Где-то в конце восьмидесятых годов, в процессе непрекращающегося расширения областей своего титанического сверхзнания, Иоанн-Агасфер обнаружил вдруг, что между двустворчатыми раковинами вида П. маргаритафера и существами вида хомо сапиенс имеет место определенное сходство. Только то, что у П. маргаритафера называлось жемчужиной, у хомо сапиенсов того времени было принято называть тенью. Харон перевозил тени с одного берега Стикса на другой. Навсегда. Постепенно заполняя правобережье (или левобережье?), они бродили там, стеная и жалуясь, погруженные в сладостные воспоминания о левобережье (или правобережье?). Они были бесконечны во времени, но это была незавидная бесконечность, и поэтому ценность теней, как товара, была в то время невысока. Если говорить честно, она была равна нулю. В отличие от жемчуга.
Люди того времени воображали, будто каждый из них является обладателем тени. (Так, может быть, раковины П. маргаритафера воображают, будто каждая из них несет в себе жемчужину.) Иоанн-Агасфер очень быстро обнаружил, что это – заблуждение. Да, каждый хомо сапиенс в потенции действительно способен был стать обладателем тени, но далеко не каждый сподобливался ее. Ну, конечно, не один на тысячу, все-таки чаще. Примерно один из семи-восьми».
А. и Б. Стругацкие, «Отягощенные злом».
Неприятности начинаются.
Понедельник, 13 августа.
В доме Потопаевых провода змеились по всей квартире, огибая лежащие на полу зонты, перевернутые зачем-то вверх ручками. То и дело ослепительно мигала вспышка, хоть съемка еще не начиналась. Фотограф с помощниками метался между треногами и зонтами, в двадцатый раз сдвигая что-то на миллиметр. Вся эта суета называлась современным термином «фотосессия», только в кадре находились не юные тонкие девушки-модели, а серьезный мужчина: Потопаев Валерий Евгеньевич, народный депутат и управляющий банком «Финансовые системы». Он намеревался вновь быть избранным в парламент и выдвигал свою кандидатуру на второй срок, в полной уверенности, что пройдет «как дети в школу». Ведь был же он избран в народные депутаты четыре года назад. Ну конечно, не в последнюю очередь благодаря сильной команде продвигавших его профессионалов. И потому Валерий Евгеньевич снова обратился к тем же людям. Но все же главное – деньги, все можно купить, и выборы тоже. А ему твердят, что для успешной предвыборной кампании требуется отсняться дома, в неофициальной обстановке. Ну что ж, дома так дома. Хотя нелегко было вновь настроиться на работу с людьми из агентства, прислушиваться к их советам. И так все должно получиться.
Пиаром для банкира занималась команда рекламного агентства «Art Advertising», сокращенно – «А/A». Почти вся она находилась сейчас в апартаментах Потопаевых. Дарья Николаевна Сотникова – директор, c нею менеджер по работе с клиентами – Юлия Папернюк, менеджер пиар – Георгий Александрович, копирайтер агентства – Виталий Свитко. Вместе с фотографом Дмитрием Вайнштейном работники агентства решали непростой вопрос: как показать жизнь семьи банкира максимально приближенно к жизни избирателей, и при этом минимально наврать. При лозунге предвыборной платформы «Я такой же, как вы», приходилось поломать голову над проблемой доверия электората.
Дарья Николаевна разговаривала с банкиром.
– Валерий Евгеньевич, поймите нас правильно. Мы хотим создать у людей ясное и приятное впечатление о вашем облике. На что мы делаем главный акцент? Концепция имиджа может различаться в зависимости от группы населения, а в нашем регионе она весьма разнородна, значит... Это может быть дружелюбие, строгость, консервативность, как вы полагаете? Я предлагаю – дружелюбие и вместе с тем консервативность.
Потопаев ответил не сразу. Он и сам умел на переговорах напустить туману умной терминологией, заливаясь соловьем о «финансовых потоках», однако не любил, чтобы так разговаривали с ним. Больше всего его утомляло, что Сотникова не просто говорит – она так думает.
– Но вы же на прошлых выборах сами все придумали, я платил деньги и позировал. И все. Почему сейчас столько вопросов?
Сотникова вздохнула и терпеливо сказала:
– Эти выборы совсем другие. Тогда вы раздали пенсионерам пайки, подкормили студентов, по 10 гривен каждому голосующему – и прошли. А теперь совсем другое.
– Какое другое? – с явным недовольством спросил Потопаев, отмахиваясь от жены, подошедшей завязать ему галстук. – Что они, больше кушать не хотят? Или студенты разбогатели?
– Эти выборы от предыдущих отделяет не просто четыре года. Сейчас никто уже не верит ни в обещания, ни в свежемороженых куриц. Избиратели их возьмут, но за вас могут не проголосовать.
– Почему же? И почему вы в этом так уверены? Пенсионеров к пайкам еще при социализме приучили, они «подсели" на курицу, гречку и копченую колбасу как на наркотик! Для них получить такой продуктовый набор – это праздник, и я им этот праздник дарю!
Хозяин квартиры был раздражен, хотя на его породистом лице голливудского супермена это почти не отражалось. Время тратилось на разговоры, как ему казалось, не имеющие отношения к делу.
– Помнишь, Лара, – обратился он к жене, – как мы любили под салатик «оливье» и копченую колбаску из пайка смотреть праздничные парады по телевизору? Да здравствуют доблестные советские колхозники! Уря! Техническая интеллигенция, опять же уря! Все были счастливы от куска колбасы и банки горошка! А вы говорите, пайки в прошлом. Никогда не поверю! Разве что все пенсионеры перемрут, может, тогда. И то существует генетическая память, она туда же тянуться будет – к кормушке, к пайкам.
Жена банкира во все время его горячей речи согласно кивала.
– Разрешите, Дарья Николаевна, я вставлю свои пять копеек, – попросил Жора Александрович.
Сотникова разрешила. Часто в беседах с заказчиком Александрович добавлял какой-то убедительный аргумент, помогавший делу. Жора повернулся к банкиру, и в его модных очках-хамелеонах взблеснула фотолампа.
– Смотрите, Валерий Евгеньевич, – заговорил он, словно на лекции. – Вы для обывателя существуете в двух ипостасях: как руководитель банка и просто как человек. То, как выглядит и говорит руководитель, его отношения с партнерами и подчиненными – все это избирателю интересно, но и не так важно. Зато он будет жадным взглядом оценивать вашу прическу, одежду, манеру поведения, мимику и жесты. И сопоставлять с собой, мысленно измерять дистанцию...
– Короче, – сказал Потопаев, услышавший только новый набор «умных" слов и больше ничего.
– Хорошо, могу короче. В прошлый раз мы показывали вас избирателям как делового человека, банкира, знающего, как зарабатывать деньги. Соответственно такой человек может сделать избирателей более обеспеченными. В этот раз мы за основу вашей избирательной кампании взяли слоган: «Я такой же, как вы!" Что это значит?
– Но это же вы предложили.
– Да, предложили мы, но почему?
– Чтоб показать мою демократичность, близость к нуждам людей.
– Да нам нужно просто сделать из вас красивую картинку для обывателя, – сказал Александрович, не замечая предостерегающего взгляда Сотниковой. – Причем современного. А так... Вы полагаете, что управляющий банком действительно может быть близок к нуждам людей?
Тут в разговор вмешалась жена банкира, госпожа Потопаева. Недовольство всем ходом разговора читалось на ее лице крупными буквами.
– Молодой человек, – сказала она резким тоном, – не знаю вашего имени, но это не важно, почему вы считаете возможным в нашем доме говорить с Валерием Евгеньевичем подобным образом?!
– Меня зовут Георгий, – попытался было ответить опешивший от резкого напора Александрович, слегка теряя свою напускную аристократичность. – И я стараюсь помочь...
Но ему не дали продолжить, спасать положение кинулась Сотникова.
– Уважаемая Лариса Тимофеевна, никто и в мыслях не имел вас оскорблять! Речь идет совсем о другом. Это наша работа. – Слово «наша" было подчеркнуто почти незаметно, но его услышали все. – Мы стараемся совместными усилиями найти подлинность, достоверность, благодаря чему избиратель поверит депутату Потопаеву и придет голосовать за него.
Банкирша окинула Дарью Николаевну тяжелым взглядом, оглядела всю ее команду и поднялась из зала по лестнице на второй этаж. Почти беззвучно щелкнула вверху дверь спальни, ставя в разговоре точку.
Провожая взглядами Потопаеву, гости снова невольно залюбовались красотой помещения, где они устроились на мягких диванах. Это был действительно зал, про него хотелось сказать «зала" – шестиметровой высоты, с окном во всю стену, нависающей над деревянным изгибом лестницы люстрой в виде медузы с десятками точечных светильников. В центр задрапированного окна был вписан большой экран домашнего кинотеатра. По диагонали от лестницы разместился камин. Над входной дверью светились экраны двух мониторов, один показывал лестничную площадку у лифта, другой – пространство непосредственно за дверью. Все оттенки цвета в зале были теплыми: от красно-коричневого в обивке диванов до светло-молочного в оттенках стен. Помещение казалось пропитанным солнцем. А вечернее солнце и впрямь било в желто-коричневые огромные шторы.
После ухода жены депутата возникла некоторая неловкость. Но нужно было работать, и поэтому о ней вскоре забыли. Тем более что Потопаев затеял спор с директором агентства, Дарьей Сотниковой. Он сказал:
– Дарья Николаевна, пока у нас есть еще минут десять, объясните мне смысл вот этой бумаги. Мои люди получили ее вчера от вас по факсу.
– А что тут непонятного? Это организационно-штатная структура штаба по участию в выборах. Четыре года назад вы такую же утвердили.
– Четыре года назад была другая финансовая ситуация. Сейчас мне невыгодно оплачивать такую группу, да и не нужно это. Смотрите, сколько народу у вас тут, – и банкир протянул Сотниковой листок, где значилось:
«Отдел сбора информации, обязанности: социологические исследования общественного мнения, мониторинги средств массовой информации, сбор информации у физических лиц и т.д. – 3 человека.
Специалист по фокус-группам и интервьюеры, обязанности: опросы представителей общественности, качественные исследования общественного мнения – 8 человек.
Отдел распространения информации, обязанности: организация общественно значимых мероприятий – 5 человек.
Пресс-секретарь, обязанности: организация и ведение пресс-конференций, презентаций, брифингов – 1 человек.
Агенты по взаимодействию с общественностью, обязанности: сбор информации у населения: слухи, реакции на акции, распространение информации – 7 человек».
– Хорошо, – сказала Даша, – давайте уменьшим штаб. Хотя на прошлых выборах работников мы нанимали даже больше, чем в этом списке. Я опустила отдел анализа и стратегического планирования, например. Но как хотите.
Дарья, как опытный человек, прекрасно понимала, что Потопаев просто «купит" выборы. Все затеянные им совместно с агентством мероприятия есть не что иное, как желание быть «как все», соблюсти минимальные приличия в игре. Однако тот же опыт и профессионализм подсказывали директору рекламного агентства: используй то, что возможно использовать на сегодняшний день.
– Хочу, – сказал банкир. Здесь два с половиной десятка людей, пусть будет не больше одного десятка. И чтоб каждый работал на совесть, нам не нужны бездельники. Кроме того, пресс-секретарь у меня уже есть, как вы знаете. Все увязки и утряски – с ней.
Они посмотрели на сидевшую в кресле у камина Людмилу Шевчук, чье бледное лицо резко контрастировало с угольно-черными волосами и таким же платьем. За креслом стоял неподвижно, как изваяние, личный охранник банкира.
В этот момент Дима Вайнштейн вмешался в разговор:
– Валерий Евгеньевич! Я никак не могу включить вашу люстру, а мне требуется больше света. Что-то сломалось?
Банкир засмеялся.
– Тут ничего не ломается, любезный. Это система «Умный дом" сработала.
– Интересно, – заметила Сотникова. Разговор перемещался в нейтральное русло, чего ей давно хотелось. – Я много читала об этой системе. Так что со светом?
– Это один из режимов автоматической разумности, – охотно отозвался Валерий Евгеньевич. – То есть команда включить свет игнорируется, если на улице еще светло.
– И что же делать фотографу?
– Да просто нажать нужную кнопку на сенсорном пульте. Вот он, у входа, на стене. Называется «touch-screen», потому что срабатывает от легкого прикосновения.
Вайнштейн подошел к пульту и уткнул в него свое веснушчатое лицо.
– Только не перепутайте с кноп кой климат-контроля, – сказал Потопаев. – Лариса Тимофеевна не выносит жары.
Спустя десять минут все, наконец, устроилось, и фотограф был готов к таинству съемки.
– Я попрошу вас, снимите с запястья золотые часы, а с пальца перстень с бриллиантом, – сказал он.
– Зачем?
– Они не вписываются в нашу концепцию.
– А какая у нас концепция? – с иронической улыбкой Потопаев посмотрел на съемочную группу.
– У них нет четкой позиции, – жестко констатировала пресс-секретарь банка Людмила Шевчук, сидевшая до сих пор молча.
Томившаяся бездельем Юля Папернюк, менеджер по работе с клиентами, дрогнула выщипанной бровью, и все ямочки на ее пухлом лице приобрели иронический оттенок.
– Ишь ты какая! – зашептала она на ухо Александровичу, – при жене играла скромность, глазки боялась поднять. А стоило банкирше выйти, она тут же вылезла со своими замечаниями.
Словно не слыша замечания пресс-секретаря, Сотникова ответила:
– Концепция у нас прежняя – вы относитесь к избирателям так же, как к служащим вашего банка. То есть как умный дальновидный руководитель, для кого забота о людях и их нуждах, уважение к индивидуальным правам, обучение и возможности повышения квалификации, справедливость оплаты труда – не пустые слова, а реальные поступки. И кстати, в рамках нашего девиза вы – тоже служащий собственного банка, такой же, как все.
Дарья Николаевна, подумав, добавила:
– Дима прав, золото нужно убрать.
Снимали весь день. Устали все: и Потопаев, и Шевчук, и сотрудники агентства. Дарья Николаевна была в основном довольна работой. Хотя ей и казалось, что нечто важное все время ускользало. В девять вечера она решила: до завтра работу прекратить, поехать в офис, где без клиента устроить мозговой штурм и разобраться, какого штриха не хватает для удачного продолжения банкирского пиара.
Даша относилась к той редкой категории женщин, когда красивая, умная и обаятельная – и это не три разные женщины, а все «в одном бокале». Высокая, стройная, от природы смуглая и кареглазая, она была похожа одновременно на несколько женских типов. Скулы и глаза наводили одних на мысль, что в ней течет узбекская кровь; другие, сравнивая Дашу с российской бизнес-леди Хакамадой, интересовались, нет ли у нее в роду японцев. Черные, прямые блестящие волосы делали ее похожей на мальчика-принца из восточных сказок.
При этом она прекрасно знала свое дело, а именно рекламу и все, что включало в себя это понятие. В свои годы она была уже одним из наиболее профессиональных управленцев рекламного бизнеса. Может, именно поэтому Сотникова Д. Н. постоянно доучивалась на всевозможных курсах, семинарах и тренингах, применяя полученные знания в каждодневной работе. Скорее всего, работа была одним из ее способов получения удовольствия в жизни.
Несмотря на поздний августовский вечер, Даша собрала в комнате для переговоров всех своих ребят, что были вместе с ней на съемках у Потопаева, а также пригласила отсутствовавшего ранее арт-директора агентства, Романенко Александра Петровича. Романенко считался очень одаренным человеком, и на мозговых штурмах регулярно подбрасывал очень яркие креативные идеи. Сотникова решила провести «разбор полетов" на тему: «Что нам нужно сделать, чтоб сдвинуться с мертвой точки». А была ли она, эта мертвая точка? Сотрудники Сотниковой считали, что работа идет как надо, но знали свою начальницу: ни за что она не выпустит за стены «А/А" некачественную работу. И, конечно, нужно дать директору выговориться...
Дарья Николаевна взяла чашку кофе и отпила немного, зажмурившись от удовольствия. Это был первый нормальный глоток за весь день (у банкира их угощали кофе без кофеина). И хотя она устала не меньше своих сотрудников, у нее хватало сил не показывать своего самочувствия и выглядеть бодро.
– Сегодня ремесло банкира популярно, как профессия топ-модели или телезвезды, – сказала она. – Самые высокие зарплаты у кого? У них. А также могущество повелителей финансов. Умение управлять рисками. Словом, деловой романтики, да и адреналина в наших условиях банкиру хватает. Даже серьезно потрепанные кризисом девяносто восьмого, сегодня банкиры в благополучных банках чувствуют себя достаточно уверенно. И тем не менее, согласно сводкам, эта профессия относится к числу наиболее опасных. В наших условиях банковские риски не пустой звук, его, риска то есть, скажем прямо, гораздо больше, чем принято в этой почтенной профессии на Западе. Что добавляет в портрет банкира некоторую очень нам полезную мужественность.
Александрович, менеджер пиар, держал в тонких нервных пальцах большую именную чашку с надписью «Жора». Отбеленные по последней моде волосы на макушке, темные виски и очки в легкой металлической оправе придавали, как он считал, обычным чертам его лица запоминаемость. Прихлебывая чай, он произнес, как обычно, негромко:
– Марк Твен говорил: «Что такое ограбление банка по сравнению с основанием банка?" Добавьте сюда молниеносную карьеру – чтобы возглавить банк, его нужно создать. Сегодня правила игры кардинально изменились. «Банковские долгожители" – те, кто в бизнесе около десяти лет, – стремятся к солидности и респектабельности. И кадровую политику строят, исходя из этого. Наш клиент из их числа.
– В общем, – сказала Дарья Николаевна, – я чувствую, что для создания монументального полотна под названием «Банкир Потопаев – замечательный гражданин своей страны" не хватает последнего мазка.
– Для нас имеет значение, какое у господина Потопаева образование? – спросил Александр Романенко.
– У него за плечами нархоз, – ответила Юля, выглядывая из-за монитора своего компьютера. Она, как всегда, одновременно с разговором набирала какие-то очередные тексты. Сотникова добавила:
– Это может быть где-то полезно. В пиаровских материалах, например, можно использовать. Как рассказывал о себе сам Валерий Евгеньевич, перед ним пятнадцать лет назад, тогда начинающим финансистом, стоял выбор: идти экспертом на 350 рублей или всего на 140 рублей во Внешторгбанк – начальником отдела.
– Нетрудно догадаться, что он выбрал, судя по его карьере, – сказал Георгий, – лучше получать меньше, но пройти хорошую школу, чем застрять в экспертах на долгие годы. Наш заказчик – живой пример успешного банковского менеджера. У него основательный опыт конкретной работы, а не «взгляд и нечто». Хитер, хитер. Хотя скорее – умеет держать нос по ветру.
– Нужно наличие конкретного опыта как-то показать, – сказал Романенко. Он встал и энергичным шагом ходил по серому ковролину офиса от двери к мягкому уголку. – Хотя бывает, что человек работал в лучших банках, но ничем конкретным не занимался. Вокруг были замы, помощники, а он просто... Как говорил Жванецкий, «зампредоблсовпросра з пайкамы, с персональной черной, с храпящим шофером и способностью в любом состоянии решать вопросы с населением». Мы таких тоже видели, – Романенко кивнул Сотниковой, у них был опыт общения с одним подобным господином.
– А как насчет пирамид? – с ехидной улыбочкой вставил Виталий Свитко, копирайтер агентства. Бритая голова и плотная фигура Виталия частенько отпугивали случайных, забредающих в офис бездельников. Хотя характера обладатель фигуры был деликатнейшего. Сотрудники донимали его кличкой «браток».
– Ты имеешь в виду финансовые пирамиды, эти всенародные лохотроны по типу АО «МММ»? – уточнила Юлия Папернюк.
– Именно. Всенародно любимое АО на три буквы, – подтвердил Виталий.
– Возможно, – задумчиво произнесла Юля, – вполне возможно, хотя имя его нигде в скандалах с деньгами не замарано, для продвижения это важно. Чтоб никаких Лень Голубковых рядом не светилось. А так он относится к разряду таких ключевых специалистов, кого переманивают и перекупают, приглашают на укрепление новых направлений. Уже под них набирают команду.
В наступившей паузе стало слышно, как из динамиков магнитолы в углу тихо звучит музыка. За окнами офиса совсем стемнело, и Романенко подошел к ним, чтобы закрыть жалюзи.
Сотникова продолжила:
– Хорошо, что еще мы знаем о нем и что можем использовать для успеха на выборах? Давайте обменяемся идеями!
– Знаете, – встрепенулся Романенко, – а если просто отстроиться от конкурентов? Может, нужно пойти по такому пути: что обещают соперники нашего банкира, того пусть он не обещает. А?
– Неплохо, – сказала Сотникова. – Ну-ка, попробуем... Что у нас вещают конкуренты? Вот: господин Бондаренко «играет" на национальном вопросе и раздает экономические обещания. Это уже старо, никто не верит. Белкин, активист КПУ, клянется искоренить преступность, раскрыть убийства бизнесменов...
– О! – воскликнул Свитко. – Даешь право на ношение оружия, расстрел насильников, изоляцию гомосексуалистов!
– Кончай гнать пургу, Виталька, поздно уже, – сказала Юля Папернюк. – Дарья Николаевна, смотрите, этот клоун Белкин говорит, что все беды из-за компьютеризации. Компьютерный терроризм. Деньги и секреты страны уплывают за рубеж.
– В таком случае, – сказала Сотникова, – наш банкир должен сделать широкий жест: подарить, допустим, детскому дому компьютерный класс. Тем более что, насколько я знаю, у него на складе есть прекрасные компьютеры, только-только устаревшие, а на самом деле хорошо упакованные. Просто банк, как и всякая «клиентская" структура, закупил новые. Если хорошо пропиарить эту акцию, рейтинг Потопаева может вырасти.
Они допоздна обсуждали разные стратегии и всевозможные рекламные ходы, помогающие эффективной избирательной кампании их клиента. Разошлись поздно вечером. Те, кто ехал домой на метро, успевали на последний поезд. Арт-директор отвез свою начальницу домой. Даша попрощалась с Александром до утра, он уехал, а она, собиралась еще кое-что обдумать, пару часов поколдовала у компьютера и легла спать с тяжелой головой.
Никто из команды не мог знать, что вечером, когда работники «Art Advertising" покинули резиденцию семьи Потопаевых, Лариса Тимофеевна обнаружила пропажу драгоценного кольца с черным жемчугом. У нее случилась истерика. Сам же Валерий Евгеньевич с полным хладнокровием, характерным для его профессии, сделал несколько звонков. Один из них был в милицию. Ему пообещали, что утром с этим делом разберутся лучшие сотрудники.
* * *
Добрейшее милицейское утрецо.
Вторник, 14 августа, раннее утро. На следующий день после кражи.
Как ей сладко спалось этим утром! Солнце не пробивалось сквозь плотную тройную завесу: жалюзи, тюль и золотистые тяжелые портьеры. В спальне стоял приятный сливочный сумрак. Даша Сотникова, красивая смуглая брюнетка, во сне и без косметики смотревшаяся лет на семь моложе настоящего возраста – своих Христовых тридцати трех, спала на плоской подушке, подложив одну ладонь под щеку, а другую ковшиком откинув на вторую пустую подушку. Зрелище спящей молодой женщины так же достойно долгого созерцания, как бегущая вода, горящий огонь или чья-то кипучая деятельность. Только наша спящая красавица, к сожалению, спала одна, и поэтому некому было полюбоваться ею в этот ранний час.
Настойчиво защебетал дверной звонок. Хозяйка квартиры пробуждаться не собиралась, ее утренний сон был крепок. Звонок верещал уже на грани истерики – раз, другой, третий. Даша нехотя открыла светло-карие янтарные бусины глаз, распахнув смоляные густые ресницы. Ее лицо своим рисунком напоминало традиционное союзмультфильмовское изображение Маугли. Сонные Дашины рефлексы не торопились включиться, и она никак не могла понять, откуда проистекает назойливый звук. Наконец, окончательно проснувшись, Даша пошла в прихожую отпирать входную дверь. За дверью стоял высокий лысоватый человек, его чиновничье лицо со скучным выражением смотрело не столько на хозяйку, сколько на ее шелковую пижаму с рисунком рыбок и босые ноги.
– Доброе утро! – четко произнес человек и сунул Даше под нос удостоверение работника милиции. Сонно прищурившись, она рассматривала его несколько секунд, но ничего прочитать не смогла и поняла только одно: милиция пришла. «Ничего себе, добрейшее милицейское утрецо», – пронеслось у Даши в голове.
– Здрасьте! Что случилось?
– Гражданка Сотникова?
– Да. Это я.
– Разрешите пройти?
– Пожалуйста. – Поскольку Даша не разобрала ни одного слова из служебного документа, она спросила: – Как ваше имя-отчество?
– Киселев Виктор Эдуардович, – с привычно-терпеливой интонацией ответил визитер. – Следователь районной прокуратуры.
– Проходите в комнату.
Сотникова прошла по коридору, распахнула дверь гостиной, а сама скрылась в ванной. Через минуту она появилась на пороге комнаты, где с интересом озирался следователь. Даша уже набросила домашний халат поверх пижамы и надела тапочки.
– Так все-таки могу я узнать, что произошло? – спросила она более настойчиво.
– Поступило заявление от гражданина Потопаева. Знаете такого? – резко спросил Киселев.
– Конечно, знаю. Это мой клиент. Вернее, клиент моего агентства.
Виктор Эдуардович пытливо смотрел ей в глаза, и было непонятно, то ли он уже полностью уверен, что перед ним матерая преступница, то ли сомневается в этом. Даша под этим взглядом слегка растерялась. Но все-таки заставила себя окончательно проснуться и включиться в происходящее.
– Я не понимаю, в чем меня подозревают. С ним что-то случилось? Его что, убили?
– Трупы, как известно, заявлений не делают! – иронично заметил Киселев.
– Заявление? Ну, да, он написал заявление... и что?
– Дарья Николаевна, я думаю нам с вами лучше проехать в райотдел. Там мы побеседуем, и все обсудим.
– Я никуда не поеду, пока вы мне не объясните, что происходит, и в чем меня обвиняют! – Даша произнесла эту фразу, гордо вскинув подбородок, стараясь, чтобы при этом голос у нее не задрожал.
– У господина Потопаева, согласно его заявления, во время вашего присутствия у него в квартире пропала особо ценная вещь. Он считает, что вы и ваше агентство имеете к пропаже непосредственное отношение, – бесцветно проинформировал Дашу следователь. – Поэтому для вас же лучше проехать сейчас со мной. Тем более что все ваши сотрудники уже собраны и дают показания.
Даша, никогда в жизни не имевшая никаких дел с милицией, кроме гаишников – с ними она умела управляться просто виртузно – была не просто растеряна, она была шокирована. «Дают показания? Какие еще такие показания?!" Начало ломить в висках, засосало в желудке.
– Сидите здесь, – велела она Киселеву. – Я сейчас быстро выпью кофе, оденусь, и поедем.
– Некогда пить кофе, люди ждут! – начал напирать тот. – Поехали сразу!
– Не можете ждать, езжайте сами, – ответила Даша уже из кухни. – Можете заодно обыск произвести.
– Ну Дарья Николаевна, – протянул Киселев, – что вы такое говорите. Вы же умная женщина...
Даша не слушала его. Она и так понимала, что самое правильное ехать сейчас в отделение и поддержать ребят. Ведь они, возможно, еще более расстроены, чем она. Думая так, она быстро насыпала пару ложек растворимого кофе в чашку коричневой керамики (любимую, купленную на Андреевском спуске), досыпала сахару. Включенный полминуты назад мощный электрочайник уже закипал, под ловкими пальцами сформировался будто из ничего бутерброд с маслом и «королевским" сладким дырчатым сыром. Привычные утренние движения успокоили Дашу, она покончила с завтраком за пять минут, не обращая внимания на покашливание и сопение мента. Сесть она ему так и не предложила.
Затем «подозреваемая" прошла в спальню, открыла большой шкаф светлого дерева и, достав первый попавшийся под руку костюм, отметила про себя, что выбрала именно соответственную обстоятельствам вещь. Женская суть Даши даже в этой экстремальной ситуации безошибочно управляла ее поступками. Она надела строгий, но очень элегантный костюм от Escada: темно-синего цвета шерсть, тонкий и льющийся, с бархатным синим воротником, такими же манжетами и клапанами карманов. Под него полагался белоснежный шифоновый платок, надушенный любимыми Дашиными духами – белым Kenzo. Теперь, глядя в зеркало, Дарья Николаевна Сотникова точно знала: она способна бороться и за себя, и за свою команду.
Войдя в комнату, где томился следователь, она держала возле уха телефонную трубку и демонстративно, чтоб он слышал каждое слово, говорила:
– Семенова! Проснись! У меня неприятности. Мне начхать, что рано! Для чего мне юрист, если я не могу звонить ему в любое время дня и ночи?! Меня забирают в районное отделение милиции. Кто-то ограбил моего клиента, банкира, милиция выясняет, не мы ли переквалифицировались в медвежатников! Проблема понятна? Тогда действуй! До встречи в милиции!
Даша набрала еще один номер.
– Мама! Ты только, пожалуйста, не волнуйся, слышишь? У меня небольшая проблема, какие-то неизвестные ограбили квартиру нашего заказчика, помнишь, я тебе рассказывала, банкира Потопаева. Вот и я говорю милиции, что я ни при чем, но они не верят и везут меня в отделение. Ты не волнуйся, я уже подключила Семенову, я тебе звоню просто, чтоб ты была в курсе.
Сотникова повернулась лицом к следователю. Он наблюдал за ней со вниманием ученого и равнодушием специалиста, уверенного, что бактерии в окуляре микроскопа поведут себя, как им и положено.
– Все. Я готова, – сказала Даша, и они вышли из квартиры.
Потом Сотникова села в милицейский «бобик» и, как преступница, поскольку с двух сторон сидели крепкие ребята, под конвоем прибыла в районное отделение милиции. С тех пор как она семнадцать лет назад получала здесь паспорт, интерьер не изменился. В коридоре стояли те же поломанные стулья, так же не горели лампочки на потолке, и лишь свет из окна в конце коридора отражался от стен, выкрашенных «под дерево" отвратительной желто-коричневой краской. В коридоре Дарья Николаевна увидела тех своих подчиненных, кто был вчера в доме Потопаева, их доставили сюда несколько раньше. Ее сразу же провели в комнату, где на двери висела табличка «следователи». Тот, кто ее привез, еще раз неразборчиво ей представился, Даша не запомнила ни имени, ни отчества, только фамилию – Киселев. Начался допрос. Для того, чтоб выйти из состояния шока, Дарье Николаевне понадобилось примерно десять минут.
Из вопросов, задаваемых ей, Даша наконец поняла, в чем обвиняли ее саму и сотрудников агентства. Пропала драгоценность, кольцо с черной жемчужиной в бриллиантах, собственность госпожи Потопаевой. Согласно заявлению потерпевшей, предъявленному Сотниковой, чета Потопаевых была уверена, что кражу совершила либо директор агентства лично, либо кто-то из ее сотрудников. Даша никак не могла понять, что их обвиняют всерьез, что нормальные вчера люди, клиенты агентства, внезапно превратились во врагов и гонителей. Внезапность – вот что удивляло. И еще: неужели нельзя было позвонить ей домой, разобраться по-человечески, без милиции?
То, что происходило в милиции, для Сотниковой и ее команды было скорее нудно и противно, чем опасно. Промурыжить их до приезда Нади Семеновой успели всего-то час. Появление юрисконсульта сильно ускорило все процессы. Она пулей металась из кабинета в коридор, расталкивая крутыми боками молчаливых людей, стоящих в очереди в какой-нибудь паспортный отдел. Она в минуту вытянула всю информацию из Сотниковой, энергично вмешалась в разговор с Киселевым и сильно смутила его требованием немедленно арестовать также и Людмилу Шевчук: она-де тоже была в доме банкира. Майор слабо отбивался, говоря, что никто никого не арестовывал. Однако ребят – Жору, Виталия, Диму и Юлю, – майор Киселев все же оставил подписывать какие-то объяснительные записки. Даша стала было требовать, чтобы их отпустили вместе, что она начальница и отвечает за все – ее никто не слушал, а Семенова схватила за рукав и вытащила в коридор.
Они вышли из ментовки, вдыхая сладкий воздух свободы – слегка, правда, подпорченный выхлопными газами от густого потока машин, застрявших в пробке на Прорезной, затем уселись в Семеновскую «вольво», чтобы подвести итоги.
– Ты что, не понимаешь, что они специально так?
– Не понимаю, – сказала Даша.
– Тьфу ты, неопытная какая! Чтоб тебя достать. И разговаривать с ментами бесполезно, им велели сверху. Ребят еще час продержат, потом уйдут на обед. После обеда скажут: «Как, вы еще здесь»? – и отпустят, присовокупив, что их никто и не задерживал.
– Вот гады! При чем тут мои подчиненные?!
– Ну и глупо так реагировать, – сказала Надя Семенова, с интересом разглядывая Дашу. – А то получается, что они все правильно делают. Не обращай внимания, это всего-навсего исполнители.
– Ну ладно, Потопаев гад! Депутат хренов, банкирская задница...
– Молодец! Начинаешь соображать, – похвалила юристка.
– Сильно выпить хочется! У тебя что-нибудь есть? – спросила Даша у нее.
