О кошмарах вслух не говорят. Глава 18

— Почему ты не предупредил меня?!

Меня запоздало накрывает волной эмоций, и я толкаю Рому в грудь. Эхо от моего голоса разносится по развалинам на окраине Горда, а мужчина лишь пожимает плечами.

— Спокойнее, девочка, я не обязан посвящать тебя во все подробности дела. Да и к тому же такое зрелище должно было остаться сюрпризом.

— Это было…

— Жутко? Жестоко? Бесчеловечно? — Рома утрированно перечислял и с каждым словом мрачнел. — Да, представь себе. Жертв не было — лишь запугивание, понятно? Это крайние меры, но Север вынужден на них пойти, чтобы сделать всё возможное для недопущения начала реальной войны.

— Это ненормально, — я схватила Рому за локоть, когда он отвернулся от меня. — Ты, Кай — вы все сами не можете решить, что со мной делать: то доверяете и отпускаете на все четыре стороны, то вдруг «не обязаны посвящать во все подробности». Что же, получается, это очередная проверка?

— Видимо, получается, что так, — рявкнул Рома и двинулся к обвалившемуся выходу.

В бешеном бессилии я смотрю в спину мужчине, но ничего больше не говорю. После я нарушила молчание первой лишь потому, что должна была попросить его не рассказывать о Джее. Вряд ли Каю понравится моё самовольство, да ещё и при учёте риска. Ланг выслушал меня с непроницаемой маской на лице, и мне оставалось лишь только надеяться на его молчание.

На возвращение в Содом ушло около суток. Рома тщательно заботился о нашем незаметном перемещении, потому внушительную часть дороги мы преодолели пешком через леса. В мёртвый город мы вернулись на закате следующего дня. На небосклоне вспыхивали яркие звёзды, манили своей красотой и величием и в то же время отталкивали и пугали своей холодностью и безразличием. Опустив взгляд, я моргнула несколько раз, чтобы привыкнуть к тьме. Ноги ныли, и с трудом поспевала за Ромой, который сразу же отправился к зданию администрации. Солдат стало значительно больше: их гул был слышен даже на улице. Я устало бреду сквозь толпу, погружённая в далеко не радостные мысли, уже переступаю порог зала, но мои конечности мне отказывают: верная своей неуклюжести, я падаю к ногам какого-то мужчины. Кто-то из солдат хихикнул и отпустил шуточку, пока одна фраза не положила начало мёртвой тишине:

— Вы находите падение женщины смешным?

Я подняла голову. Кай стоял передо мной и протягивал руку, желая помочь подняться. В искусственном свете его кожа словно мерцала, как снег под солнечными лучами. Рукава простой чёрной рубашки были как всегда закатаны, а сами пуговицы расстёгнуты до грудной клетки. Выражение лица Кая показалось мне странным: он как будто волновался, нервничал, словно вот-вот должно случится что-то плохое. В то же время его глаза были убийственно спокойны и холодны: их море готовилось к буре, но когда именно она придёт — неизвестно.

— Я могу потом с тобой поговорить? — пока солдаты занимали места за столом, успела спросить я.

Кай не отпускал моей ладони. На этих словах он прищурился, а его губы сложились в чарующую улыбку опытного убийцы.

— Всё, что ты захочешь, Этель.

Кай кивнул мне на место за столом, но я вырвала ладонь из его руки и отошла к окну. Солдаты располагались: меньшие по рангу становились за старшими, которые статно восседали на стульях и ждали начала собрания. Я узнала размеренный голос Вита: главнокомандующий коротко доложил об обстановке, перечислил потери обеих сторон, выявил закономерности, которые установили другие разведывательные отряды и передал слово Роме. Рассказ Ланга был значительно подробнее и завершился выкладкой на стол карт и чертежей.

— И это всё? — и этого недовольного мужчину я тоже узнала: Павел, кажется. — Это всё, что вы смогли достать?

