Танго, рожденное за колючей проволокой

 
  ТАНГО, рожденное за колючей проволокой
Грустный сюжет не для романтического повествования

   Они жили на одной улице, по обеим ее сторонам. Питеру около 20, и он очень влюблен в иностранку Ингу Баш. Ей скоро 19, что подарить? Но у него ничего не было, и тогда он решил написать для нее песню, такую же красивую, как она – лучшая в мире.                И, хотя он никогда не учился музыке и до сих пор не умеет записывать ноты,  но у него абсолютный слух, и песня получилась очень красивая – Мечтаю о твоем счастье. Танго, которое вскоре запели все вокруг. Чем не сюжет для романтического повествования?
ххх
1941. Московский форштадт. На одной улице Рижское гетто, на другой – для райхсюден (Немецкое). Оно для тех, кого привезли, вернее свезли на уничтожение  из Европы – Германии, Австрии, Бельгии, Чехословакии, Франции. Каждое гетто за своим забором из колючей проволоки. Смерть же ждала за попытку без разрешения проникнуть даже через один забор. 
  «Инга была из Брно, – вспоминает Питер Спрингфилд, бывший рижанин, почти полвека назад ставший американцем. – Я был очень влюблен, а у нее скоро день рождения. Что подарить? Решил написать для нее песню. Действительно, я никогда не учился музыке, но в той довоенной жизни дома, на улице Бруниниеку, 45, у нас всегда было много музыки. Пела и прекрасно играла на рояле моя мама. Пели дядя и мой брат Стивен. Я организовал студенческий оркестр в помещении Еврейского общества на Сколас,6. Сборы от вечеров  шли на помощь клубу.
 ...Как ни странно, но даже в гетто часто звучала музыка. Среди узников были музыканты. На работах в городе мы сумели найти  аккордеон, какие-то другие инструменты, и по вечерам, когда разрешала охрана, пели».
     Итак, он сочинил песню, достал красивую бумагу, написал на ней слова.. Проникнув через два ряда колючей проволоки в Немецкое гетто -молодость и Любовь даже там были бесшабашны и безрассудны- он вручил подарок.
Танго «Мечтаю о твоем счастье» вскоре напевали в обоих гетто. Так песня любимой девушке стала подарком для сотен несчастных людей, отвлекая их хоть на минуту от постоянного страха. Ведь жизнь каждого могла оборваться  в любой момент.
 Жаль, что газета не радио и невозможно услышать мелодию того танго, которую напели на мой магнитофон  Питер и Стивен. Эта запись прозвучала в одной из моих радиопрограмм по Латвийскому радио.
 «Музыка, звучавшая тогда в гетто, за двойной колючей проволокой, была праздником для всех нас, хотя часто заканчивалась побоями и слезами, – вспоминал  психиатр, доктор Евгений Зальцман. – Она чуть-чуть отпускала наши сердца, скованные страхом».
 Но как оказалось, тот день рождения для Инги был последним. На следующий ее день рождения  Питер пришел... через полвека. И не знал, куда положить цветы – к братским могилам в Румбуле или Бикерниекском лесу.
 Между этими двумя днями была Вечность. Маму Питера и Стивена в небытие увели первой, осенью 41-го. Через неделю – оставшихся женщин и детей. И, возможно, они оказались где-то рядом, несостоявшиеся невестка и  свекровь.               
  Отцу повезло больше, хотя грех так говорить. Прежде чем превратиться в пепел где-то вблизи концлагеря Штуттгоф в Европе, он был вместе  со своими сыновьями еще два года-1942 и 1943-й.               
. Вот такой вышел сюжет. Совсем не для романтического повествования.       _____
  Снимок  к части 2. ТАНГО, рожденное ...
На снимке: Питер Спрингфилд в Риге, 1993 год.
 _______
 Вместо послесловия. Вопреки всей логике фашистов и их действиям, братья Спрингфилды остались в живых .
 1944. Уже слышны раскаты советских орудий. Близилось освобождение, но узников погрузили на баржи и отправили в Германию. Снова холодные бараки, голод, люди умирали как мухи. По утрам мертвые были под нарами, справа, слева, вокруг. Косили лихорадка, инфекции. Заболел и Питер. Даже под прикладами автоматов у братьев не было сил пройти последний путь самостоятельно. Тут в лагерь ворвались освободители.
Но и к радости надо было приспособиться: суметь удержаться от еды. Они сумели, сдерживая друг друга. Иначе погибли бы, как сотни товарищей, не устоявших перед соблазном поесть вволю.
1993. Они снова в Риге. Стивен – крестный отец  первого  съезда евреев, выходцев из Латвии. Необыкновенные встречи с теми, с кем пережито то, во что трудно поверить.