– Нормальная реакция человека, столкнувшегося с внутренними органами, – констатировала умудренная своим сорокалетним жизненным опытом Семенова. Она достала из бардачка плоскую непочатую бутылку «Смирнофф». – Будешь? Берегла для гаишников на взятку.
– Буду! – решительно кивнула Даша, отвернула с хрустом пробку и, сделав большой глоток, сперва задохнулась. Выступили слезы. Потом она почувствовала, как горячая жидкость заполняет ее всю, а через десять минут ощутила, как напряжение начинает отпускать.
Даша попросила Надежду отвезти ее в агентство. Юристка с обычной своей кипучей энергией вырулила на проезжую часть, отчаянно «подрезая» зазевавшихся водителей, сигналя в ответ на сигналы и бросая «вольво» в малейшую образовавшуюся щель между автомобилями. Она была заядлая автомобилистка, обожала машины больше мужчин и по ночам расслаблялась, гоняя на большой скорости за городом. На удивление быстро они поднялись вверх по Прорезной, проскочили Ярославов Вал и скатились вниз по Чкалова, свернув налево во двор. У Даши то ли от резких поворотов, то ли от водки слегка покруживалась голова.
Во дворе стоял черный джип, Сотникова не обратила на него внимания. Зато Надежда Григорьевна потянула Дашу, собиравшуюся выходить из машины, за рукав:
– Приехали разбираться!
– Надя, почему ты решила, что это по мою душу?
– А по чью же еще?
– Ну, мало ли. Здесь во дворе несколько фирм, старый дом с квартирами. Может, к кому-то приехали...
– Дарья, не говори ерунды. Приехали явно к тебе. Джип банковский. Если не веришь, я сейчас по своим каналам выясню по номеру. Хочешь? – и Надежда с готовностью поднесла руку к трубке мобильного телефона.
– Надь! Не надо. Если ты уверена, значит так и есть. Нужно идти разговаривать. Ты со мной?
– Нет, Дашенька, в этой ситуации мы не пойдем вместе. Ты должна выяснить, что от тебя хочет твой прекрасный банкир. Сама, без меня. При мне с тобой никто говорить не будет. Не боись, с ментами разобрались, и с банком как-нибудь разберемся. Ведь ты же ничего не брала? – Семенова пытливо осмотрела маленькими глазками усталое лицо своей клиентки и подруги.
– Надька, ты что, белены объелась?! – буквально заорала Даша на своего юрисконсульта.
– Не ори на меня, я этого не терплю! – Надежда отвернулась, просматривая пустой двор, не слышал ли кто криков. – Я юрист, и поэтому могу предполагать все. Даже если ты виновата, я буду тебя защищать. Но я должна знать правду.
– Правду?! Ты, зная меня чуть ли не со дня рожденья, мы ведь с тобой росли в одном дворе, можешь подумать, что я – воровка!? – Даша уже внешне успокоилась и, глядя в лобовое стекло, говорила холодно, с каким-то отчуждением.
– В жизни все бывает. И потом... – Семенова многозначительно ухмыльнулась, ее тщательно нарисованные губы раздвинулись в улыбке, – вот теперь, когда я тебя разозлила, ты справишься с любой командой рэкетиров. Давай, топай! – и она открыла дверцу машины.
Даша вышла во двор-колодец, где росло лишь одно дерево – старая акация, весной наполнявшая весь двор и все квартиры нежным запахом. Несмотря на то, что сейчас была не весна, а конец лета, в ноздри Даше ткнулся аромат акации, и она подняла глаза на ветки дерева. Они были усыпаны белыми ноготками-цветами, источавшими настойчивый и нежный аромат; у Даши он всегда ассоциировался с Одессой и Французским бульваром. «Акация сумасшедшая, цветет два раза в году!" – подумала Даша мельком и прошла в свой офис, располагавшийся на первом этаже старого пятиэтажного дома. Никого в офисе не было, только на ресепшине сидела грустная и перепуганная секретарша Вика. Она кинулась к начальнице:
– Дарья Николаевна! Что случилось? Тут вас ждут из «Финансовых систем», а Жора утром еще звонил, они все в милиции, это правда?
– Правда. Успокойся, Викуся. Ерунда это все. Наши еще в милиции, они там пишут какие-то объяснения. Звонил кто-нибудь?
– Звонил Александр Петрович, у вас что, мобилка отключена? Я сто раз набирала.
– Александр Петрович как только подъедет, сразу пусть зайдет ко мне, – сказала Даша и подошла к своему кабинету.
Ее ждали двое посетителей, внешне похожие друг на друга, как братья-близнецы. Одинаково коротко подстриженные, в одинаковых коротких турецких куртках, с общим совершенно равнодушным выражением лиц. Они прошли вслед за Дашей. Усевшись напротив, один из посетителей сказал:
– Валерий Евгеньевич сказал, когда вернетесь из ментовки, свяжитесь с ним.
Даша набрала знакомый номер. Трубку взяли на третьем гудке. Вместо приветствия банкир Потопаев спросил:
– Как ты собираешься со мной рассчитываться?
Это «ты" совершенно сразило Сотникову. Она никогда не переходила с клиентами на «ты». Даже когда те становились постоянными клиентами и друзьями ее рекламного агентства. Более того, она и сотрудникам своим никогда не говорила «ты». По ее представлениям, «тыканье" было примером слабого руководителя.
– Я задал вопрос. Сотникова, ты что, оглохла?!
– С каких пор мы на «ты»? – спросила Даша, сумевшая взять себя в руки.
– С тех самых, как ты или кто-то из твоих украл у меня черный жемчуг.
– Валерий Евгеньевич! Я вам клянусь, мы к вашей драгоценности не прикасались, – голос Даши дрогнул, на глаза навернулись слезы, и Даша поспешно отвернулась от посетителей. Нервы, с утра вымотанные в милиции, уже не выдерживали нагрузки.
– Не пытайся меня разжалобить! Кроме тебя и твоих мальчиков-девочек, у меня в доме никого чужого не было.
– А пресс-секретарь?..
– Молчи и слушай! Повторяю, никого чужого, кроме твоих. Людмила свой человек. Я вообще не намерен разбираться, пусть менты разбираются. Значит, мои условия такие. Я жду три дня. Если через три дня не принесешь мне кольцо либо сто тысяч «условно дохлых енотов», пеняй на себя. Все. Время пошло.
Она опустила трубку на базу. В этот момент вошел Александр Романенко. Он увидел одинаковых посетителей, посмотрел на Дашино побледневшее лицо и, быстро оценивая ситуацию, спросил:
– Что у нас плохого?
Но потопаевские мальчики-близнецы не дали Сотниковой ответить. Они поднялись, подошли в Дашиному рабочему столу, и тот, что приказал ей позвонить Потопаеву, сказал:
– Мы приедем через три дня. А вы лучше решите за это время вопрос так, как вам сказал Валерий Евгеньевич. Иначе будет плохо и вам, Дарья Николаевна, и вашим людям.
На фоне хамского тона банкира подчеркнутая вежливость его коренастых сотрудников была особенно страшной. Они вышли из кабинета.
Романенко, ничего не знавший о последних событиях, хмурым взглядом проводив посетителей, вопросительно смотрел на Сотникову:
– Дашуня! Во что мы вляпались?
Даша чувствовала, что может сорваться и закричать. Виски опять ломило, и еще появился противный звон в ушах. Больше всего хотелось проснуться, и чтобы никакого банкира, никакой кражи не было в радиусе ста тысяч километров. Ста тысяч...
– У тебя есть сто тысяч долларов? – спросила она с трудом, не глядя на Александра. Он присвистнул и опустился в кресло. – Тогда лучше выйди и не мешай. Я буду звонить своему компетентному знакомому. – Даша принципиально не употребляла слово «крыша», да и его сейчас никто уже не употребляет. Все всё знали, понимали и оказывали друг другу «консультационные услуги». За проценты.
Романенко вышел в кухню, осторожно прикрыв за собой дверь, а из кухни – в «летний" дворик-сад. Здесь, на симпатичной лавочке, в тишине, всегда хорошо было покуривать и обсуждать разнообразные проблемы. Отличное место для рекламного агентства, да и вообще для работы. Однако сейчас арт-директору было не до красот окружающего пейзажа.
* * *
Страх – вещь очень полезная.
Вторник, 14 августа, полдень.
Вера Алексеевна Лученко, врач-психотерапевт, хороший специалист и трудоголик, в это утро наслаждалась тем, что нарушала свои собственные многочисленные заповеди. Например, ленилась. Рабочее время в клинике сегодня выпадало на вторую смену, так что можно было посвятить несколько часов накоплению энергии. Она подольше повалялась в постели, с удовольствием разрешая себе быть лентяйкой и «сплюшей», как она обычно называла свою дочку. Встала только, когда спать было уже просто стыдно. «Нарушать так нарушать», – подумала Вера и вместо обычной овсяной каши на завтрак решила «отравиться" чашкой кофе. «А с организмом мы договоримся. Он у нас выдержит и кофе, и даже, страшно подумать, горячий бутерброд с сыром», – продолжала свои размышления нарушительница режима, выходя на кухню.
Особенная приятность заключалась в полном отсутствии наблюдателей этих нарушений – мужа, дочки и свекрови. Наслаждаясь ролью самой-себя-лентяйки, Вера включила электрокофемолку и смолола ароматно пахнущие зерна. Тут же в кухню влетел, цокая когтями по линолеуму, белый спаниель. Он вопросительно уставился на Веру темными умными глазами.
– Знаю, малыш, знаю, тебя пора выводить, – сказала ему Вера, и спаниель мгновенно завилял своим хвостиком, напоминавшим пушистую серебряную ковылину. – Вот выпью кофейку, и пойдем.
На слово «пойдем" пес отреагировал еще энергичнее – он встал на задние лапы, передними упершись в хозяйку, улыбаясь во весь рот.
– Ах ты ж мой маленький – засмеялась Вера, в который раз ощущая, как с сиянием этой лучистой собачьей радости становятся мелкими пустяками все ежедневные глыбы проблем: и пациенты с их диагнозами, и недовольная свекровь, и Юра – муж, далекий, как свет другой галактики.
Вообще пес, этот главный член семьи Лученко, заслуживает отдельного рассказа. Дочери Веры Алексеевны, Ольге, исполнялось восемнадцать лет. Накануне дня рожденья мать поинтересовалась у дочери, какой подарок та хочет получить на свое восемнадцатилетие. Ольга выразила свое желание вполне конкретно: «Хочу собаку!" и напомнила маме фразу из любимого мультика про Карлсона: «Вот так всю жизнь проживешь без собаки».
Когда об этом желании внучки услышала бабушка, свекровь Веры Алексеевны, начались стоны и сетования, что «от собаки одна грязь». Муж Веры, не вступая ни в какие группировки, был в постоянном состоянии нейтралитета. Он на минуту оторвался от чтения, чтобы сказать: «Делайте что хотите!" И наконец, будущий зять Веры Алексеевны, жених Ольги – Кирилл, подвел итоги голосования: «Трое за собаку, один воздержался и одна – против, стало быть, собака покупается!"
Заранее зная ответ, Вера спросила Олю:
– А лужицы вытирать будешь? Вставать к щенку ночью, когда он заскулит, будешь? И выводить по утрам?
– Ну конечно, ма!
– Ну-ка, глянь доктору в глаза, – сказала Вера. – Врешь ты все, сама ты еще щенок.
– И за тобой тоже нужно лужицы вытирать, – вставил Кирилл.
– Ну ма!!! – возмутилась Оля.
– Ладно, уговорила, – сказала Вера. Ей тоже давно хотелось завести собаку.
В радостном предвкушении мать, дочь и Кирилл поехали на Птичку – так в городе называли рынок, где можно купить любое животное. Они долго ходили вдоль рядов, где в руках, корзинах, в рюкзаках и сумках копошилось живое, пушистое, щеночное. Ольга с Кириллом в умилении остановились возле семейства шар-пеев. Велюровые шар-пейчики, с той особенной складчатой шкуркой, словно она была им слегка великовата, были обаятельны и больше других пород напоминали игрушечных плюшевых медвежат. Оля заныла:
– Мам! Давай купим шар-пея!
Но Вера, до поездки на Птичку уже обсудившая с дочерью и будущим зятем, какая именно порода им больше всего нравится, была неумолима.
– Ты ведь хотела спаниеля? Значит, ищем именно его.
– Мама Вера, смотрите! – Кирилл с высоты своих двух метров углядел продавца, стоявшего в углу рынка и державшего в руках длинноухого щенка. Протиснувшись к нужному человеку, они увидели в руках у него умильную шоколадную мордочку.
– Ма! Хочу этого! – буквально завопила Ольга. Действительно, равнодушно смотреть на щенка-спаниеля было невозможно. Он вызывал умиление. Но и тут доктор Лученко не проявила излишней поспешности. Она поинтересовалась у продавца, неопределенного возраста мужчины:
– Это кто, мальчик или девочка?
– Девочка, – с улыбкой ответил торговец.
– Ну, пусть будет девочка! – умоляюще сложила ладони дочка.
– А мальчик у вас есть? – Вера шла к намеченной цели, не меняя своих решений. Еще накануне она позвонила одному знакомому кинологу и проконсультировалась с ним, как правильно покупать собаку. Тот дал несколько дельных практических советов. Продавец покопался в своей обширной сумке и достал щенка снежно-белого окраса, с ушками цвета топленого молока. Большие карие глаза, словно две крупные вишни, обрамляли пушистые длинные ресницы. Ольга протянула к нему руки, взяла щенка, прижала его к щеке и, как завороженная, прошептала: «Мой! Моя собачка!"
– Мама Вера! Правда, это то, что мы искали?! – радостно спросил Кирилл, протягивая к щенку руку и поглаживая белый лобик с рисунком золотистой звездочки из желтоватого пушка.
– Правда, – облегченно вздохнула Вера. Ей щенок понравился не меньше, чем детям, но она решила все же следовать советам своего знакомого кинолога. Поэтому обратилась к продавцу с несколько странным вопросом:
– Скажите, а как он писает?
– Очень хорошо! – бойко отрапортовал тот.
И словно в доказательство его слов щенок, прямо в Олиных руках, выпустил длинную желтую струю. Все рассмеялись. Вера спросила:
– Сколько?
– Пятьдесят условных единиц.
– Сорок.
– Это ж рынок, уступи, друг,– встрял Кирилл, а Вера быстро добавила, глядя в недовольную физиономию продавца:
– Я вам помогу избавиться от застарелого гайморита.
– С чего вы взяли?.. – спросил мужчина неприязненно, при этом его брови поползли к короткому ежику волос.
– Это очевидно, – деловито отмахнулась Лученко, затем обратилась к продавцу. – Смотрите на мою руку! – она держала свою ладонь перед лицом заводчика. – Что вы чувствуете?
– Тепло, очень тепло и приятно. Господи! Я носом могу дышать, он совершенно очистился! Надо же! – неприязнь сменилась облегчением, он смотрел на Веру с недоверием и благодарностью.
– У вас сейчас на несколько часов наступит облегчение, подсушились носовые пазухи, и прошла головная боль. Но это лишь временное облегчение, гайморит нужно лечить настойчиво и терпеливо. Сразу он не лечится. И вы правильно не соглашаетесь делать прокол, в вашем случае он только повредит.
– А как вы узнали про прокол?! – продавец спаниелей от изумления вытаращился на Веру, как ребенок на фокусника.
– Если вы по-настоящему хотите избавиться от гайморита, то каждый день по несколько раз дышите паром зеленой петрушки. Круто заварите и дышите. Недели через две, если будете регулярно это делать, гайморит вас оставит в покое.
– Но как...– продолжал попытки что-то выяснить продавец.
– Я доктор, – коротко объяснила Вера.
– Доктор! – очнулся благодарный собачник, – хотите, я вам подберу щенка с самой лучшей родословной, и бесплатно? Вы не представляете, как я замучился с этими постоянными головными болями и вечно забитым носом. Вы просто меня воскресили! Я же теперь дышу как нормальный человек. Спасибо вам! Ну что, возьмете элитного щенка? Я его берег для знакомых, но лучше подарю вам...
– Нет, нам не нужна родословная, нам нужен друг. И мы его уже нашли. А что касается бесплатного, то бесплатный сыр только в мышеловке, вы просто уступите его подешевле, и мы будем квиты.
– Договорились, берите за сорок, как просили.
Когда они трамваем возвращались домой с птичьего рынка, Кирилл тихонько спросил у будущей тещи:
– А для чего нужно было, чтоб щенок пописал?
– Если у него здоровые почки, он должен хорошо справлять свои естественные надобности, это был своеобразный тест на здоровую урологию. Тем более на дворе зима. Могли застудить щенка, – терпеливо объяснила Вера Алексеевна. А Оля, бережно державшая щеночка под теплой курткой, сказала:
– Заметь, ма, он уже не спрашивает, как ты делаешь эти фокусы. Привыкает к моей гениальной маме. Правда, Кирюша, по сравнению с мамой Дэвид Копперфилд отдыхает?!
– Доча! Ты меня слишком рекламируешь.
– А я как раз хотел в очередной раз спросить у мамы Веры, как она это делает. Просто для разгону начал про щенка, – смутился Кирилл.
Вера, довольная покупкой и радостным румянцем на Олиных щеках, рассмеялась.
– Ну, раз ты такой умный, «в очередной раз" объясню. У продавца так называемое «аденоидное" лицо: приоткрытый рот, припухшие крылья носа, на переносице глубокие морщины от постоянных головных болей. Кроме того, говорит он в нос. Так что все признаки гайморита налицо, и никакого фокуса тут нет. Вот посидите в кабинете с мое, понаблюдайте больных-страждущих, тоже будете фокусниками.
– Нет уж, спасибо, мы лучше на компьютере. А про то, что ему предлагали сделать прокол, как вы узнали?
– Ну, врачи-отоларингологи очень часто предлагают при гайморите сделать прокол. Эта средневековая пыточная процедура дает временное улучшение, обеспечивая отток всей той гадости, что скапливается в носовых и лобных пазухах. Но стоит человеку простыть, и у него все начинается по новой.
– Прикинь! У меня в детстве тоже был гайморит, и мама не дала делать мне прокол, помнишь мамця?!
– Я не верю в такие инквизиторские методы. А верю в простую народную медицину. Олю я тогда петрушкой вылечила, вот и ему посоветовала.
– А почему не взяли на шару? – как многие люди, Кирилл думал, что нужно брать бесплатное всегда.
– Видишь ли, дружок! – Задумчиво глядя на парня, Вера попыталась объяснить, – продавец в порыве благодарности отдаст щенка даром, а потом будет об этом своем поступке жалеть, и это может негативно повлиять на нашего малыша. Не дай бог начнет болеть. Не нужно ничего получать бесплатно. Это впрок не идет.
– Смотрите, – прервала их Оля, – он угрелся и заснул! Какой хоро-о-оший!
Так в семье Лученко появился щенок – еще один ребенок. Конечно, Оля уже через несколько дней заныла, как тяжело ей вставать рано утром. Вера, зная свою «сплюшу-дочь», была к этому готова, к тому же ей было интересно гулять со щенком и наблюдать за его забавными повадками. Вот только подобрать ему имя оказалось немыслимо трудным делом. Тишка, Джек – банально, Робби, как хотела его назвать Оля, фанатка Робби Уильямса – слишком претенциозно. Даже Вера не могла остановиться ни на одном варианте. Вариант Кирилла – Обжора – всерьез не воспринимался.
Итак, поскольку у каждого были свои взгляды на имя для щенка, временно его стали звать Малыш. Но вскоре имя нашлось само собой. В этот момент щенку было уже три месяца от роду. Вера решила испечь яблочный пирог, для «девчачьих" посиделок с двумя своими закадычными подружками. Примерно за час до прихода гостей Вера вынула из плиты противень с ароматным пирогом – он, судя по внешнему виду и по запаху, удался на славу. Она отправилась в свою комнату переодеться и подкраситься, забыв закрыть дверь на кухню. Когда пришли подружки – Даша Сотникова, директор рекламного агентства, и Лида Завьялова, актриса, работавшая в одном из ведущих театров города, – всем троим было о чем поговорить, и о пироге Вера на время вообще забыла. Проболтав с полчаса с Дашей и Лидой, Вера засуетилась угощать их чаем со знаменитым своим пирогом. Она уже поднялась идти на кухню, когда какой-то странный звук привлек ее внимание. Звук был похож на падение со шкафа мешка картошки. «Что бы это могло быть?" подумала Вера, направляясь на кухню.
– Боженьки мои! – только и могла сказать она, всплеснув руками.
Ее изумленному взгляду открылась такая картина. Яблочный пирог был съеден на две трети. На противне осталась недоеденная жалкая треть. Недалеко от стола с виноватым видом сидел щенок абсолютно круглой формы. Шарообразное тельце при виде хозяйки весело замотало хвостиком. На вопль Веры сбежались подружки и домочадцы.
– Что случилось?! – спросила Даша, но, бросив взгляд на остатки пирога и виноватую мордочку щенка, поняла все без объяснений и засмеялась. Подруги поддержали ее, и некоторое время всем было ужасно весело. Но потом Даша подняла маленького обжору на руки и озабоченно спросила Веру:
– Посмотри, как он разъелся. Это ему не повредит? Ведь он же щенок, а не взрослая собака. Верунь! Как бы заворота кишок не было!
– Ма! Нужно вызвать ветеринара! А то он что-то грустный! – Ольга озабоченно трогала щенка в Дашиных руках.
– Обожрался и хочет спать, – констатировала свекровь Веры недовольно, стреляя по сторонам маленькими глазками невнятного цвета, и добавила: – Его нужно как следует выпороть, как нашкодившего кота! А то, понимаешь, повадился пироги жрать!
Вере, в каждом человеке видевшей какую-то особинку, Зинаида Григорьевна напоминала зашитую в дерюжку почтовую посылку, где чернильным карандашом написаны адрес и фамилия с инициалами. Скорее всего, ничего по-настоящему ценного в этой посылке нет, просто адрес указан неправильный или что-то с инициалами не-то. Кто-то что-то перепутал. Вот она и пылится на почте: квадратная, дерюжная, кондовая. Внешне – такого роста, когда неясно, то ли маломерок, то ли лилипутка, какая-то карликовая свекровь. А прической напоминает гипсовую парковую «пионэрку» с барабаном. Да и недовольна постоянно... Но Вера ухитрялась и с ней не ссориться.
– Скажете тоже! – вступилась за щенка Лида, поглаживая пальцем его толстенькое брюшко. – Ну, съел он пирог, так нам же только польза от этого. Сохраним фигуры!
– Не получится малыша наказать, как нашкодившего кота, потому что он не кот, а собака, правда, Зинаида Григорьевна? Мы никого пороть не будем, – подвела черту Вера, – потому что тех, кого любят, не порют, а наоборот – им все прощают. А насчет ветеринара... Нужно понаблюдать за нашим юным пациентом. Судя по всему, он после обильного ужина хочет спать. Ну, что пьем чай? С остатками пирога. А поскольку его маловато, то можно булку намазать черничным джемом.
Вскоре все сидели в кухне-гостиной за большим овальным столом, разговор вился вокруг темы «животные и люди». Тут Оля и предложила:
– Послушайте! А я придумала, как мы назовем нашего щенка!
– Давно пора, а то он у вас уже несколько месяцев все «малыш и малыш». У собаки должно быть звучное, красивое имя. Как у актера-премьера! Чтоб позвать его на улице и все обернулись, – Лида подмигнула Ольге.
– Не томи, Олененок. Что ты там придумала? – Вера обратилась к дочери и с улыбкой посмотрела на спящего сном праведника маленького шкоду.
– Его нужно назвать Пай, что по-английски значит «пирожок».
– Очень здорово, – поддержала девушку Даша, – по-русски звучно «Пай», и подразумевается то, что он обжора и любит пироги, то есть передает его характер.
– В его имени есть открытый гласный звук «а», его удобно произносить, и это хорошо! Мне нравится Пай, – сказала Лида.
– А мне нравится, потому что у битлов есть такая песенка Honey Pie – «хони пай», медовый пирожок, по-моему прикольно, – вставил свое слово Кирилл.
– И в этом есть какая-то стильность, вполне рекламное имя – Пай, ни у кого такого не встречала, – любуясь белым клубочком, добавила Даша.
В разговор вмешался Верин муж, ради чаепития прервавший обычный диванный отдых с неизменной книгой в руках. Своей коренастой фигурой он занимал в кухне много места, а намечающийся живот упирался в столик. Он повернул к Даше крупную голову с жиденькими русыми волосами и намеком на лысину, и заметил:
– Не догоняю, какая это стильность может быть в таком имени. «Робби» было бы лучше. Вы, рекламисты, придумываете вечно черт знает что на пустом месте и дурите людей. Пай – это пошловато. У меня ассоциации со словом «паек», инвалидские магазины с пайками, гречка, шпроты...
Юрию не дали договорить и дальше развить свою мысль, вмешалась Лида.
– Верунь! Ну почему ты вышла замуж за человека с полным отсутствием фантазии!? – Лида, роскошная голубоглазая блондинка с длинными мелированными волосами и внушительным бюстом, смотрела на Юру с сожалением. Потом перевела взгляд на Веру и спросила:
– Тебе-то нравится имя?
– Знаете, девочки, по-моему «пирожок» – это что-то сдобное, вкусное, пахнущее детством. Кстати, и Юрка тоже прав. – Вера, как всегда, сглаживала неловкость, возникавшую, когда в разговор вступал ее муж. – Пайки для ветеранов времен нашего детства и юности тоже немножко скрашивали тогдашнюю жизнь. Так что Пай – очень подходящее имя.
Итак, теперь щенок по имени Пай выгуливал свою хозяйку по утрам, в любую погоду, в Голосеевском лесопарке, находившемся через дорогу от ее дома. Обычный маршрут прогулки пролегал мимо четырех озер, расположенных одно за другим в живописных уголках Голосеева. На первом озере была лодочная станция, с прокатом лодок и катамаранов, второе было расположено словно бы в чаше, со всех сторон окруженное лиственным лесом. У третьего на взгорке росла небольшая сосновая рощица, наконец, на четвертом обитали утки, их там постоянно подкармливали мамаши с детьми и пенсионеры. А еще там была собачья площадка, где жители окрестных домов давали возможность своим любимцам отдохнуть от назойливой человечьей любви и пообщаться с себе подобными. Именно здесь, на четвертом озере, Веру с Паем нашла Даша Сотникова, встревоженная и расстроенная.
Рассказывая Вере обо всех событиях, накативших на нее, как снежный ком, Даша беспрерывно курила. Рука, державшая сигарету, дрожала. Несмотря на теплый августовский день, Даша чувствовала озноб. Вера Алексеевна Лученко слушала очень внимательно. Она была самой близкой Дашиной подругой, одним из лучших специалистов в области психотерапии, а еще об ее уменьи распутывать сложные жизненные ситуации знал небольшой круг людей. Ей нравилось помогать людям, используя свою женскую и профессиональную интуицию, знания по психологии и уникальные способности. Именно поэтому главным человеком, к кому кинулась за помощью Даша, были не родители, не любимый мужчина, а Вера Лученко – друг, советчик и, как шутя называл ее один приятель – полковник милиции, – «наша отечественная мисс Марпл».
Глядя на Дашу Сотникову и не упуская из внимания ни одной детали из рассказа подруги, ни ее нервности, ни обращенных на нее беспокойных глаз, Вера понимала гораздо больше сказанного. Она мысленно ставила себя на ее место и отчетливо представляла всю меру отчаянья молодой женщины.
Дело в том, что внешне спокойная, красивая, уверенная в себе Дарья Николаевна Сотникова отнюдь не была так уж благополучна. Несколько лет назад Дашиному мужу, способному хирургу, работавшему с Верой в одной клинике, предложили поработать по контракту в Америке. Игорь Андрианович Сотников ни секунды не колебался, да и кто бы колебался, окажись на его месте? Муж Дарьи немедленно стал собираться в дорогу. В процессе сборов оказалось, что их шестилетний сын Денис может поехать с отцом: условия контракта предусматривали такой вариант. Жена хирурга, то есть Даша, имела право ехать с мужем, правда, вопрос ее трудоустройства возлагался при этом на ее собственные плечи. Но тут выяснилось обстоятельство, шокировавшее многих. Дарья Николаевна никуда ехать не хотела и не собиралась. Тому было несколько причин. Причина первая: Даша закончила институт иностранных языков и несколько лет работала в Интуристе. Поездила по миру, посмотрела разные страны и разных людей. Бывала в том числе и в Америке неоднократно, и не испытывала от этой страны никакого восторга. Скорее, ее раздражала ограниченность среднего американца. Причина вторая: Даша была «корневой" женщиной, то есть человеком с глубокими и сильными корнями. Она любила свой Киев и, посмотрев многие столицы мира, не променяла бы его ни на какой другой город. Здесь жили ее родители, ее близкие, друзья, и жить без них она не хотела, а возможно, и не могла. Причина третья: у Даши было свое дело – рекламное агентство. Она вкладывала в него всю душу, знания и весь молодой энтузиазм; может, поэтому бизнес ее шел успешно. У нее была хорошая команда, ставшая чем-то вроде семьи. С ними ей было не только интересно работать, им она могла доверять.
Всех этих причин вместе и каждой по отдельности было достаточно, чтоб Дарья Николаевна Сотникова не стремилась уехать из родного города в чужую страну на несколько лет. Кроме перечисленных причин, была еще одна, главная для Даши, и Вера знала ее. Это простая и вечная причина, – собственно, основание всего этого мира. Даша не любила мужа, а любила она своего сотрудника, коллегу, подчиненного – Александра Романенко. И эта любовь более всего влияла на Дашино решение никуда не ехать.
Самым тяжелым во всей этой истории с отъездом было то, что на отъезде внука настаивали Дашины родители. Мама Даши, преподаватель английского языка, уверяла, что год учебы в американской школе даст ребенку в освоении языка больше, чем десять лет в нашей. Даша понимала справедливость такой точки зрения. Хотя перспектива разлуки с сыном, пусть даже только на год, пугала ее. Тем не менее она дала родственникам себя уговорить и отпустила Дениса с мужем в США.
Через год мать и жена приехала повидаться с семьей. Американская система образования, не изученная ею во время прежних поездок, оказалась абсолютно неожиданной для Даши. Например то, что учителя, как правило, преподают только на одном уровне, только в первом или во втором классе, и так далее, а затем учителей меняют. Делалось это, чтобы плохой учитель, если он тебе достался, на следующий год оказался у кого-то другого. В американской школе процветала узкая специализация. Преподаватели знали и обучали детей только очень ограниченному сегменту знаний. Представьте себе учителя математики, разбирающегося в основном только в алгебре для шестого класса! Конечно, у них бывали и исключения, но редко. И еще детей постоянно меняли классами. На вопрос директору школы, где обучался Денис, зачем их перетасовывают, ей ответили: делается это для того, чтобы дети знали как можно большее количество других детей и не привязывались к кому-то конкретно. «Ничего, что они в этом году оказались с другом в разных классах. У вашего сына будет много новых друзей! Это еще лучше!"
Понятие «привязанность" здесь носило скорее отрицательный оттенок, близкий к зависимости. Быть независимым, быть всегда самим по себе и для себя в американской системе нравственных координат считалось самым главным. А вот агрессивность культивировалась, считалась положительным качеством, могущим очень пригодиться в жизни. Поощрялась напористость, умение добиваться своего – эти качества лидера признавались самыми важными. При системе, где дети на каждый урок ходят в разном составе и перемены длятся только три минуты, чаще всего глубоких дружеских отношений не образовывалось. Даша с изумлением наблюдала, как ее сын американизировался. Он говорил ей: «Вот, мама, это мой друг», – после того, как познакомился с кем-нибудь на площадке и поиграл с ним полчаса. Он может больше никогда не встретить своего «друга" и даже не вспомнить о нем.
Практически все, с кем был знаком Денис, обозначались словом «друг». Встречаются «друзья" для того, чтобы что-то делать вместе. Например, поиграть в баскетбол или на компьютере, съездить в магазин. Если погода плохая, пойти некуда, новых компьютерных игр нет, то и встречаться незачем. На вопрос сыну, имевшему в «друзьях" половину района, почему он сегодня, в субботу сидит дома и не позвонить ли ему Джордану или Майклу и не позвать ли их к нам, Даша могла услышать что-то типа «да на улице же дождь и в баскетбол не поиграешь" или «мы уже поиграли во все игры, и теперь у нас делать нечего». Короче, просто для общения не встречаются, встречаются для конкретного, определенного занятия. Даше было неприятно это сознавать, но очевидность была такова, что сама дружба в Штатах совершенно другое понятие, нежели у нас. От друга многого не ждут, претензий не имеют, особой верности не хранят. Друзья часто меняются без особых трагедий. Это отношение Денис невольно переносил и на отношения с матерью. Она стала словно чем-то необязательным в его жизни. С этой болью и с этим состоявшимся фактом она и вернулась в Киев. В ее душе поселилось чувство острого одиночества и пустоты. Связи с сыном стали расплывчатыми и неопределенными. Денис остался с отцом до конца контракта.
И вот теперь Даша оказалась в ситуации, когда земля, казалось, уходила из-под ног. Потопаев мог не только уничтожить агентство, ставшее смыслом ее жизни. Он мог дискредитировать ее в профессиональной среде. Не говоря уж о том, что она боялась за свою жизнь. Обратившись за помощью к Вере, она не просто кинулась делиться с ней, как поступила бы на ее месте любая женщина, спешащая разделить проблему с лучшей подругой. Даша часто убеждалась, что доктор Лученко умела посмотреть на обычную проблему под столь непривычным ракурсом, что все окружающие просто диву давались. Именно поэтому там, где был бессилен обычный человек, сможет помочь ее Вера – так надеялась Даша.