— Не торопись с выводами, пока полностью не изучил ситуацию, — охладил пыл товарища Вит.

Остальные мужчины принялись разглядывать карты и пролистывать папки, а Кай по-прежнему не проронил ни слова. Я перевела взгляд с окна на Катара: по его ключичным впадинам и скулах гуляли дымчатые тени. Сначала я думала, что мне показалось, но, приглядевшись, я увидела, как на его коже танцует тьма, выполняя замысловатые па. Грудь Кая часто вздымалась и опускалась, как будто он только что вернулся с пробежки, а руки то и дело сжимались в кулаки. Я долго не могла оторвать взгляда от вальсирующей тьмы, а когда мне всё-таки удалось это сделать, его перехватил Кай и по-кошачьи хитро улыбнулся.

Я быстро отвернулась, чтобы скрыть румянец. Прислушавшись к голосам за столом, я до боли закусила губу: никто не обращает внимание на карты, думая, что они сущий пустяк. Беспокойство по этому поводу росло во мне за секунды, я не могла отделаться от навязчивой мысли, что чертежи — это слишком важная информация, и ею точно не стоит пренебрегать.

— Карты — это ключ, — слова сами слетели с моих губ.

— Так, ну это слишком, — Павел отодвинул стул и встал, явно недовольный происходящим. — Ты занимаешь место марионетки, а значит, твоего мнения не спрашивают. Не хватало ещё того, чтобы девчонка лезла со своими догадками в дело, которому уже пятнадцать лет.

— Для человека военной закалки вы слишком неосмотрительны и поспешны в выводах, — резко сказала я, и гул за столом стих.

Дёрнув плечом и пересилив неохоту, я подхожу к мужчинам. Быстро найдя нужную мне карту, я раскладываю её и, вынимая миниатюрный планшет, вновь делаю повторный запрос.

— Смотрите внимательнее, — я показываю данные так, чтобы их видели все присутствующие. — Карты — это тоже отчётность, а именно по медицинским учреждениям. Каждая фигура — треугольник, овал, круг — означает определённый критерий, по которому отбираются города. Например, квадрат — больница, большой овал — самый крупный город, располагающий самым бо;льшим числом этих больниц. А теперь ответьте мне на один вопрос, господин Хорсен: зачем, спустя уже пятнадцать лет, хранить информацию о больницах и лабораториях, если эксперимент давно провалился? Судя по некоторым сноскам, — я ткнула на карту Горда, — они были сделаны недавно. Почему?

— Там осталось что-то важное, — Вит стал развивать мою мысль.

— Вот только если судить по беспорядочным обновлениям карт, Линге не знает, где это «там», и потому судорожно продолжает искать.

Голову пронзила боль, когда я вспомнила подслушанный разговор профессора и Делона, а потом и недавнюю беседу с Сарой. Я нашла глазами Кая, который не сводил с меня взгляда, и обратилась только к нему:

— Ты догадываешься, о чём идёт речь. Когда я ещё была ученицей, я случайно стала свидетельницей беседы Джина и Нила. Профессор пребывал в раздражении от твоего недавнего появления и всё спрашивал, мог ли ты найти нечто раньше него. В этот раз, будучи с в Академии с Ромой, я слышала кое-что похожее: словно Линге близок к находке чего-то, что поможет сравнять счёты.

Кай молчал, а я прищурилась, снова посмотрев на карты:

— Нас учили смотреть на ситуацию с разных сторон и брать в расчёт разные точки зрения. Наёмников готовят к встрече именно с вами — людьми, обладающими способностями. Власти также рассматривали теорию о том, что вы и ни за Север, и ни за Юг. Согласно ей, вы всё время перемещаетесь по стране, изредка сея беспорядки и безупречно, но иногда и не очень свои следы. Но эти карты не могут регулировать отправление тех патрулей, которые должны разыскивать вас: такой документации я вообще не видела.

