Моему дорогому читателю

Каждое утро я начинаю день с просмотра своей колонки на Прозе. ру - кто там ко мне заглядывал? И мне приятно, что эта стабильная дюжина вот уже несколько лет ежедневно внедряется в мое открытое настежь личное пространство, причем, это нередко происходит и по ночам, иногда под самое утро, не исключено, что в надежде использовать мои тексты как эффективное халявное снотворное.
Вся моя читательская рать за все время распахнутого мною на «Прозе» окна  объединило число в двадцать одну тысячу с небольшим - население довольно крупного российского городка.
Однако, я не тешу себя иллюзиями - в этом городке, если бы условно его собрать, я, ноунейм, вполне мог бы существовать никогда и никем неузнанным, ибо, похоже, наступило время всеобщего литературного пресыщения, когда факты, эмоции, мысли, некогда вызывающие сочувствие, отклик, шок и трепет, так уже не работают.
Вас, дорогие мои, многолетне угрюмо молчащих в своей непроницаемой тени, ничем уже не пронять: реакции по прочтении - ноль.
Человеческие чувства и интеллект, как представляется мне, по настоящему всегда захватывали только две задействованные мною и все определяющие темы - это любовь и это - смерть. И, конечно, чтоб не впасть в маразм, ничем не убиваемое у русского человека чувство юмора, которое доказывает и поддерживает, собственно, нашу жизнь во всех ее, подчас удивительных, проявлениях.
И сегодня, в свете этого заговора молчания, я обращаю свою авторскую неудачу и литературное поражение, прежде всего, на себя - да кто я, сука, такой?
В силу разных и абсолютно естественных причин у меня нет узнаваемого страной имени - того самого, определяющего читательский интерес литературного брэнда. Я пишу, как живу, а живу, как пишу, потому что являюсь обычной частью своего, вызывающего мой пристальный интерес, необыкновенного народа.
Однако, все, что я написал, адресовано, будь проклят пафос, не только ему, но и никакими рамками не ограничиваемому человечеству.
И, конечно, я совсем не против, чтобы число моих читателей с двадцати тысяч выросло, скажем, до двадцати миллионов - так напишите мне, отчего нет?
Более того, моей авторской наглости потворствует некая психологическая уловка, от которой мне уже, видит Бог, не избавиться - если уж однажды я всерьез взялся за литературную работу, мой продукт - первый вариант - на выходе естественно стремится к планке гениальности и совершенства, либо - второй вариант - все, что я написал, есть серость и халтура, тем более, что читатель, проглотив мой очередной шедевр, всегда уходит в глухую молчанку.
И я - не исключено - упрямый тупой графоман, продолжаю работать, конечно же, имея ввиду гораздо более оптимистичный первый вариант, греющий застывающую на холоде авторского одиночества душу.
Прекрасно понимая силу влияния общественных социокультурных установок, в своей работе я достаточно сильно задействовал оглушительно громкие, не нуждающиеся в услугах промоутера, имена. Я просматриваю список своих личных живых и заочных контактов, вот они: Чайковский, Пушкин, Гумилев, Коллонтай, Джон Рид, Энди Уорхол, Довлатов, Бродский-младший, Алиса Фрейндлих, Дарья Донцова, Гришковец, Януш Вишневский, Сергей Галанин, Децл, Найк Борзов, Екатерина Рождественская, Вася Ложкин, Коля Васин, мой папа, наконец...
Однако, это не сработало - этот паровоз по-настоящему меня к вам не вытащил.
«Пусть так», - подумал я, переходя к другому локомотиву в лице столпов отечественной литературы, а именно Гоголю и Достоевскому, с их заслуженно звонкими именами. Не побоявшись разрушить флер и обаяние подлинно гениальных текстов, я вставил в контекст их великих произведений свои пять копеек -  взятое с потолка сегодняшнего дня развитие классических сюжетов - так не молчите, скажите же мне об удаче моей импровизации или убейте меня за это!
И простите меня за эти провокации - все чувства и эмоции сейчас о другом: дорогие мои читатели, перешагнув порог незапертой двери, вы заходите в мой гостеприимный дом, где живу я и мои доверчивые дети - статьи, миниатюры и рассказы.
И я вижу - спасибо техническому счетчику - вы, не назвав своих прекрасных имен, угощаетесь любым блюдом с домашнего, праздничного, с большой любовью для вас накрытого стола.
Так что же, гости мои, было ли вам вкусно?  Задел ли я вас хоть как-то своими странными персонажами, самопальными представлениями о жизни и смерти, почти неконтролируемым потоком сознания по поводу случайно подвернувшейся под руку живописи, а также впечатлениями по следам авантюрных путешествий, куда меня все жизнь носило?
На благодарность не надеюсь, а за ругательствами отправляю к своему старому безбашенному тексту «Дикое поле русской брани». Ау, друзья!