Они сидели на деревянной, крашенной зеленым скамейке. Пай, вначале суетившийся, запрыгнул на скамейку и затих между подругами, вывесив розовый язычок. По аллее тихо, неспешно ходили мамы с колясками и парочки, щебетали птицы. Сигареты у Даши закончились, и она, будто внезапно расстроившись именно из-за этого, закрыла лицо руками.
– Ну-ну, – встревожилась Вера, – не вижу повода для такой паники. Юристка тебе правильно объяснила про презумпцию невиновности, никто тебя не арестовывает, не сажает, а банкир твой просто наезжает нахрапом, рассчитывая на твою растерянность. Ты же ему сгоряча бы все карманы вывернула. Да?
Даша кивнула, не убирая рук, лоб ее страдальчески сморщился. Вера обняла ее за плечи и немного покачала, произнося нараспев:
– Вот мы какие маленькие, доверчивые, вот мы какие глупенькие, а ведь все будет хорошо, все будет замечательно...
Пай вскочил и принялся весело лизаться, норовя вылизать нос то Вере, то Даше. Даша не выдержала и улыбнулась, убрав руки от мокрого лица.
– Да, – сказала она, – с таким лизучим утешителем мне хорошо.
Затем она, вновь становясь серьезной, добавила:
– Я тебе еще кое-чего не рассказала. Мой покровитель из министерства, человек не последний, оказался бессилен меня защитить. У Потопаева покровители оказались покруче, догадываешься откуда? С самого верха. Этого следовало ожидать, банки на пустом месте не возникают. Так что я абсолютно беспомощна. Мне страшно, Вера. Я ехала сюда после того, как позвонила тебе по мобильному, и все время оглядывалась – не едет ли кто за мной. А как теперь в пустую квартиру прийти, просто не представляю. Ужас. Как подумаю, что из меня начнут выбивать эти сто тысяч...
Даша схватила подругу за руку дрожащей рукой, а Вера укоризненно покачала головой:
– Ну вот, совсем ты, подруга, расклеилась. Надо тебя склеить, раз уж ты сама собраться в единое целое не в состоянии. А страх мы сейчас уберем.
– Ой, не надо меня гипнотизировать, а то я совсем уже боюсь!
– Да уймись ты, какой там гипноз?! Простой логикой тебя вылечу и на ноги поставлю. Только давай медленно двигаться в сторону твоей машины. Подвезешь? Тогда слушай. Когда боишься, нужно всегда сразу идти навстречу своему страху. Чтобы он не успел парализовать твои здоровые инстинкты. Вот дети, например, всегда так поступают. Не замечала, как ребенок раз за разом возвращается к тому, что его напугало? Он сам старается устранить свой страх, причем самым надежным – ступенчатым методом, старается изучить источник страха подробно и всесторонне. Девочки съезжают с крутых горок, мальчишки прыгают с высоких пеньков, упрямо идут в места, где их однажды поколотили, в компаниях, где их подавляют, шаг за шагом дерзеют. Дети ищут риск, чтобы развиваться. А иначе бесятся, скучают.
– Так то дети.
– Мы все дети в той или иной степени. Слушай дальше. Страх – вещь очень полезная, страх нужен, это производная инстинкта самосохранения. А значит, его не нужно бояться, не нужно ругать себя за трусость. Ведь ругаешь? То-то. Со страхом нужно научиться дружить и даже его использовать. Между прочим, я знаю, что расстаться со страхом страшно. Мы называем это «невротическим сопротивлением». Так дает о себе знать наша природа с ее гигантским опытом недоверия окружающему миру. Лишиться страха – отказаться от защиты, довериться. Вот и учись доверять самой себе.
– Это как?
– Иди навстречу страху. Делай то, чего боишься, и ты увидишь одно из двух: либо то, чего ты боишься, вовсе не страшное, либо боишься ты совсем не того, чего надо бы. В любом случае страх уменьшается, занимая подобающее ему крохотное место в твоей душе. Потому что совсем без страха нельзя, он как боль – сигнализирует о неполадках... Ну, как ты? Стало полегче?
– Ага.
– Теперь еще способ. Сразу представляй самое плохое, чего ты боишься – как бы ни было это ужасно, представь. И сразу начинай анализировать ситуацию. Ты увидишь, что почти всегда может быть хуже.
– Куда уж хуже! Ста тысяч нет, у меня отберут агентство, машину с квартирой, или просто придушат.
– Неправильный ответ. Хуже могло быть, если бы на тебя кирпич с крыши свалился, еще хуже – если б не на тебя, а на твоего ребенка.
– Вера!!! – Даша резко остановилась, лицо ее окаменело. А Вера продолжала говорить терпеливо, ровно и плавно:
– Я же тебя предупреждала: как бы ни было ужасно. Ну вот, теперь ты поняла, что случившееся с тобой – еще не самое плохое в жизни. Смотрим дальше. Агентство ты уже один раз создала, создашь опять при необходимости. На машину заработаешь, если очень захочешь. Это всего лишь машина, кусок железа. Нельзя лишь твою личность неповторимую заново создать. Отсюда вывод: да, жизнь нужно беречь и за нее стоит бояться. Но...
– Вот видишь!
– А ты прикинь, твой банкир – он хочет в парламенте на второй срок остаться. Он же не камикадзе, вляпываться в криминал, значит, просто запугивает. Вокруг тебя люди, Саша твой, наконец я, мы тебя в обиду не дадим, в конце концов я с Потопаевым просто поговорю.
– Он слушать не станет.
– И не надо слушать. Надо, чтоб он понял, что мы в курсе твоих проблем, и если с тобой что случится, это в первую очередь ударит по нему, он не то что не отмоется – он тогда будет тебя беречь. А прежде всего это нужно тебе, чтоб перестала дрожать за свою молодую драгоценную жизнь.
Они подошли к дашиной машине. Даша удивленно посмотрела на Веру.
– Слушай, Веруня, а ведь действительно, страх ушел. И кажется, мозги заработали. Господи, как хорошо иметь под рукой такую подружку-психотерапевта, чтобы мозги на место ставить! – И она обняла Веру, а Пай снова запрыгал вокруг и даже гавкнул басом.
– Ну вот, – довольно произнесла Вера, – теперь вези нас домой, нам уже обедать пора и на работу, лечить другие заблудшие души.
Они сели в красный «Фольксваген», причем Пай забрался к хозяйке на колени и, часто дыша и вывалив язык, уставился в окно.
По пути подружка объяснила, как желательно разговаривать с банкиром, Даша внимательно слушала. Вскоре Вера уже была дома, а Даша еще посидела в машине немного, пытаясь собраться с мыслями. Хоть большая часть страха, его животная, первобытная составляющая и испарилась, в душе сидел огромный тяжелый камень. Даша привыкла работать, творить, а редкие «разборки" брал на себя ее покровитель, и всем это было выгодно. Впервые за десять лет бизнес-вумен Сотникова оказалась без защиты, и перед кем? Она отлично представляла, что может сделать Потопаев с помощью своих друзей с ней и ее агентством. Услужливое воображение рисовало все подробности кошмарного будущего. Ладно, может быть, за жизнь действительно можно не опасаться. Только зачем ей такая жизнь?..
* * *
У каждой женщины есть своя слабость.
Вторник, 14 августа. Вечер.
У каждой женщины есть своя слабость. Кто-то обожает меха, кому-то жизнь не мила без хорошей косметики, у другой пунктик – белье, у пятой и двадцать девятой самое любимое – посуда. Конечно, есть отдельные дамы, с одинаковым пылом подвергающие своей любви все, что можно купить в дорогих бутиках. Однако возможности человеческие не безграничны, поэтому всегда есть нечто, особенно дорогое женскому сердцу.
Лариса Тимофеевна Потопаева любила драгоценные украшения. Поскольку замужем она была за управляющим крупного коммерческого банка, могла себе такую любовь позволить. Свои драгоценности Потопаева рассматривала часами. Ее пленяла игра камней, блеск их граней, огоньки, вспыхивавшие от малейшего движения, и не менее того – сознание высокого статуса этих украшений. Приобретая ту или иную вещь, она подолгу могла рассматривать не только сам камень, но и оправу, поскольку знала толк в красоте драгоценного металла. В сиянии своих сокровищ банкирша ощущала ту притягательность вечности и теплоты, что примиряла ее с обыденностью.
Последним приобретением Потопаевой стало уникальное во всех отношениях кольцо от Van Cleef and Arpels. Кольцо было устроено таким образом, что покрывало сразу два соседних пальца. Собственно, получалось не одно, а сразу два кольца своеобразного дизайна. Изумительной красоты цветок – один из последних шедевров новой коллекции колец Entre les Doigts, оправленная в платине бриллиантовая лилия с бутоном из черной жемчужины, была уникальным ювелирным изделием. И хотя девиз этой драгоценности гласил «Два кольца по цене одного», стоило кольцо, конечно же, очень дорого.
Покупка состоялась под Новый год и новое тысячелетие в Париже, где супруги Потопаевы наслаждались Рождеством. Они зашли на Вандомскую площадь 22, в штаб-квартиру одного из самых знаменитых ювелирных домов мира – Van Cleef and Arpels. Здесь уже хорошо знали солидного клиента и его жену, знали даже, что они из маленькой страны Украины. Знать досконально каждого клиента было правилом этого дома. Супруги услышали много приятных слов в свой адрес, им были продемонстрированы: кулон в виде цветка ириса из аметистов, клипсы из рубиновых пионов, броши из бриллиантовых камелий. Однако, когда принесли кольцо с черным жемчугом, Лариса Тимофеевна сжала руку мужа весьма чувствительно. Он понял жест жены и попросил ее примерить ювелирное украшение.
Потратить деньги на драгоценности от VC&A – это, конечно, безумие. Но оказаться в этом безумии заодно с шахом Ирана и Аристотелем Онассисом, герцогом Виндзорским и Ричардом Бартоном, принцем Монако Ренье и Ага-Ханом – уже не безумие, а жизненная успешность. Для Ларисы Тимофеевны приобретение драгоценности было своеобразным посвящением в клуб избранных. Таким образом она словно становилась рядом с теми женщинами, для кого эти драгоценности были так же естественны, как королевская корона – для головы монарха. Знать, что ты носишь украшения такого же класса, что и выдающиеся и успешнейшие женщины мира, такие как покойная жена принца Ренье – Грейс Келли, принцесса Монако или Жаклин Кеннеди, ставшая на время своего брака с Онассисом Джеки О, или Уоллес Симпсон, вошедшая в историю под титулом герцогини Виндзорской, или Элизабет Тейлор – означало для украинской банкирши приобщиться к сонму небожительниц. Те, рядом с кем ей хотелось встать в один ряд хотя бы таким образом, через ювелирные шедевры, были зрелыми женщинами с прошлым, где было много всего – и серьезных мужчин, и баснословных подарков. У Потопаевой был богатый муж, был спокойный, налаженный быт, для полного счастья она хотела обладать теми же уникальными украшениями, что и самые красивые и богатые женщины мира.
В тот приезд в Париж ощущение праздника не покидало супругов. Миллениум приносил в их жизнь еще большие надежды, чем предыдущие годы. Именно поэтому банкир решил порадовать жену чем-то особенным. Идея приобрести подарок в VC&A принадлежала жене, но муж сказал ей еще дома: «Ты выберешь что-то такое, что может позволить себе королева». И она выбрала кольцо с черным жемчугом. Впридачу к украшению он купил жене еще одну приятную вещь: коллекционные духи Miss Arpels в специальном флаконе, украшенном настоящими бриллиантами и золотыми листочками клевера.
Сейчас Лариса Тимофеевна отдыхала. Она только что посмотрела по видео фильм «Чего хотят женщины», с сексапильным Мэлом Гибсоном в главной роли. По сюжету главный герой неожиданно получает дар слышать о чем думают женщины. Сперва он в страхе обращается к своему психотерапевту, рассказывая о том какое у него отклонение. Но умница-психоаналитик объясняет ему, что на самом деле это дар божий, она говорит ему: «Не знаю как это с вами случилось и почему, но возможно, вы самый счастливый мужчина на земле. Знать, чего хотят женщины! Вы единственный мужчина, знающий, чего хотят женщины. Нет ни одного мужчины, чтобы так понимал женщину, как она понимает себя. Обладая таким знанием, вы могли бы править миром..."
Потопаева, досмотрев до конца фильм с обязательным хэппи-эндом, как и положено крепко скроенной мелодраме, задумалась. Если бы ее спросил какой-нибудь высший голос, ну, допустим, как в сказке про золотую рыбку: «А чего хочется тебе, Лара?" – что бы она ответила? Лариса Тимофеевна обвела неторопливым и придирчивым взглядом спальню, где сейчас находилась и, легко вздохнув, пришла к выводу: пожалуй, все, о чем мечталось в юности, она получила.
Она была окружена множеством предметов, о многих из них простые смертные даже и мечтать не могли, и эта мысль наполняла ее холодную душу теплом. Ну, вот, например, недавно купленная и установленная система «Умный дом». Это поистине благодать для семьи Потопаевых. С появлением «Умного дома" Лариса Тимофеевна и думать забыла о таких мелочах, как освещение или микроклимат квартиры, уже не говоря об охранной сигнализации и даже о своевременном кормлении рыбок в аквариумах. Все эти функции взяла на себя система. Радовала ее охранная функция, инженер объяснил хозяевам, что отныне, после установки этого суперсовременного электронного охранника дома, ни о каких проникновениях посторонних людей в дом можно не беспокоиться. В систему входят и специальные телекамеры, посылающие видеосигнал на все телевизоры в доме, и интерком, позволяющий вести переговоры с посетителем по телефону и видеть его на экране телевизора. Впустить домработницу или водителя можно по телефону, находясь даже вне дома. Стоит только посетителю нажать кнопку дверного звонка, как тут же раздавался звонок на сотовом телефоне госпожи Потопаевой, и уж тогда она решала, впускать гостя в дом или нет. По тому же телефону «Умный дом" может сообщить о срабатывании сигнализации и даже сам предпринять меры защиты: наглухо закроет окна и двери и вызовет охрану в случае проникновения чужих, включит систему пожаротушения и вызовет пожарную команду. Такого пока не случалось, к счастью... Зато бывали случаи, когда умная система сама закрывала окна и ставни из-за сильного ветра.
Приятно было сознавать, что подобная «игрушка" есть всего у нескольких десятков людей в стране. Это добавляло удовольствия в систему, и без того созданную для получения удовольствия. Умный климат-контроль Потопаевой особенно пришелся по вкусу. Он не просто поддерживал в помещениях заданную температуру, но и изменял ее в зависимости от времени суток и пристрастий домашних. А банкирша не выносила, если в ее спальне было жарко, и потребовала настроить климат-контроль так: пока она в спальне – температура не выше двадцати градусов, когда выходит – сравнивается с климатом во всем доме. Она не любила закрытые двери, это ее нервировало, закрывалась лишь в редких случаях плохого настроения.
Эти и куча других приспособлений, позволявших не беспокоиться о своей безопасности, делали жизнь банкирши спокойной и комфортной. Правда, была одна книжка, прочитанная Потопаевой пару лет назад, фантастический триллер «Решетка». Вспоминая его, банкирша ощущала противное беганье мурашек по телу. Огромное офисное здание подстраивалось под каждого своего посетителя, предоставляя ему привычную температуру, освещение и микроклимат. Во время посещения туалета «умный" офис даже делал экспресс-анализ мочи и в случае болезни вызывал медперсонал. С другой стороны, если сотрудник накануне или, не дай Бог, во время рабочего дня злоупотребил алкоголем или наркотиками, об этом мгновенно становилось известно руководству – со всеми вытекающими оргвыводами. На Ларису Тимофеевну самое большое впечатление произвело то, как этот дом боролся с бомжами. В конце рабочего дня, когда сотрудники уже покидали здание, дом по специальному алгоритму слегка поднимал или опускал тротуарные плитки, окружающие его по периметру. На такой неровной поверхности бездомные долго не задерживались. В общем, замечательная книжка. Правда, кончилось все плохо – здание обиделось на своего архитектора и изощренно лишило его жизни, вместе со всеми помощниками и секретаршами. Однако Лариса Тимофеевна была убеждена, что ее «Умный дом" ничего подобного не устроит.
И надо же было такому случиться – пропало самое дорогое и горячо любимое украшение. Кольцо с черной жемчужиной в бриллиантах для Ларисы Тимофеевны было своеобразным символом благополучия и всего того, чего ей удалось добиться в жизни. Она не любила вспоминать о себе молодой, о той обычной некрасивой девчонке из маленького городка-курорта, состоявшей целиком из жгучего чувства зависти к беспечным туристам-отдыхающим, кого она видела в своем городе с мая по октябрь сорившими деньгами направо и налево.
Раздался мелодичный сигнал входного звонка. Потопаева лениво протянула руку к пульту дистанционного управления, нажала кнопку и увидела на маленьком прямоугольнике внизу экрана телевизора знакомое лицо. Она произнесла одну короткую фразу: «Заходи, я дома», и нажала другую кнопку. Буквально через минуту в спальне, раздвигая в улыбке толстые щеки, появилась приятельница банкирши – Элла Джинс.
Она работала журналисткой на одной из FM-станций, совмещала обязанности личной, как в старину говорили, наперсницы Ларисы Тимофеевны. Настоящая фамилия ее была Иванова, нарочитый псевдоним Джинс она приклеила к себе именно в силу обыкновенности собственной фамилии. Элла назначила себя имиджмейкером семьи Потопаевых, что, с ее точки зрения, значило быть в курсе всех дел Ларисы, а также давать советы по поводу приобретения любой новой тряпки. Для хозяйки богатого дома ее гостья была своеобразным дополнением к статусу. Подруг у Потопаевой не было, людям она не доверяла, полагая, что бескорыстных отношений в природе не существует. Эллу Джинс она видела насквозь и прекрасно понимала, сколько стоят ее комплименты. Однако слышать их было приятно. В этом союзе каждый получал, что хотел: банкирша – порцию лести и внимания, Джинс – довольно жирные крошки с барского стола.
– Ларонька! – затрещала Джинс, тараща свои глаза-сливы. – Солнце мое, что случилось? Вы вчера так туманно намекнули, я готова была примчаться ночью, по первому зову... Но вы сказали...
– Да! Я сказала, отложим это на потом. Уж слишком была расстроена. В моем доме такое происходит впервые.
– Но что же произошло?!
– Меня обокрали.
Короткая рыжая стрижка гостьи как будто на мгновение потухла.
– Вас? Где? Когда? Как? Что украдено?!
– Представь себе, в моем собственном доме!!! Более того, в моем присутствии. Украли мое самое дорогое кольцо. То, с черным жемчугом и брильянтами.
– Это невероятно! В голове не укладывается. Как это могло произойти? Кто? Вы кого-то подозреваете?
– У меня есть неопровержимые улики. Мне не нужно подозревать. Я твердо знаю, кто совершил кражу.
– Кто же это?!
– Пресловутое агентство этой выскочки Сотниковой. Может, она и есть главная воровка. Милиция разбирается. Конечно, мы с Валерием могли бы разобраться с ней сами. Но я хочу, чтоб она сидела в тюрьме. Как сказал Жеглов: «вор должен сидеть».
– Ну и дела! – только и смогла произнести Элла.
Элла Джинс руководствовалась в жизни восточной поговоркой: «Не были б красивы ноги, если бы не туфли, а уши – если б не серьги». Мир вещей она считала самым важным из миров. Может поэтому, слушая Потопаеву она испытывала сразу два противоречивых чувства – сочувствовала и злорадствовала одновременно. Поскольку работа на радиостанции, хоть и на коммерческой, не приносила полной финансовой свободы – ее двухсот долларов хватало только на оплату наемной квартиры, транспорт и питание. Что оставалось, тратилось на вещи. Но денег катастрофически не хватало. Аппетиты Эллы в сфере шматья были ненасытны, и потому их навряд ли выдержала бы и большая зарплата. Количество тряпок она напрямую связывала с жизненной успешностью. Но главное, в чем Джинс была убеждена: мужчины – пришельцы из другого мира, и они желают всеми силами утвердиться в роли центра Вселенной. Поскольку ее Вселенная представляла собой уходящий до линии горизонта гардероб с тряпками, она обвиняла мужчин в черствости и нежелании ее понять. Точно так же ее замечательная тезка из бессмертного романа «Двенадцать стульев" Эллочка-Людоедка не могла найти свой идеал, поскольку постоянно наталкивалась на нежелание мужчин смотреть на вещи, как на фетиш. Только вот вниманием мужчин Элла Иванова-Джинс, похожая на маленькую рыжую собачку, обильно унизывавшая свои некрасивые руки кольцами, не была избалована. Образовавшийся пробел в общении с сильным полом она пыталась восполнить у Потопаевой, так хорошо понимающей Эллочкины мечты и чаянья.
– Какая трагедия! Это же страшно дорогое кольцо! – прошептала Элла.
– Да уж, – значительно произнесла хозяйка дома. – Ну-ка, принеси мне вон тот каталог.
Джинс бросилась к журнальному столику, едва не споткнувшись о ковер в виде коровьей шкуры, и взяла в руки толстую книгу. На обложке значилось: «Каталог стандартов драгоценных камней», Анна М. Миллер, Джон Синканкас, 1994 г».
– Дай сюда. Так, вот оно... Натуральный жемчуг Юго-Западных Тихоокеанских вод в большинстве своем серебристо-белый... культивируются в жемчужных моллюсках... Ага! «Черный жемчуг встречается в Панамском заливе и в Калифорнийском заливе, но сейчас его находят очень редко». Понимаешь – редко! «Из-за дефицита натурального жемчуга он стал настоящей редкостью в мире драгоценностей, цена, запрашиваемая за хорошие экземпляры, очень высока». – Потопаева бросила каталог на пол. – Еще бы не высока. За стоимость одного такого кольца можно купить десяток других! Хорошо, что мы с Валерой догадались его застраховать. Как только он освободится от своих предвыборных дел, сразу займется всеми формальностями, связанными со страховкой.
В отличие от одноклеточной Эллочки, госпожа банкирша не совершала самую большую ошибку неумной женщины – когда она начинает относиться к мужчине, как к пришельцу с другой планеты, и тогда он отвечает тем же и начинает вести себя действительно как пришелец, что, понятно, только отдаляет ее все дальше и дальше. Лариса Тимофеевна была из другой породы. Ей был не нужен космический корабль, чтобы исследовать и понять мужчину, существо с другой планеты. Она точно знала, что мужчинам нравится, и в совершенстве знала планету, где обитал ее супруг. Вот и чувствовала она себя рядом с ним вполне спокойно.
* * *
Неудачная попытка.
Вторник, 14 августа.
Александр Романенко уже второй час сидел у компьютера и пытался работать. А работы у арт-директора агентства хватало. Ну вот, например, срочный заказ пейджинговой компании «БиперКом». На исходе лета им вдруг захотелось создать новый образ пейджеров, заявить о новых моделях и попытаться завоевать побольше клиентов. Рекламная кампания пройдет, как всегда, в печатных средствах массовой информации и частично отразится в наружке, телевизионную рекламу задействовать им помешает обычная «жаба». Так говорит Даша Сотникова, а уж она-то знает.
Романенко извлек из устройства для чтения компакт-дисков очередной «клипартовский" диск с изображениями, вставил следующий и продолжил «перелистывание" картинок. Эта коллекция содержала фотографии людей со всего света. Люди за работой, люди в путешествиях, люди в разных ситуациях, в спортзалах и на пляжах, и тому подобное. Иногда очередная сюжетная фотография наталкивала арт-директора на плодотворную идею. А сейчас, когда дизайнер агентства был в отпуске, от Романенко требовались не только идеи, но и готовые варианты макетов со слоганами. Несколько вариантов уже были сверстаны, и Романенко вновь открыл файлы для просмотра в программе «Photoshop». Вот неплохой вариант. Лето, солнце, пляж, парень и девушка весело улыбаются, шлепая ногами по воде. Из одежды на них только минимум необходимого для приличия, и еще пейджеры: у него на поясе, у нее – болтается на цепочке в руке. Девиз гласит, что «Без пейджера «БиперКома" нельзя выходить из дома». Немного парадоксально и прикольно, для молодежи – то что надо. А ведь пейджер в основном используют студенты и менеджеры низшего звена.
Романенко немного полюбовался на макет, чуть подретушировал лица героев фильтром «резкость" и убрал муар с фона. Затем закрыл файл и открыл второй. Астронавт работает в открытом космосе, на поясе у него пейджер. Звездное небо, красиво отливающий серебром костюм астронавта, виден кусочек нашей родимой планеты Земля. Надпись гласит: «Где бы ты ни был, поддерживай связь». Ведь что такое пейджер, спросил сам себя Романенко, и сам же себе ответил: средство связи. Тоненькая ниточка между людьми, находящимися далеко друг от друга. Средство информирования. Информация... она позволяет что? Правильно, быть в курсе всех событий и всюду, стало быть, успевать. «Все знать. Везде успевать», хороший слоган, емкий. И визуализируем мы его так. Двое бегущих, парень и девушка в спортивных костюмах, вот они у нас, как миленькие, перекочуют с диска. Две красивые модели пейджеров. На фоне бледно, едва угадываются крыши города-мегаполиса, намек на городскую среду с ее обилием информации. Надпись – справа, непременно шрифтом FreeSetExtra, мощного и законченного рисунка, этот шрифт производит впечатление авторитетности.
Александр вздохнул и отъехал в кресле от монитора, вытянул свои длинные ноги, прищурил уставшие глаза. Три варианта, есть что показать. Если бы еще в «БиперКоме" принимал работу толковый человек, а то сидит «и не пущает" какой-то заместитель управляющего без вкуса и понятия о рекламе. Придется Дашуне с ними пободаться. Ну да это ее проблемы, бодаться с заказчиками ей не привыкать...
При мысли о проблемах Романенко опять стало тоскливо. Как ни старался он выкинуть из головы, забыть на время весь кошмар с приходом этих ребят из банка и требованием от Сотниковой ста тысяч долларов, эта сцена вновь и вновь прокручивалась в его воображении. Господи, что же им делать, как можно помочь Даше? Никогда не думал, что истории о вымогательстве, рэкете и прочих страстях нового капитализма, время от времени вычитываемые из газет, могут коснуться и его. А Даша – это все равно что он сам. Без нее он никогда не смог бы реализоваться, не достиг бы ничего в рекламе, не зарабатывал бы достойно, не сидел бы в тишине за компьютером, в костюмчиках и галстучках. Торчал бы по-прежнему на городском комбинате в художниках-оформителях, получал бы копейки, дышал весь день масляной краской и растворителями. Пил бы технический спирт с братьями по разуму, и вечером отмывал дрожащие руки от краски ацетоном, потому что спирт жалко... А жена до сих пор бы твердила: «Нарожал детей, теперь давай зарабатывай». Будто он их один рожал, без участия Инны. Она уже давно ушла из своего конструкторского бюро, у конвейера на фабрике мороженого стояла, на рынке сигаретами торговала, теперь вот распространяет косметику «Мэри Фей». Если бы только эта бурная деятельность приносила ей хоть какие-то деньги, может, характер бы смягчился.
Она и его хотела пристроить работать сторожем – тогда, в начале девяностых, в паническом страхе оказаться без средств к существованию. И чуть было не добилась своего. Но тут встретилась в одной компании Даша Сотникова и как-то сразу обратила внимание на руки Саши Романенко – те самые, о которых принято говорить «золотые руки». Все, чем он занимался, делалось не просто хорошо, а отлично: ловко, быстро, красиво. Даша любовалась его руками, в конце концов влюбилась в них. Ей часто казалось, что его руки – это самостоятельное существо, которое все на свете знает и умеет. Тем более что хозяин этих замечательных рук и сам не всегда мог объяснить, почему он, не будучи технарем, смог починить тот или иной домашний прибор. Руки знают, и все тут. Даша заставила его купить несколько книг по графическим редакторам. Вскоре, всерьез занявшись изучением компьютера, Александр освоил профессию художника-дизайнера компьютерной графики, теперь вот вырос до арт-директора. Фантазия и воображение у него всегда были отменно развиты, и оказалось, что в рекламе их можно успешно применять.
Он подошел к раскрытому во двор окну и закурил Мальборо, глубоко затягиваясь. Нужно что-то придумать, что-то Даше посоветовать, не может быть, чтобы все было так плохо. Так просто не бывает. Трусливое сознание норовило соскользнуть в другие мысли, бытовые и неглубокие. Романенко тряхнул головой и заставил себя сосредоточиться. Нужен защитник, сильный и компетентный человек. Вот. Кажется, есть идея. Он полистал записную книжку, нашел нужный номер, прикрыл дверь, ведущую в секретарский закуток. Впрочем, в агентстве было пусто, все разъехались по делам. Романенко набрал номер, задумался и положил трубку. Нервно закурил, походил по комнате, опять набрал.
– Добрый день, будьте добры, Элика... То есть, Эльдара Ильича можно попросить? Это его знакомый, Романенко Александр беспокоит. Нет, не договаривались... Очень, да, очень срочно. Хорошо, подожду. – Он вытер мокрый лоб, в комнате было жарко, и вообще Романенко не очень-то умел разговоры вести по телефону, ему всегда требовалась подготовка и сосредоточение. – Привет, Элик. Извини за беспокойство, нужна твоя помощь и консультация. У меня? Все в порядке... то есть не все, это нужно лично рассказывать. Я тебя не задержу. Ничего, если я подойду? Не позже, чем через полчаса? Успею за двадцать минут.
Дойти до площади – это минут семь, а там по узкой улице максимум десять, машину можно не брать. Романенко вышел в предбанник, где сидела Вика и играла на компьютере в Lines, сказал ей, что скоро вернется, а связь будет поддерживать по мобильному, и вышел в жаркий день. Он быстрым шагом спускался вниз по красивой старой улице и не глазел, как он делал всегда, на красивые старые дома. Солнечная безмятежность города была слишком резким контрастом с тревогой в чувствительной душе художника. В уме его невольно, сами собой складывались картины благополучного исхода ситуации. Элик поможет, думал Романенко, друг детства не может не помочь.
На самом деле Элик учился в параллельном классе в одной школе с Сашей Романенко, и дружбы особенной между ними не было. Они были участниками мальчишеских игр и проказ в подольских дворах, недолго ходили в одну спортивную секцию. У Элика была внешность былинного богатыря даже в те подростковые годы. Рост под два метра, вес сто двадцать килограмм, причем это был чистый вес мышц. Двигался он легко, как балерина, мог быть стремителен и опасен, но обладал добродушным флегматичным характером. На переменах забавлялся: сажал на плечи двоих одноклассников, под мышки хватал еще двоих и легко взбегал по лестнице с первого этажа на третий. За это представление ему давали редкое тогда лакомство – жевательную резинку. Потом Элика Хромченко забрали в какую-то спортивную школу.
Александр в нынешнее капиталистическое время слышал, что Хромченко стал довольно известен в деловом мире города, занимаясь охранным бизнесом. Якобы, бандиты с ним не хотят связываться, потому что серьезные люди с ним дружат. Эльдар Ильич Хромченко, бывший спортсмен, мастер спорта и тренер по вольной борьбе, создал себе такую репутацию, что по обе стороны баррикад слыл справедливым и строгим «разборщиком». Держал группу отлично тренированных ребят, преданных ему телом и душой. Да и как не быть преданными, если Эльдар Ильич заботился об их семьях и материально помогал. Многих вытащил с самого низа, почти «с краю». Отличались его ребята тем, что не брали капли в рот: если Эльдар Ильич узнает – беда, на руку тяжел, да и выгонит сразу. Потом оправдывайся перед мамами-сестрами-братьями, которые его боготворят. «Орлов" Элика можно было нанять и для постоянной охраны в офисе, и для временных сопровождений, и для передачи больших сумм – например, при купле-продаже квартир.
К офису Хромченко нужно было пройти через спортзал, расположенный в небольшом двухэтажном здании. Само здание, крыльцо, лестница и интерьер внутри не отвечали современным представлениям о «евроремонте», однако Романенко заметил многочисленные камеры наблюдения. В спортзале, устланном мягкими матами, тренировалась группа парней. Слышались гупающие удары рук и ног о тяжелые кожаные груши, ветерок от резких движений доносил густой запах пота. Стройный парень в тонком свитере встретил гостя, подвел его к дверям, ведущим прямо из зала в кабинет, и сказал:
– Нужно немного подождать.
Романенко переминался с ноги на ногу довольно долго, как ему показалось. Парень стоял рядом неподвижно. Только сейчас Александр заметил прицепленный к свитеру парня крохотный радиомикрофон, такой же в его ухе и понял, как он узнает, что уже можно войти. Действительно, сопровождающий слегка склонил голову, прислушиваясь, распахнул дверь:
– Прошу.
Элик сидел за обширным столом, и Романенко в который раз подумал: нельзя привыкнуть, какой он большой. Не стол, конечно, а Элик. И этот странный цвет лица – темный, будто в роду у него были цыгане. Чернющие густые брови усиливали впечатление. Элик кивнул Александру так, будто ожидал просьбы одолжить денег, однако улыбнулся уголком рта.
– Привет, – отрывисто сказал он, – давно не виделись. А ты все такой же худющий. Плохо ешь, наверно?
