Глава4. Глава 4. Ad futuram rei memori

В напоминание о событии.

Де Креки появился в самый неподходящий момент: роман графа с девицей де Бюэй  был в полном разгаре. Граф де Ла Фер потерял голову: это видели все вокруг. Когда еще Оливье позволял себе открыто навещать даму сердца, делать вид, что любопытные взгляды поселян для него не имеют никакого значения, и с нездешней улыбкой выслушивать негодующие поучения родственников? Анна похитила его разум, его время, и его способность видеть. Девица де Бюэй стала достопримечательностью Берри, но это ее не сердило. Она быстро вошла во вкус, умудряясь с достоинством нести тяжкое бремя славы, но не пытаясь отрицать его сомнительный смысл.
- На мне нет греха, - заявила она отцу Жоржу. – Мы с Оливье знаем это, а что говорят другие – это дело не мое, а графа. Он обязан закрыть всем рты.
- Анна, ты сошла с ума! – всплескивал руками кюре. – Как ты себе это представляешь? Граф должен драться на дуэли ради тебя?
- Не вижу в этом ничего странного, - пожимала плечами девушка. – Мы с ним не переходим никаких границ, мы кроме бесед ничего себе не позволяем. Как вежливый дворянин, он может выступить защитником чести любой дворянки. «Надеюсь, - с непередаваемым сарказмом говорила она, - вы не сомневаетесь в моем дворянстве?»
И отец Жорж, с тяжким вздохом, опустив голову, уходил от нее, чтобы вознести молитву о заблудшей душе.

Появление у себя в доме Шарля де Креки де Ла Фер воспринял как досадную помеху, но вежливость и воспитание предписывали оказать гостеприимство. И граф ограничился тем, что вместе с запиской поручил слуге передать Анне небольшой подарок. Тончайший, расшитый шелком, шейный платок Анна приняла: раскрыла бархатный футляр прямо при лакее, тихо ахнула от восторга, и тут же повязала на плечи. Записку же читать при посторонних не стала, велела передать господину графу, что будет ждать, когда у него выдастся свободная минутка. Оливье как раз и выслушал доклад своего посланца, когда де Креки, переодевшись и отдохнув с дороги, вышел на крыльцо. Граф немного смутился: де Креки наверняка что-то услышал из слов лакея, и сейчас начнутся вопросы, но старый вояка приехал не за тем: его не волновали личные дела графа де Ла Фер, ему нужен был воин де Ла Фер, его сильная рука и быстрая шпага.
- Арман, - Шарль обращался так к графу только тогда, когда предстоял серьезный и доверительный разговор, - я к вам от имени короля: Луи собирает своих людей.
- Случилось что-то серьезное? – де Ла Фер волей-неволей вынужден был признать, что за личными делами совсем потерял представление, что происходит в стране, и особенно, при дворе.
- Случилось. Вы тут, как я понял, как на необитаемом острове живете, занимаетесь поместьем, флиртуете, - он хмыкнул, увидев, как залился краской молодой человек. – Да ладно, это ж дело молодое, достойное, пока вы не понадобились вашему королю.
- А я понадобился? - поднял голову юноша.
- Да, и потому я у вас. Должен сказать, что вы не единственный, кого призывает под свои знамена король: от вас я поеду по провинции, собирать всех, кто верен его величеству.
- Да что случилось? – не выдержал граф. – Я, действительно, совершенно не представляю, что происходит сейчас во Франции и при дворе.
- Ну, так я вам расскажу, только давайте, граф, найдем место, где никакое ухо не сможет нас услышать. Найдется у вас такой уголок?
- Идемте, я знаю такое место, - и граф повел гостя к огромному, заполненному водой рву, окружавшему замок. Они соскочили в привязанную на берегу лодку, и Оливье сел на весла. Он выгреб на середину рва и там оставил лодку на волю слабого ветерка; их немного сносило к берегу, но молодой человек всякий раз легким движением весла направлял ее на середину рва. Де Креки молча, но с видимым одобрением, следил за всеми его манипуляциями.
- Теперь нас может увидеть любой, но никто не услышит. Рассказывайте.
- Я вас не удивлю, граф, если скажу, - начал де Креки, - что наша драгоценная королева-регентша ненавидит старшего сына.
- Для меня это не новость, хотя понять это мне не дано.
- Ее величество одержима идеей женить Гастона на королеве Анне, если старший сын умрет.
- Не рано ли Медичи хоронит сына? – голос зазвенел, поднялся над неподвижной водой.