— И без карт сложно было не заметить странное распределение патрулей, прочесывающих леса и разрушенные города, — Кай наконец-то начал говорить, по-прежнему не отводя взгляда от меня. — Они очень часто, проще говоря, постоянно наведывались в больницы, лаборатории и не забывали спускались в тоннели, их соединяющие.

— Тоннели? — я слышала о них в первый раз.

— Да. Особенность Пандоры. Такие учреждения, как больницы, лаборатории, аптеки, поликлиники, между собой соединены тоннелями — специальными проходами, чтобы быстрее перевозить больных и, — Кай усмехнулся на этих словах, — материал. Это намного удобнее, быстрее и безопаснее. По одному из таких тоннелей я вынес тебя.

Я моргнула, вдруг смутившись, но глаз не подняла.

— Эти карты, — Катара бросил в центр стола чёрно-белые рисунки, — схема путей патрулей и отрядов. За пятнадцать лет они не нашли ни одного нашего следа, хотя кружили в опасной близости от тех мест, где мы часто оседали, но зато излазали вдоль и поперёк все больницы и лаборатории страны.

— Линге тратит столько времени, словно ищет иголку в стоге сена. Этих лет давно бы хватило, чтобы вычислить и поймать шпионов и даже приближённых Кая. Тем более, в первые года: вы же были детьми, — задумчиво выдал Вит.

— Весьма опасными детьми, — напомнил Ланг.

Я нашла глазами Итана и Шамиля. Они были похожи на две тени и, напротив, королевских особ: незаметными и в то же время слишком влиятельными, чтобы их не замечать. Шамиль буравил стол задумчивым взглядом, то и дело поправляя очки, а вот Итан был совершенно расслаблен. Поймав мой взгляд, он элегантно махнул рукой, и кровь прилила к моим ушам. Такой незначительный жест, а сколько силы… На этой мысли во мне словно что-то щёлкнуло. Внезапно я вспомнила восторг, когда с трудом, по запрещённым сайтам нашла давно не выпускаемую историю под названием «Голодные игры». «Действие рождает противодействие», — именно это сказал Плутарх Хэвенсби Огненной девушке. Это элементарный закон человеческого существования, а значит, любой мыслящий индивид хотя бы раз в жизни должен о нём вспомнить. Каким бы мерзавцем ни был Линге, он по-прежнему выдающийся учёный, который может смотреть на два шага вперёд. Люди науки — те же самые каскадёры, вечно нуждающиеся в страховке.

— О-о, — вырвалось у меня, и многие непонимающе обернулись. — Конечно, Линге не будет искать вас: на протяжение пятнадцати лет это оставалось сущим самоубийством. Ему попросту невыгодны такие поиски. Насколько я помню, после ряда удачных «экземпляров» профессор готовился работать с препаратом не только в столице. Он наверняка подготавливал и корректировал режимы медицинских учреждений и в других городах. Но создавая вас, — я нашла глазами море Кая, — Линге не мог не подумать об отходных путях. Ему совершенно невыгодно искать вас, и ты сегодня напомнил это миру. В таком случае…

— … Линге ищет препарат, который обезвредит нас, — Шамиль снял очки и устало потёр глаза. — Рационально: так мы потеряем силы, а компании Никиты не составит труда нас найти, а значит, уничтожить главный козырь Севера.

Вывод Шамиля вызвал бурное обсуждение. Я посмотрела на Кая, который вообще был оторван от реальности: он никак не реагировал на слова, а просто смотрел на меня. Склонив голову, он бросил через плечо:

— Собрание окончено. Пошли все вон.