– Привет, – улыбнулся Романенко, подойдя к столу и пожимая Эликову огромную ладонь, затем садясь на стул. – Есть-то ем, только работаю много.
– Все рисуешь? Как мама, сестра? Какие вообще проблемы? Давай говори, мне скоро уезжать по срочному делу.
– Проблема есть, мне кажется, только ты можешь помочь...
Его прервал потрескивающий голос: «Сокол, Сокол, я Ястреб, что у тебя..." Голос звучал из милицейской рации, лежащей на столе рядом с другими двумя. Стол был вообще уставлен разной аппаратурой и еще оружием: короткими и длинными японскими мечами (такие же густо висели на стене), тут же валялись нунчаки. Элик протянул руку и выключил рацию, вопросительно глянул.
Александр рассказал все, что ему объяснила Даша и то, чему он сам был свидетелем. Элик слушал молча, с неподвижным лицом, только не отводил черных своих глаз от посетителя. Два раза рассказ прерывался. Один раз вошел парень и сказал, не обращая внимания на присутствие постороннего: «Ильич, мы выезжаем, какой вариант?», Элик ответил: «Второй. Колеса забрать и отогнать в запас». Потом зазвонил телефон, Элик послушал трубку секунд десять и гаркнул в нее: «Да мне по барабану, что там говорят, это они еще меня не видели, а как увидят – обгадятся!" Романенко мельком подумал, что так оно и будет, и поторопился закончить свой рассказ.
– Все это полный бред, ты пойми, – горячился Романенко, встряхивая своей нависающей на глаза челкой, будто крылом птицы, – это же просто несправедливо. Никто из нас ничего не мог взять в доме этого гребаного банкира, нет у нас такой привычки. Ну сколько бы могло агентство просуществовать с нечистыми на руку работниками?! А мы работаем давно и ничего такого не было. Понимаешь, такое маленькое агентство – и крупный банк! Есть разница!
Элик покивал сочувственно, сказал:
– Да. – И слегка прихлопнул ладонью по столу. – Ты прав, это нелепо. Я уверен, что так или иначе скоро все разъяснится и без меня. Если бы ты, дружище, пришел ко мне раньше! Понимаешь, я не занимаюсь помощью тогда, когда на тебя уже наехали. Это мой принцип. Вот когда агентство только создавалось, договорились бы с твоей Сотниковой о защите и решении всех текущих проблем, тогда это был бы мой святой долг. За определенный необременительный процент, конечно. Все было бы законно, договор об охране. А так я благотворительностью не занимаюсь. Ну даже, допустим, я бы сделал для тебя исключение, так меня бы мои соучредители не поняли. И в этом случае они потребовали бы пятьдесят процентов, а это полста, как я понимаю, тысяч долларов, у вас такой суммы нет, значит, и говорить не о чем. Да и кто же станет связываться с «Финансовыми системами»? У них крыша такая высокая, что мне не достать, можешь мне поверить, я в этом разбираюсь.
Опять в комнату кто-то вошел и стал на что-то испрашивать разрешения у хозяина. Романенко не слушал, мыслей никаких не было. Он только тупо уставился на монитор Sony, где виден был в разделенном на четыре части черно-белом изображении и спортзал, и входные двери, и еще какие-то комнаты с людьми и без.
– Ну а маме и сестре привет, – услышал Романенко и очнулся. Элик встал и подошел к нему, улыбаясь, протягивая руку. Романенко тоже вскочил со стула. – Непременно привет передай от меня, и смотри, заходи в гости. Не пропадай!
Элик похлопал его по плечу и отвернулся, а рядом уже стоял парень, приветливо улыбаясь и делая приглашающий жест в сторону двери. Вот и все, подумал Александр и вышел вон.
Он сидел на каменной невысокой ограде скверика на площади и курил. Солнце слепило, постоянный и ровный гул проезжающих по проспекту автомобилей захлестывал мозг. Люди кругом суетились беззаботно, шли мимо таким же нескончаемым потоком, как и машины, и так же им не было никакого дела друг до друга. Ну что ж, я сделал попытку, утешил сам себя Романенко. Глупо, наверное, я выглядел. Не зря Даша постоянно твердит, что в реальной жизни от меня мало толку. И правильно она иногда теряет терпение. Мне и так повезло, что она рядом со мной, что она меня любит и ведет по жизни. Она мудрее в сто раз, хоть и моложе. Впрочем, возраст здесь ни при чем. И не буду я ей рассказывать про свой приход к Хромченко, расстроится только. Просто буду рядом с ней, и все...
В это время в охранной фирме, откуда вышел Романенко, происходил такой разговор по телефону:
– Приветствую, Валерий Евгеньич, Хромченко на связи.
– А, Элик. Здравствуй, слушаю тебя.
– Эта линия защищена, можно говорить свободно. Насчет твоей проблемы...
– Это не моя проблема, а моей жены.
– Да мне-то что. В общем, поздравляю, наш вариант с запугиванием сработал.
– Во-первых, это мой вариант. Ты ж не захотел сам заниматься и оказать мне услугу.
– Будто ты впервые слышишь, что фирма Хромченко в грубостях не участвует. Иначе бы я долго не прожил и не заработал столько денег. Которые, между прочим, и в твою контору вложены.
– Ладно, можешь не напоминать. Своих самых крупных и уважаемых клиентов я и так всегда помню.
– Крупнее меня найти сложно!
– Ха! Это точно.
– А что во-вторых?
– Во-вторых, откуда информация?
– Извини, дружище, коммерческая тайночка. У меня свои люди везде имеются.
– Скажешь, и в моей крепости?
– А то! Если мои бойцы помогают охранять твои денежные знаки, как же им не сливать мне информацию? Да шучу, шучу. Мне твое процветание выгодно.
– Хорошо ты устроился, Элик, ничего не скажешь.
– Кто бы жаловался. Ты устроился еще лучше, вон на второй срок изберешься, будешь в парламенте штаны протирать. Семену моему там привет передай, да смотрите, хорошие законы принимайте. Льготы для охранного бизнеса когда будут?
– Вот становись сам депутатом, тогда и попробуй чего-нибудь принять.
– Нет уж, спасибо, мне и без вашей компании хорошо. Тем более что с вашим братом депутатом я достаточно часто вижусь в спортзалах и саунах. Сам-то когда придешь жирок порастрясти?
– Да ну тебя, ходить потом в синяках после твоих спаррингов. Обойдусь, да и нет у меня жирка. Это у Ларки, ей бы полезно, только спортзал тут не поможет.
– Да, а как там моя Милочка, хорошо работает?
– Отлично! – И оба собеседника скабрезно засмеялись. – Жалоб не имею... Короче, говоришь, сработал ход?
– Точно. Они теперь тени своей боятся.
– Да пусть хоть сдохнут от страха, только сперва заплатят.
– Заплатят, никуда не денутся, хоть деньгами, хоть услугами. Это же вариант отработанный, сам знаешь.
– Знаю. Я Сотниковой еще подпущу жару со стороны налоговой, чтоб не расслаблялась.
– Ну тогда все, Евгеньич. Будем держать друг друга в курсе. Пока, – сказал Эльдар Хромченко. Его собеседник ответил: «До связи», и оба отключили свои трубки.
* * *
Ночные и дневные разговоры.
Среда, 15 августа. Через два дня после кражи.
Обычное вроде бы дело – телефонный звонок. Но когда он раздается ночью, почему-то кажется, что он несет непременно тревожную весть. Немногие люди, «совы" по биоритму и творцы по роду занятий, любят звонить друг другу по ночам. Это они придумали афоризм «дружба – понятие круглосуточное». Остальные же наши сограждане, живущие днем напряженными заботами, по ночам любят спать и телефоны на ночь, как правило, отключают. Вера Лученко никогда не отключала телефон. На том конце провода всегда могла возникнуть необходимость в срочной консультации, затрепетать просьба о помощи, завибрировать отчаянье. Поэтому ни Оля, дочь Веры, ни муж Юра, ни свекровь по ночам к телефону не вскакивали и даже не просыпались от звонка. Звонок этот, правда, предусмотрительно был отрегулирован на негромкую трель, чтобы будить только Веру. Теперь он будил еще и верного Пая, спавшего обычно в глубоком кресле глубоким сном – пузом вверх.
Услышав сигнал телефона, Вера встала и включила бра у изголовья кровати, одела один тапок (второй не обнаруживался), мимоходом погладила проснувшегося и стучащего хвостом по креслу Пая и сняла в гостиной трубку.
– Слушаю.
– Вера, извини, это я, Даша.
– Что случилось?
– Вера, – в дашином голосе слышались истерические нотки, – у меня бессонница. И мне кажется, я вообще не могу спать! Может, посоветуешь, что принять? А то я «приезжаю». Мысли все вертятся, по кругу, по кругу.
Вера вздохнула и привычно собралась с мыслями.
– Давай по порядку, Дашуня. Во-первых, я рада тебя слышать, мне тоже не спалось, все мои дрыхнут, а мне поговорить не с кем, книжки все прочитала, скука такая, а тут ты звонишь, как будто меня услышала.
– Правда, Вер? Нет, в самом деле? – спросила Даша уже гораздо спокойнее. Вера услышала своим опытным ухом, как дыхание в трубке освободилось от спазма.
– Когда я тебя обманывала, подружка ты моя любимая? Так что все о’кей, как говорит мой ребенок. А по поводу бессонницы – если организм не хочет спать, то и пусть не спит. Заставлять себя спать, принимать таблетки – глупости и вред. Используй свое бодрствование по назначению.
– По какому это назначению?
– Да по прямому. Ты у нас кто? Директор – это должность, а по призванию ты у нас рекламный гений. Есть же у тебя еще клиенты, требующие креатива, продвигающих каких-нибудь там твоих программ, разработок твоих гениальных. Так что садись за работу. Только сперва признавайся, кто тебя встревожил.
– Догадалась, значит?..
– Ситуация подсказывает. Ты хоть мне и близкий человек, но по ночам звонишь не так чтоб очень часто. Да и слышу я все по твоему голосу. Давай, выкладывай. Потопаев звонил?
– Да.
– Ну?
– Ну, я ему все сказала, как ты велела, что никто ничего не доказал и что мои друзья в курсе ситуации. Он сперва повышал голос, перебивал. А потом, зараза, как ни в чем не бывало, вежливо так заговорил. Поставил условие, чтоб я занималась его обслуживанием бесплатно, за свои то есть деньги. А он тогда прекращает дело.
– Ничего трагического в этом не вижу.
– Да уж, той же дубинкой по голове, только другим ее концом. Статьи, подачи в прессе оплачивать надо? Эфиры на ТВ? Зарплату ребятам опять же. Это разорение.
– Так-то оно так, но ты вникни, Дашуня: во-первых, я тебе обещаю, что в ближайшее время похитителя найду безо всякой милиции – это кто-то из близких банкира. Во-вторых, раз ты так чирикаешь озабоченно по поводу финансовых затруднений, то слышу я, о подруга моя, в твоем голосе нормальную человеческую «жабу», задавливающую нас всех регулярно, и диагноз тебе будет от меня такой: маниакальный трудоголизм на фоне мерцающей прижимистости, отягощенный неверием в могущество твоего личного психотерапевта.
Даша рассмеялась.
– Слушай, Вера, – сказала она совершенно нормальным, «своим" голосом, – из нас двоих гений – это ты.
– Ладно, мы обе не без способностей.
– Целую и пошла работать.
– Давай. А если что, сорок капель корвалдина на душу населения, и расслабишься. Если повезет, то и поспишь.
– Спасибо тебе. Пока.
– Спокойной ночи.
Вера положила трубку и вернулась в свою спальню. Пая в кресле уже не было, лежал там только верин пропавший тапок. Вера его одела, он был теплый. А был Пай, конечно же, на вериной кровати, свернулся клубочком на подушке и смотрел оттуда сонным темным глазом. Однако спать Вере расхотелось, и она, поколебавшись минуту, занялась своим любимым делом: села к старому бабушкиному «Зингеру».
Хотя она была по профессии врачом-психиатром, или психотерапевтом, как значилось на двери ее кабинета, помимо психологии она еще увлекалась двумя абсолютно разными вещами. Первой была рукотворная деятельность: Вера любила шить. Причем очень тонко разбиралась в моде и обладала точным чутьем на последние модные тенденции. Вера не выносила массового пошива, за редчайшими исключениями. Признавала лишь созданную ее собственными руками одежду. Вторым направлением была работа ума. Если попытаться охарактеризовать эту деятельность кратко, то Вера Алексеевна с удовольствием разгадывала психологические загадки. Как правило, они бывали связаны с ее профессией. Но бывали, и частенько, задачи детективного свойства. Обычно загадки находили ее сами, но уж себе-то Вера могла признаться честно: если бы они не находились, она бы их искала сама.
Среди пациентов Веру Алексеевну называли «Шерлок Холмс в юбке» или «Доктор Каменская». Например, однажды к ней обратились за помощью, когда в семье «новых украинцев» случилась страшная история. Гувернантка заперлась с ребенком в детской и, угрожая убить трехлетнего малыша, кричала, что она настоящая мать ребенка. Она забаррикадировалась и требовала, чтоб родители отказались от малыша в ее пользу. Милиция с мегафоном накалила обстановку до такой степени, что гувернантка стала грозить убить малыша ножом, если не будет предоставлена машина в ее распоряжение и ей не дадут возможность уехать. Вот тогда обезумевшим от страха родителям привезли Веру Алексеевну, и она разрешила, казалось, безвыходную ситуацию. На удивление всех она, подобно Шехерезаде, уселась на ковер возле двери детской и принялась рассказывать сказки. Только не грозному повелителю Шахрияру, а обезумевшей женщине. Сидя под дверью детской, Вера сперва умело перевела крики и вопли похитительницы в русло разговора, а затем с удивительным участием и пониманием слушала жалобы гувернантки. Она в течение почти трех часов держала ситуацию под контролем, спасая от смерти ребенка. В момент, когда похитительница разрешила доктору Вере войти в квартиру, преступницу обезвредили омоновцы.
Подобных историй, когда она выручала из беды чужую семью, на счету психотерапевта Лученко было немало. Была еще такая. К Вере пришел мужчина – молодой, но уже почти седой, изможденный. Его жена сошла с ума, сообщил он, потому что ее затравили в школе. Она была такая яркая, заметная, светло-радостная, «солнечный лучик», ее любили дети. А директриса школы организовала ей травлю со стороны коллег и некоторых родителей учащихся. Это длилось и длилось. Однажды жена посреди обычного разговора сказала мужу: «Смотри, за нами следят агенты КГБ»... И дальше пошел типичный бред мании преследования. Этот контраст, мгновенный ужасный переход от солнца ко тьме сломил парня, он обвинил себя в том, что не защитил, не уберег, не забрал из школы, не наскандалил... Он пытался мстить, даже хотел подстеречь директрису и убить ее. Но куда там... Не получилось – не смог, и в конце концов заполучил невроз. Вера ходила к его жене в городскую больницу, пытаясь разомкнуть спазмы страха, разговаривала с мужем. Ведь гибнут два человека! Вера решительно взяла на себя всю ответственность и потребовала: они должны все продать и уехать к морю в Ялту. Купить квартирку и все начать сначала. Вера преодолела инертность и нерешительность мужа, они вдвоем почти украли жену из клиники. Через полгода Вера получила от них письмо и узнала, что произошло чудо: жена выздоровела – морской воздух, прогулки, перемена обстановки сделали свое дело. Муж тоже поправился. Эта история разделила вериных коллег на два лагеря. Одни восхищались: откуда Ялта? Почему, как догадалась? Вера и сама не могла объяснить. Другие позавидовали и осудили: не дело психотерапевта вмешиваться в лечение, назначенное другими специалистами, это некорректно. Всех, что ли, на юга теперь отправлять? Доктор Лученко и сама знала, что некорректно, однако полагала, что в вопросах жизни и смерти, не до церемоний. Как реагировали пациенты, можно догадаться... Однако и неприятных разговоров с начальством Вере тогда избежать не удалось, врочем, ее слишком ценили и оставили в покое.
Каждому дан какой-то талант, и не использовать его – значит не реализовать себя полностью. У Веры был, без сомнения, талант видеть некие связи в судьбах людей, замечать непонятное другим, сознавать неосознанное и таким образом распутывать хитросплетения судеб. Доктор Лученко не претендовала на роль ткача, но помогала штопать прорехи в полотне жизни, и не считала себя матерью Терезой, помогающей людям из любви к ним. У нее была своя теория на этот счет: нельзя осчастливить все человечество, а только тех, кто попал в твое поле зрения и в этом нуждается. Так что относилась она к своей миссии довольно прагматично.
Лученко обычно совмещала процесс шитья с обдумыванием очередной задачи. То ли искусство портнихи помогало ей лучше сосредоточиться, то ли занятые пришиванием, наметкой и другими пошивочными операциями руки были сами по себе, а ее пытливый ум работал сам по себе, лишь с неким внешне невидимым ускорением. Но только именно за «Зингером" приходили в голову Веры наиболее верные решения многих непонятных проблем.
Сейчас она раздумывала над ситуацией Даши Сотниковой. У Лученко созрел план, на воплощение его в жизнь требовалась пара дней. Сперва Вера Алексеевна намеревалась побывать в рекламном агентстве, она решила поговорить со всеми участниками происшествия. Затем она собиралась навестить банкиршу Потопаеву, визит этот обещал быть интересным, так как Лариса Тимофеевна несколько лет тому назад была у нее на приеме. Правда, они виделись только один раз, и Лученко больше никогда с ней не встречалась, но Вере почему-то казалось, что встреча с бывшей пациенткой может быть многообещающей. И наконец, доктор предполагала подвести итоги и решить, как освободить подругу от наезда банкира.
Сегодня Вера Алексеевна вела прием в первой половине дня. После обеда она отправилась в рекламное агентство. Оно расположилось в центре города, на улице Чкалова, в правом крыле жилого дома. Бывшая когда-то коммуналка-клоповник, ныне расселенная, выкупленная и отремонтированная Дарьей Николаевной Сотниковой, выглядела как многие современные офисы. Благодаря стараниям грамотного архитектора, перепланировавшего весь офис на множество небольших, но уютных комнат, агентство, казалось, имело большие площади, множество офисной техники и располагало большим штатом менеджеров. Впечатление это было ложным, хотя в глазах заказчиков придавало компании большую солидность. На самом деле бывшая трехкомнатная коммуналка была невелика, правда, высокие пятиметровые потолки позволили сделать кое-где внутренний второй этаж. Техники хватало, компьютеров было столько же, сколько работников (не считая водителя). Народу в рекламной фирме работало десять человек. Из них четверо присутствовали на съемках в квартире Потопаевых, в день пропажи драгоценного кольца. Именно их пригласили в комнату для переговоров для беседы с Верой Алексеевной.
Сотникова предложила подруге приглашать сотрудников по одному, однако та захотела поговорить сразу со всеми. Войдя в помещение, Дашины подчиненные расселись за столом. Вера Алексеевна сразу же объяснила, что в данном случае выступает не столько как психотерапевт, сколько как психолог, помогающий людям, попавшим в сложную ситуацию. После ее объяснения лица присутствующих заметно расслабились, словно была отпущена какая-то невидимая внутренняя пружина. Вера сказала дружелюбно:
– Друзья мои, давайте немного поработаем. Заранее предупреждаю, буду требовательна к вашему сознанию и вниманию, потребую сосредоточения, но и сама сосредоточусь на каждом из вас. Вы ведь понимаете, мой визит – это общение ради дела, чтобы постараться вывести вас из-под удара. Для начала пусть Дарья Николаевна расскажет, сколько времени вы провели в доме и выходил ли кто-нибудь во время съемок.
Даша ответила, что было выделено для съемок четыре часа, но проработали весь день, и что никто из агентства из квартиры не выходил.
Вера Алексеевна стала обращаться к каждому из сотрудников по отдельности, задавая самые разные вопросы. Ее интересовали в том числе и наблюдения, но больше – ощущения. Она заставила каждого рассказать, как шла беседа, что за конфликт возник между женой банкира и менеджером пиар, что было после.
– Дмитрий, – обратилась она к молчаливому фотографу, – что во время съемок обратило на себя ваше внимание? Ведь вы смотрите на вещи несколько по-иному, нежели ваши коллеги, и если что-то привлекло ваше внимание, то это может быть важно.
Ярко-голубые глаза веснушчатого Димы Вайнштейна остановились на Верином лице.
– Вы верно заметили, я во время съемок ничего не слышу и не вижу, кроме самого объекта съемки, иначе толку не будет. В этот раз я никак не мог включить свет, а потом оказалось, что у банкира установлена крутая система «Умный дом», которая включение света блокирует.
– Что, такое бывает? – удивилась Вера Алексеевна.
Все наперебой принялись ей рассказывать про систему и ее преимущества, про климат-контроль и всякое такое.
– Стойте, стойте! – засмеялась Лученко. – Не грузите меня техническими подробностями, я все равно в них ничего не пойму. Дима, что было дальше?
– Ну, я долго выстраивал кадр, но меня все время что-то раздражало, что-то мешало... Но что это было, не могу вспомнить.
– Ну как же ты не помнишь? – вмешалась клиент-менеджер Юля, миловидная толстушка с румянцем во всю щеку. – Мы еще поспорили с Потопаевым по этому поводу.
– Юлька! Ты гений! – подал реплику Жора Александрович, – помните, я еще заколбасил ему тогда небольшой спич, с позиций пиара, про то, что в часах от Картье выдвигаться в народные депутаты не годится. Димон посадил его так, что виден был манжет с золотыми часами, а я сказал, что часы придется снять, так как избиратель, в основной своей массе, Картье не носит.
– Да, точно, под давлением наших аргументов он снял часы, и еще перстень,– сказал Дмитрий, а потом растерянно добавил, – а куда он их дел, не помню.
– Я помню. – Юля Папернюк смотрела в глаза доктору Лученко спокойно и прямо. – Потопаев позвал своего охранника и отдал ему часы и перстень.
– Почему вы обратили на это внимание? – спросила Вера Алексеевна.
– Юля у нас девушка очень наблюдательная. Это помогает ей в работе с клиентами агентства, – объяснила за подчиненную Сотникова.
– Дарья Николаевна! Я не потому... – Юлин румянец стал бурякового цвета, – ведь сейчас нужно рассказать все, как есть? Я это заметила не потому, что наблюдательна. Просто его охранник очень красивый парень, он мне напомнил актера Дмитрия Нагиева, – и девушка потупилась.
– Юл! А ты у нас никак озабоченная, – не удержался от поддевки Жора.
– Димка! Скажи ему чтоб отстал, – Юля просительно посмотрела на Вайнштейна.
– Так, ребята давайте не будем заниматься ерундой! – нервно подняла руку Сотникова. – Вы что, забыли, в чем нас подозревают? Я попросила Веру Алексеевну нам помочь, а вы устраиваете тут «брачные игры молодых шимпанзе».
Пристыженные сотрудники мгновенно утихли. Лученко, откинувшись на спинку стула, задумчиво сказала:
– Я бы не отказалась от стакана крепкого чая. А вы? – она обвела взглядом всех присутствующих.
Те засуетились, задвигались. Юля пошла в маленькую кухоньку, ребята кинулись ей помогать, заодно перекурить. Даша и Вера остались вдвоем. Вера посмотрела на подругу успокаивающим взглядом, сказала:
– Не суетись, не кисни и не волнуйся. Мы этот кроссворд без клеточек решим.
– Ты уверена? – глаза Даши были красными от бессонной ночи, и чувствовалось, что они в секунду могут наполниться слезами. Вера ободряюще улыбнулась. Чтоб слезы не пролились, спросила:
– В этом доме дают только пустой чай, или как? Я ведь у тебя на работе в первый раз. Угощай как положено, директорша!
– Веруня, ты только скажи, чего тебе хочется. Мы вмиг. Может, пирожных, конфет, а может, винчик? Хочешь легенькое такое винцо, крымское, мне заказчики привезли.
Дашины слезы испарились, и нормальная женская реакция радушной хозяйки вытеснила тревогу. Вера достала из сумки пудреницу, провела спонжем по лицу, затем расческой-ежиком по роскошным густым золотисто-каштановым волосам, и лишь затем ответила:
– Даша! Ты для меня сейчас гиря. Не обижайся. Но для вашего общего блага мне нужно поговорить с твоими ребятами наедине, то есть без тебя. Ты вносишь в нашу беседу излишнюю ноту тревожности. Ты слишком опекающая мать-начальница. Поэтому сходи в театральный гастроном за маленьким «Пражским" тортиком, с ним мы чайку и попьем. Только иди не спеша. Знаешь, как черепаха. Сама иди, не посылай водителя. И чтоб когда ты вернешься, я и следа мокрого на твоем лице не видела. А потом езжай домой и жди меня там.
– А если я дам честное пионерское, что не буду мешать? – жалобно заканючила Дарья.
– Слушай, юная пионэрка, тебе что сказано делать? – доктор посмотрела на Сотникову взглядом, не терпящим возражений.
Тяжело вздохнув Дарья Николаевна отправилась за тортом.
– Итак, господа рекламисты, давайте поговорим! – весело предложила Вера Алексеевна, улыбнувшись участникам разговора так дружелюбно, что менеджеры и фотограф почуствовали, что с этой женщиной действительно хочется разговаривать.
– Мы согласныя! – шутливо объявил Александрович.
– Тогда с вас и начнем, – посерьезнела Вера и тут же спросила: – Жора, вы Потопаеву сильно не любите? Почему?
– Не люблю, потому что она к Даше, то есть к Дарье Николавне придирается! – с вызовом ответил Георгий.
– Вы, Юля, не замечали, Тимур, этот охранник банкира, не проявлял к кому-то из вашей команды повышенного интереса?
– У него лицо непроницаемое, – покраснев, констатировала Юля.
– И все-таки, вы, Юленька, девушка не просто внимательная, но и наделенная женским чутьем и проницательностью. Скажите, как вел себя охранник на протяжении всей видеосъемки.
На этот раз Юля зарделась от Вериного комплимента, и прикрыв глаза вспомнила кой-какие важные детали.
– Знаете, Вера Алексевна! Вот вы сказали, и я сейчас вспомнила. У Тимура настроение... как бы поменялось во время нашей работы. Понимаете, он сперва был всем доволен, даже какой-то самодовольный, а потом его как бы что-то стало не устраивать. Он стал хмуриться.
– Утомило наше присутствие, вот и все, – высказался молчавший до сих пор Виталий Свитко, и добавил: – Я тоже к концу фотосессии устал от этого тугого клиента с его капризами выше крыши.
– Таля прав! Они всех заколебали! Почему столько проводов? Зачем эти зонтики? Ах, снимите обувь, ох, вы уже сами догадались! – поддержал коллег фотограф.
– А змея эта, Милочка-подстилочка! – криво усмехнулся Александрович, – изображала при жене банкира саму скромность, а когда та уехала, стала без мыла всюду лезть!
Незаметно и активно пролетело время. Когда Даша заглянула в комнату для переговоров, прошло два часа. Все, что интересовало Веру Алексеевну в агентстве, было выяснено. Несколько позже, вечером, дома у Сотниковой, состоялся разговор. При нем присутствовал еще и Александр Романенко.
* * *
Клиент всегда неправ.
Понедельник, 30 июля. За две недели до кражи.
– Потопаевская пресс-служба, этот террариум блатных и приблатненых, совсем мозгами двинулась! – громогласно объявил Виталий Свитко, копирайтер агентства, влетая в приемную директора. Дверь была неплотно прикрыта, и Дарья Николаевна выскочила на вопли своего сотрудника.
– В чем дело, что за ор? – Сотникова встала перед копирайтером, нахмурившись.
– Наш душный заказчик будет выполнять голимую акцию, придуманную безумной Милочкой! – Виталий всей своей плотной фигурой рухнул в кресло и жадно стал пить из бутылки минералку.
– Объясните толком, Виталий, а то я не всегда могу понять ваш сленг. Зайдите в мой кабинет, нечего пугать офис-менеджера.
– Извините, Дарья Николаевна! – входя и присаживаясь к широкому столу начальницы, Свитко перешел на понятный язык. – Наш упрямый несговорчивый клиент, банкир Потопаев, будет воплощать в жизнь дурацкий и глупый ход, придуманный его пресс-секретарем Эл Вэ Шевчук.
– Какой именно? Говорите же, что мне, все из вас клещами тянуть надо? – Сотникова, казалось, готова была накричать на парня, но она на подчиненных никогда не повышала голоса, и сейчас просто нервно закурила.
– Она придумала, что наш супермен-банкир станет ходить по своему участку, подсаживаться к старичкам-доминошникам, забивать с ними «козла», демонстрируя тем самым свою народность и демократичность. А также лично, – заметьте, лично, – записывать, у кого какие проблемы! И при этом всю эту байду снимут кабельщики и прогонят по новостийным блокам. Ну, как вам завлекуха?!
Дарья Николаевна молчала. Она прекрасно понимала негодование Виталия, но поскольку была руководителем, должна была реагировать стратегически, а не падать в обморок от очередного идиотизма со стороны банковской пресс-службы. Сколько сил, времени, пота и нервов было потрачено на политическую рекламу господина Потопаева, и каждый раз собственная его служба выкидывала очередное коленце, сводящее усилия профессионалов агентства к нулю. Все уловки и ухищрения «белого" и «черного" пиара, с завидной периодичностью каждые четыре года выполняемые для своих клиентов агентством, летели в мусорное ведро. Анализ настроений электората, целевой пиар, имиджмейкерство, составление слоганов и речей, съемка рекламных роликов и тэдэ и тэпэ – все это еще на предыдущих выборах в Верховную Раду сделало из банкира Потопаева этакого среднего украинца, вскапывающего грядки на своей даче и играющего в самый народный вид спорта – футбол, желанным кандидатом для избирателей. Эстрадные звезды, телеведущие и популярные спортсмены, мерцая улыбками, заранее присягали на верность «единственному кандидату, способному возродить великую Украину». При этом живое общение с избирателями решено было свести к минимуму: в кандидате было тогда еще недостаточно положительного обаяния, общался он с людьми из толпы, невольно опуская уголки рта, а на острые вопросы реагировать не умел, злился, начинал хамить или угрожать.
Дарья Николаевна Сотникова уже заранее знала, чем может закончиться такой тупой ход. Потом, когда эта акция с треском провалится, все мгновенно забудут, что предлагалась она людьми из банковской пресс-службы и станут искать кого-то на роль крайнего, мальчика для битья. И моментально вспомнят про агентство. Что должен делать в этой ситуации умный руководитель? В идеале, постарается дистанцироваться от предложенной роли, даже хорошо оплаченной. Потому что в жизни нужно беречь честь смолоду, а в бизнесе и политике дорожить репутацией – основным капиталом. Теоретически.
Такие мысли приходили в голову Даши, пока они молча курили с Виталием в ее кабинете. Настроение у них было разное: он был зол и готов к действиям, она – хладнокровна и спокойна, так как подобная ситуация повторялась с частотой примерно раз в десять дней. И уже стало даже неинтересно исправлять чужие ошибки, стремясь сделать «как лучше».
Молчание было прервано появлением в кабинете еще одного сотрудника рекламного агентства.
– Привет, друзья по паблику! – весело поприветствовал присутствующих Александр Романенко, арт-директор «А/A».
– Паблик – это тебе не Павлик Морозов, – вздохнул в ответ Свитко.
– Наш Паблик – он есть Морозов! – парировал Романенко.
– Ну что вы пикируетесь, как маленькие, – остановила Даша поток взаимных острот и стала объяснять арт-директору, какие последние известия сообщил о клиенте копирайтер. Реакция Романенко была вполне предсказуемой.
– Значит, мы ему накачиваем рейтинг, пытаемся с помощью СМИ придать «вес», делаем ему в процессе избирательной кампании нормальный вкусный имидж, а он, говнюк, все наши старания псу под хвост. Нормально!
– Саша! – укоризненно махнула сигаретой Сотникова, – подбирай слова.
– Это я еще подбираю! Если б я не подбирал, тут бы мат стоял столбом.
– Садись. Успокойся, ты ведь не истеричная девица. Давайте подумаем, что будем делать дальше? Слишком много сил потрачено на эту работу. А креативных идей! Вам не жалко на всем этом поставить крест? И потом, деньги мы с вами получаем порционно. Потопаев, несмотря на все обещания, заплатил пока только за полиграфию и за телеэфиры. Мы рассчитались с типографией и каналами, сами пока не заработали ни копейки. Так что нужно думать, а эмоции приберегите для другого случая. – Вика! – обратилась она к секретарше по внутренней связи, – принесите нам кофе и ни с кем пока не соединяйте, у нас совещание. Придут Александрович и Папернюк – сразу пригласите их ко мне.
– Я кажется, понял, в чем наша ошибка, – стал делиться своими мыслями Романенко, рисуя в своем блокноте, как он это всегда делал во время мозговых штурмов, всевозможные варианты шрифтов. – Мы стараемся играть эту партию белыми, а клиент соскальзывает в черные. Нам это не нравится, мы боимся, что он испортит себе репутацию. Ходим за ним как слишком усердная нянька. А зачем? Иногда, чем хуже, тем лучше! Хороший пример тому – О. Бендер. Если подойти к этому персонажу с точки зрения обывателя, в нем нет ничего хорошего. Остап жулик, мошенник и вообще человек нечестный во всех отношениях, но все его любят. Ответ на эту загадку – его творческая натура. И в то же время Каренин, поступающий правильно, честно, не вызывает ни малейшей симпатии.