- Тише, тише, мой милый, не надо так громко возмущаться, да еще и называя имена, - де Креки схватил Оливье за руку. – Я бы не хотел оказаться за решеткой прежде, чем сумею помочь его величеству Людовику. Мария Медичи собирает войска, она уже ищет помощи не только у испанского короля, но и у герцогов Тосканского и Савойского. Она надеется получить и получит, я в этом не сомневаюсь, значительную помощь. Со своей стороны, король, пока, решил собрать все силы, какие у него имеются. Он послал меня предупредить всех верных ему дворян быть готовыми по первому же сигналу выступить со своими людьми.
- Во мне вы можете не сомневаться, буду готов со своими вассалами, как только поступит сигнал, - заверил де Креки граф. – Пусть я еще несовершеннолетний, но это не помешает мне сражаться за моего короля, - добавил он с какой-то лихорадочной уверенностью, и де Креки показалось, что в словах его юного друга скрывается тайная обида.
- Тогда готовьтесь, Арман, собирайте ваше ополчение. Мы не имеем права отдавать нашу страну и ее законного короля на волю взбесившихся от жадности грандов. Все эти дЭперноны и Майенны только и думают о жирном куске пирога, а судьба короля Франции никого из них не волнует.
- К счастью, король не одинок, - твердо ответил Оливье. – Правда на его стороне.

Приезд де Креки и новости, которые он привез, изменили планы графа де Ла Фер. Разговор, который назревал у него с братом Анны, приходилось отложить до времени, когда он вернется после похода. Если вернется, конечно. Война – дело темное, и о возможности печального исхода поневоле задумываются даже оптимисты, которым двадцать лет. Впрочем, Оливье понимал, что задумал он безнадежное дело, и никто на его решение не посмотрит с одобрением. Он, конечно, строил планы, он мысленно приводил самые убедительные доводы, но умом понимал: ни опекун, ни опекунский совет не даст ему своего согласия. Ждать же до совершеннолетия он был готов, но вот согласится ли ОНА? Это не мадемуазель Люсе, которая покорна воле родителей. Над мадемуазель де Бюэй нет никого, кроме Бога и брата, а брат будет покорен ее воле: в этом у де Ла Фера уже была возможность убедиться. И все же пока что-то еще удерживало графа от того, чтобы предложить Анне руку, сердце и имя. Так что предложение де Креки опечалило его меньше, чем он думал. К тому же время не ждало, и он занялся тем, что следовало ему: подготовкой к походу. С собой он мог привести около полусотни солдат: старых, бывалых, воевавших еще с Ангерраном де Ла Фер, и молодых, заново экипированных пехотинцев, которых пришлось обучать в оставшееся время.
В сборах и ожидании прошло около трех месяцев, в течение которых он с Анной виделся только урывками, ни словом, ни жестом, не выдав своих намерений.
В марте ситуация стала развиваться таким образом, что король с каждым днем все сильнее ощущал, как сжимается кольцо вокруг Парижа. Весь Запад был в руках грандов: Нормандия – у Лонгвиля, Бретань – у герцога де Вандома. Пуату, Ангумуа, Оние, Сентонж, Лимузен – под властью дЭпернона и Роана, В Лангедоке командовал Монморанси, в Меце – Ла Валетт, в любую минуту готовый призвать немцев.
В последних числах июня де Ла Фер получил письмо от де Креки. К 7 июля он со своим отрядом был уже в окрестностях Парижа.
Регентша со своими приспешниками теряла позицию за позицией, войска ее таяли в то время, как король с каждым днем приобретал все больше сторонников. Молодой король неожиданно для всех проявлял себя как блестящий полководец. Луи оказался в своей стихии: неутомимый, внимательный к мелочам, бесстрашный, он, со своим белым шарфом и белым пером на шляпе, появлялся во главе своего, поначалу такого незначительного войска, и мятежники не выдерживали натиск. Один за другим они или бросали своих солдат, и удирали, или сдавались в плен. Не зря Сезар де Вандом, бессильный что-либо изменить, сказал Марии Медичи, что хотел бы умереть, на что одна из фрейлин королевы цинично ему заметила, что для этого достаточно было бы остаться на поле битвы.
Но король не хотел мести, он хотел спокойствия, и всех, кто был против него – простил, не поскупившись.
Теперь, когда его величество чувствовал себя, наконец, настоящим королем, он мог позволить себе и передышку. Ангулемский мир был подписан 10 августа 1620 года, а 13 августа король встретился с матерью. Встреча была более чем холодной, но, благодаря Люсонскому епископу, Мария Медичи в очередной раз спаслась от провала. Как показали дальнейшие события, ее смирение было явлением временным. У королевы- матери всю ее жизнь не хватало ни выдержки, ни ума, ни житейской мудрости.
