Сон в летнюю ночь

  Утром голова пухла от напряжения - обрывки сна, где втыкал нож - неумело и поначалу нерешительно, что хуже, натурально, испугом и давлением, но по-другому было невозможно.

  Обрывочно, кусочно, мельком - я в машине, но не за рулем, а справа, водитель девушка, незнакомая, белая, хрупкая, лица не помню, только цвет, и еще страх - зримый, пахнущий ужасом, но не вяжущий и опускающий в безволье, а наоборот, лихорадочный, суетливый, нервический, и уязвимость полнейшая - ни брони, ни нагана, ни биты - машина встала, и надо бежать, что, почему, от кого, знаю надо - девушка прогибается, открывает дверь и кричит, выскакиваю, озираюсь - прямо на меня надвигается оно - темное, плотное, большое пятно - сую руку в карман - ключи, целая связка, и зажимаю кулак - пятно оборачивается огромным бандосом-торпедой из девяностых - лампасы, короткая стрижка, крест на шее, но может из раньше, поскольку полоски - похоже, тельник, широкие плечи, живот вразвалочку, кучерявый волос, наглая морда, развязный голос.

  Оглядываюсь, взгляд перемещается далеко влево - вижу и себя и его со стороны, будто из кинозала, хотя остальные ощущения натуральные, прямиком из-под ложечки - справа дом, желтенький, обшарпанный - стена, подъезд и окно, под ногами бетонная плита, пространство слева отсутствует, а за спиной что-то странное, тупик - еще пара-тройка шагов и упрусь.

- Что, падла, слабо, давай, сыкло, попробуй, сейчас развлечемся.

  Вдруг, чувствую, в руке другое - уже не ключи, а что-то потяжелее - ржавое, узкое и длинное - заточенный железнодорожный костыль - шаг назад, а этот, распаленный и самоуверенный, наезжает и наезжает

- Что, сука, страшно, - и вдруг загоготал,- это тебе не баб по баракам щупать.

- Какой барак, о чем ты, - срывающимся голосом завопил я.

- Такой, дощатый, где стены бумажные, доски нарисованы, обои потрескались и дверь дергается, где баба арестантская сидела одна-одинешенька, а ты на карачках ползал вокруг табуретки и все норовил к ней под робу забраться.

- Так она же хохотала, - закричал я, - беззубым ртом хохотала и волосы взад откидывала, и вообще, это сон был, сон, понимаешь, - как ты узнал и какое вообще твое дело, гад.

- Сейчас увидишь какое, - грозно зарычал он и замахнулся огромным кулаком, - повадился наших баб за коленки трогать.

  И тут, то ли со страху-перепугу, то ли от возмущения, дрожащей рукой и летящим из груди сердцем ткнул - медленно, вяло и, как показалось, неточно, однако воткнулось в мягкое и потекло - надо же провернуть, промелькнуло краешком мозга, обязательно провернуть - если не провернуть, слону дробина, и я провернул - винт удался - еще, еще, захохотал он, давай, братан, давани со всей мочи.
  Я выдернул костыль, переступил, спружинил ногой - тело отозвалось послушным, одобрительным изгибом, и легко, словно перышко, стало наворачивать круги и наносить молниеносные удары - рука, кисть, плечо, грудь - не ожидал, прохрипел он и замер - бежим скорее, потянула за руку незнакомка, не бойся, я с тобой...

  Проснулся тяжелым - что прилетело, откуда - может, неспящие в сиэтле крутили, или, не знаю, анатомию любви.
  Свободное сознание, не связанное протоколом пристойности, этическим императивом или определенно положительным дискурсом, крутит, что хочет - вплоть до боевика или порно.
  И почему-то остро захотелось плюнуть в науку - не отдельную там физику или математику, а целиком - в эту большую вонючую лужу с претензией на всеобщность, на единственно верное, на мировоззрение эпохи, которая подает себя за избавление от иллюзий - мол не надо ничего больше - тут тебе и вопросы, и ответы, и свет, и даже красота. И при этом снисходительно улыбается, падла.

  Однако возражать трудно - как попрешь против круглости земли - человека сожгли в борьбе с кривизной, из космоса в бинокль смотрели, формулы длинные писали - может не совсем шар, тем не менее, не блин с творогом, но плюнуть жуть как хочется - с досады или раздражения, а может попросту от бессилия перед тысячей невзгод - ну, правда, какого хрена всякая дурь лезет.
  Э, ответит важная наука, тут много гитик зарыто - эволюция и психология, обмен веществ, синапсы, тонусы, медиаторы или стрессы - короче, нужны анализы, наблюдения, исследования - чтоб не навредить, чтоб не с бухты барахты, чтоб анамнез, или как ево, диагноз. Ты верь мне - я тебе формулы важные покажу, монографии умные, консилиум соберем - и эта, к бабкам не ходи, гадалкам всяким или попам, ни боже мой - нагреют по-полной, а самое главное, сам не рыпайся, даж не пытайся - угробишь себя за милую душу, кто отпевать станет - и да, вот рецептик, аптека недалече.

  И что это тебе дало, стал лучше спать, спросил как-то дед Егор, когда узнал про аспирантуру.

  Знание-сила, ехидно ответил я, а земля, дед, как ни крути, круглая, хоть справа, хоть слева, хоть сбоку.

  Нет родной, пустое, земля, она разная - каждый день другая, где под асфальтом спрятана, а где на воле колышется, дышит, парит или отдыхает - иногда волнистая, порой внезапная, теплая или утомительная, но разве ты ее замечаешь - идешь, топаешь, насвистываешь, в ус не дуешь - ведь цель дойти куда-то, а не понять, полюбить или остаться. Вспомни, когда ты маленьким за муравьями наблюдал- палочкой ворошил, травинку подставлял, уводил от жилища, а потом смотрел как он упорно возвращается, было тебе дело до радиуса - знать не знал, ведать не ведал. Или с велосипеда падал - в америку не укатился, правда. А помнишь, как в парке почву вскапывал - баба Поля скальпель дала, потому что ты грядку решил устроить, да не простую, а чтоб больше, чем у Гоши в детском саду, которую он настоящей лопатой работал. Или грибы собирали все вместе, с папой и мамой - тогда еще неразлучны были, целым - и ты научился отличать хорошие от поганок, сыроежки от волнушек, узнал про маслят и опят, мало того, собрал кучу подберезовиков, пару подосиновиков и даже один белый, а так - вздохнул он, если для трепатни - пусть круглая, треугольная или серо-буро-малиновая, без разницы.
  Изгоняющий дьявола.