– Александр Петрович! Я ни черта не понял, объясните как для дебила! – Виталий смотрел на арт-директора таким взглядом, каким перед сражением новобранец смотрит на командира, – только, пожалуйста, подробно и наглядно.
– Хорошо, брателло, можно и наглядно и подробно. Пример из повседневной жизни. Если женщина считает, что «всем мужикам нужно только одно», а мужчина думает, что всем женщинам нужны от него только деньги, то при встрече этих людей в задачу каждого из них входит в лучшем случае получить свое, ничего не дав взамен, а в худшем – обменять одно на другое. Это банальная манипуляция.
– И что? К нам этот пример каким боком? – теперь Даша уже начинала терять терпение, ей ужасно хотелось сразу же понять, что задумал Романенко. Потому что когда у него в глазах появлялись вот такие золотые искорки, это значило, что будет предложена блестящая идея.
– Для женщин и детей – отдельные скидки! – иронично добавил арт-директор. – Итак, наш замечательный клиент позиционирует себя, как друг пенсионеров и пенсионерок? Что ж, замечательно! Чем круче ложь, тем больше дураков, верящих в нее. Барин хочет пахать землю вместе с крестьянами, да на здоровье!
– Саша! Но ведь нормальные люди не поверят! Они сразу поймут что это предвыборная туфта! Они будут смеяться! А голосовать вообще не пойдут!
– Вот и прекрасно!
– Что же тут прекрасного?!
В кабинет вошла Вика, внося на подносе, три кофейные чашки, сахарницу, тарелку с бисквитом, и длинный фужер с талой водой. Вслед за ней в кабинет заглянул Жора Александрович.
– Совещаемся?
– Присоединяйся. Ты менеджер ПР – тебе и «карты в руки».
– Жора! – обратился к нему Александр, – представь себе такую картинку: наш Потопаев сидит на лавочке в обычном дворе, и забивает козла с доминошниками. Что ты об этом думаешь как рядовой избиратель и как манагер по пиару?
– Как избиратель я смотрю на это, как на шоу. А потом долго и смачно обсуждаю это с друзьями, под девизом – «Дурют нашего брата». А как манагер пиара, я подумаю, что этого кандидата ведет команда идиотов. А что?
– А то! Нам предлагают так пиарить банкира. Мы уже все тут выпустили пар. Так что теперь подключайся к мозговому штурму.
– Александр Петрович предлагает лечить подобное подобным! – Сотникова улыбнулась Жоре, заранее предвкушая дуэль умов.
– Нам навязывают театр абсурда? Что ж, почему бы нет! Предлагают разместить рассказ о жизнедеятельности нашего клиента в газете бесплатных объявлений! Нам хотят навязать стратегию массовых продаж! Реклама штучного имиджа господина Потопаева, в общем потоке? Ради бога!
– Вы хотите отработать его, как «бизнес-услугу»? – восторженно прошептал Александрович. – Ну, вы даете!
– А почему бы нет! – вступила в разговор Дарья. – Нам не дают нормально продвигать нашего клиента, нас вяжут по рукам и ногам. Вместо нас пользуются куриными мозгами любовниц или уборщиц, флаг им в руки! Играем по вашим правилам, господа! – У Даши разгорелись румянцем щеки, заблестели глаза, она поняла идею Романенко, и включилась в мозговой штурм. – Есть читатели, открывающие газету только во имя рекламы. Их лозунг: время – деньги, и терять минуты и часы на политику и всякие житейские истории они просто не настроены. Другой тип читателей, также интересующийся только рекламными полосами газет, характеризуется следующей особенностью: они активно ищут лишь то, что им нужно в данный момент – «ремонт квартиры», «починка пылесоса», «ксерокопирование" и т. п. В этих целях данные читатели обращаются к подшивкам газет в своих организациях или библиотеках. Есть и такие читатели, что не тратят время на ежедневный просмотр рекламы, делая это периодически в конце недели или месяца. И в этой связи информация из общего рекламного потока для них – своего рода рекламный справочник. А если вы обратитесь в специализированное рекламное издание, то вашей рекламе тем более придется раствориться в рекламно-информационном потоке. Мы включим нашего замечательного клиента в общий строй рекламных полос и колонок. Это можно сделать, к примеру, оригинальным рекламным девизом, необычным фирменным символом или остроумным сопутствующим рекламным рисунком.
– Значит мы перерабатываем концепцию, и подстраиваем ее под то, что предлагает ему его пресс-служба? – Виталий в полном восторге смотрел на своих сотрудников.
– Именно. – Сотникова откинулась на спинку своего удобного кресла, и с удовольствием отхлебнула из второй чашки, принесенной заботливой Викой.
– Я, конечно, задаю вопрос как в интернате для даунов, но все равно, что это нам даст?
– О!
– Ого!
– Ну, знаешь! – трое участников мозгового штурма посмотрели на Виталия с нескрываемой жалостью.
– Маленький, ты не понял!? – нежно-иронично спросил Жора, будучи при этом только на три года старше Виталия.
– Ну, не понял я, не понял! – вызывающе вскинул подбородок младший сотрудник.
– Я объясню,– сказала Дарья Николаевна. – Что главное для банкира?
– Э... Деньги, – захлопал ресницами Свитко.
– Догадлив, Парамоша! – улыбнулась Сотникова. Не деньги, а ДЕНЬГИ. Этот вопрос всегда был и остается краеугольным камнем нашей работы. Мы ведь не отрицаем, что эффективная реклама – это почти всегда экономная реклама. Экономить можно не только методом правильного выбора места размещения рекламы. Следует правильно построить рекламную стратегию. Но все-таки грамотная реклама стоит денег. Их можно потратить с толком, создавая имидж и добиваясь того, чтоб наш клиент победил в предвыборной борьбе, убедил избирателей, что он – именно тот, кто им нужен. А можно тратить, так, чтоб только пускать пыль в глаза и халтурить исключительно на откаты.
– Чем его родная пресс-служба и занимается. Видимо, слишком велико желание прикарманить часть сумм, отпущенных на раскрутку шефа, – подал голос Жора.
– Вот мы и добьемся полезного для нас результата. В середине работы мы проведем опрос общественного мнения по итогам предвыборной кампании. Его результаты не сложно предсказать. Человек не пылесос, его продвигать нужно по-другому...
– И Потопаев убедится, что либо нужно слушать профи, то есть нас, либо его продвижению – хана! – разобрался окончательно Свитко. – И всю свою пресс-службу перевешает на рее!
– Я всегда говорила, что молодежь у нас в агентстве очень понятливая, – улыбнулась Дарья.
– А я всегда говорил, что нам очень повезло с начальницей, – сказал Александр.
– Не подлизывайся, – напустила на себя строгость Сотникова, но тут же улыбнулась. Мужчины весело посмотрели на нее и почти хором сказали:
– А мы и не думали подлизываться.
И тут выяснилось, что начальница все-таки не против подхалимства в виде сигаретки, вкусно выкуренной в компании мужчин в «нашем любимом летнем дворике». Они прошли дружной гурьбой через маленькую кухоньку и вышли во двор. Там, для максимально творческого выкуривания сигарет, стояла настоящая массивная садовая скамья у стены старого здания, а сама стена была бережно задрапирована диким виноградом. Разгоряченные разговором, курильщики не сразу заметили, что для летнего дня вокруг необычно темно. Все небо захватила большущая черная туча, как-то очень быстро стемнело и дунул ветер.
– Прячемся? – спросил Романенко, погладывая на легко одетую Сотникову.
Но она лишь молча покачала головой, затягиваясь сигаретой и вглядываясь карими восточными глазами в небо. Жора и Виталий примолкли, отодвинувшись к стене. Над местом для курения нависал обширный балкон, и они надеялись на его защиту от хлябей небесных. Ветер рванул еще сильнее, покатились по двору пластмассовые пустые бутылки, где-то наверху хлопнула оконная створка и сразу грянул звон разбитого стекла. В небе сверкнула молния, кто-то из ребят зашептал: «Раз, два..." На счет «три" ударило так громко, словно рвали прочную ткань прямо возле уха. И рухнул ливень. Только что был виден весь двор, и вот уже одни только струи воды перед глазами, больше ничего. Вода, шипя, отражалась от булыжников, гулко барабанила по крышам стоящих во дворе автомобилей. Стало легко дышать, – даже, пожалуй, думать. И никто не сказал подходящей к случаю банальной фразы, вроде: «Ну, наконец-то дождь, месяц жара стоит, сколько можно».
Минуты через три ливень стал просто дождиком. Через узкий въезд во двор стала видна противоположная сторона улицы, где под навесом писательского дома пряталось несколько человек и стояла бочка с квасом. Капли дождя становились все реже.
– Пойдем, – сказала Даша, взглянув на Александра Романенко. Он приложил палец к губам и сказал:
– Смотри!
Вниз по крутой улице бурлил поток воды, возле потока стоял взлохмаченный пес и жадно лакал воду.
– Красота, – сказал Романенко, глядя зачарованными глазами на эту картину. – Вот тебе идея чистой жажды, хоть для «Спрайта», хоть для любого напитка.
Виталий и Жора засмеялись. Их арт-директор постоянно выхватывал из окружающей жизни какие-то бытовые картинки и толковал их со своей креативно-рекламной точки зрения.
– Тогда вот это – готовый образ для рекламы колготок, – сказал Виталий, кивая в сторону улицы.
Из-под писательского навеса выпорхнула молодая девушка и побежала через улицу, мелькая красивыми голыми ногами. Она была в короткой юбочке, а босоножки держала в руке. Это было действительно красиво, как в рекламном клипе. Девушка вбежала во двор и оказалась Юлией Папернюк, и ребята помахали ей рукой. Мокрая Юля подбежала к ним.
– Ты переходишь в модельное агентство, колготки рекламировать, – улыбнулся Романенко. А Сотникова погрозила ему пальчиком и велела:
– Всем работать!
Через минуту они были вновь в кабинете своей начальницы. Юля, застегивая босоножки, спросила:
– Я что-то пропустила?
– Как всегда. А где ты была? – спросил у нее Виталий, имевший на девушку виды.
– В пресс-службе банка.
– Вот это номер, так и я там недавно был! Как мы разминулись?
– Ты был утром? Значит вы знаете последние новости?
– Знаем. Ты про доминошников, – решил все же уточнить Георгий.
– Жор! Ты что? Примерз? Каких еще доминошников? – воскликнула Юля.
Александрович кратко ввел Юлю в курс дела.
– Нет, дорогие мои! Как говорит Регина Дубовицкая в своем «Аншлаге»: «Вы сейчас получите большое удовольствие»! – Девушка, розовая после летнего ливня и с причесанными мокрыми волосами, села рядом с Виталием, галантно пододвинувшим стул, и продолжила: – Я только что из банка, то есть мне понятно, что Виталий принес утренние известия, а я послеобеденные, и у них новые веянья.
– Так. Юля, все рассказывайте по порядку, а то мы только придумали как реагировать на очередной «тройной тулуп», а вы нас новым собираетесь огорошить! – напряглась Сотникова.
– Дарья Николавна! Они собираются размещать статьи о Потопаеве, в газетах рядом с телепрограммой. Так, знаете ли, между рекламой средства от запора и рядом с таблетками для похудения. Это очень удобно для читателей, газетку взял, любимый сериал в восемнадцать ноль-ноль, хорошо! Потом узнал про новое средство от запора – очень хорошо! Дальше выяснил, от чего похудеть можно – супер! А на закуску – жизнь и судьба банкира Потопаева В.Е., это ж пестня, сказтка, а не продвижение! Потом эту газетку в туалете прочел, для души так сказать. Да после такого пиар-хода избиратель же не просто пойдет на участок голосовать, он же ж вприпрыжку побежит! А как же!
Все сидевшие в кабинете, на секунду замерли, а потом словно по команде зашлись таким хохотом, что Вика примчалась из приемной узнать, не случилось ли чего.
– Все в порядке, Викуша! – вытирая слезы, выступившие от смеха, успокоила девушку, Дарья.
– Ладно. Смех, смехом, но давайте что-то решать, – серьезно и по-деловому посмотрел на всех участников совещания арт-директор.
– Да ведь мы уже все решили, – констатировал факт Александрович.
– Дарья Николаевна! Меня ведь не было. Я не в курсе. – Юля вопросительно посмотрела на руководительницу.
– Я потом тебе все подробно расскажу, – Виталий дружески похлопал девушку по руке, и обратился к начальнице, – поскольку я в рекламе «без году неделя», мне не все понятно. Дарья Николаевна, ну, посмеялись мы, прикололись. Даже мне понятно, что банковская пресс-служба гонит пургу, вы мне хоть слегонца втолкуйте, что происходит.
– Легко, – в тон молодому поколению произнесла Сотникова.
– Погоди, – вступил в разъяснения Романенко, – если позволите, я объясню нашим коллегам и колежанкам, как обстоят дела с нашим клиентом на самом деле. А вы, Дарья Николавна меня поправите, ежели я где собьюсь или совру чего-нибудь.
Затем продолжая говорить в том же шутливом, ерническом тоне, Александр обрисовал сложившуюся ситуацию. Причем сделал он это в легкой и приятной форме вопросов и ответов.
– Итак, давайте разберемся, други мои, какой заказчик нам достался?
– Тут и разбираться нечего. Наш заказчик с «тугой резьбой» – то есть рекламодатель, не понимающий гениальной идеи, или наоборот – вещей элементарных, – подключился Александрович.
– А почему он предложил именно нашему агентству продвигать его в депутаты?
– Саша! Но это же всем понятно! На прошлых выборах мы его в Раду ввели, поэтому он и в этот раз обратился к нам. – Сотникова не любила, когда ее коллеги долго толклись на одном месте, ей нравилось, когда во время мозговых штурмов был темп, и сумасшедшие идеи, необычные версии выдвигались стремительно, и либо принимались, либо отбрасывались.
– Терпенье, господа! А вы, леди, тоже умерьте свое нетерпение. Ваша точка зрения прозвучала. Теперь послушайте мою. Ни один человек, добившийся в жизни хоть чего-нибудь, не считает, что это для него сделал кто-то. Он свято верит, что всего достиг сам! Понимаете, какой интересный психологический феномен! Даже если уважаемого Валерия Евгеньевича вели за ручку, и если агентство «Art Advertising» костьми легло на прошлых выборах, для господина Потопаева это не имеет решающего значения. Потому как их банкирство убеждено, что всего в жизни добилось само. Именно поэтому все наши многочисленные предложения, креативы и дизайн-концепты разбиваются как волны о гранитную грудь его пресс-службы.
– О грудь мадам Шевчук! – скривился Жора.
– Это нас не касается, – строго пресекла разбор альковных дел клиента Сотникова.
– Александр Петрович! – возмущенная Юлия, даже прихлопнула ладошкой по матовой поверхности круглого стола, – Зачем же тогда было весь огород городить! Нанимать нас, мы тогда не нужны! Пусть его собственная пресс-служба запускается с проектом, пиарит, ваяет, делает видеовсхлипы и другое всяко-разно, а мы займемся товарами «широкого вжитку», и не будем времени терять на обтоптанного клиента!
Романенко на пылкую Юлину тираду одобрительно покивал головой. Поднял руку ладонью вверх, что означало: «Теперь я скажу».
– Юлька! Твое справедливое возмущение понятно. Но мы наняты. А кто платит деньги, тот заказывает музыку. Поэтому не выпрыгивай из кожицы, как царевна-лягушка, твой прынц не за горами, наша задача не призывать проклятья на голову пресс-служащих банка, а разобраться, понять свою роль в этом спектакле, и по возможности заработать денег.
– И еще не выполнять мартышкину работу! – не утерпев, вставил свои «пять копеек" Виталий.
– Хорошо! Мы все поняли. Стратегически, что делать будем? – Даша обращалась к арт-директору, но вопрос повис над всей группой единомышленников.
– Прежде всего то, что придумали вначале. Подыграем пресс-службе. Вы хотите продвигать управляющего крупного банка, как женские прокладки? Пожалуйста, нет вопросов! Вы настолько не понимаете происходящего сегодня в политике, не разбираетесь в рекламе, маркетинге, пиаре, НЛП, и еще в куче всего, что нужно знать и чему мы учились семь лет, что готовы собственного босса показать круглым дураком – флаг вам в руки! Но только, подыгрывая им, мы постоянно должны помнить: нельзя допустить, чтоб весь этот балаган свалили потом на нас.
– Для этого, Юля, я сразу попрошу вас каждое наше предложение заверять документально в секретариате «Финансовых Систем». Пусть все наши бумаги идут как входящие документы, и у нас копия. Чтоб комар носа не подточил!
– Дарья Николаевна! Но Шевчук может сказать, что мы должны отдавать предложения ей лично, а не пропускать через секретариат. Что тогда?
– А мы тогда скажем, что это наш стиль работы с любым клиентом. И делается это нами только для того, чтоб наши документы не затерялись каким-нибудь нерадивым сотрудником.
На этом совещание закончилось и все разошлись выполнять текущую работу – ее было, как всегда, очень много.
* * *
Детективные задачи.
Среда, 15 августа. Через два дня после кражи.
Даша жила одна и вдвоем. Как читатель уже знает, муж и сын Дарьи Николаевны жили в настоящий момент в Америке. Поэтому молодая женщина находилась как бы одна в довольно приличной, трехкомнатной квартире, на Левом берегу. С другой стороны, была она не совсем одна, так как у нее имелся друг, он же коллега, он же возлюбленный – Александр Петрович Романенко, и он в Дашиной квартире чувствовал себя скорее дома, чем в гостях. Правда, Романенко тоже был слегка женат, имея жену и двоих детей, но большую часть своего времени, сил и любви он отдавал Даше. Почему эти двое взрослых и любящих друг друга людей продолжали жить в иллюзорных браках – вопрос не простой и не касающийся нынешней истории.
Стол был накрыт и сервирован любимым Дашиным сервизом, привезенным не из Лондона, не из Парижа, а из скромного украинского городка Коростеня, и по красоте не уступал никаким импортным фарфорам. Назывался сервиз «Кувшинка», и все предметы его были вылеплены на озерную тему. Блюдца по форме и цвету повторяли листья кувшинок, маленькие зеленые лягушечки вместе с белыми лилиями украшали чашки и кувшинчик для кофе, сахарницу и блюдо. По бокам вазы-конфетницы лепились две крошечные пузатенькие жабки, они были по-детски умильны. На чайнике сидела матерчатая ярко-салатовая лягушка, рукотворный подарок Веры. У лягушки были замечательные глазки-пуговки, яркие алые, словно силиконовые губки, а на шее, на бархатке висел медальон. Внутри медальона была вложена такая записка: «Да здравствуют принцы!» Вера подарила Даше эту забавную вещицу на восьмое марта. И она почему-то стала для Даши своеобразным талисманом. В минуты жизни трудные она сажала на пузатый заварочный чайник царевну-лягушку, и либо трудности начинали казаться преодолимыми, либо просто улучшалось настроение.
Наконец пришла Вера. Во время чаепития Даша старалась не смотреть на подругу вопросительно, но у нее это плохо получалось. Александр делал вид, что его все происходящее не тревожит, и вопросов не задавал. Он знал, в нужный момент, Вера сама все расскажет. Наконец, Даша закурила сигарету, сев у балкона в глубокое кресло, Саша устроился на полу у ее ног, а Вера расположилась на диване.
– Вы хотели услышать мой диагноз? Вот он. Никто из агентства к краже не имеет никакого отношения.
– Веронька! Ты ведь знаешь, как мы надеялись на это. И как боялись, что кто-то все-таки взял. – Даша перестала сдерживаться и расплакалась. Романенко гладил ее руку, приговаривал:
– Ну, ну, не плачь, ведь Вера уже все выяснила, все хорошо.
– Нет, Саша, я хоть и уверена, что ваши ребята не причастны к краже, но этого недостаточно, чтоб дело закрыли. И чтоб вас из этой истории вытащить, тут нужно еще поработать.
– Мне всегда интересно слушать как ты пришла к своим выводам. Когда это касается чужих людей это просто, как интересный детектив, но когда это касается меня и моей команды, близких людей то... в общем, рассказывай!
Вера поудобнее устроилась на кожаном диване, и стала делиться своими наблюдениями:
– На самом деле, все очень просто. Твой бизнес построен таким образом, что твои сотрудники – практически твоя семья. Ты их любишь и уважаешь, словно они твои дети или младшие сестры или братья. Мне нужно было выяснить, как они относятся к тебе. Потому что эта кража прежде всего бьет по тебе. Сама по себе кража такого кольца бессмысленна. Это драгоценность такого уровня, что ее нельзя незаметно продать. Значит, ее украли не для того, чтоб быстро превратить в деньги, поскольку это невозможно. Кроме того, подобная версия требует серьезных связей в криминальной среде, а в твоем агентстве нет людей, имеющих хоть какие-то связи с этим миром. Я проверила это по своим каналам. Мне нужно было ответить на главный вопрос: есть ли в твоем окружении человек, кому выгодно дискредитировать тебя в глазах окружающих, выбить почву из-под ног, и при этом лично быть во всем этом заинтересованным?
Даша погасила сигарету, поднялась с кресла, и заметно волнуясь, прошлась по гостиной.
– Вот почему ты отправила меня за тортом, и сказала, чтоб я подольше его покупала.
– Именно поэтому.
– Мне не совсем понятно, Верочка, поскольку меня в этот момент не было в агентстве, как ты все же докопалась до такого вывода? Ведь чужая душа потемки! – Романенко смотрел на Веру так, словно видел ее впервые.
– Саня! Ты неправ. Душа – это орган, изучаемый Верой профессионально каждый день. Это для нас с тобой чужая душа потемки, а для доктора Лученко это раскрытая книга. Она ее читает, и делает выводы. – Даша присела рядом с Верой на диван и попросила: – Рассказывай дальше.
Лученко улыбнулась Даше и продолжила цепь своих рассуждений:
– Пока ты ходила за тортом, я поговорила с твоими подчиненными, и выяснила, что:
Для фотографа, ты создала идеальные условия для работы, поскольку при агентстве есть своя фотостудия. Купила ему аппаратуры на сумасшедшие деньги. Дима благодаря тебе получает серьезные заказы. В результате его материальное положение напрямую зависит от того, чтоб у тебя было все в полном порядке. Поэтому с фотографом все понятно.
Девочка Юля, твой клиент-менеджер, лепит свою жизнь с тебя, ты для нее кумир, образец для подражания. До работы у тебя, она кем только не побывала, и курьером, и рекламным агентом и секретарем-референтом. Ты дала ей интересную, и хорошо оплачиваемую работу, во время работы у тебя она поступила в институт, и многие свои курсовые делает с твоей помощью. Девочка за тобой готова босиком по битому стеклу до Сахалина. Так что с Юлей тоже все ясно.
И наконец, Жора. Здесь пришлось поработать чуть глубже, поскольку он не так прост, как кажется. Ты пригласила его к себе на работу, по сути изменив направление его профдеятельности. До агентства он работал журналистом в одном деловом журнале. Работа была не пыльная, по деньгам вместе с гонорарами получалось прилично, но он почему-то откликнулся на твое предложение и перешел на должность пиарщика. При этом финансово он даже слегка проиграл по сравнению с предыдущей работой. Тем не менее, уходить от тебя он не собирается, более того, с твоим агентством связывает планы на будущее.
– Почему? – не выдержал Александр.
– Потому же, Саша, почему ты находишься рядом с Дашей. – Вера с улыбкой смотрела в глаза Дашиного друга.
– Но я люблю Дашуню, и потом, нас объединяет интересная работа, я все-таки арт-директор агентства. При чем здесь Жорка?
– Дело в том, что он тоже влюблен в Дарью, хотя и безответно.
– У нас разница в четыре года, Веруня, ты что? – Даша вскочила и снова кинулась за сигаретами.
– Подчиненные иногда влюбляются в своих начальниц, такое случается достаточно часто, даже если дамы их сердца старше. В данном случае для нас не важна никакая сторона этой медали, кроме одной – влюбленный человек не станет делать плохо тому, кого он любит.
– Вот тут я не согласен, – заявил Александр, – я могу привести сто примеров, когда любовь перерождается в тихую ненависть. А от ненависти один шаг до предательства. Вера! Ты разве не встречала в своей практике, когда подставляют именно самые преданные, самые друзья-передрузья?
– Ты прав, Саша. Но не в данном случае.
– Почему? Что мешает Жорке иметь камень за душой?
– Саня! Не надо... – расстроилась Даша.
– Саша имеет полное право на сомнения. Дашуня, не горюй, – Вера с хитрой искоркой в глазах обратилась к Романенко, – ваш Александрович не предаст Дашу, и не сделает ей пакость просто потому, что в его глазах она идеальная женщина. Он ведь не монах, у него время от времени появляются герлфренды. А еще он ведет летопись агентства, у него целый альбом ваших креативных побед. Он всем этим гордится, как главными достижениями своей жизни.
– Но ты-то откуда узнала! – хором воскликнули Верины друзья.
– Так ваши «рекламные детки» мне кое-что рассказали, а что не рассказали – оно и так видно. С людьми нужно уметь разговаривать, дорогие мои рекламисты, нужно ими интересоваться, и тогда они сами все расскажут и еще будут благодарны внимательному слушателю.
– А это точно, что Жорка влюблен безответно? – спросил Александр, изображая грозного ревнивца.
– Перестань, Сашка! – сказала Даша. Она стояла у окна и курила подряд третью сигарету.
– Вот если еще пошутишь невпопад, – сказала Вера, тоже улыбаясь, – то будет риск «ответной» дашиной любви.
– Веруня, прости, пожалуйста, я знаю, что ты кудесница и все такое, – сказал Романенко, встав со стула и принявшись мерить своими длинными ногами комнату, – но как можешь ты, впервые увидев ребят, знать больше, чем знаю о них я? Если речь, например, об Александровиче, то я знаю и могу о нем рассказать практически все.
– Сдавайся, азартный Парамоша, проиграешь, – сказала Даша. А Романенко не унимался:
– Ну, про его прикид, крашеные перекисью волосы, все эти очки в супердорогих оправах, тонкие свитера и лохмотья вместо джинсов мы говорить не будем – это дань моде. Он любит выпендриваться. Например, принципиально собирает компакт-диски малоизвестных групп и всем заявляет, что «тут что-то есть». Второе, специально говорит тихо, чтоб придать себе значительности и казаться умнее. При этом любит хороший коньяк, кофе, сигареты и релаксирующую музыку в компании с интересным собеседником. То есть мы наблюдаем типичный портрет постсоветского интеллектуала средней руки.
– Все? – спросила Вера.
– Ну, еще он бывший журналюга, нам очень полезны его связи в СМИ, – сказала Даша, невольно втягиваясь в спор.
– Да, вы знаете о нем действительно много, – сказала Вера, откидываясь на удобную спинку кресла и кладя ноги на свободный стул. – Остались мелочи. Мальчик склонен к депрессиям. Он интроверт, а значит то, что вы видите, все его поступки, сленг и прикид – только верхняя часть айсберга, а самое главное «под водой», внутри. Он относится к похвале в свой адрес вроде пренебрежительно, как само собой воспринимает, но если его не одобрять – теряет интерес к работе. Далее: я уже говорила, что при всей своей влюбленности в тебя, Дашуня, он не пропускает ни одной юбки. А известно ли вам, что это потому, что он сильно обжегся в браке? Ну, может, не в законном, а в гражданском, но в браке, с долгой, затяжной любовью-ненавистью. Так что он считает себя мстителем за брошенных мужиков. И кстати, с Юлечкой вашей Папернюк у них уже «это» было.
Даша поперхнулась сигаретой.
– Да, рыбка моя, ничего особенного. Но с Юлей мстителем у него быть не получилось, потому что она тоже потребительски относится к мужчинам. Это во-первых, а во-вторых, как я уже говорила, ты для нее кумир, и думаю, именно поэтому она вскоре «отношения» пресекла. Потому что знает о его к тебе чувстве. И у них теперь нечто вроде дружбы, такое иногда бывает. А ваш Вайнштейн?
– Что Вайнштейн?
– Этот рыжий-рыжий-конопатый работник объектива кажется женщинам вечно голодным, и они стараются его подкормить. И он, что интересно, этим вовсю пользуется, так как стеснителен и не умеет, да и не любит ухаживать. Некогда ему, у него только работа в голове. Тем не менее Юлечка Папернюк – опять Юлечка! – вызывает у него обожание, кажется ему супер-вумен, а об ее отношениях с Жорой он и не догадывается. Если ему кто скажет, он того вызовет на дуэль.
– Сдаюсь, – шутливо поднял свои длинные руки Александр. – Но как?
– Вера, – сказала Даша, – я тебя вроде знаю много лет, но иногда ты меня удивляешь.
Вера устало вздохнула, снова откидываясь поудобнее и заложив руки за голову.
– Ну как вам объяснить? Вот ты, Саша, ты же художник. Ты можешь отличить плохой дизайн в вашей рекламе от хорошего?
– Конечно.
– А как?
– Ну... Видно же. И по цвету, и по композиции. Да и по компоновке шрифта сразу видно, начинающий дизайнер работал или нет. По обработке изображений, наконец.
– Ага, видишь! Ты ничего такого не сказал, чтобы я могла это использовать и тоже отличать. Все на чувствах. «Видно же». Вот и мне видно. Вы воспринимаете людей в своих ежедневных с ними отношениях как плоские изображения на бумаге, а я вижу их сразу как трехмерные изображения.
– Как в программе «три дэ макс», что ли? – спросил Александр.
– «Три дэ шмакс», – передразнила Вера. – Я просто все чувствую и все вижу. Сразу все. Вы помните «Сказ о звонаре московском» Анастасии Цветаевой? Это же не литературный вымысел, такой человек, по фамилии Сараджев, действительно был. И он слышал между каждой нотой не один полутон, как все, даже одаренные композиторы, а еще несколько десятков звуков – если я правильно запомнила. Вот и у меня то же.
– Наверное, это достаточно утомительно, – сказал Романенко, а Даша смотрела на Веру так, будто видела ее впервые.
– Более чем достаточно, – ответила Вера. – Утомительно, конечно, но ведь потому я и психотерапевт, а не художник, как ты, Саша. То, что я вам рассказываю о своем видении людей, кажется вам фокусами и чудесами с телепатией, хотя это и есть обычная работа профессионала от «душеведения». А мне кажется фокусом то, Саша, что ты делаешь с дизайном. И чудом то, Даша, что ты делаешь с рекламой. Вообще, я иногда думаю, что все люди ходят в очках с грязными стеклами. От этого у них всю жизнь отношения в стиле «твоя-моя не понимай». А у меня вообще очков нет. И меня захлестывает какофония человеческих чувств. Такой постоянный фон, знаете ли... – Она помолчала и добавила: – Поэтому я потребую от вас много калорий в виде чая с тортом.
– Ну тебя! – рассмеялись Даша и Александр, а Вера потянулась еще раз, потом встала и, прохаживаясь по комнате, подобно Романенко, сказала:
– Однако продолжим наши рассуждения. Теперь вы поняли, ни один из ваших сотрудников, из тех, кто находился в доме банкира в тот день, когда произошла кража, ее совершить не мог.
– В таком случае, кольцо украл кто-то из обитателей этого дома, – констатировала факт Даша.
– Ты права. Но кто это сделал, предстоит выяснить. И мне для того, чтобы решить эту задачу, необходима твоя помощь.
– Все, что мы можем...
– Я сейчас познакомлю вас со своим планом, только сперва мы чего-нибудь поедим, а то от этих детективных задач у меня разыгрывается дикий аппетит.
– Домашние пельмени будешь? – спросила Даша, повязывая фартук.
– Что за вопрос? Еще как буду! Когда ты успеваешь их готовить?
– Когда Саня уезжает к себе домой, я с тоски занимаюся готовкой. Вот навертела три поддона и рассовала по пакетам в морозильник.
– С точки зрения гостьи, это очень хорошо, что вы живете врозь, иначе Дашке нечем было бы меня угощать.
Переглянувшись, друзья рассмеялись. Немедленно был накрыт стол, поставлена на плиту кастрюля с водой, нарезана зелень и натерт крупный чеснок в майонез – получился нехитрый соус. А вода уже закипела, и был извлечен из морозильной камеры пакет с замерзшими пельменями, стучащими друг о друга, как орехи. Изрядное количество пельменей было утоплено в кипятке, но вот уже они пошли всплывать... Через несколько минут Вера, Даша и Саша сидели за столом и блаженствовали. Организм требовал восстановления растраченных калорий, и растрата была перекрыта, пожалуй, даже с излишком.
– Помните, как у Жванецкого? – сказал Романенко. – «Не будем брать сто грамм водочки». Вот и мы так же. Не будем брать натертого сырочку и сыпать его на вторую порцию пельмешечек.
– Тебе можно, у тебя все равно вся еда в энергию уходит, – сказала Вера, а Даша с наполненным ртом энергично кивнула.
Александру хотелось поговорить.
– Вот не понимаю, – сказал он, – откуда берутся такие Потопаевы. Мне всегда казалось, что для успешного ведения дел, бизнеса, как сейчас говорят, нужны хоть какие-то мозги. А мозги предполагают наличие опыта и знания людей, отсюда же должна вытекать осторожность и способность сначала думать, а потом делать.
– Саша, – сказала Вера с улыбкой, – пора бы уже понимать, что для удачной коммерции наличие ума вовсе не обязательно.
– Все равно, – горячился Романенко, – не нравятся мне эти нынешние бизнесмены. Между прочим, в истории нашего города было достаточно таких примеров, когда человек не только наживал миллионы, но еще был щедр, умен и, главное, порядочен.
