёку основались парочки — в таком тандеме мы жили около года. После заявился Кай, весь такой взрослый и крутой, и сказал, что сделает нас элитой в обмен на подчинение. С каждым днём выживать становилось всё тяжелее, так что мы все согласились. Я думаю, власти Севера давно приглядывали за нами, просто ждали, когда мы сами приползём. И хотя Кай так и сделал, он сдержал своё слово, и очень скоро мы оказались в обществе, где с нами обходились, как с королями. Но это лишь поначалу, конечно. Мы знали, что нас не любят и бояться — в скором времени нас предупредили о суде. Власти Севера должны были отчитываться перед народом, так что это было ожидаемо.

— И как же всё обернулось?

— Самое сладкое на десерт — скоро сама всё узнаешь, — подмигнул Рома. — Каю помог один очень влиятельный человечек, поэтому сейчас мы абсолютно свободны и сказочно влиятельны.

Череда укреплений сменяла одну другой, и я уже устала вздрагивать каждый раз, когда солдаты строго обращались к нам. Рома уверенно рассказывал одну и ту же сказку:

— Здравствуйте, мы с моей женой пытаемся отыскать её брата, тайно ушедшего добровольцем. Третий день в пути до Академии, ведь там собрана вся отчётность. Может, и вы встречали некоего Зена Хосса?

Слова мужчины всегда вызывали у солдат недовольные и настороженные взгляды. Автомобиль пересматривали по пять раз, выворачивая из сумок всё содержимое. Даже коврики вытаскивали. Но с документами всё было чисто, а к нашему внешнему виду не возникало абсолютно никаких придирок. Лишь услышав на границе Горда знакомый голос, я по-настоящему опешила. Рома незаметно меня ущипнул, тем самым призывая вернуть себе нормальный вид. Внимательно рассматривая наши документы, Виктор продолжал задавать вопросы:

— Из какого же вы города? — его серые глаза с присущей только Виктору наблюдательностью вглядывались в наши лица.

— Эйсе, — спокойно ответил Рома, выдержав взгляд наёмника.

Мельком я заглянула в лицо Виктора. В его взгляде промелькнуло сочувствие, пока Ланг делился переживаниями о сбежавшем брате, но он быстро и умело поспешил это скрыть.

— Что же, удачных вам поисков, — отчеканил Виктор, протягивая Роме документы, — и подумайте хорошенько о собственном желании поступить добровольцем на службу.

Тогда уже мне пришлось толкнуть Рому, лишь бы он скорее спрятал свою надменную улыбку, появившуюся после этих слов. Загнав автомобиль на специальную стоянку, он с грустью на него посмотрел:

— Прости, друг, по-другому никак, — Рома бережно похлопал машину по капоту и, подхватив наши сумки, двинулся прочь.

Я вздрогнула, когда представила, что случится с автомобилем и с находящимися здесь людьми, но поспешила не задерживаться на этой мысли. Мы прибыли в Горд, когда на него уже опустились поздние сумерки. Теперь уж точно складывалось впечатление, словно в городе нет никого более, кроме военных. Замечая нас, они прожигали взглядом спины и пару раз даже перепроверяли документы. Я вдыхала воздух через рот и чувствовала на языке неприятный привкус стали. Где-то вдалеке шумели машины, потемневшее небо пронзал свет прожекторов с крыш, а из громкоговорителей вещали о последних новостях. Я молча шла за Ромой, стараясь не встречаться взглядом с солдатами. Одежда примерного, но богатого семьянина не совсем вязалась с вальяжной походкой Ромы. Мужчина не стеснялся разглядывать окрестности и попадавшихся по пути людей, которые отвечали ему безумным недоверчивым взглядом.

— Ты очень выбиваешься из общего колорита, - взяв Рому под руку, тихо сказала я.

— Ты тоже, — многозначительно сказал Ланг и подмигнул. — Расслабься и изображай любящую жёнушку, ок?

Рома уверенно шагал к стене, разделяющей Академию и Горд. Показав необходимые документы в камеру, мужчина шагнул на территорию, но ему сразу же перегородили путь две высоких фигуры. Я узнала в них близнецов, с которыми мы играли, и тяжело выдохнула.

— Добрый вечер, - без тени любезности в унисон сказали парни.

Детально осмотрев нас, они нехотя отошли и дали дорогу. Площадки были пусты, а вот с полигонов доносилась череда выстрелов. Рома уверенно распахнул двери Академии и остановился на безопасном расстоянии о встречавшей нас Руны.

— Господин Касьянов, — кивнула женщина и незаметно поправила свой пиджак, - ожидали увидеть вас следующим утром.