Не отвлекаясь на переговоры, солдаты стремительно покидали свои места. Даже Павел не проронил и слова: мрачнее тучи, он первым вышел вон. Вит, проходя мимо меня, учтиво кивнул и тихо сказал только: «До скорой встречи». Шамиль, Рома и Итан растворились в воздухе, и я сделала шаг вслед за последним солдатом, когда Кай больно схватил меня за руку. Я не успела отреагировать, а мужчина уже тащил меня по роскошным, но забытым коридорам. Рука пульсировала от боли: Катара так сильно сжимал предплечье, что я буквально чувствовала, как оно начинает синеть. Я стала упираться и хвататься за дверные косяки, и тогда Кай, словно взбешённый зверь, заметался и с силой дёрнул меня на себя. Я впечаталась лицом в его каменную грудь и почувствовала солоноватый вкус на губах. Кай вжимал меня в себя и куда-то нёсся так, что мои ноги путались с его. В следующую секунду он развернул моё тело, крепко схватив за шею и обвив талию. Я мельком успела осмотреть помещение: множество зеркал, мраморное покрытие, стеклянные столы — такие залы предназначались для переговоров и заставляли собеседников быть максимально «прозрачными».

— Смотри, — как одержимый, сбито прошептал в ухо Кай, крепче прижав меня спиной к себе.

От страха мои губы побелели, но струйка крови возвращала им природный оттенок. Волосы рассыпались по плечам, и даже шнурки от корсета путались в них. Тёмно-каштановые в приглушённом цвете глаза были широко распахнуты, а само тело непроизвольно вжималось в Кая ещё больше. Мужчина же в отражении выглядел нервным и психованным. Я стояла неподвижно, а вот Кай делал плавные движения, таким образом покачиваясь. Его руки поглаживали меня по туго затянутому корсету, а губы не открывались от уха. Кай не сводил с меня взгляда, и я точно понимала, что с глазами мужчины что-то происходит, просто пока мне не удаётся разгадать это.

— Ты болен… — тихо начала я, но Кай больно прикусил мочку моего уха.

— Я приказал смотреть.

Нижней частью ладони Кай удушающе давил на шею, а верхней крепко держал подбородок и не позволял уворачиваться. Я начала вырываться, но мужчина подхватил меня за талию, оторвав от пола, и толчком в спину швырнул к зеркалу. Вжимая лбом в холодную пыльную поверхность, Кай полностью накрыл моё тело, а нашими руками, сцепленными вместе, опёрся на деревянные вставки.

— Ты даже представить не можешь, как сильно я тебя хочу, — сбито шептал Кай. — Я настолько одержим, что всё время ощущаю твоё фантомное присутствие рядом. Я обладаю тобой духовно, но мне этого чертовски мало. Хочу видеть тебя в своих союзниках и врагах, наравне со мной и преклоняющуюся на коленях, в постели и на дуэли. 

Кай больно оттянул меня за волосы и, как кот, начал тереться щекой и мою. В это время витки тумана поднимались из-за спины мужчины и спешили ко мне. Я попыталась закричать, и Катара сразу же крепко закрыл мне рот рукой. При таком близком рассмотрении я наконец поняла, что именно с глазами Кая не так: они были совершенно чёрными, как всепоглощающая тьма. Море впало в немилость, и я вздрогнула. Туман обвивал меня полностью: закрадывался в вырез рубашки, играл волосами, вместе с мужчиной крепко закрывал мой рот, оставляя приятный терпкий вкус.

— Секундами я тебя ненавижу так сильно, что хочу превратить в пепел. Ты сама не понимаешь, что делаешь, но я не хочу брать это в расчёт. Хочу увидеть тебя сломленной и знать, что ты такая благодаря мне. Хочу каждый твой крик, каждую мольбу о помощи о сострадании, каждую крупицу страха.

Кай резко ударил кулаком, и зеркало разлетелось на тысячу осколков. Звон оглушил, а маленький кусочек стекла больно кольнул в щёку. Я отшатнулась и так ещё плотнее прижалась к Каю. Мужчина же затих и устало навалился на меня. Его хватка ослабла, и я развернулась к нему лицом. Кожа Катара теперь была похожа не на первый снег, а на мертвечину. Дрожащие веки прикрыли глаза, а пушистые тёмные ресницы терялись на фоне чёрных кругов. Губы посинели и напряжённо сжались. Кай выше, но сейчас он стоит, опустив голову на моё плечо и абсолютно не проявляя интереса к реальности, я не могу заглянуть в его глаза, да и он старательно их прячет. Одну руку я положила мужчине на скулу, а вторую — на сердце, которое бешено гналось галопом.

