Притча о любви детей к родителям

Не делайте из ребенка кумира:
Когда он вырастет, то потребует жертв.
               
П. Буаст


В юности я прочла притчу, которая оставила глубокий след в моей душе и до сих пор живёт в ней. События, о которых рассказывается в ней, происходили где-то в Европе. Я не помню автора и журнал, в котором была опубликована эта история, но я помню её сюжет.
 
В парке на скамье с закрытыми глазами сидел пожилой мужчина. На его лице виднелись следы слёз. Весь его вид говорил о том, что горе его неизбывно. Ветерок играл его седыми волосами, то слегка трепля их, то приглаживая. Долгое время аллея парка была пустынна, и это устраивало пожилого человека. Его горю не нужны были свидетели. Забывшись, он не сразу почувствовал присутствие возле себя людей. Когда это заметил, ему захотелось встать и уйти, но было уже слишком поздно.

Напротив, него на скамье сидел молодой человек, а рядом в инвалидной коляске –грузный пожилой мужчина. Молодой человек всё время суетился и спрашивал пожилого, удобно ли ему, не хочет ли он попить или почитать – всё предлагаемое было в его арсенале. Пожилой, глядя с любовью на молодого человека, отвечал, что ему хочется просто спокойно посидеть, подышать чистым воздухом парка и полюбоваться его красотой. В какой-то момент молодой человек достал из портфеля книгу и углубился в чтение. Пожилой, расслабившись, стал разглядывать аллею парка, затем обратил внимание на грустного старика, сидящего на скамье напротив. Это пристальное внимание стало раздражать несчастного человека. Наконец, он не выдержал, встал со скамьи и раздражённо сказал:
– Не кажется ли вам сударь, что разглядывать людей в упор неприлично? Тем более такому респектабельному господину.
– Боже мой, Иоахим, неужто это ты?!
– Да, я Иоахим! А кто вы?
Вглядевшись в лицо «респектабельного господина», воскликнул:
– Арнольд, это ты?!
– Ну, конечно же, я, дружище!
Иоахим в несколько шагов пересёк дорожку аллеи и, склонившись над коляской, крепко обнял Арнольда.
Оказалось, что эти двое были друзьями юности. Но после университета их пути разошлись. Для того, чтобы они могли поговорить о своей юности, о жизни, молодой человек был на часок отправлен в близлежащее кафе. После всех воспоминаний Арнольд задал Иоахиму вопрос, который мучил его всё это время:
– Иоахим, прости меня, но ты выглядишь очень бедным и несчастным человеком! Что произошло в твоей судьбе? Какое горе постигло тебя?
Иоахим рассказал другу юности обо всех радостях и бедах, постигших его: раньше он преуспевал, был богат и счастлив, но однажды фортуна повернулась к нему спиной, и он потерял всё…
– Но у тебя ведь есть сын! – воскликнул Арнольд. 
– Да, есть! Но по моей милости стал тоже бедняком, и у него нет работы.
Арнольд стал горячо доказывать, что дети должны всегда и во всех обстоятельствах заботиться о своих родителях. И если бы с ним произошло то же, что с Иоахимом, его сын никогда бы не оставил отца на произвол судьбы.
Горько усмехнувшись, Иоахим произнёс:
– Хочешь ли ты проверить свою теорию сыновней любви?
Арнольд был настолько уверен в любви сына к себе, что, не раздумывая, согласился:
– Но что же придумать?
– А ты сочини байку о банкротстве. Только хорошенько всё обдумай, чтобы история выглядела правдоподобной, – посоветовал Иоахим.
Едва заговорщики успели обговорить время следующей встречи, как к ним подошел наследник Арнольда. Друзья молча, крепким рукопожатием ещё раз закрепили свой заговор.
В назначенный день и час на том же месте они встретились. Иоахим ещё издали увидел коляску друга. Тот сидел сгорбившись, горестно опустив голову, а рядом на скамье сидел чужой человек. Иоахиму стало бесконечно жаль Арнольда.
Соединив руки в крепком рукопожатии, друзья без слов поняли друг друга…