— Но я прибыл сегодня, — холодно отрезал Рома, мельком оглядываясь.

— Да, да, — согласилась Пажинская, поджав густо подведённые помадой губы, — мы бы могли выделить вам охрану, если…

— Я не привык прятаться за спинами рядовых. Положение не настолько опасное, чтобы мне требовалась дополнительная охрана. Кроме того, я хотел лично убедиться в прочности укреплений и в твёрдости духа дозорных.

Пажинская дала знак работникам, чтобы те забрали наши вещи, а сама сложила руки замком и, словно злясь, медленно начала:

— Господин Касьянов, наши войска не давали поводов для сомнений, так что ваши…

— Госпожа Пажинская, — в который раз перебив женщину, вежливо и холодно чеканил Рома, — я не собираюсь дискутировать с вами на эту тему. Моя жена измотана долгой дорогой и переживаниями, так что будьте добры, предоставьте нам комнату для отдыха и встретьтесь со мной через десять минут.

Я закусила губу, чтобы не рассмеяться. Руна не была той строгой преподавательницей, которую боялись некоторые тренера — сейчас она похожа на провинившуюся работницу, занимающую низшую должность и слишком дорожившую ею, чтобы пререкаться.

— Приношу извинения, как я уже сказала, мы ожидали вас к утру. Всего лишь одну ночь вы проведёте с нашими учениками, но завтра же этот недочёт будет исправлен, — нацепив дежурную улыбку, произнесла Руна.

— Я надеюсь, — с лёгким недовольством бросил Рома.

Этот спектакль был забавным. Всё получилось так, как и предсказывал Ланг: заискивания Руны, её бедные попытки заступиться за честь войск, извинения за сложившиеся неудобства. Шамиль заранее знал, что так получится, поэтому мы оказались готовы вывернуть ситуацию в свою пользу. Почувствовав на талии сильную руку, я успела скрыть удивление и не оттолкнуть Рому, когда его губы нежно прикоснулись к моим.

— Любимая, можешь отдохнуть. Я присоединюсь к тебе позже, — проворковал мужчина.

— Была рада вас увидеть, Ирина, — успела вставить Пажинская.

Взгляд женщины в этот момент вернул себе прежнее самообладание и властность, но я смогла его выдержать. Я так старательно думала о своей роли, что забыла отдать сумку солдатам, которые уже ждали меня на лестнице. Подтолкнув меня к ней и сказав что-то о моей усталости, Рома обратился к Руне, и они вместе удалились далее по коридору. Я не успела и вдоха сделать, как приятный низкий голос, с пленяющей ему хрипотцой, проронил позади меня:

— Разрешите вам помочь?

Я медленно обернулась, приводя свою мимику в порядок. Косперски стоял в шаге от меня и протягивал руку. Форма наёмника измялась, а кое-где были даже прорези от лезвия ножей. Под тусклыми безжизненными глазами пролегли тёмные тени, а рот мучительно кривился. Щёки впали и до такой степени обнажили скулы, что о них можно было разбиться. Когда-то блестящие русые волосы стали тёмными и царили в полном беспорядке.

— Всё нормально, — уверенно сказала и сделала шаг к лестнице.

Перехватив рукой лямку походной сумки, Косперски легко вытянул её из моих ладоней и, не дожидаясь протеста, двинулся вверх. Никита изредка оборачивался, а я, наверное, выглядела растерянной, поэтому его взгляд немного прояснился, и мужчина выдавил из себя подобие улыбки:

— Ваша красота не выдаёт ваших переживаний, и всё же примите мои соболезнования.

— Вы говорите так, словно мой брат уже умер, — я попыталась изобразить горе и встретилась глазами с Косперски.

— Как бы ни была жестока правда, но те, кто отправляется на фронт в этой войне, редко возвращаются домой.

На этих словах лицо мужчины вновь ожесточилось. В его глазах промелькнул безумный ураган эмоций, но Никита в миг скрыл его за ничем не выражающей пеленой.

— Вы выглядите разбитым, — не успев подумать, начала я. — Эта война уже успела у вас кого-то отобрать?

Солдаты уже оставили вещи у необходимой мне комнаты и, уходя, почтительно кивнули Косперски. Он же после вопроса дёрнул головой и немного замедлил шаг. Никита абсолютно не смотрел в мою сторону — мужчина словно был в другом измерении. Его взгляд стал таким отстранённым, будто Косперски поменялся с кем-то иным местами.

— Знаете, — вдруг насмешливо улыбнулся Никита и стиснул зубы, — просто я позволил войне это сделать. Доброй ночи, госпожа Касьянова.