— Роль сдержанного психопата мне нравилась больше.

Кай лениво ухмыльнулся на мои слова, но глаз так и не открыл.

— Кай, — тихо позвала я, как маленький ребёнок, обхватила его ладонь и потянула на себя. — Скажи, что с тобой всё хорошо.

— А если нет?

— Тогда скажи, что мне делать.

— Vale et me ama.

— Дурак, — не поняв ни слова, я легко толкнула Кая в грудь, отчего он наконец распахнул глаза.

Зрачки мужчины по-прежнему заполняли собой всё и напоминали о бесконечной тьме его души. Но я заметила, как море осторожно, но верно наступает на мрак, возвращая его на своё место, и напоминает о собственной чарующей синеве. Кай моргнул и наклонился так, что кончики наших носов соприкасались:

— Если бы поцелуй со мной стоил тебе жизни, ты позволила нашим губам быть одним целым?

— Этот момент стал бы мне дороже жизни.

Кай оторвался от меня и, шатаясь, побрёл к белоснежному помпезному дивану. Несмотря на небрежную больную походку, мужчина не выглядел слабым — скорее, он напоминал раненого загнанного зверя, который в западне становится только опаснее. Я огляделась и с удивлением отметила, что совершенно стеклянные шкафы ручной работы наполнены медикаментами. Наверное, администрация — стратегически важное здание, значит, здесь должно быть всё под рукой. Маленькие, незаметно встроенные в мебель подсвечники давали приятный приглушённый свет и не переставали работать — видимо, Кай намеренно приказал Шамилю этим вечером не отключать питание. По пути к дивану мужчина достал что-то со средней полки ближайшего шкафчика. Закатав рукава ещё выше и демонстрируя так крепкие мышцы, Кай уставился на место сгиба локтя. Подойдя ближе, я рассмотрела препарат — Солфен. Его используют для расслабления мышц после перенапряжения. Это своеобразное средство, снимающее боль и дающее тепло.

— Я могу это сделать.

Кай разорвал упаковку шприца и недовольно приподнял бровь на моё предложение.

— Тебе всё равно будет неудобно, да и для лучшего действия лекарства его необходимо вводить строго в вену, — не отступала я.

— Пятнадцать лет справлялся без тебя, а сегодня вдруг не смогу? — Кай поднял голову.

Он сидел, но его взгляд всё равно был свысока. Мужчина расслабленно откинулся на спинку дивана. По его полуобнажённой груди всё ещё двигался туман, оставляя замысловатые узоры. Кай без эмоций смотрел на меня, а потом обманчиво ласково улыбнулся:

— Тебе лучше встать на колени.

Кай вытянул руку на бедре и наблюдал за моей реакцией. Не отвечая на его провокацию, я действительно опустилась на одно колено. Нога Кая, когда я оперлась на неё, вздрогнула, но лицо мужчины оставалось непроницаемым. Стараясь не спешить поначалу, я аккуратно набрала жёлтой жидкости в шприц и провела кончиками пальцев по выступающим венам мужчины. Он бы и сам прекрасно справился — мы оба это понимали, но теперь игла в моих руках, а значит, я могу вернуть Каю долги. Я вздрогнула, когда шприц вошёл в синеющую полоску, и подняла глаза.

— Бл… — нецензурная лексика сорвалась с губ Кая, когда я в секунду вколола всю жидкость.

Солфен надо вводить медленно, затрачивая до 5 минут на это. Если нарушить это правило, ничего опасного для жизни больного не представится, но на некоторое время он превратится в безвольную куклу, неспособную и пальцем пошевелить. В распоряжении человека остаётся лишь его лицевая мимика.