– Ага, – сказала Даша, – скажи еще, что ты как сейчас помнишь сахарозаводчика Терещенко.
Они рассмеялись, однако Романенко не унимался.
– А что, Терещенко – отличный пример для нынешних воротил. Занимался благотворительностью, строил больницы, дома, гимназии. Музеи, наконец! Интересно мне знать, назовут именем Потопаева или кого-нибудь из городских миллионеров улицу в центре города? Да еще при жизни! Да еще такую красивую, с каштанами, липами и музеями.
Даша вздохнула, с сожалением глядя на своего возлюбленного.
– Сашуня, ты просто большой ребенок. Твой наив меня иногда достает. Ты лучше рисуй, сочиняй девизы, твори образы, у тебя это лучше получается. А в людях и их делах ты не разбираешься. Ну нельзя же быть таким инфантильным!
Александр пожал плечами и улыбнулся иронически, прищурив серебристые свои глаза.
– Кстати, – сказала Вера, – ты какого Терещенко имел в виду? Если Николу, то действительно, улица названа его именем. Только музея он не строил. А если Федора Терещенко, брата Николы, то – да, это с его частной коллекции начался Музей русского искусства. Забавное совпадение, что он находится на улице его брата... Вся семья Терещенко пожертвовала около ста тысяч рублей на строительство другого музея, тогда Городского, а сейчас Национального. Мы с Олей называем его «Музей со львами». Иван, сын Николы, содержал Киевскую рисовальную школу, а Михаил, сын Ивана и внук Николы, пожертвовал на открытие консерватории, куда мы с таким удовольствием иногда ходим, да Дашуня?
Даша моргнула растерянно. И она, и Александр смотрели на Веру с изумлением. Вера, чьи глаза из голубых стали совсем фиалковыми, улыбаясь и забавляясь, продолжила:
– А вот еще принято считать, что знаменитый Политехнический институт построил ваш любимый сахарозаводчик Никола Терещенко. И никто не помнит, что в строительный комитет вошли и сыновья Терещенко, и братья Лазарь и Лев Бродские, и тот самый коллекционер Богдан Ханенко, и графы Бобринские, барон Максим Штейнгель и другие. Но главное, не стоит заблуждаться насчет предпринимателей прошлого. Не спорю, нынешние малосимпатичны, однако что вы скажете на следующий факт: за свое меценатство старокиевские коммерсанты получали ордена и титулы, даже дворянство. В уставе государственных наград так и было записано: если кто-то за свой счет построит больницу, скажем, на 20 мест и будет на протяжении трех лет ее содержать, он может быть награжден орденом Святой Анны. Так что до полного бескорыстия тут далековато!
Даша прокашлялась и спросила:
– Откуда ты все это знаешь?
– В газете прочитала, – «скромно" потупилась Вера. Романенко засмеялся.
– Даша, – сказал он, – разве ты не знаешь, что наша великая подруга разбирается во всем, что ей нужно для поддержания разговоров с людьми. У них, психологов, это называется «коммуникации». Помнишь, как мы ехали в такси, и водитель завел речь о футболе. Мы с тобой к футболу равнодушны и тему не поддержали, а Вера внезапно стала рассуждать о клубах и игроках с опытностью старого болельщика. Хотя я не припомню, чтоб она с нами о чем-то таком разговаривала.
Даша подтвердила, и друзья вспомнили еще пару случаев, когда Вера Лученко с каждым человеком могла поддержать разговор на его языке. Импровизированный ужин закончился, Романенко испросил разрешения удалиться покурить и был отпущен на балкон. Даша тоже рвалась покурить, но Вера попросила ее на минуту остаться.
– Успеешь еще отравиться. Погоди. Ты покуришь, потом захочешь поспать, я знаю, а мне нужно успеть сказать тебе несколько слов.
– Я слушаю тебя, подруга.
Вера вздохнула и сказала:
– План у меня такой. Я почти знаю, что произошло и у кого находится кольцо... Не перебивай! Все равно пока не скажу, это лишь туманные ощущения, а не уверенность. Я собираюсь связаться с Потопаевым и напроситься на встречу у него в офисе.
– Он не захочет с тобой встречаться.
– Правильно, поэтому я, как твоя подруга, от твоего имени сообщу ему, что контракт с агентством расторгается, продвигать ты его не будешь, милиции не боишься – доказательств никаких у них нет.
– Вера, ты что, как же... – Даша испуганно уставилась на подругу. Она верила ей и знала о ее удивительных способностях, но положиться на нее целиком и полностью мешал страх. Вот так же мы ничего не можем поделать с невольным страхом высоты, когда выглядываем из окна двадцать второго этажа. Да, мы знаем, что здание надежно, что кроме нас, в нем еще тысяча человеческих существ. Но все равно страшно быть на такой высоте, это сильнее нашего осторожного подсознания. Оно никому не доверяет.
– Дашенька, мне нужно встретиться с твоим грозным банкиром и поговорить. После этого разговора, обещаю, ты будешь свободна от него так или иначе. А чтобы он согласился встретиться, необходимо его удивить, навязать свой сценарий событий. Это элементарно, и не спорь со мной, пожалуйста. Я скажу ему это все, а потом добавлю, что мы вместе придем к нему для обсуждения новых условий. Таким образом, сперва он растеряется, затем должен будет проявить любопытство.
– И что?
– Весь разговор – моя забота. И выбрось из головы всякие глупости, отдохни как следует. Ты – рекламная леди, войны подобного рода от тебя далеки. Главное, твердо знай, что все будет хорошо. Если раньше ты плавала в лодочке по бурному морю, то сейчас ты уже на берегу, твердо стоишь на ногах. И еще. Я прошу тебя, постарайся быть на людях побольше, попроси Сашу, чтобы встречал тебя и провожал. Или ребят из агентства попроси, если твоего Романенко опять супруга детьми к дому прикует.
– Да уж, за ней не заржавеет. А зачем провожать?
– Так надо. Банкир может решить тебя снова попугать...
– О, Господи!
– Да прекрати ты трусить, это же элементарное манипулирование. Сопротивляться надо! Не в его интересах, чтобы с тобой что-то случилось. Учти, если что – мгновенно звонишь мне.
– Спасибо, Веруня.
– Ну все, я пошла.
Даша провожала Веру взглядом зайца, которого дед Мазай схватил за уши и вытащил из воды. Заяц уже вне опасности, но еще этого не понимает. И на душе у Даши было тревожно.
* * *
Милая Мила.
Среда, 15 августа.
В тот год, когда во многих коммерческих банках увольняли сотрудников, то есть сразу после дефолта, в пресс-бюро банка «Финансовые Системы» однажды вошел управляющий и представил работникам новую коллегу – Людмилу Владимировну Шевчук, миловидную улыбающуюся брюнетку. Шеф банка произнес фразу, ставшую впоследствии исторической:
– Вот, знакомьтесь! Ваша новая заведующая пресс-службой, милая Милочка, для намыливания шеи нерадивым сотрудникам.
Все служащие дружно рассмеялись: на шутки управляющего, даже самые плоские, только так и должны реагировать подчиненные. Но в тот момент никто из них не мог и представить, что это была вовсе никакая не шутка, даже не метафора. За новой сотрудницей закрепилось ласкательное имя – Милочка, но очень скоро всем стало ясно, что ничего милого ждать от нее не придется.
Пресс-секретарь банка Людмила Шевчук пребывала в отвратительном настроении. Сегодня, спустя три года, она считала себя супер-профессионалом. Но почему же тогда не всегда и не все задуманное воплощается в полном объеме? Ну не воплощается, и все тут. Можете себе вообразить, как сильно это раздражает! Милочка не привыкла, чтобы разработанные ею интриги пропадали зря. Обычно она так тонко сплетала сеть обстоятельств, что люди поступали именно так, как ей, Милочке, было нужно. Но с этой Сотниковой и ее агентством она почему-то частенько просчитывалась. Это доводило Шевчук до гневных судорог.
Она сидела в своем кабинете, отделенном металлопластиковой перегородкой от большей части пресс-службы, и пролистывала очередной номер «Космополитена». Обожая всякие тесты, она не успокаивалась, пока не отрабатывала их в любом журнале. Она прочитала название: «20 навыков профи. Что умеют настоящие профессионалы. Научись и ты», и тут же принялась отвечать на вопросы теста. Милочка виртуозно владела навыками переброски своей работы на подчиненных, поэтому солидную часть рабочего дня могла себе позволить заниматься тем, чем ей хотелось.
Автор теста заявлял, что умение сосредоточиться, составлять резюме или деловое письмо не менее важно, чем знание иностранного языка или компьютера. Загляни сюда! – зазывал автор. Здесь ты узнаешь, стоит ли отвечать на вопросы о своей зарплате, нужен ли тебе еженедельник или можно забросить его подальше, что такое «правильные» мелочи и как важно вовремя расслабиться. Одним словом, ты узнаешь о том, что умеют настоящие профессионалы!
Дальше шли совсем элементарные умения, и Мила скептически скривилась. Здороваться за руку, составлять резюме, окружать себя «правильными» мелочами, – все это она знала так, словно впитала эти навыки с молоком матери. Например, при знакомстве с представителем сильного пола она протягивала руку словно не для пожатия, а для поцелуя. Да уж, для многих мужчин пока еще загадка, нужно ли обмениваться рукопожатием с женщиной. Некоторые целовали ее ручку, и она сразу мысленно заносила их в список возможных жертв. Что касается «правильных мелочей» то у Милочки на них был просто пунктик. Именно с них она гордо оценивала других профессионалов, и поэтому... Не шариковая ручка, купленная в киоске «Пресса», а хороший письменный прибор. Не китайские «будильники» с «бриллиантами» и не Casio из уличной палатки, а элегантные неброские часы от Wendox серии Armlet 8510. Не клочки бумажки, а кожаный органайзер. Во как!
Далее «настоящие профессионалы» из Космо предлагали более сложные для Милочки знания. «Свободно говорить хотя бы на одном иностранном языке» она не умела: языки ей не давались, и она не могла освоить их, несмотря на разные курсы, посещаемые с маниакальной настойчивостью. Именно поэтому ей не удавалось еще одно профтребование: «Правильно диктовать свой электронный адрес – даже если иностранным языком не владеешь». Она диктовала свой e-mail смешно и по-детски, как «и» с точечкой», «ручка от зонтика с точечкой», «с» долларовое». Это не портило ее отношений с людьми, однако убавляло так тщательно культивируемой деловитости. Еще больше ее убавляла привычка переспрашивать. Она почему-то не могла с первого раза запомнить поступившую информацию. Некоторых это раздражало, кто-то предпочитал обходить ее и решать вопросы с другими сотрудниками пресс-службы. Острословы банка приклеили ей кличку «Глухенька», о чем она не догадывалась. А вот в туповатых наставлениях Космо умение переспрашивать почему-то вносилось в ранг достоинств.
Когда журнал вещал, что «Деловой костюм – это юбка до середины колена или выше на ладонь плюс жакет» и что «ты должна знать «свои» цвета и «свои» фасоны делового костюма», Милочка мысленным взором перебирала свой деловой гардероб и с чувством глубокого удовлетворения убеждалась, что деловых костюмов у нее больше, чем дней недели. В этом месте теста она поставила себе максимальное количество очков и восклицательный знак. К нарядам у нее было особо трепетное отношение. И если об одном из героев рязановского фильма «Гараж» было сказано, что тот за место в кооперативном гараже «Родину продал», то госпожа Шевчук, скажем смело, за очередную вещицу, с трудом втиснутую в ее шкаф-купе, продаст не только Родину, но и маму с папой, не говоря уж об остальных родственниках.
Жертву под названием «Носить колготки летом» она стоически приносила, так как в их компании было так принято. Мила посмотрела на кондиционер и еще раз похвалила себя за умение устраиваться в жизни. Холодная струя на фоне нестерпимой августовской жары за окном была еще одним подтверждением высокого социального статуса хозяйки кабинета. Какие там еще остались вопросы? Вести еженедельник. Она бы просто пропала без этой своей толстокожей книжицы! В него Милочка не только записывала все дела на ближайшее будущее, время и места встреч, телефоны и адреса, но и зашифрованно отмечала – насколько данный человек перспективен в смысле последующих контактов. Галочкой обозначался о-о-очень полезный, плюсом – средне-полезный или просто приятный, а минусом бесполезный, вредный или неприятный. Рекламное агентство Сотниковой обозначалось тремя минусами.
Людмила Владимировна, вопреки советам журнала, считала совершенно необходимым вносить в свой еженедельник только дни рожденья вышестоящих начальников. Остальные в ее представлении были лишь необходимым, но нерадивым, слабым звеном. «Слабое звено», так называла про себя пресс-секретарь банка как своих, так и чужих подчиненных. Что и говорить, что милая Мила считала себя звеном исключительно сильным и просто воплощенной «Мисс Космополитен»!
Подробно отвечая на вопросы теста, Людмила задумалась, положив длинные ноги на край стола и закурив коричневую тонкую сигарету More. Так, по ее мнению, должны были обдумывать житие свое девушки из высшего общества. Мила Шевчук не относилась к категории романтичных мечтательниц. И хотя эти черты более присущи женской природе, чем мужской, она являла собой создание более конкретное и намного более практичное, нежели мужчина. Никаких неопределенных мечтаний в стиле Манилова. И если бы какой-нибудь Пелевин или Лимонов вздумали бы поведать миру о милочкином типаже, то скорее всего это был бы роман-эпопея о женском многоборье. Речь идет, безусловно, не впрямую о спорте. Скорее, о спортивном отношении к жизни.
Рано или поздно в жизни каждого человека наступает момент, когда в голову приходят простые, почти детские вопросы. Например: чего я хочу получить от жизни? Или: как мне изменить свою жизнь в лучшую сторону? Или же – что нужно сделать для того, чтобы: не остаться старой девой, всегда быть привлекательной и обаятельной, стать богатой и независимой и тэ дэ и тэ пэ. В поисках рецептов девушка по фамилии Шевчук регулярно захаживала на Петровку, там она закупала стосы дешевых наживок в виде книжек типа «Думай и богатей», «Простой способ завоевать весь мир».
Вся эта лабуда, воспринималась Милочкой вполне серьезно. Однажды ей попалась подшивка дореволюционных российских изданий «Нива», где было множество тоненьких книжечек с завлекательными заголовками: «Как покорять сердца, практическое руководство», «Личный магнетизм», «Как стать гением». Секреты быстрого счастья всегда остро интересовали Милу. И сегодня, когда она оглядывала мысленно пройденный путь, интересовали они ее не меньше, чем раньше.
Для получения правильного ответа на риторические вопросы требовалась усиленная работа мысли. И Шевчук размышляла. В ее мыслях было несколько контрапунктов, которые определяли ее жизненную позицию. Так, например, известный постулат, что «Ничего нельзя получить даром» или, как говорят на сленге, «на шару», она понимала как ублажение всевозможных начальников, поскольку многое в своей жизни получала через «работу» в постели. Временами она представляла себя баснословно богатой, успешной в делах, рядом с собой послушное воображение рисовало красавца мужа, любящего без памяти, хороших, послушных детей, преданных друзей и кучу родственников, которые души в ней не чают. Но красивая картинка появлялась в мечтах ненадолго, поскольку в жизни, как полагала Шевчук, полного совпадения всех перечисленных пожеланий не бывает. Что-то всегда достигается в ущерб другому. И Милочка понимала, что за слишком большое честолюбие, за желание быть состоятельной дамой как можно быстрее, за то, чтоб успеть построить благополучие до тридцати лет, придется расчитываться семейным благополучием.
Путь карьеристки-Милочки был не так уж прост, он не был усыпан розами, но зато густо устлан телами. Кроме древнейшего постельного метода, Милочка по дороге к жизненным благам освоила еще несколько навыков. Например, госпожа Шевчук виртуозно владела искусством личного черного пиара. Техника манипулирования, чаще всего пускавшаяся ею в ход, называлась «навозным шаром». Она собирала информацию (как жук-навозник свой шар), затем перевирала, дополняла, доинтриговывала и выпуливала ею в руководство. Затем, потупя глазки, на ковре (или в постели) высокого начальства, ахала и удивлялась: как же так? Что ж такое? Кто бы мог подумать! Располагая большей информацией, чем кто бы то ни было (ведь это она все придумала), комментировала грязное поведение или неблаговидные поступки тех, кого она наметила своей жертвой.
В дверь стеклянной перегородки, закрытой белыми полосками жалюзи, постучали.
– Можно, Людмила Владимировна? – в дверном проеме показалось подобострастное лицо подчиненной.
– Входите, Рита, – задумчиво пригласила Милочка в свой офис менеджера аналитической службы Маргариту Черкасскую. «Как вовремя подворачивается под горячую руку эта толстая дура», – с чувством приятного злорадства подумала Шевчук. С ядовитой улыбкой на накрашенных губах она сказала:
– Мне снова придется объяснять шефу, что в моей команде одни идиоты? Прошло целых три дня, а вы не предоставили никакой альтернативной программы вместо сотниковской!
– Я все принесла! – перепуганная толстушка сразу же вся взмокла. Она боялась свою начальницу до дрожи в коленках, предполагая, что в любую секунду может быть уволена.
– Ну, показывайте! – милостиво разрешила Шевчук.
Читая материал, подготовленный Черкасской, она лишний раз порадовалась, что имеет в своем распоряжении эту запуганную и исполнительную толстуху. Она выполняла львиную долю поручений пресс-службы, сидела до глубокой ночи за компьютером, вела переписку, составляла кучу всевозможных документов для деятельности отдела и при этом как огня опасалась неудовольствия своей шефини.
Черкасская, жена военного и бывшая школьная учительница математики, переехала с мужем в столицу и, по знакомству попав в банк, сначала ошалела от радости, поскольку о такой зарплате и мечтать не могла. Ее месячный заработок составлял сумму, равную годовой зарплате учителя со стажем и высшей категорией. Работай она в школе, ей пришлось бы каждый день сталкиваться с реалиями тяжелейшего учительского труда, с проверкой тетрадок, родительскими собраниями, педсоветами, интригами завучей и неблагодарностью учеников и родителей, а в результате вместо благодарности она имела бы подорванное здоровье. Да и вообще, Рита читала в «Учительской газете», что после шахтеров самая опасная профессия в нашей стране – учитель, и ранняя смертность, инфаркты с инсультами, а также психдиспансеры – это все издержки профессии. Поэтому вначале она просто сияла от счастья. Но позже, разобравшись в специфике работы, перепугалась насмерть. Никакой пиаровской аналитики она не знала, до прихода в банк бывшая училка, как и многие наши сограждане, была убеждена, что в русском языке появилось новое бранное слово, слава Богу, цензурное – «пиар». Оно же подвергалось ругани в определенных газетах и журналах как синоним манипулирования общественным сознанием, средство разжигания информационных войн, умение выдавать черное за белое – короче, слово означало дело нехорошее и нечистое. И вот на тебе! Именно ей, разнесчастной Рите Черкасской приходилось по роду деятельности заниматься этим самым «черным пиаром» и «грязными технологиями».
Так удачно выбравшаяся из школы, но по сути оставшаяся прежней, Рита часто впадала в отчаянье. Ее жизненный кругозор, несмотря на смену места работы, был ограничен школьной программой по математике. Она не понимала ни процессов, происходящих в стране, ни особенностей развития банковского дела, ни тем более специфики нормальных связей с общественностью, как их понимает обученный специалист. Поэтому, приходя домой, она делилась с мужем своей работой в сугубо негативном смысле, сетуя на то, что все, что ей приходится делать есть обман, лицемерие, неискренность, жонглирование фактами. Кроме того, ее начальница-стерва, госпожа Шевчук по прозвищу Глухенька, была любовницей управляющего банком. Этот факт не оставлял Черкасской не малейшего шанса на спокойную и любимую работу. Работу свою в итоге Рита ненавидела, начальницу – боялась и в глубине души мечтала о школе, где не было денег, но зато все было ясно и понятно. И каждый новый Ритин шедевр, именуемый «план предвыборных мероприятий», был уникален полным отсутствием виденья целей и задач этих самых мероприятий.
Ее новая идея-фикс выглядела так: «Наиболее читаемая страница в газете, разумеется, телепрограмма. Обычно она выходит в конце недели. Эта страница всегда находится перед глазами как солидного бизнесмена, так и рядового пенсионера, а именно они составляют большую часть электората. Поэтому, поместив рекламу на данной полосе, можно добиться не только каждодневного внимания будущих избирателей, но и благодаря странице с телепрограммой – недельного внимания к нашему герою. Что, безусловно, увеличивает вероятность знакомства большего количества читателей с деятельностью уважаемого кандидата».
Рита Черкасская напряженно сидела перед Милочкой, читавшей ее бумагу. «Что-то скажет барыня?» – думала она, боясь пропустить момент, когда начальница нахмурится либо ухмыльнется.
– Вы точно знаете, что полоса с программой выбранного вами издания наиболее читаема? – подняла она на Риту суровый взгляд. – А можете ли вы определить рейтинг рубрик данной газеты?
– Н-не могу сказать с точностью, – пролепетала убитая страхом Рита.
– Наверное, понятно, с какой целью я затронула этот вопрос? От места размещения рекламы на той или иной полосе, рядом с той или иной рубрикой будет зависеть количество потенциальных читателей, возможно, посчитающих необходимым познакомиться с деятельностью нашего уважаемого кандидата.
– Почему «возможно»? – прошелестела Черкасская.
– Да потому, что ряд читателей совершенно не интересуется рекламой. Другие же проявляют интерес в зависимости от настроения или наличия свободных средств. Не все, к сожалению, граждане интересуются политикой, некоторые полностью игнорируют информацию, связанную с выборами. Иными словами, рейтинг рубрики не всегда адекватно отражает количество потенциальных читателей вашего рекламного опуса.
Шевчук словно упражнялась в произнесении заумных терминов. На самом деле она недавно прочитала учебник по рекламе и старалась запомнить кое-что, чтобы блеснуть при случае. А бедная Рита так и не поняла, ругают ли ее, или на сей раз пронесло. Она только смотрела на Милу взглядом кролика, надеющегося, что сегодня у удава несварение желудка.
Тем временем сама Милочка порадовалась, что глупышка принесла ей новую порцию предложений, и благодаря им она сможет снова досадить злополучному агентству «А/A». Никакого значения для нее не имело качество этой работы и ее результат – вовсе не это занимало хорошенькую головку Милочки. Потопаев как-то сам собой пройдет, а не получится пройти, так пролезет, проползет в Верховную Раду. В прошлый раз ведь прошел! Значит, и на новый срок изберут. Гораздо важнее для нее было выиграть битву с рекламным агентством. Именно этому она готова была посвятить все силы и все коварство, на какое была способна. А способности ее в этом плане простирались далеко. Иногда так хотелось выговориться, что она готова была просто взорваться. Но – тс-с-с... Нельзя показывать свое настоящее лицо никому.
В первый раз она вышла замуж еще в студенческую пору. Сокурсник, лопушок, и не догадывался, что она вовсе не пылает к нему чувствами. Она вышла за него только из-за прописки, как, впрочем, многие поступают. Ведь если бы не удалось удержаться в Киеве, из нее ничего стоящего не получилось бы. По крайней мере, о карьере пришлось бы забыть. Разумеется, быстро развелась, детей не было. Теперь вроде можно позволить себе подумать о семье и детях, благо не стара и привлекательна, да и желания соответствующие имеются, в том числе интимные. Более того, был любимый мужчина. И какой! Прекрасно воспитан, умница, без излишних комплексов, не зануда! И дело свое есть, так что не будет на шее сидеть, и старше, а то в последнее время просто скучно с ровесниками. Правда, одна подруга, стерва такая, сказала, что все это слишком хорошо, чтобы стать явью.
И действительно, однажды он прямо сказал, что на ней никогда не женится. Милочка оторопела. Но виду не показала: нет у нее такой привычки – разбрасываться эмоциями на людях. Только спросила: почему? Ну, он все подробно и выложил, а главное, честно. Мол, и привлекательна, и фигура не подкачала, и лет паспортных не дашь, и в постели просто чудо, но вот слишком уж умная! Нет в тебе, говорит, той легкости, какой бы мне хотелось в жизни. Она даже не сразу сообразила: какая легкость, дубина ты стоеросовая? Ладно, отпустила его восвояси. Однако выговорила право остаться друзьями: еще нужны были по работе его связи, да и деловое партнерство могло принести неплохую прибыль. Зажала свои эмоции в кулак и стала относиться к нему нейтрально. И только потом узнала: он женился на глупенькой девятнадцатилетней модельке. Увидела их как-то на общей тусовке: он такой важный и серьезный, а она постоянно улыбается и в рот ему смотрит. Сразу стало ясно, о какой легкости он говорил: для этой наивной девочки просто не существует никаких проблем, для нее жизнь – праздник! А он заряжается от нее этим ощущением праздника. И тогда Милочке стало до боли жаль, что она так не может. Разумеется, это можно разыграть, но ненадолго. Да и не получится так искренне, как у этой дурочки. Вот и проплакала потом целый вечер одна, чтобы никто не видел, что она тоже может разреветься.
Эта история послужила Милочке уроком. Она дала себе слово: больше никаких чувств, только расчет. Пока она добралась до Потопаева, ей пришлось сменить немало постелей и потрудиться на сексуальной ниве, что называется, «не покладая ног». В охранном бюро Хромченко задержалась особенно долго, изучая полукриминальное устройство города, постигая связи горизонтальные и вертикальные. Затем Элик пристроил ее в банк к Потопаеву. Всех самых лучших бойцов Элика Мила отлично знала, а они – ее. И поэтому Мила придумала одну нехитрую комбинацию, которую тут же стала воплощать в жизнь.
Мобильный «Аlcatel» Сотниковой заиграл привычную мелодию. Даша взяла трубку.
– Это госпожа Сотникова? – вышколенная секретарша четко произносила каждую букву.
– Именно.
– Пресс-служба банка «Финансовые системы». С вами будет говорить госпожа Шевчук.
– Какая радость! – иронично отреагировала Дарья Николаевна, впрочем, вполголоса. Звонок застал ее в дороге, одной рукой она ловко вела свой «народный немецкий автомобиль», в другой держала возле уха мобильник.
– Что вы сказали? – не расслышала Шевчук.
«Не зря тебя прозвали в банке «Глухенька», – подумала Сотникова, а вслух сказала:
– Слушаю вас внимательно, Людмила Владимировна!
– Вы знаете, Дарья Николаевна... Мне не совсем нравится, как в последнее время складываются наши взаимоотношения. Какие-то дрязги! Непонятности! Интриги! Это мешает работе! Мы ведь с вами делаем одно общее дело, не правда ли?!
– Правда ли. – Даша иронично усмехнулась. Она буквально кожей чувствовала фальшь, исходившую от шевчуковского елейного голоска. Но с чего вдруг она звонит и якобы печется об интересах дела? Как говаривал Дашин отец, «щось в лісі повиздихало, шо наша Проня ділом переймається!" Судя по этому звонку, в лесу «повиздихало» целое стадо слонов. Уж не имеет ли она отношение к краже кольца?
– Дарья Николавна! Вам и мне давно пора поговорить в неформальной обстановке, – продожала жужжать в трубку Людмила.
– Приезжайте в агентство, поговорим! – равнодушно предложила Сотникова.
– Нет. В офисе у нас не получится откровенного разговора. Давайте встретимся где-нибудь в кафе или в баре. Там, в непринужденной обстановке, все и обсудим. Вы согласны?
Милочке до смерти хотелось унизить Сотникову, аж ладони противно чесались, но нужно было подождать. Нельзя было показать этой выскочке, что она задумала. Пусть повертится на углях, разложенных ею, но не сейчас, чуть позже.
– Где вы предлагаете встретиться?
– Есть чудное кафе. Вполне приличная кухня, кофе, напитки, всякое спиртное, и находится в центре. Называется «Лакомка». Там хорошая парковка, объясню, как лучше доехать. Часиков в семь?
Объясняя Даше, как лучше добраться, Людмила судорожно напрягалась. Чтоб не брякнуть «приезжай одна!», этого нельзя было говорить ни в коем случае. Сотникова могла что-то заподозрить, и тщательно подготовленная подлянка сорвется. Поэтому ей пришлось внимательно следить за каждым своим словом.
Нажав кнопку отбоя, Даша пристроила свой красный фольксваген на стоянке возле офиса и, войдя в агентство, попросила Вику:
– Соедините меня с Верой Алексеевной.
– У нее прием, с ней нет связи, – сообщила секретарша.
– Звоните каждые пятнадцать минут, пока не свяжетесь. И позовите ко мне Александра Петровича! – нахмурилась Даша.
Арт-директор стремительно вошел в кабинет директора агентства. Она рассказала ему о странном звонке Шевчук и о назначенной на вечер встрече. Романенко удивленно вскинул брови.
– Дашенька! Ты звонила Семеновой? – спросил он встревоженно.
– Зачем мне Семенова? – устало пожала плечами Даша.
– Она же наш юрисконсульт! Надя, как опытный человек, должна помогать в любых нестандартных ситуациях!
– Саша. Потопаевская пресс-служба в лице ее руководителя Шевчук Эл Вэ назначила мне встречу в кафе, при чем здесь юрист?
– От них можно всего ожидать, – неопределенно остерег Дашу ее возлюбленный.
– Я пытаюсь дозвониться до Веры, – сказала женщина.
– Ну, час от часу не легче! А при чем тут психиатр?! Вера что, будет ставить диагноз этой шевчукче?
– Ты хорошо шутишь! Шевчукча – это ты мощно придумал! – Дарья Николаевна улыбнулась. – А Вера нужна именно в любых нестандартных ситуациях. И вообще, она велела немедленно сообщать ей обо всем, связанном так или иначе с этой кражей и с банкиром. А поскольку она обещала мне помочь, и я ей верю, то и веду себя как послушная подруга.
Александр вскочил с кресла и пересел на широкий подоконник.
– Вера, конечно, классный спец, – сказал он с едва заметной ноткой раздражения, – но я не понимаю, какое оружие она может противопоставить этому олигарху. Разве что гипноз. Внушить ему, чтоб забыл обо всех нас...
У Даши опустились уголки губ, и она отвела свои восточные глаза от Романенко.
– Саша, я не собираюсь с тобой это обсуждать, – сказала она тихо настольной лампе. – Ты или просто ревнуешь, хотя это глупо – ревновать к подруге. Или сам собой недоволен, что не можешь мне помочь. И правильно недоволен. Ночью, когда я умирала от страха после всех этих событий, я вынуждена была звонить Вере за поддержкой. А не тебе. Тебя нельзя побеспокоить! А мне одной ночью каково, ты подумал?!
Александр Романенко покраснел, вскочил опять и стал ходить взад-вперед по небольшому кабинету.
– Ах, значит, я не могу ничем помочь! Короче, я еду с тобой! – заявил Романенко.
Даша, искоса взглянув на закрытую дверь, притянула к себе за галстук своего возлюбленного и поцеловала. Раздался звонок офисного телефона, и Александр снова сел в кресло.
– Александр Петрович! Вас жена! – сообщила Вика, приоткрыв дверь, и Романенко взял трубку.
При первых же звуках голоса жены, у него сделалось расстроенное выражение лица. Он кивал, говоря «Да, да, конечно, обязательно" и, положив трубку, на вопросительный Дашин взгляд ответил:
– У меня дети заболели.
Некоторое время в кабинете царило молчание. Даша внимательно смотрела на Александра, а он не решался ответить на ее взгляд и смотрел на разложенные на столе бумаги. Все было ясно и без слов.
– Что с ними? – участливо спросила Даша. Она понимала, что рядом с ней находится не очень сильный мужчина, бесспорно талантливый, с блестящими идеями, но в реальной жизни беспомощный как младенец и не всегда надежный. И все-таки она всегда принимала близко к сердцу все проблемы возлюбленного.
– Да вроде грипп, температура, жар.
Александр был супер-опекающим отцом. По его собственному утверждению, если б он мог, он бы их сам и родил. Все, что касалось детей, он воспринимал так глубоко, с такой истовостью, как не всякая мать способна. У него был такой обостренный отцовский инстинкт, что все остальные дела отступали, когда вопрос касался его близнецов. Поэтому Романенко тут же засобирался домой. Его желание ехать с Дашей в кафе улетучилось. Он лишь виновато проронил:
– Прости, мне нужно срочно...
– Может, что-то будет нужно? Лекарства, врачи? Сразу звони! – напутствовала его Даша. Ее собственные проблемы на минуту показались мелкими рядом с болезнью Сашиных детей.
Вскоре секретарша дозвонилась до Веры. Подруга похвалила Дашу за точное соблюдение инструкций и сообщила, когда за ней заехать.
«Лакомка» представляла собой небольшое кафе-бар на втором этаже домика типа «коттедж». На первом был обычный продуктовый магазин. Вера с Дашей поднялись по лестнице в точно назначенное время и увидели слегка скошенный потолок, плиточный пол и пять столиков, услышали негромкую музыку. Привлекал внимание вместительный аквариум с большими и маленькими яркими рыбками. Эти рыбки в аквариуме напоминали ночную заставку на кабельном телевидении, или компьютерный «хранитель экрана». Рыбки вели себя, как люди: одни суетливо сновали туда-сюда среди водорослей, другие степенно и важно исследовали дно. Шоу «за стеклом», подумала Вера. Да. Эти рыбки так красивы, что достойны разглядывания не менее, чем красавицы-фотомодели на страницах модного каталога.