Граф де Ла Фер, участвуя в этой компании, проявил в очередной раз свою храбрость, самоотверженность и способность мгновенно оценивать ситуацию. Де Креки, под началом которого он находился,  несколько раз отмечал эти его качества перед королем, который желал знать всех офицеров в своей армии по именам, а после штурма переправы Пон-де-Се, где два полуразрушенных моста, с силами, почти вдвое превосходящими королевские, защищал, и безуспешно, герцог де Рец, Луи приказал представить ему особо отличившихся офицеров.
Герцог де Рец, которому Медичи велела щадить королевские войска возмутился, и ушел, уводя с собой свою армию. Битва длилась три часа, а, когда все закончилось, и остатки войск мятежников полегли под топорами ненавидевших их крестьян или утонули в заросших берегах Луары, настало время награждений особо отличившихся.
Оливье получил аудиенцию у короля, когда уже и думать перестал о том, что хотел бы изложить королю хотя бы вкратце свои соображения по созданию флота. Он уже рвался домой, воображение рисовало ему страшные картины исчезновения Анны, или, того хуже: ему представлялось, что она вышла замуж!
Поэтому молодому человеку пришлось взять себя в руки: ему предстояло свидание с королем, момент, которого он ждал давно, и то, о чем он хотел говорить его величеству, могло сослужить ему службу и дать ему вариант блестящей карьеры. Ради Анны он лелеял самые грандиозные планы, и это не были пустые мечтания: его знатность, его личные качества, его родственные связи могли сделать это все реальностью.
Для молодого короля имя де Ла Фер тоже не было просто именем. Он прекрасно помнил статс-даму своей матери, он помнил старого графа де Ла Фер, он несколько раз сталкивался при дворе и с их сыном, а однажды, в детстве, даже играл с ним целый день. Это было так давно: тогда он с отцом ездил в Ла Фер, и эта поездка на всю жизнь запомнилась ему ощущением полной свободы и раскованности. Бедный дофин, предоставленный себе и своим страхам, был в тот день абсолютно счастлив, оказавшись с горячо любимым отцом вдали от мрачных стен Лувра.
Они были почти сверстниками с Арманом-Огюстом Оливье. Арман был на два года старше, но теперь это уже не играло никакой роли, и Луи с интересом разглядывал уже взрослого графа. Да, тот мальчик вырос, изменился, но все равно так узнаваем! И в его почтительном поклоне нет и следа угодливости.
- Я хотел вас видеть, граф! – просто сказал его величество. – Мне вас много хвалил господин де Креки, но я и сам видел, что все, что он мне успел рассказать – правда.
- Служба вам, сир, это первая обязанность французского дворянина, - поклонился граф.
- Если бы так думали все, кто меня окружает, я бы был самым счастливым и самым успешным правителем, - грустно улыбнулся король. – Но тем больше я должен ценить тех, кто мне верен, граф. Де Креки говорил мне, что у вас есть интересные мысли, молодой человек. Это правда?
- У меня есть кое-какие соображения по нашему флоту, сир, я даже начал готовить вам докладную записку, но последние события отвлекли меня. Брать сюда все, что мне удалось подготовить, я не стал, сир, но судить, будет ли это интересно вашему величеству и полезно Франции – не мне, а вам, ваше величество.
- Так вы сможете мне представить ваши соображения?
- Как только вы изволите отпустить меня с тем, чтобы я их вам привез, сир.
- Скажите, граф, вы женаты? – вдруг спросил король, и, с удивившим его самого нетерпением, стал ждать ответа.
- Еще нет, сир, - чуть помедлив, ответил де Ла Фер. – Еще нет, ваше величество, - он вдруг откинул голову, как человек, принявший решение, - еще нет, но собираюсь сделать предложение.
- Невеста хороша, знатна? - с жадным интересом король во все глаза смотрел на человека, который сам собирается делать предложение своей избраннице.
- Божественно хороша, сир. Ей шестнадцать лет, и она сущий ангел.
- Она из хорошей семьи?
- Она из обедневшего знатного рода, - твердо ответил Оливье.
- И ваша семья согласна?
- Я надеюсь, что сумею убедить своих родственников и опекуна, что только она может стать моей женой.
- Если возникнут препятствия – обращайтесь ко мне! – сказал король, делая знак, что аудиенция закончена. – И не мешкайте, граф, с вашими предложениями. Я жду вас как можно быстрее.
Оливье не стал медлить: он выехал в Берри в тот же день.