Не сдержав улыбку, я ловлю накренившийся корпус Кая. Он не владеет своим телом, но глаза не выражают ни страха, ни гнева — почему-то там только разочарование и насмешка. Губы мужчины стали алыми и сложились в психопатическую улыбку, а острые клыки почти до крови раздирали мягкую ткань.

— Надо признать, я разочарован, — медленно выговорил Кай и нахмурился.

— В чём?

— Я предполагал, что ты придумаешь более эпичный способ лишить меня жизни.

Кай был серьёзен и спокоен. Он в первый раз за время нашего знакомства не смотрел мне в глаза. Его грудь почти не двигалась, словно мужчина уже сам решил не дышать. Сбитая с толку такой реакцией, я вдруг рассмеялась.

— Ты правда думаешь, что я собираюсь тебя убить? — я смеюсь и плюхаюсь задницей на пол. — Да ну, ты не можешь так думать. Или можешь? Боже, Кай, да ты больной.

Кай смотрит на меня, как на полную дуру. Даже в таком уязвлённом положении он не теряет своей властности и силы. Однако ближайшие 20 минут его физический гнев мне не грозит, поэтому я продолжаю смеяться:

— Я просто хотела ответить на твои нападки, вот и всё. Заставить почувствовать себя не всесильным и вынужденным находиться в чьей-то власти.

— Иными словами ты хотела создать иллюзию того, что ты умнее меня?

Глаза Кая сверкнули, и я поняла, что этот была лишь очередная проверка. Пару секунд я тешила себя надеждами на успешность уловки, но теперь, видя проницательный взгляд и утешительную улыбку на губах мужчины, я начинаю злиться.

— Я ненавижу тебя ровно так же, как и ты меня.

— Нет, — перебивает Кай. — Ты ненавидишь меня намного сильнее.

— Хватит, — я вскакиваю на ноги и бью по ножке дивана. — Ты даже слова мои крадёшь. Ты невыносим. Почему ты говоришь о том, что хочешь меня, и вместе с тем держишь в неведении? Что ты устроил вчера утром? Что это был за спектакль с подсадной уткой в роли меня?

Кай спокойно наблюдает за мной, а затем прикрывает глаза. Он настолько расслаблен, словно нежится в солнечных лучах на пляже. От контраста наших состояний я злюсь ещё больше.

— Хочу сделать тебя такой же, каким являюсь я.

— Что? Это просто невозможно. Или ты хочешь сделать видимость того, что это я обладаю разрушительными силами, а не ты? Ведь многие, да что там — все, кто был на площади, теперь так и думают.

— И я всеми силами буду поддерживать эту иллюзию, — с удовольствием закончил Кай.

— Но зачем? Я не поверю, что ты хочешь прикрыться мною и просто переложить ответственность за твою мощь на мои плечи.

— И это действительно не так. Я лишь хочу, чтобы люди боялись к тебе приближаться, боялись обидеть тебя и боялись даже вспоминать о тебе.

Кай говорил это с пассивным вдохновением и таким тёмным огнём в глазах, что я не сразу нашла ответ, а точнее вообще его не нашла. Я хотела отойти, но к моему огромному удивлению, Кай вдруг схватил меня за запястье. Его хватило на секунду, но даже это выходит за грани адекватного — надо обладать сверхсилой, чтобы ослабить действие Солфена.

— Без моих сил ты ничтожна, Этель, — бросил Кай и закрыл глаза.

— Что ты сказал?

— Перестань, ты и сама…

Я уже шагала по коридору, крепко сжимая дубликат ключа, который дал мне Кай. Я ничего не пыталась доказать — мужчина прав: сейчас, да и раньше я никто. Пешка в большой игре, которой не побоятся пренебречь. Я не сомневаюсь, у меня были шансы спасти мать — но это бы получилось, не начнись настоящая война. Теперь же я даже не могу её увидеть, потому что «мертва». За мрачными мыслями и неудачными поисками машины Кая я теряла драгоценное время. Приглушённый звук сигнализации, щелчок открытой двери, терпкий запах кожи. Я крепко сжимаю руль и смотрю в кирпичную стену, подсвеченную фарами. В салоне холодно, и с моих губ срываются облачка пара. Рука над кнопкой зажигания дрожит.