Милочка уже ждала, она сидела за столом в глубине затененной ниши, с другой стороны аквариума. Подруги подошли и сели рядом. Прежде чем заговорить, Людмила испытывающе посмотрела на Дашину спутницу. Ничего особенного, решила она, рассматривая Веру: небольшого росточка, рыжеватые волосы, серые глаза, серый деловой костюм, обычная серая мышка. Для страховки, что ли, привела с собой эту никакую? Вот смешно. Вслух она сказала:
– Мы договаривались, что разговор будет с глазу на глаз. Конфиденциальный! Вы хоть понимаете, что такое конфиденциальность?! Или для вас это звук пустой, Дарья Николаевна! – вызывающе процедила Шевчук.
– Что-то не припомню, чтобы мы договаривались об интимном свидании с глазу на глаз, – сказала Даша после секундной паузы. – Раз так, разговор не получится. До свидания. – И она нервно дернулась к выходу из кафе, не обращая внимания, идет ли Вера за ней следом.
Но на выходе стояли крепкие одинаковые парни в кожаных турецких куртках. «Почему они всегда в этих дурацких турецких куртках», подумала Сотникова отстраненно. Двое парней преграждали выход из кафе. Даша обвела изумленным взглядом помещение, и только тут убедилась, что больше никого за столиками не было. Все они были пусты. Лишь за стойкой бара деловито хозяйничала какая-то барменша, изображая полнейшее равнодушие. Даша с ужасом осознала, что попала в ловушку. И не только сама попала в нее, но и лучшую свою подругу, Веру Лученко, втравила в неприятность. Неприятность?! Да эта интрига, затеянная Глухенькой, вообще может кончиться чем угодно! Ну, что она за кулема такая! Мало того, что сама неизвестно как вляпалась, так еще ни в чем не повинную Веру под удар подставила. Все эти мысли тяжелым чугунным утюгом проехались по Дашиному сознанию. Внезапно заболела голова, защипало глаза. И тут она, словно сквозь глухую стену, услышала тихий Верин голос. Оказалось, что ее подруга и не думала вставать из-за столика.
– Дашенька! Что ж ты стоишь, присядь к нам! – и Вера придвинула стул так, чтоб Сотникова села сбоку от Шевчук. Сама же она устроилась напротив пресс-секретаря банка и как-то странно-задорно предложила: – Что ж ты нас не познакомишь? Ну, раз Дарья Николавна не знакомит, давайте сами. Меня зовут Вера Алексеевна, я Дашина подруга, практически сестра, поэтому она и пришла со мной. А вы? Как вас величать?
– Людмила. Людмила Владимировна, – как-то не очень уверенно представилась Шевчук. Ее ненависть к Сотниковой как-то будто застопорилась. До их прихода в кафе она, ненависть, будто бы скорый поезд, мчалась на всех парах. А сейчас, словно поезд не получал своего электрического питания, на остатках по инерции как-то медленно катил, но все медленнее. Будто из-под него, из-под поезда ненависти и неприязни, убирали рельсы. А без них приходилось двигаться по песку. Это было неудобно, нельзя было двигаться.
– Значит, познакомились, – констатировала Вера Алексеевна. – Что будем обсуждать?
– Мы будем обсуждать недостойное поведение вашей подруги! – пытаясь внутренне встряхнуться и прийти в прежнее состояние побеждающей злости, произнесла Шевчук.
– Очень интересно! – как-то даже весело сказала Лученко.
– Что вам интересно?! – презрительно процедила Шевчук. Ее бесило то, что одеяло разговора перетянула на себя «мышь серая». Вместо того, чтобы распотрошить Сотникову, ей почему-то приходилось возиться с этой «почти сестрой».
– А нам все интересно! – как ни в чем ни бывало ответила Вера.
– Ну, что ж, мы вам сейчас объясним! – Шевчук злорадно обнажила остренькие зубки в хищной улыбке. Она сделала приглашающий жест, подозвав двух своих подручных.
Они уселись за круглый столик, отчего Даше сразу показалось, что не хватает места не только за столом, но и вообще в кафе. Пространство жизни сразу сузилось, став крохотным и невзрачным. Шевчук посмотрела на одного из парней, и он стал ронять слова, как булыжники.
– Короче. Значит так. Твоя фирма облажалась. Ты должна. Долги отдавать надо, этому еще в школе учат. Если ты меня слышишь, кивни.
– А вдруг она нас не слышит? Мы можем ей ушки прочистить? Ты как думаешь? – почти ласково включился в разговор второй. При этом он поднял руку, в ладонь которой вполне можно было спрятать столешницу того стола, где они сидели, и хотел прикоснуться к Дашиной голове.
Даша закрыла глаза. Ей казалось, что все происходящее ей просто снится. Этого в ее жизни просто не может происходить. Это фильм, она просто заснула на триллере, она сейчас проснется, и всего этого кошмара не будет.
И тут действительно произошло нечто странное.
– Ой!!! – вскрикнула Вера, но не страшным вскриком, а веселым.
Сотникова открыла глаза. Она увидела свою лучшую подругу Веру, почти сестру, сидевшую к ней почему-то спиной, а лицом к тому из парней, который поднял руку над Дашиной головой. Вера что-то говорила, отчего парень потерял к Даше всякий интерес, но говорила она какие-то глупости.
– А я вас знаю! – гордо объявила Вера парням. – Вы снимались в телевизионной программе «За стеклом». Да?
Парни оторопели.
– Ну конечно!!! Мы все наблюдали за вашей жизнью по телевизору! – продолжала Вера очень громким, пронзительным голосом.
Две гориллы с искренним удивлением уставились на сероглазую маленькую женщину.
– Там, в застеколье, вы очень здорово ели, пили, танцевали. Ухаживали за девчонками. Мы все от вас просто без ума!
– Ты че, с приветом? – удивленно спросил один из них. Они смотрели на Лученко во все глаза.
– Ну, признавайтесь! – весело кричала Вера.
– У нее крыша течет, – попытался объяснить странное поведение женщины другой парень.
– Ничего нигде не течет, просто вы стесняетесь признаться, – отмахнулась от этих глупых объяснений Вера Алексеевна, при этом цвет ее глаз чуть изменился.
Даша знала эту удивительную способность Вериных глаз. Подобно камню александриту, они могли менять свой цвет от серо-зеленого до фиалкового. Сейчас они стали прозрачно-сиреневыми, и она говорила уже не весело, а повелительно.
– Вы действительно были в программе «За стеклом»! Вот и девушка подтвердит, правда?! – Вера протянула руку в сторону бара, и барменша закивала головой, а из подсобки высунулись еще две головы, одна из которых оказалась лысой. – Видите, вас люди узнают! Вы там чем только не занимались, и писали, и какали, и трахались! А нам все это показывали! И мы всей страной на вас любовались. Ну, признавайтесь же!
От стойки донеслись разговоры и шушуканье. Хромченковские бойцы сидели красные, внезапно вспотевшие. Им было жарко, неуютно, и головы слегка покруживались. Такое состояние они переживали только в спортзале, после сильного удара в челюсть. А тут никакого удара, только эта странная женщина с глазами, как анютины глазки.
– Откройте кафе! – скомандовала Вера барменше. И та поторопилась выполнить команду.
В открытые двери повалил народ. Соседние столики стали заполняться парочками. Стало шумно. Задвигали стульями, заговорили. Вера повернулась к Людмиле Шевчук и прошлась взглядом по ее лицу. Той показалось, будто сотниковская подруга ищет на ее физиономии спрятавшегося паука. Во взгляде было омерзение. Такое выражение лица бывает, когда человек нечаянно вступает в собачью какашку. Фу, мерзость!
– Обратите внимание! – вроде бы негромко сказала Вера. Но все посетители кафе обернулись в ее сторону и прислушались. – Перед вами знаменитые участники программы «Шоу за стеклом»!
Посетители кафе оживились, прошла восторженная волна, раздались возгласы узнавания, все лица повернулись в сторону сидящих за столом. Вера тоном конферансье объявила:
– Сейчас молодые люди будут раздавать всем желающим автографы! А с их подругой, которая занималась с ними сексом и в рамках программы, и за ее рамками, вы сможете сфотографироваться. Фотографии будут опубликованы в ближайшем номере газеты «Частная жизнь»!
Столик мгновенно окружили люди, и стало непонятно, кто где. Дашу, сидевшую с полуоткрытым ртом, не в силах понять и переварить происходящего, взяли за руку, сказали в ухо: «Пойдем!», и поволокли к выходу.
– Верочка! Все кончено!? – жалобно спросила она у лучшей подруги, почти сестры.
– По крайней мере, эта ситуация закончена, – спокойно констатировала доктор Лученко, выводя Дашу на шумную центральную улицу и садясь вместе с ней в красный «фольксваген». – Сценарий запугивания сорван, а разыграна сценка у фонтана под названием «Доктора не застанешь врасплох». И вообще. Давай отъедем куда-нибудь. Надоело мне это кафе и эти «пятикантропы». Да и покурить хочется. – Вера прищурилась, доставая из бардачка машины нераспечатанную пачку сигарет.
– Ты же не куришь? – удивилась Даша.
– Иногда, под настроение, курю. А бывает, даже пью. Но, к сожалению, реже, чем хочется. – Она с иронией посмотрела на не вполне вышедшую из ступора подругу, и вдруг расхохоталась, звонко и от всей души.
Даша, глядя на Веру, тоже прыснула, а затем, словно кто-то развязал некие душевные путы, рассмеялась так свободно, словно через смех выплеснула весь пережитый совсем недавно страх.
Парней же толпа все не отпускала, и пришлось-таки им раздавать автографы. Не драться же с посетителями! После раздачи автографов бритоголовые парни вышли на улицу, и каждый в душе надеялся, что «папа», как они звали Элика между собой, не узнает, что они позорно засветились в общественном месте. А это им запрещено, по тяжести это был второй грех после выпивки.
Про Милочку они забыли. У нее не было сил выйти из кафе. Словно кто-то невидимый пригвоздил ее к стулу.
* * *
Пиар для банкира.
Вторник, 7 августа. За неделю до кражи.
Банкир Потопаев очень любил появляться на телевидении. Он был достаточно привлекателен внешне: широк в плечах, имел правильные черты лица, небольшие карие глаза и мощный подбородок с ямочкой, тщательно зачесанные назад густые темные волосы. Прямо хоть снимай его в сериалах в роли умного и коварного главы мафиозного клана. У него было качество, которое можно назвать отрицательным обаянием, и на этот манок «велись" многие. Он любил манипулировать слабыми и ведомыми. И еще ему нравилось изображать перед камерой этакого отечественного Траволту, придуманного им самим для своих общественных выступлений. С экрана он казался себе шире, больше и массивней, чем в жизни. И свой экранный голос нравилось слушать, в нем звучал то бархат, то металл, в зависимости от текста, написанного расторопной Милочкой – пресс-секретарем. Странная была у Потопаева улыбка: ни добрая, ни приятная, какой улыбаются обычные люди. В ней тоже улавливалось что-то отрицательное, хотя он улыбался, так, будто собирался рекламировать нечто дорогое и элитное, доступное совсем не каждому. Костюмы на нем сидели безупречно, буквально обливая его коренастую фигуру, и не удивительно: он одевался только от Гуччи.
Валерий Евгеньевич любил телевиденье еще и потому, что просто любил игру, и ему приятно было испытывать легкое волнение, когда его долго гримировали, а затем усаживали за стол рядом с ведущей, устанавливали свет и камеры, цепляли на борт пиджака петличку микрофона. И начиналось шоу. Для него это был адреналин, ему казалось, что он виртуозно уходит от любого вопроса. Ингда он старался поставить ведущую программы в нелепое, идиотское положение, будто пробуя на излом. Он получал от этого особое, предвкушаемое удовольствие человека особой неприкосновенной касты, которому все позволено.
Сидя сейчас в студии канала «ВТВ» во время эфира популярной передачи «Собеседник», пока ведущая читала с монитора свой текст и шли визуальные заставки, он думал о людской внушаемости и о том, что его избиратели (он так и думал о них, словно они принадлежали ему лично) – это вполне предсказуемые существа. Потопаев без всяких иллюзий представлял свое очередное продвижение в депутаты Верховной Рады как рекламу какого-нибудь Стиморола. Он понимал, что его помощники стараются использовать ход с привлечением авторитетной личности, повышающий доверие к нему, как к некоей торговой марке. И его личная репутация сплеталась с репутацией его банка. Он недовольно хмыкнул, думая: «Черт его знает, наш электорат, почему он покупает жевательную резинку. Неужели потому, что Ирина Билык рекламирует Orbit, а Верка Сердючка – Dirol? Наш среднестатистический Голопупенко скорее подумает, сколько же ей заплатили».
Банкир вспомнил, как перед программой говорил по мобильному с Сотниковой, и она советовала ему использовать принцип сближения с аудиторией. Умная она все-таки баба, хотя все бабы – суки и дуры. Она говорила, что на нашу украинскую аудиторию неплохо действует элементарный принцип слухов, соседских советов и раскрытых тайн. Например, секрет вкусного обеда одной из «обычных» домохозяек заключается в крохотном кубике «Maгги» или майонезе «Кальве». Или же слух о способе спасения сантехники от ржавчины порошком «Комет», распущенный всем известной артисткой Инной Ульяновой. Нужно эксплуатировать не чуждую нам всем такую человеческую слабость, как чрезмерное любопытство. Допустим. Ей виднее, что эксплуатировать, она за это деньги получает...
Что же она подготовила? Он пересмотрел несколько листков, аккуратно скрепленных по темам и лежавших у него в папке. Вот Милочкин опус, это он расскажет вначале, сразу, когда ведущая подаст знак. А вот сотниковские заметки под названием «Техника ответов на сложные вопросы». Плюс еще одна заготовка. Потопаев внимательно изучал эти записи и думал, что в прямом эфире технологии, предложенные директоршей рекламного агентства, могут пригодиться.
Наконец вступление закончилось, ведущая представила его, и депутат начал говорить, глядя в камеру. После своей «тронной» речи, ничем не отличавшейся от обычного предизбирательного стандарта, он стал отвечать на звонки в студию.
– Что вы сделали для своих избирателей, будучи депутатом?
На этот вопрос он был готов ответить без всяких бумажек, и потому со всеми подробностями остановился на своей общественной и благотворительной деятельности. Называл много цифр: столько-то безработных трудоустроил, столько-то рабочих мест организовал, отремонтировал несколько школ в районе, высадил столько-то деревьев в сквере.
– Как вы относитесь к своему конкуренту, господину Белкину?
– Думаю, Белкин мне не конкурент! – Валерий Евгеньевич улыбнулся своей знаменитой «антиобаятельной» улыбкой, только усиливающей его отрицательную харизму. Он выдержал паузу, дав телезрителям почувствовать всю значимость следующих выводов. – Господин Белкин известен как активный функционер КПУ. Как в прежние времена господа, подобные Белкину, кормили людей лишь красивыми речами, так и сегодня в них слишком много воды и сиропа, но мало конкретики и пользы. Я не думаю, что Белкин знает, что нужно людям. И еще меньше он может что-то сделать.
– А вы можете? – этот вопрос задала ведущая, кокетливо поправляя прядь мелированных волос в безупречной прическе.
– Я – могу. И делаю. Потому что деловой человек – это машина, перерабатывающая время в деньги. – Он посмотрел на ведущую тяжелым взглядом, каким обычно приводил своих подчиненных в трепет, и добавил. – Сегодня людям уже не нужны пустые обещания, им нужны действия. Конкретная работа (эта фраза была заучена им как базовая, Сотникова советовала произносить ее в эфире несколько раз на все лады).
– У нас еще звонок. Прямо наплыв звонков! – ведущая с наигранным восхищением и ненаигранным подобострастием повернулась лицом к Потопаеву, подставив оператору свой хорошенький профиль. – Слушаем вас, говорите!
– Добрый вечер! – прозвучал в студии старческий, дребезжащий и взволнованный голос. Я обращаюсь к депутату Рады. Меня зовут Мария Степановна. Я как раз живу в вашем районе. Я ваш избиратель. Еле дозвонилась.
– Добрый вечер! Слушаю вас внимательно, Мария Степановна! – Потопаев демонстративно подался вперед, всем своим видом показывая внимание и уважение к пожилой абонентке.
– У нас в доме отключили лифт, а я живу на восьмом этаже, в мои семьдесят три мне очень тяжело подниматься пешком. Сколько я ни звоню в «Ортис», говорят, нужен капитальный ремонт, а денег нет и неизвестно когда будут. Это что, значит, я теперь всегда по лестнице буду пешком ходить?! Но ведь однажды я не смогу подняться...
Потопаев нахмурился.
– Безусловно, это безобразие. Скажите ваш адрес оператору на телефоне, завтра утром я лично займусь этим вопросом. И если нужно, дам кредит «Ортису» на ремонт лифта.
– Это еще не все! Не выключайте! Я еще не все сказала.
– Не волнуйтесь, Мария Степановна, я вас слушаю, говорите! – Потопаев сделал знак ведущей, чтоб она попросила режиссера не разъединять с телезрительницей.
– Почему мы, пенсионеры, должны голодать?! Одинокие, как я, старики перебиваются с хлеба на воду. Я уж не помню, когда последний раз колбасу видела. При том за квартиру плачу исправно. А у нас в доме знаете, кто самые заядлые должники? Те, кто поделал себе евроремонты, кто на иномарках разъезжает. Вот они как раз за квартиру-то и не платят. Что ж, государство опять на нашем горбу хочет в капитализм въехать?!
Тут в разговор включилась ведущая.
– Острый, очень острый круг проблем очертила Мария Степановна! Действительно, раньше наши страны строили коммунизм на энтузиазме простых людей, таких как наша собеседница, а теперь на их же хрупких плечах, получается, строится наш первобытный капитализм. Что скажете, Валерий Евгеньевич? – Очень довольная собой, ведущая вопросительно посмотрела на банкира.
– Скажу, что права Мария Степановна! К сожалению, права. У нас действительно самые достойные люди, самые законопослушные. Наши пенсионеры на свои последние деньги вовремя оплачивают квартплату и коммунальные платежи. И вместе с тем, это самые униженные и оскорбленные люди. Копеечные песии, никакой социальной защиты, необеспеченная старость. Я считаю что пенсионная реформа – самая насущная из всех наших реформ.
– Вы, Валерий Евгеньевич, собираетесь, если пройдете в Верховную Раду, заниматься этим вопросом? – подыграла ведущая.
– В первую очередь, – уверенно сказал банкир. – Лично займусь этим вопросом и добьюсь, чтобы Марии Степановне и другим обездоленным должникам долг за квартплату и коммунальные услуги был погашен. Безвозмездно.
Уверенность Потопаева основывалась на информации депутата. Просто он знал, что вот-вот выйдет указ о структурировании, а проще говоря – прощении малообеспеченным слоям населения коммунальных долгов. Кое-кто из чиновников тоже был в курсе, вот и получилось, что некоторые информированные не платили за квартиру уже несколько месяцев.
Потопаев же добавил про пайки и компьютеры школе, потом было еще много вопросов. Время программы, 40 минут, было до отказа наполнено ответами Потопаева. Было даже несколько провокационных звонков, когда кандидат в депутаты был вынужден промокать влажный лоб платком.
– Зачем нам в Парламенте банкиры? У вас же и так все есть! Мистер Потопаев, у вас ведь и так, как писал поэт: фабрики и заводы, газеты и пароходы. Не хватает власти? – голос был молодой, задорный и полный презрения.
Вот именно в этот момент так пригодилась, стала просто бесценной бумажка Сотниковой: «Техника ответов на сложные вопросы». Вручая эти листки Потопаеву, она сказала: «Если станет совсем туго, просто подсмотрите в текст. Там все есть, чтоб оказаться на высоте».
Потопаев так и сделал. Он непринужденно откинулся в кресле, как бы случайно глянул на листки, разложенные в папке. И, подняв глаза в камеру, спокойным, даже каким-то проникновенным голосом стал отвечать:
– Знаете, своим вопросом вы напомнили мне одну историю. Вернее, историческую притчу. При перекличке спартанских воинов обнаружилось, что один из них был хромым. Из-за этого его не захотели брать в поход. На что хромой воин ответил: «Я думал, что вам нужны воины для битвы, а не для бегства!» Я надеюсь, вы, молодой человек, поняли мою аллегорию? Да, вы правы, банк, возглавляемый мной, структура богатая, сильная – и уверяю вас, мне хотелось бы всю нашу страну сделать такой же богатой и сильной. Потому что я – воин для битвы, а не для бегства. Вот, собственно говоря, почему я решил снова избираться.
Когда программа закончилась и банкир вышел из студии, где проходила съемка, ему навстречу бросилась восторженная Милочка. Она всегда точно знала тот момент, когда следовало появиться пред «светлые очи" босса, а когда этого делать не стоило. В этом смысле Милочке не было равных. У нее было просто уникальное чутье, подобное собачьему нюху, на настроение хозяина. Вот и теперь, нарядная, в светлом бело-розовом костюме от Лагерфельда, с блестящими от неподдельного восторга глазами, пресс-секретарь банка «Финансовые Системы» Людмила Владимировна Шевчук радостно лопотала:
– Валерий Евгеньевич! Все прошло просто супер! Вы всех покорили! Как вы отвечали! Как держались! Вы просто «зе бест»!
– Мила! А кто сомневался? – удовлетворенно улыбнулся Потопаев. И добавил доверительно, так чтоб даже охрана не слышала. – Если быть откровенным, то я слегка волновался. Даже взмок весь, как мышь. Первым делом нужно под душ, смыть с себя все это телевидение! – И добавил уже громче, даже с некоторой нарочитостью. – А поехали вместе под душ, а, Людмила Владимировна? – Он лукаво глянул на охрану, слышат ли, как отреагируют. Но обученные «секьюрити» даже бровью не повели. Лишь Тимур, личный телохранитель, не меняя равнодушного выражения на лице, подмигнул. Дескать, молодец мужик, так и надо!
Милочка вся зарделась, захихикала, зашептала ему в ухо:
– Валерий Евгеньевич, хорошо бы сперва в какой-нибудь ресторан, отметить триумф.
– Ну, что ж, мысль неплохая, только на секунду заедем в офис, переодену свежую рубашку. А потом завеемся в самый шикарный ресторан или в ночной клуб, расслабимся. Да, Миляга?
Она счастливо поддакивала и вся светилась радостью, потому что такие праздники в ее жизни, полной борьбы за существование, случались нечасто. Даже просто видеть Потопаева таким радостным и бесшабашным было для нее счастьем. Но самое главное, именно в такие редкие моменты хорошего настроения босса ей перепадали вполне ощутимые знаки внимания. Это мог быть ценный подарок, загранкомандировка за счет банка либо очередная, более высокая должность в сложной банковской иерархии. Однажды она получила таким вот неожиданным образом квартиру. Он просто подарил ей однокомнатную квартиру на Харьковском массиве. Мила тогда чуть с ума не сошла от счастья. Ведь до тех пор она, не киевлянка, снимала сперва углы вместе со случайными соседками, потом квартиру (в последнее время ее оплачивал банк, как служебную). И вот она, наконец, получила собственную квартиру в столице!
В другой раз, в такой же счастливый для нее день, они сидели в уютном ресторане с чисто профессиональным названием «Сейф» в центре города, настроение было прекрасным, и они бепричинно хохотали. Потопаев смеялся:
– Представляешь, мы прямо в сейфе пьем шампанское! Как будто мы – это деньги!
И они вновь заходились от смеха.
Тут в ее бокал неожиданно что-то упало, обдав брызгами роскошное серебристо-карамелевое, впервые надетое платье от Лакруа. Мила даже вскрикнула от досады, испугавшись, что драгоценное платье будет испорчено, а потом, присмотревшись увидела, что на дне бокала лежат ключи от машины. Она изумленно подняла глаза на своего покровителя, он благосклонно кивнул. Милочка метнулась к двери. Во дворе, рядом с входом в ресторан, стояла новенькая «шкода». Маленькая, изящных линий, с характерным логотипом на радиаторе, она была живым воплощением Людмилиных мечтаний. Пресс-секретарь не могла поверить в такой подарок и все ходила вокруг машины, все прикасалась к ней, словно боясь, что чудесный подарок рассеется как дым. Едва заставила себя вернуться в ресторан.
– Я подумал, эта «шкода» подойдет по цвету к твоему платью, – наслаждаясь произведенным эффектом, произнес банкир.
Когда Людмила вспоминала эти неожиданные сюрпризы, голова у нее начинала кружиться от счастья. Ей хотелось только одного – чтоб эта жизнь никогда не кончалась, и для этого она готова была на все.
Сегодня, после участия в программе «Собеседник», Валерий Евгеньич сделал знак охране остановиться – после душной студии ему хотелось подышать прохладным уличным воздухом. Он включил отключенный во время телеэфира мобильник, набрал свой домашний номер и прижал к уху невидимый в его ладони телефон.
– Лара! Смотрела меня? – спросил он жену, хотя и так знал, был уверен, что она не просто смотрела, но даже для себя записала его участие в телепрограмме.
– А как же! Валера! Ты у меня молодец! Мне даже уже позвонили, поздравить тебя с успешным выступлением.
– Кто звонил?
– Твой брат, потом мама, моя Элка, в общем все свои.
– Что сказали?
– Им всем очень понравилось. Сказали, что ты просто орел!
– Им виднее, – довольно ухмыльнулся Потопаев. Жена умела облекать в слово то, что ему хотелось услышать.
– Когда будешь дома? – осторожно спросила Лариса Тимофеевна.
– Мы с ребятами едем немножко расслабиться: сауна, бильярд. Нужно снять напряжение. Ну пока.
Он прекрасно знал, что жена понимает, как на самом деле он будет снимать напряжение. Более того, она точно знала, кто будет это делать. И он знал, что жена знает. Но обоих устраивала эта игра, когда вслух ничего не называлось. Игра под названием «соблюдение внешних приличий».
– Все, поехали, таможня дает добро! – энергично сказал Потопаев своему окружению. Все расселись по машинам.
«Знаем мы эту таможню!» – злорадно подумала Милочка.
В это время у экрана телевизора в рекламном агентстве «Art Advertising» находились все те, кто готовил рекламную кампанию банкира Потопаева. Выключив звук, но не убрав окончательно трансляцию, Сотникова повернулась к своим подчиненным.
– Ну как?
– По-моему, нам должны дать Оскара! – весело констатировала Юля.
– Конечно, гвоздем программы была Мария Степеновна, – закуривая, высказался арт-директор.
– А ведь вы были сперва против подставных звонков. Я ничего не путаю? – язвительно заметил Георгий.
– Ну был. Художник может ошибиться.
– Жорка! Ты пиарный гений! Хочешь, я тебе кофе сварю? – Юля чмокнула Александровича в щеку.
– Хочу, ясное дело. Только с лимоном, если он еще есть.
– Ты тока не зазнавайся ваще! – ревниво вставил жаргонные словечки Свитко.
– Эх, Таля, браток ты наш родной! Не ревнуй меня к успеху! – обратился к Виталию пиар-менеджер Александрович, – это ведь наш общий успех, понимаешь? Какая разница, в чью голову пришла идея с пенсионеркой Марьей Степановной? Главное – результат!
– Да, ребятки! Если б я своими глазами не видела на репетиции эту старую актрису и не просматривала накануне текст, сочиненный Жорой, я была бы уверена, что бабулька настоящая. – Дарья Николаевна взяла сигарету, ей поднес зажигалку Романенко, и она обратилась к нему. – Ты почувствовал, как он благодаря этой нашей старушке-актрисе получил одобрение всех пенсионеров, сидящих у телевизора?
– Они точно за него проголосуют, – убежденно прихлопнул ладонью по столу Александр.
– А ведь у него пенсионеров, в его избирательном округе – 64%. Как ни крути, а это дело серьезное, – добавила Юля.
– Проголосуют, не сомневаюсь, – сказал Романенко, прищурившись от сигаретного дыма. – Одобрение я почувствовал. А еще я чувствую, кроме удовольствия от хорошо выполненной работы, что мы протолкнули наверх очередного хищника, озабоченного только наполнением своего желудка. А потом сами же и удивляемся, отчего у нас власть такая, страна такая, жизнь такая.
– О Господи, опять ты об этом! – сказала Сотникова, а остальные примолкли. – Ну сколько можно тебе объяснять. Такие как Потопаев попадают в верхние слои власти любыми способами, с нами или без нас. Это закон природы. Что же, сидеть с голым задом и наблюдать, когда можно на этом заработать? Ведь кроме Потопаевых, другим тоже жить нужно.
– Тем более, хищник полезен, – вставил неутомимый Александрович. – Тигр съедает самых слабых ягнят, и тогда все стадо улучшает популяцию.
– Ага, – улыбнулся Романенко. – Я не спорю, улучшает. Только не сравнивайте олигарха с тигром, это для животного оскорбление. Тигр, конечно, может съесть ягненка, но никогда не будет его уговаривать проголосовать за себя.
Все облегченно засмеялись, а Даша распорядилась:
– Теперь нужно закрепить успехи, не потерять темп. Еще несколько убедительных ток-шоу, грамотных статей, Жор, это по вашей части. А нетленный фотообраз нашего героя должен быть создан в ближайшее время, обработан, заверстан и растиражирован, это уже по части Димы.
– Ага. С женой, детьми, котами, собаками, попугаями и хомяками. Достоверно и лирично! – мечтательно произнес Дима Вайнштейн.
– Какие дети? У них же детей нет... – сказала простодушно Юля.
Все сидевшие за столом сотрудники агентства вновь дружно рассмеялись, а Александрович заливисто загоготал: «С хомяками и попугаями, это ты хорошо придумал!" Даже Вайнштейн смеялся, хотя не очень понимал, чем вызвал такой дружный и бурный смех присутствующих.
* * *
Жила-была маленькая девочка.
Четверг, 16 августа. Через три дня после кражи.
Лариса Тимофеевна наслаждалась роскошной «Sundance Spas». Ее рыхлое немолодое тело было погружено в бирюзовую воду мини-бассейна, по форме напоминавшего жемчужную раковину. Сама себе она казалась огромной розовой жемчужиной. Лежа в приятном бурлящем потоке, она вспоминала как еще совсем недавно, на курортах нашей необъятной страны принимала «жемчужные», хвойные или эвкалиптовые ванны. И это ей тогда казалось верхом комфорта. Получив такой заряд лечебных процедур, Потопаева возвращалась домой и восхищенно рассказывала о целебных ваннах всем знакомым. Теперь, став обладательницей американской Спа, она получала те же самые ванны, не выходя из собственной квартиры. Лариса с удовольствием принимала все новшества цивилизации, предоставляемые ей, но Спа ей нравилась особенно: направленное давление, водоворотный эффект, система вертикального направления потока – все эти разнообразные возможности проводили глубокий массаж тела и оживляли ее уставшую кожу.
На углу бассейна, за спиной банкирши сидела Элла Джинс, она втирала в шею и плечи купальщицы душистый бальзам для тела. Велась неспешная, ленивая, пропитанная душистой влагой беседа.
– Ларочка! Ну позвольте мне присутствовать при вашей встрече с докторшей. Я же умру от любопытства!
– Элла, ты иногда становишься навязчивой.
– Я? Никогда! Как говорят французы, «жа ме». Просто вы сами раскочегарили мое любопытство. Не вы ли рассказывали о том, как всего за один визит к доктору Лученко избавились от лишнего веса. Это просто какое-то колдовство, чудо какое-то. Если мне не изменяет память, вы в ту пору весили килограмм сто?
– Сто двадцать, – вздохнула Лариса Тимофеевна.
– Благодаря советам этой докторши вы в считанные месяцы сбросили вес. До какого?
– А ты, глядя на меня, как думаешь? Я ведь с тех пор не поправлялась.
Элла внимательно оглядела крупное тело своей покровительницы. Сказала не очень уверенно:
– Я могу ошибаться, но мне кажется, вы сейчас весите не больше семидесяти пяти.
– Восемьдесят.
– Елки-палки, вам удалось похудеть на сорок килограмм! И не набрать за эти годы лишнего жира? Да вас просто надо занести в книгу рекордов Гиннеса.
– Элла, потри мне, пожалуйста, спину жесткой мочалкой.
– Нет, вы мне все-таки должны рассказать про эту докторшу! Чем она вас лечила? Гипнозом, да?
– Нет. Она просто поставила правильный диагноз. Вот и все.
– Очень мило – «вот и все». Вы, Ларочка, конечно, уникальная женщина, в смысле силы воли, и все такое. Но я никогда не поверю, что правильный диагноз может спасти от ожирения. Нужно ведь что-то еще? Какой-то комплекс, диеты, массаж, тренажеры там всякие. А вы секретничаете. Ну что вам стоит поделиться! Я бы тоже сбросила лишний вес.
Потопаева критически окинула взглядом тщедушную фигурку своей собеседницы.
– Ты в уме? Что тебе сбрасывать, кроме трусов? Ты ж даже тени не отбрасываешь.
– Лариса Тимофеевна, ну зачем же вы так? – обиженно, со слезой в голосе прошептала Джинс.
– Ну, прости, прости! Я не со зла. Ты же знаешь, я иногда могу грубо ляпнуть, но ведь это любя. Вот, возьми.
Она протянула руку и достала из зеркальной ниши флакон с розовой жидкостью.
– Что это? – внутренне ликуя, но со страдальческим выражением лица спросила приживалка.
– Франция в упаковке из матового стекла. Молочко для твоего маленького худенького тельца, – с ухмылкой произнесла банкирша.