Уже здесь, в Германии, мне был подарен судьбой ещё один грустный сюжет о любви детей к родителям. В хорошую погоду я по обыкновению гуляю в парке, благо – он рядом с моим домом. Дышу озоном, любуюсь красотой природы, наслаждаюсь пением птиц и, конечно же, знакомлюсь с людьми. В процессе общения часто получаешь благодатный материал для рассказов. Вот и на этот раз мне повезло.
Я познакомилась с пожилой дамой, мысленно назвав её «Дама с собачкой». В первый день нашего знакомства женщина, извинившись, присела на скамью рядом со мной. Она вызвала во мне симпатию, и мне захотелось с ней пообщаться. Чтобы как-то начать разговор, я стала восхищаться её собачкой – и наше знакомство состоялось. С тех пор мы его поддерживаем.
Конечно, не сразу открыла она мне свою душу, для этого потребовалось некоторое  время. Но однажды в порыве печали, которая светилась болью в её глазах, она поведала мне свою историю.
Фрау Рильке, так звали мою новую знакомую, начала своё повествование издалека. Она с увлечением, и подробно рассказывала о той поре, когда её муж был ещё здесь, с ней, о дочери, не знавшей ни в чём отказа и относившейся к ним с любовью. Счастливым голосом она повествовала о тех днях и событиях так, что мне уже заранее становилось её жаль: видимо, ее очень мучило то, что хотелось рассказать, и это давало о себе знать в каких-то еле уловимых интонациях, выражении лица, неожиданных паузах... Чувствовалось, что ей хотелось поведать всё постороннему человеку, не имевшему доступа к её окружению, и освободиться в конце концов от гнёта, который разъедал её душу. Но она, видимо, не знала, с чего начать свой рассказ. Я не торопила её. Ведь любое неосторожное слово могло вспугнуть ее ещё неокрепшее желание.
Собачке, наверное, надоело тихо сидеть возле ног, и она, взвизгнув, лизнула хозяйке руку. Не глядя на неё, женщина погладила мордочку собачки, стоящей на задних лапках, уткнувшись носом в её колени. Видно было, что взгляд и мысли фрау Рильке были в это время далеки от скамейки, на которой мы сидели, а рука невольно продолжала ласково гладить мордочку успокоившейся собачки.
Неожиданно моя знакомая начала своё повествование.
– Все неурядицы начались тогда, когда моя Урсула разошлась со своим мужем и вернулась в родительский дом. Затем вновь помирилась с ним. Её возвращению я, конечно же, была очень рада. Согласитесь, жить одной в большом доме не очень-то весело. Когда мой Вернер был ещё жив, вся моя жизнь была иной.  Все работы по дому мы делали вдвоём, а если что-то было нам не по силам, мы приглашали человека со стороны. Часто ездили на отдых к морю. Но когда Вернера не стало, я оказалась в замкнутом пространстве. И возвращение дочери домой было очень кстати. Да и болею я сейчас чаще. Походы к врачам теперь неотъемлемая часть моей жизни. И вот после очередной госпитализации я приняла решение, которое и привело меня в ваш город.
Фрау Рильке, задумавшись, стала стряхивать с юбки невидимые пылинки. Наконец, оторвавшись от этого занятия, тихо продолжила:
– Я сама обратилась в нотариальную контору. И через определённое время дом и всё имущество было переоформлено  на мою Урсулу. Нам было хорошо вдвоём. Мы понимали друг друга и всё решали в мире и согласии. Моя девочка оберегала меня, помогала, как могла. Была внимательна, добра. Я была счастлива и спокойна за свою старость! Так мы прожили с ней около года. Только...
Фрау Рильке вновь надолго замолчала.
– Только однажды наша идиллия закончилась. Было воскресное утро, мы с Урсулой завтракали, когда раздался телефонный звонок. Взяв трубку, она вышла на террасу, прикрыв за собой дверь. Я уже успела допить свой кофе, когда она вернулась к столу. Дочь была чем-то взволнована, и я спросила:
– Кто звонил?
Она  долго молчала, думая о своём, затем тихо сказала:
– Зигмунд.
– И что ему нужно от тебя?
Поёжившись, она ответила:
– Предлагает встретиться, сейчас.
– А стоит ли?! – спросила я.
Ничего не ответив, она молча допила кофе и ушла в свою комнату. Я уже была в гостиной и смотрела очередной сериал, когда услышала, как захлопнулась входная дверь. Было уже очень поздно, когда Урсула позвонила:
– Мама, не жди меня, ложись спать! – и тут же отключила телефон, ничего не объясняя,
Я долго сидела с телефонной трубкой в руке и с тревожным ощущением в сердце. Но что я могла? Мне оставалось только ждать!
Домой Урсула вернулась через два дня. Я ни о чём не спрашивала, она отмалчивалась. Перед сном, сев подле меня и заглядывая в мои глаза, смущённо сказала:      
– Мама, мы с Зигмундом решили снова жить вместе.
Я ничего не ответила девочке, только нежно погладила её по голове.
В конце недели Зигмунд перебрался к нам. Первые два месяца было всё хорошо. Даже слишком! Но со временем он стал раздражительным, грубым, неуживчивым. Я не сразу обратила на это внимание. Но однажды его поведение по отношению к Урсуле проявилось особенно грубо. Расстроившись, я успокаивала себя тем, что у него, наверное, на работе неприятности.
Некоторое время после этого было всё мирно, да и дочь извинилась, просила прощения за несдержанность мужа. Затем скандалы стали повторяться вновь и вновь. Моя Урсула устала просить прощение за некорректное поведение благоверного. В итоге противостояние стало нормой жизни в нашем доме.
Конечно, я могла бы объявить войну зятю, но я видела, что дочь любит его и не хочет вновь терять. Поэтому молча наблюдала за происходящим, не вмешиваясь в их ссоры и пикировки.
Мой родной дом стал для меня кошмаром. Но однажды я прозрела: зять попросту решил выжить меня из моего дома. И я поняла, что предстоит серьёзный разговор. Я очень тщательно готовилась к нему. Выверила каждое слово, каждый вопрос, который хотела задать своей дочери, чтобы не обидеть её. Выбрав момент, когда мы были дома одни, я обратилась к ней:
– Урсула, мне надо с тобой поговорить!
– Давай в другой раз, мама, я так устала от всего, что у меня не осталось сил на разговоры.
– Урсула, мне очень важно поговорить с тобой сейчас, пока мы одни.
Дочь стала отнекиваться, но я стояла на своём.
– Хорошо, мама, если для тебя это так важно, поговорим.
– Урсула, мне не нравится, как Зигмунд ведёт себя в моём доме!
Глянув на меня, дочь опустила голову, затем, вскинув её, с вызовом бросила:
– Это не твой дом!
– Как это не мой! – опешила я.
– Это мой дом, мама, и прошу тебя не вмешиваться в мои отношения с мужем. Всё, что происходит в моём доме, тебя не касается! Понятно?!
Я и в дурном сне не могла предположить, что моя дочь может мне сказать такие слова. Я винила во всём – зятя, и у меня вырвалось:
– Урсула, опомнись, что ты такое говоришь! Как ты мо…
Договорить она мне не дала.
– Я всё сказала! Или ты замолчишь, или…
– Или что?!
– Или ты здесь не нужна! Можешь убираться!
– И куда ты прикажешь мне убираться?
– А это – твоё дело! Страна большая, – ответила дочь и удалилась.
Я пошла в свою комнату и стала собирать вещи. Самые необходимые и самые любимые, в тайне надеясь, что моя девочка сейчас войдёт и скажет: „Мамочка, прости, я погорячилась “.
Задёрнув молнию на чемодане, я оделась и вышла из своей комнаты. Стоя уже на пороге своего дома, громко сказала:
– Будь счастлива, доченька!..
И, не закрыв за собой дверь, пошла, не оглядываясь.

Через несколько секунд дверь за моей спиной с грохотом захлопнулась…

P.S. Больше эта дама, не появлялась в нашем парке. Возможно она пожалела о своей
откровенности. А, возможно уехала из нашего горда. Но, её боль, до сих пор преследует меня.