Я оставила Кая совершенно обездвиженным. Я бросила его одного в самом уязвлённом положении из всех. Учитывая круг его недоброжелателей, заказных убийств на Катара может быть немало. Если прямо сейчас кто-то захочет избавиться от Кая, лучшего момента не найти. Великий злодей не просто не сможет защититься — он даже пальцем не пошевелит. А тот, кто придёт за его жизнью, будет измываться и злорадствовать над ним.

Я даже не почувствовала боли, когда от быстрого бега поскользнулась на льду и растянулась перед ступенями. Я быстро вскочила на ноги и понеслась дальше. Света больше не было, и потому я больно впечатывалась в углы и стены. Когда я влетела в комнату для переговоров, Кай даже глаз не открыл. Он находился в том же положении, в каком я его оставила. Я вдруг почувствовала себя провинившимся ребёнком, который наконец решил показаться матери.

— Зачем вернулась?

Как кот, Кай приоткрыл один глаз, когда я подошла ближе. Его тон был холоден и надменен, а я, вспомнив слова мужчины, произнесённые им после собрания, почувствовала укол стыда.

— Извиниться.

— Жалкая причина, — Кай вновь закрыл глаза и язвительно ухмыльнулся.

— Для тебя — возможно. А я бы себе не простила, что бросила тебя совершенно одного.

Я опешила, когда Кай резко сел. Я оказалась между его ног, а так как была на коленях, то голова осталась на уровне его торса. Я отшатнулась, но Кай быстро перехватил мои предплечья и дёрнул на себя. Я чувствовала, насколько сильно напряжены его бёдра, а холодное дыхание щекотало мой лоб. Кай на секунду остановился, а потом приподнял меня за талию и затянул на себя. Его руки до боли сжали мои рёбра, а клыки принялись раздирать нежную кожу щёк. Я была окружена запахом ночной грозы и никак не могла увернуться. В ответ я царапала оголённую грудь Кая и прятала лицо на его шее.

— Каждый из нас по-своему ничтожен, Этель. Каждый. Это данность, а не оскорбление, — мурчал Кай в мои волосы.
 
— А как же ты?

— А я особенно.

Кай поглаживал меня по спине и крепче прижимал к своей груди. Его объятия были холодными и болезненными, но разрывать их — последнее, чего бы мне хотелось.

***

— Откуда у тебя восемь клыков? Ты сделал так… хирургическим путём?

Кай вёл автомобиль медленно, словно растягивал время. Меня клонило в сон, усталость напоминала о себе ломотой в теле, а вечные раздумья о том, какой будет следующая проверка, порядком надоели. Чтобы не потерять связь с реальностью, я вяло задавала вопросы Каю.

— Разве я похож на идиота? Это подарок природы, а не моя прихоть.

Я рассеянно и запоздало кивнула. Повернувшись набок, я смотрела на затененный профиль Кая. Чуть наклонив голову вперёд так, что тёмные волосы спадали ему на лоб, он расслабленно управлял машиной. Я прищурилась, заметив красные рубцы на белоснежной шее мужчины — следы от моих ногтей. Кай изредка отрывал руки от руля и сжимал ладони в кулаки. В очередной раз, когда мужчина облокотился на перегородку и повторял это движение, мне вдруг захотелось перехватить его запястье. Нахмурившись и зажмурив глаза, я сдержала себя и постепенно начала засыпать. Противный звук шин при резком торможении вырывает меня из дрёмы. Кай выкручивает руль, а его скулы заливаются краской. Он бросает на меня мимолётный взгляд, где море беспокойно отступает от берегов.

— Что с тобой?

— А что со мной может быть? — избегая ответа, юлит Кай.

— Либо у тебя предсмертная агония, которая растянулась на неопределённый срок; либо ты до крайней степени возбуждён.

Я ожидала увидеть полуухмылку, но лицо мужчины буквально окаменело. Даже руки вцепились в руль так, словно это спасательный круг в бушующем океане. Кай был похож на греческую статую, даже цвет кожи соответствовал — белый, как самый дорогой мрамор.

— Не думай, что тебе позволено всё, — обманчиво мягко сказал Кай.

— Разве не этого ты добивался? — в тон ему ответила я.

И тогда, на долю секунды, я увидела, как красиво очерченные губы мужчины наконец дрогнули в намёке на улыбку. Это была маленькая победа, и я спрятала лицо в воротник пальто. Забавно: когда все живые существа улетают в тёплые края, чтобы спастись, я неслась навстречу лютым морозам и сдирающим кожу ветрам.

— Я обладатель самых мощных способностей, потому что дал им полный выход в первые дни, — бархатный голос мужчины нарушил тишину в прогревшемся салоне. — Я не скажу, что мои способности — наркотик, но что-то схожее есть. Чем больше я их использую, тем больше они завладевают мной. Азарт увеличивается, пульс повышается, сердце качает кровь быстрее. Это как будто бы если человек попал в воронку. Она тебя затянет, сколько бы сил ты ни тратил на сопротивление.

— И как же ты справляешься?

— Я помню, что я владею силами, а не наоборот. Да, способности пьянят, но только глупец, не думая, бросается в их омут. Каждый из нас научился контролю, а позволить силам доказать обратное — значит, признать свою слабость.

— Ты категоричен.

Кай поднял бровь в знаке «я знаю, что прав, и твои слова меня не переубедят». Тем не менее, я продолжила:

— Ты так говоришь о силе, словно она твой конкурент или, того хуже, злейший враг. То есть ты придаёшь ей смысл недостатка, а не возможности.

— Откуда тебе знать, что она мне не враг?

Кай сказал это с такой злобой, словно я нашла его самое слабое место. Впрочем, он сразу же незаметно передёрнул плечами и сказал уже спокойнее:

— Не трать силы и слова, Этель. Споры здесь излишни.

— Тебе больно.

— Нет.

— Это не вопрос.

Кай напряг скулы и обнажил клыки, но я успела сказать:

— Вчера ты завладел всем Гордом — когда-то одним из самых больших городов мира. Я стояла на площади и чувствовала страдания каждого, кого коснулись твои силы, но лучше всего я чувствовала тебя самого. Борьба с тьмой за первенство причиняет тебе не меньше боли, чем окружающим.

— Иногда я жалею, что не стал тебя убивать.

— Ты злишься, потому что я узнала то, чем ты никогда не хотел делиться. Но не волнуйся — я никому не скажу твой секрет.

Кай не на шутку разъярился, хотя и прекрасно владел собой, а меня вдруг это начало забавлять. Я улыбнулась как раз в тот момент, когда мужчина остановил автомобиль посреди дороги и повернулся ко мне.

— Вообще-то я ценю это, — сказал Кай, сверкнув глазами. — Я не дурак, Этель, и я прекрасно понимаю, что с каждым днём ты будешь всё ближе ко мне, а значит, наконец-то станешь смелее. Только не забывай, что всё в мире имеет свою цену. В то время, когда ты узнаешь обо мне те секреты, которые только пожелает твоя душа, ты потеряешь всё, чем когда-либо владела.

— Это предупреждение? — не отводя глаз от умиротворённого моря Кая, тихо спросила я.

— Это предсказание на будущее, мой маленький хаос. Ты потеряешь всё, начиная от самого близкого тебе человека и заканчивая злейшим врагом. Но ты никогда не потеряешь меня — как бы тебе это вскоре ни захотелось.

Я знала, что Кай говорит правду. Однако признала я это только тогда, когда череда событий станет необратимой.