– Это какая фирма? – уже совсем другим голосом спросила Элла.
– Balmain. Это сейчас самая трендовая штучка, – тоном ведущей телепередачи о моде произнесла Потопаева, а про себя подумала: «вот алчная сучка, за французский флакон душу продаст». Настроение у нее после того, как она «оторвалась" на Джинс, улучшилось. Поэтому вслух сказала:
– Ладно уж, расскажу тебе про врачиху. Даже не столько про нее, сколько про то, как мы, женщины, можем, если захотим, полностью управлять своим весом. Подай халат.
И она действительно рассказала, как обойдя десяток врачебных кабинетов, потратив кучу денег, нервов и сил, и в результате не получив ничего, кроме разочарования, думала уже, что ее вес – это Божье наказание и от него нет способа избавиться. Но в один прекрасный день кто-то посоветовал ей обратиться к психотерапевту Лученко. Вначале она переступила порог кабинета с огромным недоверием. Затем как-то само собой так вышло, что кроме анализов, собранных в целую толстую папку, Лариса рассказала доктору всю свою жизнь. Доктор внимательно ее выслушала. И поставила абсолютно неожиданный диагноз. Вера Алексеевна сказала, что все предыдущие диагнозы, вроде неправильного обмена веществ, неверны, потому что лишний вес ее пациентка набрала вовсе не из-за функциональных нарушений, а из-за причин психологического свойства.
В эту часть повествования Элла Джинс не могла не вмешаться:
– Подождите, Ларочка! Я ничего не понимаю. Эта докторша сказала, что лишний вес из-за психики, что ли? – она сделала выразительный жест у виска. – Я в первый раз в жизни слышу подобное. Разве такое бывает?
– Оказывается, бывает. И я тому прямое доказательство. Если ты хочешь все узнать, то не перебивай своими глупыми вопросами.
– Не буду. Мне так интересно, что аж мурашки бегают по коже.
– Так вот. Лученко сказала, что я потому поправляюсь, что не получаю в жизни других положительных эмоций, кроме как от еды. Она словно увидела меня изнутри. Описала мою жизнь так, словно жила со мной под одной крышей. Представляешь?
– Как это?!
– А вот как. Говорит, вы, уважаемая Лариса Тимофеевна, утром встаете и первым делом что-нибудь вкусненькое в рот забрасываете. А уж потом в ванную идете. Потом завтрак. После завтрака так, суета всякая, любимый сериальчик. Во время него, ясное дело, опять конфетки, шоколадки, фрукты-ягодки, печенье. Затем ланч. После ланча поездка к парикмахерше или в косметический салон. Там встретишь знакомых, с ними чашечка кофе с пирожным. Созвонишься с мужем, он предлагает вместе пообедать, и так далее и тому подобное. И заметь, это не я ей, а она мне весь мой день описала.
– С ума сойти! И это при первой встрече?! Может, она о вас справки наводила?
– Дура ты, Элла! Все мои справки на моем лице да на фигуре были во-о-т такими буквами написаны. Просто она опытный психотерапевт.
Джинс настолько было интересно слушать банкиршу, что она даже забыла очередной раз обидеться на нее.
– Она объяснила мне, что я пристрастилась к еде, как к наркотику. Поскольку все другие жизненные удовольствия игнорирую.
– С этим я не согласна. Мне кажется, ничего вы не игнорируете. И муж у вас, и поездки за границу, куда душа пожелает. Кажется, и с актерами, и с художниками вы знакомы. Вон у вас весь дом от картин и скульптур ломится.
– Вот поэтому ты мой «имиджмейкер», а не психиатр. Тебе кажется, а она видит. На самом деле увидела эта докторша самую суть. Я ведь действительно настоящий кайф только от пищи получала тогда. Все остальное меня до глубины и не трогало.
– И что же она вам посоветовала?
– Она посоветовала кое-что неожиданное. Сказала, что слезть с этой «пищевой иглы" мне удастся, если я влюблюсь. Во как!
Опыт самой Эллы в общении с мужчинами был крайне незначителен. Она никогда не задумывалась над тем, что мужчины отличаются от женщин не только физически. Поэтому почти всегда сама звонила и приглашала мужчину на свидание, или вдруг предлагала ему сходить на концерт, или, что было совсем уж неграмотно, при первом свидании инициировала секс. Тем самым ей удавалось сразу сделать то, что многим замужним дамам – лишь спустя годы брака: полностью убить в мужчине его исконный инстинкт охотника. И потому мужчина в присутсвии Джинс скучал и очень быстро уставал от нее.
– В смысле? – переспросила Элла.
– В смысле любви, любовника, романа, понимаешь?
– У вас же муж такой...
– Ну и что?
– Как же от него гулять?
– А если муж на тебя внимания не обращает? Если с мужем Новый год бывает чаще, чем половой акт? Тогда как?
– Не знаю...
– Зато я знаю. Правильный диагноз и правильный совет. Посмотри на меня, я ж теперь стройная, как газель, – Лариса обтянула свою талию махровым халатом и весело рассмеялась.
– И кто же он, похититель вашего сердца и сжигатель лишних калорий? – мелодраматично закатила глаза Элла.
– Неужели не догадываешься?
– Ну я не знаю, вы такая интересная женщина, на вас многие засматриваются.
– Не делай вид, что ты глупее, чем есть на самом деле.
– Тимур, что ли?
– А почему бы нет!
– Ну, вы даете!
– Даю. И беру.
– А не боитесь, что Валерий Евгеньевич узнает?
– Так он и так знает.
– Что?!
– То, что слышала.
– Но ведь... Не знаю даже, что и сказать.
– А не знаешь, так молчи! Мы с Валерой такой веревочкой связаны-перевязаны, что между нами никто встать не может. Ни кобель, ни сука. Подумаешь, трахальщика я себе нашла. Если хочешь знать, он мне сам Тимура и подсунул. Чистенького, молоденького, красивенького и преданного, как собака. Чтоб я на стороне не нашла, и какую заразу в дом не принесла. А так и овцы целы, и волки сыты.
Насладившись произведенным эффектом Потопаева спросила:
– Так ты хочешь присутствовать, когда докторша ко мне придет?
– Если можно.
– Можно. Интересно, что ей от меня надо?
...Прийти с визитом в дом банкира-олигарха, пусть даже и к бывшей пациентке, для Веры Алексеевны Лученко было чем-то вроде какого-нибудь сумасшедшего пари для господ офицеров в старые времена. Чтобы пари было выиграно, требовалось тщательно подготовиться, быть в кураже и не сомневаться в успехе предприятия. Куража и уверенности в победе у Веры Алексеевны было хоть вагонами грузи, таков уж у нее характер. А вот подготовиться ей помогало всегдашнее ее занятие, стало быть, шитье.
Будучи человековедом не только по профессии, но и по образу мыслей, она замечательно тонко понимала, как важна какая-нибудь на первый взгляд мелочь при решении сложных вопросов. Вера любила повторять фразу, принадлежащую французскому художнику XIX века Жану Огюсту Доминику Энгру: «О, этот маленький месье акцент!» Восклицание истинного парижанина относилось не только к живописи. Увлекаясь шитьем, помогавшим ей лучше сосредоточиться, доктор Лученко часто размышляла над тем, какое значение в жизни любого человека имеет предметный мир, создаваемый им вокруг себя. На протяжении всего развития цивилизации менялся образ «человека своего времени», отношение к морали, критерии красоты, мода и вкусы, но одежда всегда говорила современникам с неизменной точностью, кто есть кто. Потому что костюм и все дополнения к нему есть знаковая система. Качество, крой, подбор элементов одежды, украшения безошибочно указывают на социальное положение, уровень образования, род занятий, личный вкус, отношение к общественному мнению. Именно поэтому Вера с особой тщательностью подготовилась к визиту в дом банкира.
Они сидели в гостиной большой двухэтажной квартиры, вокруг нарядного сервиза Rosenthal (он, как и все вокруг, должен был олицетворять респектабельность и роскошь) – три женщины, разные по всем статьям, непохожие во всех отношениях. Потопаева смотрела на доктора с интересом, ведь тогда, пять лет назад, видела ее лишь в белом халате, и только ее лицо и волосы, роскошные, каштаново-золотые, запомнились ей. Доктор Лученко смотрела на свою бывшую пациентку, похудевшую и помолодевшую, и обдумывала, с чего начать непростой разговор. И наконец, случайная зрительница Элла Джинс пыталась одновременно разглядывать гостью, производить солидное впечатление и предугадывать желания своей покровительницы.
Сперва поговорили о здоровье. Разве с врачом можно сразу говорить о чем-то постороннем? Затем Вера Алексеевна похвалила потопаевский интерьер, он и вправду того заслуживал. Лариса Тимофеевна в свою очередь сделала ответный комплимент серому костюму визитерши, как бы между прочим спросив: «От Валентино?» На что Вера Алексеевна, скромно потупя глаза, сказала:
– Бог с вами, на зарплату врача?
– Ах, да! Я забыла, что вы, с вашим незаурядным врачебным талантом, работаете в обычной больничке! – пожалела гостью банкирша. И тут же прибавила:
– Что ж вы, дорогая, себе цены не знаете? Вас любая коммерческая клиника с руками оторвет!
– Ну, это лишнее. Мне хватает гонораров от клиенток, подобных вам, – отмахнулась Вера Алексеевна. Затем поднялась с удобного кожаного кресла, прошлась по комнате, и спросила совершенно о другом:
– А что это у вас за приборы?
– Система «Умный дом», – гордо сказала банкирша. И поведала Вере обо всех многочисленных функциях, позволявших жить комфортно и безопасно. После рассказа Потопаевой Вера несколько минут молча постояла у окна и, не оборачиваясь думала: «Значит, правы Кирюша и Оля, где-то есть компьютер, куда поступает вся информация о происходящем в доме. Где?»
– Ну что ж, Лариса Тимофеевна, я поздравляю вас с такими суперсовременными технологиями в вашем доме. Ведь не каждый в нашем городе может похвастать таким.
– Да уж, – сказала польщенная хозяйка.
– И управляется все это хозяйство компьютером, конечно. А вы им пользуетесь? – спросила она банкиршу.
– Мне это не нужно, я не собираюсь идти работать референтом, – брезгливо ответила та, даже не поняв, о чем идет речь.
– Вот и хорошо. Можно посмотреть, с какого компьютера отдаются указания вашему дому?
– Пожалуйста. Вот он стоит. – Потопаева указала на плоский жидкокристаллический экран, размещенный в углу гостиной.
Вера Алексеевна подошла к компьютеру, мимоходом прикоснулась к клавишам.
– Ну конечно, и компьютер у вас самый современный. Если я правильно понимаю, то отсюда можно отдавать команду для всех домашних приборов?
– Отсюда тоже, но в основном с сенсорного пульта, так удобнее. Здесь обычно колдует либо муж, либо наш охранник Тимур.
– У вас на всех дверных проемах фотоэлементы?
– Конечно. Стоит мне только войти, например, в спальню, и тут же понижается температура до той, какую я люблю. Мне нравится прохлада.
– Смотрите-ка, как удобно. Ваш «Умный дом» фиксирует в компьютере, кто куда пошел, чтоб создавать и поддерживать микроклимат. Каждый из живущих в доме может создать свой любимый температурный режим?
– Мы можем себе это позволить. А вы что так заинтересовались? Собираетесь у себя в квартире установить?
– Ну что вы вовсе нет. Мы люди простые, знаете ли, любим все кнопки нажимать собственными руками. Пульт телевизора, пульт видеомагнитофона, куча кнопок на СВЧ-печке... От такого количества кнопок в доме у нас тоже создается иллюзия, что мы окружены супер-техникой. Однако не обращайте внимание на мои расспросы, я просто любознательна, – вроде бы рассеянно произнесла доктор, и решила: пора. – Я бы хотела объяснить вам, Лариса Тимофеевна цель своего визита.
– А я думала вы просто так в гости заехали! – поддела банкирша.
– Нет, не просто так. Разве ж две такие загруженные дамы, как мы с вами, могут всретиться без всякого повода?
– Вот и я голову ломаю, через столько лет, и вдруг...
– Есть у меня близкая подруга, да вы ее хорошо знаете – Дарья Николавна Сотникова.
Потопаева слегка закаменела лицом. Лученко сделала вид, что не обратила на это ни малейшего внимания, и продолжила.
– Она директор того самого рекламного агентства, что вашего супруга Валерия Евгеньевича продвигает на нынешних выборах в парламент. Случилось так, что во время съемок у вас пропало кольцо драгоценное...
– Кольцо не пропало, как вы выразились, оно украдено, либо вашей Сотниковой, либо кем-то из ее агентов. – Лариса Тимофеевна сердилась, и потому даже оговорилась, назвав сотрудников агентства «агентами», а это был первый признак того, что Вера находится на правильном пути.
– Давайте сразу договоримся, я – не милиция, не суд и не прокуратура. И вы тоже не эти компетентные органы. Поэтому кто, чего, у кого и когда украл будут решать они, хорошо? Я же вам предлагаю поговорить о другом. Предположим, только предположим, что команда рекламного агентства во главе с Сотниковой кольца не брала.
– Тогда кто его украл? Кто, я вас спрашиваю!!! Может, я или мой муж, или пресс-секретарь, или наш преданный охранник – за него я ручаюсь, как за саму себя! Ведь больше никого не было.
– Вы же разумная женщина, Лариса Тимофеевна. Я же сказала – предположим.
– Зачем нужны ваши предположения? Кому они нужны? Мне – нет! Элла, тебе нужны? Элла ты что спишь, проснись! Вот дура, заснула прямо сидя!
– Не будите ее, пусть поспит.
– Это вы ее усыпили?! Вы!!! И меня хотите усыпить, а потом под гипнозом мне внушите, что я сама у себя кольцо украла, чтоб я себя сама оговорила!
– Прекратите истерику! – резко приказала Вера Алексеевна. – Мне не нужно вас гипнотизировать, чтоб вы признались. Вы уже и так это сделали.
– Я... Когда? Как?
– Только что.
– Вы шантажистка. Вы страшная женщина, усыпили мою подругу, а теперь хотите меня загипнотизировать!
– Довольно, – спокойно и твердо сказала Вера.
– Не командуйте мной, я у себя в доме!
– Никто в этом не сомневается. Выслушайте меня. И тогда поймете, что несмотря на то, что вы сами загнали себя в глухой угол, есть возможность выпутаться из всей этой истории. Давайте поговорим спокойно, без криков. Тем более, что они ничего не решают.
Потопаева молчала, лишь смотрела на Веру Алексеевну затравлено.
Лученко вдруг заговорила с Потопаевой в иной, гораздо более мягкой манере:
– Есть несколько непонятностей, разъяснив их, мы с вами решим как нам быть дальше. Вопрос первый: зачем вы это сделали?
– Я ничего не делала.
– Нет смысла опровергать то, что не вызывает сомнений. Вопрос второй: как обойтись наименьшими потерями?
– ...
– Лариса Тимофеевна, мне тут пришла в голову простая, как апельсин мысль. Для любого поступка должен существовать мотив, то есть причина. У Сотниковой нет и не могло быть причин для кражи. А у вас их, этих мотивов, на целый песенный сборник наберется.
– Неправда! Мне незачем красть кольцо, оно и так мне принадлежит.
– Правильно. Поэтому вы имитировали кражу. Ведь оно и так никуда не делось. Оно осталось вашей собственностью. Но объявлено, – заметьте, объявлено – украденным. И это дает вам возможность, так вы думали, извлечь из этого своего неблаговидного поступка большую пользу.
– Какую же!!! – у Потопаевой буквально вырвалось криком. – Я не воровка!
– Ну конечно не воровка, поскольку украли сами у себя. Это скорее не воровство, а оговор, клевета. Так что вы успокойтесь. – Вера старалась говорить мягко, спокойно, действительно стараясь успокоить Потопаеву и даже сочувствуя ей в этот момент. – Вопрос третий: кто будет беседовать с вашим мужем, вы или я?
– Зачем разговариватьс мужем? Не нужно с ним разговаривать, он не захочет с вами даже встречаться. – Все это было сказано быстрым шопотом, и внезапно громко и абсолютно спокойно Потопаева сказала:
– Он меня убьет.
Дальше начались рыдания, содрагавшие все ее большое тело, она опустилась на ковер, и обхватив руками голову, ревьмя заревела. В первую минуту Вере не было ее жалко. Но все-же нечто врачебное, сострадательное, прочно въевшееся из профессии и ставшее уже частью ее натуры, заставило доктора Лученко успокаивать бывшую пациентку, поглаживая по голове, и рассказывать ей: «Жила-была маленькая девочка, в небольшом городке у моря. У девочки была мать-пьянчужка и бабушка. Жили трудно, девочку отдавали то в интернаты, то бабушка придумывала несуществующие болячки и пристраивала ее в больницы, то в санатории. Раньше долго можно было лечиться. И девочка была то в пионерских лагерях, то в больницах, то в интернатах, то в санаториях. Там она видела, что другим девочкам приносят передачи, а те прячут их в тумбочки. Иногда дети делились с ней своими передачками, но чаще не делились. Потому что ей нечего было предложить им взамен. Ей никогда ничего не приносили. Однажды она потихоньку взяла из чужой тумбочки мандарин, там их была целая сетка, и никто не заметил. С тех пор она научилась брать незаметно чужое, а когда нельзя было взять незаметно, всегда можно было на кого-нибудь свалить. И всегда находился кто-то, какой-нибудь мальчишка-сорванец, или девочка, кого почему-то не любили, на кого охотно думали, что это они воруют из тумбочек. Потом девочка выросла, поступила в институт, и там в общежитии ей уже совсем легко было повторить фокус с тумбочками. Ведь она стала профессионалкой. А потом ей встретился мальчик. Хороший такой, из богатой семьи. Для девочки из ее мира любая нормальная семья казалась богатой. И она украла этого мальчика у своей лучшей подруги. Правда, для этого понадобилось оклеветать ее в глазах мальчика. Но ведь у девочки была цель. Выйти замуж за богатого мальчика. Какое значение имела подружка? И цель была достигнута. Она вышла замуж за мальчика. Мальчик вырос и оправдал ее надежды. Он стал банкиром».
– Вера Алексеевна! Откуда вы все про меня знаете? – всхлипнула Потопаева.
– Вы сами пять лет назал рассказали все, как на исповеди. Забыли?
– Забыла, – словно эхо повторила банкирша.
– А я помню. Потому что у меня работа такая – помнить своих пациентов. Но у меня к вам есть вопрос: почему вы так ненавидите Дашу Сотникову? Где она вам дорогу перешла?
– Вам действительно интересно?
– Да. Очень.
– Хорошо. Я объясню. Вы ведь и так все про меня понимаете. Это только Элка думает, что самое большое счастье в жизни – сидеть в золотой клетке и чирикать!
Хозяйка дома взглянула на свою спящую приживалку с ироническим состраданием.
– Но ведь вы к этому всю свою жизнь стремились. Хотели этого, – сказала Лученко.
– Вот именно, хотела! За что боролись, на то и напоролись! – устало вздохнула банкирша. – Поймите, доктор! Мне казалось, что я ухватила Бога за бороду! Еще бы, столько богатства, столько возможностей! А на самом деле...
– Что же на самом деле? – терпеливо спросила Вера.
– Когда я была молодая и бедная, как церковная мышь, мне казалось, что самое большое счастье в жизни – это деньги. Ни в чем не нуждаться, быть независимой, потому что можно все купить. Теперь я богата, но когда я смотрю на вашу Сотникову, мне хочется повеситься! Ведь она в тысячу раз счастливее меня! Понимаете?!
– Отчасти.
– Вы же умница, доктор! Неужели не видите? Ваша Дарья сама себе хозяйка, и она пашет как оглашенная не только ради денег! Деньги, в ее случае, – это вторично. Ей же работать в кайф! Она аж светилась вся, когда у нас делали эту фотосессию. А как на нее смотрели эти ее менеджерята? Как на мать Терезу! Понимаете, в чем разница между нами?
– Кажется, начинаю понимать.
– Вот именно. Кому нужна я, лично я – со всем моим богатством? Не шкурно, не за деньги, как этой спящей дурочке. А просто так, потому, что со мной интересно? Никому! Как же я ненавижу вашу Сотникову, она даже и не знает, что так можно ненавидеть...
Она сказала это без надрыва, почти успокоившись, хотя слезы продолжали скользить по щекам. Вера вздохнула, напоминая себе, что она – доктор, а не судья, и после некоторой паузы сказала:
– Это хорошо.
– Что?!
– Хорошо, что вы ненавидите.
– Не понимаю... – растерялась Потопаева.
– Но это же так просто. Посмотрите на себя с другой стороны. Это хорошо, что вы все еще можете так сильно чувствовать недостаток простого человеческого счастья: интересной работы, задушевных разговоров. Если бы вы так горевали по поводу очередной некупленной цацки, было бы хуже. Внутри вас все еще живет маленькая девочка, и оказывается, ей нужно не только материальное. Вот это и хорошо. Значит, вы не окончательно стали куклой бездушной, знаете, из тех, что сопровождают своих мужей-олигархов на светских приемах. Фарфоровые личики, руки-ноги гладкие, а внутри – ватин. И давайте так. Давайте договоримся, что заметных неудобств окружающим мы постараемся не причинять, а что будет дальше с вашей душой, с этой маленькой девочкой – ваше личное дело. Это зависит только от вас, и тут я вам не наставник и не гуру. Хорошо?
Банкирша кивнула, глядя на Веру изумленными глазами. Говорить она была уже не в силах.
– Вот и замечательно.
Потом Вера попросила Ларису Тимофеевну соединить ее с Валерием Евгеньевичем, поговорила по телефону тихонько минут пять и незаметно ушла. Когда Элла Джинс открыла глаза, в комнате сидела только Потопаева и смотрела на нее каким-то странным взглядом припухших от слез глаз.
– Ларочка, а где доктор?
– Ушла.
– Как неудобно получилось. У вас гости, а я уснула.
– Ничего.
– Ларисочка, с вами все в порядке? Вы какая-то странная...
– Что же во мне странного?
– Вы не такая, как обычно.
– Ничего, это пройдет. Завтра буду такая же, как всегда.
* * *
Банкир и охранник.
Среда, 15 августа, утро. Через 2 дня после кражи.
Господин Потопаев считал себя человеком незаурядным и, в общем-то, был им. Не из-за количества денег. Сколько заурядных людей имеют огромные финансовые возможности! Его склад характера, отношение к жизни, восприятие окружающих и то, как он умел извлекать пользу из всего, к чему бы не прикасался, могли бы, будь они подробно описаны, послужить сюжетом какого-нибудь сногсшибательного блокбастера об олигархе. Но мы, увы, не пишем сценарий о банкире.
Итак, Валерий Евгеньевич Потопаев обладал, как уже говорилось, отрицательной харизмой и внешне походил на голливудского актера Траволту. А по манере вести себя с окружающими был крайне разнообразен. «Поведение вверх», то есть с теми, кто вершил судьбы страны, было самое вежливое, отменно предупредительное. Для тех, с кем банкир не мог не считаться, он был примером точности и обязательности. «Поведение вниз" было совершенно иным. Манера его поведения с подчиненными, была брутальной. Местами она напоминала откровенное хамство известного «шакала пера" Отара Кушанашвили, а местами – экспромты раннего Жириновского, когда в качестве аргумента в споре в ход шли всевозможные напитки. «Очарованье" такого отношения к себе ощущали многие сотрудники банка, но терпели, потому что здесь они получали очень неплохие зарплаты. Однако, если закрыть глаза на стиль работы Потопаева с людьми, то, что ни говори, он был специалистом своего дела.
Для того, чтобы руководить банком, нужны были определенные качества. Ими Валерий Евгеньевич Потопаев обладал в полной мере. Его образование (государственный Институт народного хозяйства) было помножено на опыт работы. Причем самой кропотливой. Ведь банковская система первобытного капитализма может преподнести сюрприз в любой момент. Потопаев прошел по всем ступеням банковской лестницы. Именно благодаря этому его реакция на любую сложную ситуацию была точной и реактивной.
Его любимой присказкой было: «Неважно кто ты, неважно какой ты, имеет значение только одно: есть ли у тебя чутье на деньги». Банковское сообщество достаточно закрыто, и людей с улицы туда не пускают. Видимо, это обстоятельство создало круг людей, связанных работой, положением, образом жизни. В банке, созданном потопаевской командой, царило единоначалие, четкая и жесткая иерархия. Например, обращение к руководству через голову начальства считалось нарушением корпоративной культуры. Общее для всех работающих правило состояло в том, что банк давал сотруднику шанс проявить себя. В этом были заинтересованы обе стороны. По мнению Валерия Евгеньевича, у того, кто хочет сделать настоящую карьеру в этом бизнесе, должны «гореть глаза». Именно таких людей он придирчиво подбирал, ставил их на ключевые посты. И когда убеждался, что его подчиненные «менеджерят" толково, отходил в сторону, не мешая им лишней опекой и оскорбительным сверхконтролем. Потопаев говорил своим кадровикам: «Человек должен иметь мечту, чего-то добиваться: денег ли, карьеры. Амбициозность заставляет совершенствоваться. А если человек на вопрос: «Чего ты хочешь?" отвечает: «Ничего, у меня все нормально», из него ничего и не получится».
Что касается моральных принципов и нравственных установок, то углубляться в рассуждения о нравственности в этом бизнесе мы не будем – как говорится, о мертвых или хорошо, или ничего.
В 1999 году банк, руководимый Потопаевым, умудрился устоять после кризиса. Более того, банкир задешево скупил высококлассных специалистов. Это позволило банку не просто выжить, но и продвинуться по многим позициям вперед. Зарплаты в банке, что являлось коммерческой тайной (как приятно раскрыть читателям хоть парочку коммерческих тайн!), остались практически такими же, как и до кризиса. Рядовой специалист банковского фронта получал в среднем $300-500. Зарплаты начальников отделов вращались вокруг цифры в $1000, зарплата председателя правления, а именно господина Потопаева В. Е. составляла $10000. Кроме зарплаты, служащие имели еще достаточно лакомый соцпакет. В него входили всевозможные блага в виде отдыха на роскошных курортах (в зависимости от статуса служащего Турция, Кипр или Лазурный Берег), а также лечение в лучших клиниках, обучение детей в зарубежных учебных структурах и прочие. При этом собственно зарплата и доход банковского менеджера представляли собой разные вещи. В банке Потопаева еще выплачивали бонусы по итогам года (у топ-менеджеров это может быть 10-20 окладов), существовали схемы льготного кредитования, проценты от заключенных сделок. Причем во многих случаях зарплата выдавалась в конверте и налогом в полной мере не облагалась.
Все вышеописанное рисует как портрет учреждения, руководимого господином Потопаевым, так и самого «душку"-банкира. Вот какого врага получила в качестве «подарка" к выборам Дарья Николаевна Сотникова, директор скромного рекламного агентства.
В кабинет управлящего банком вошел его личный охранник, водитель и доверенное лицо – Тимур Акимов, рослый плечистый парень с гладкими, длинными, стянутыми на затылке в хвост волосами. Плотно прикрыв за собой двойные двери, он присел к столу, спросил:
– Что будем делать с кольцом? – его красивое лицо выражало озабоченность, черные густые брови хмурились.
– Ты знаешь, Тимур, я тут подумал, прикинул. А ведь нам вся эта ситуация с кражей даже полезна.
– Валерий Евгеньевич, шутите?
– Я похож на человека, способного шутить по такому вопросу?
– Да вроде бы нет. Но... я просто не понимаю, мне казалось... И потом, ваша пресс-секретарь Людмила вчера говорила, когда узнала про похищение кольца...
– А что она такого говорила? – с усмешкой глядя на своего верного охранника, спросил Потопаев.
– Она говорила, что сейчас, когда вы во второй раз решили стать депутатом, для вас любой скандал – плохо. А тем более кража. Что на вашей репутации не должно быть и пылинки, а история с кольцом может быть опасной. Могут разнюхать журналисты. И вы из жертвы, из пострадавшего можете превратиться в объект всеобщего интереса. Мол, откуда у Потопаева такие бешеные деньги на кольцо любимой супруге?
– «Откуда у Корейко миллион»...
– Не понял?
– Ты Ильфа и Петрова читал?
– Нет,– честно признался парень.
– Понятно. А что ты вообще читаешь?
– Я? – Тимур растерянно смотрел на своего начальника. Тот окинул его странным взглядом, словно улыбался и хмурился одновременно. – Я газеты читаю, журналы. А что? – спросил не с вызовом, а с любопытством.
– Я просто думаю, откуда у тебя такая правильная речь, если ты не испорчен классической литературой.
– А, вы про это. Мне многие говорят, особенно девушки, что я говорю как диктор с телевиденья. Это бабушка моя постаралась. Она у меня учительница младших классов.
– Передай ей поклон, молодец у тебя бабушка.
Акимов обрадовался, что шеф отметил его правильную речь, хотя это было не впервые. Банкир поднялся из-за стола, подошел к роскошному офисному бюро, нажал на какую-то незаметную кнопочку, выехала бутылка коньяка Курвуазье и хрустальные рюмки. Валерий Евгеньевич взял одну рюмку, бутылку и перешел к небольшому низкому столику, состоявшему из стекла и изогнутой металлической женщины, державшей стеклянную столешницу на своей спине.
– Тебе не предлагаю, ты за рулем. А мне можно, я пассажир. И потом, я кое-что придумал, поэтому мне положено вознаграждение за хорошую соображалку. Ты как полагаешь? Присаживайся. Слушай. Вчера, когда ты пришел ко мне и сообщил, что моя супруга Лариса Тимофеевна инсценировала кражу кольца, а потом передала кольцо тебе, я, как ты помнишь, действительно сильно занервничал. Имел глупость советоваться с Милкой Шевчук и даже слушать ее. Кольцо мы с тобой положили вот в этот сейф за моей спиной. С тех пор я не переставал думать о создавшейся ситуации. Домой приехал как ни в чем не бывало, и ни звука не проронил жене о том, что мне все известно. Ты, я надеюсь, тоже помалкиваешь?
– Валерий Евгеньевич! Разве я не доказывал вам много раз, что мне можно доверять?!
– Доказывал, доказывал. Не кипятись. Вот «кавказ», горячий какой. В твоей преданности никто не сомневается. Я так, к слову. Всю ночь я не спал, а утром пришло правильное решение. Причем такое, когда эта псевдокража мне большую пользу принесет.
– Шеф, подождите, я за вашими мыслями не успеваю. Объясните сперва, как быть с Ларисой Тимофеевной. Ведь она мне сказала, что...
– Э! Слушать не хочу! Сказала, мазала! Все бабы дуры и б...и. А моя вообще законченная идиотка. Она, видите ли, инсценировала кражу кольца, якобы для того, чтоб получить страховку, да еще подставила рекламное агентство, которое должно меня продвигать на выборах. И договорилась с моим же собственным охранником обстряпать дело так, чтоб я не знал. Чтобы думал, что кольцо сперли сопляки из агентства. Бред какой-то!
– Но ведь вы сперва поверили в этот бред.
– В первую минуту поверил. Даже подал заявление в милицию. Хотя и правильно сделал. С Сотниковой поговорил так, что она чуть инфаркт не получила. А потом пришел ты и принес кольцо.
– И после этого вы его заперли в сейф и велели мне молчать.
– Все правильно. А сейчас я расскажу тебе, что будет дальше. Будет так: Ларе мы ничего не скажем, пусть думает, что в ее историю украденного кольца, хотя она не стоит и выеденного яйца (хороший каламбур! Ха!) я верю полностью и безоговорочно. Страховку мы получим, потому что официально заявлено: драгоценность похищена. Заявление из милиции я заберу, предложив Сотниковой такую сделку: она бесплатно занимается моим продвижением в парламент, пусть за свои бабки пиарит, снимает ролики и прокручивает их в эфире, размещает обо мне статьи в прессе, печатает листовки, буклеты, календари, и все это за деньги агентства. А скандал... Дурачок, это не скандал, мне скорее сочувствовать будут. А откуда у банкира деньги на кольцо – глупый вопрос. И кстати, заметь: кольцо – не себе купил, жене. У нас избирательниц на пятнадцать процентов больше, чем избирателей, и при любом раскладе все они теперь мои.
– Не понял одного момента, Валерий Евгеньевич. Вы же знаете, я не тупой, просто ваша сообразительность... Я не успеваю въехать. Почему вы уверены, что Сотникова согласится?
– Просто я соображаю как феррари, а ты соображаешь как жопорожец, – и Потопаев громко расхохотался.
– Это точно. – Тимур никогда не обижался на хозяина, так как по опыту знал, намного выгоднее, подставиться, пусть посмеется, покуражится, зато потом щедро одарит. Не зря бабушка, вырастившая его, говорила: «На обидчивых воду возят!" Ничего, пусть смеется, аж пополам складывается, зато Тимур не просто личный телохранитель, а верный человек, правая рука, все тайны ему доверяют, все секреты он знает. И с таким, как его хозяин, высоко подняться сможет.
– А как же! – отсмеявшись, продолжил банкир. – Она ж меня вместе со своими сцыкунами обокрасть вздумала, а я, благородный человек, прощаю ей и ее агентству пропажу моего «черного жемчуга». А если она не согласится, то сядет, либо сама, либо кто-то из ее команды! И потом, для чистоплюйки Сотниковой ее репутация в деловом мире дороже всего на свете. Она ж не крадет, а мозгами зарабатывает свои копейки. Если ее коллеги, партнеры и клиенты узнают, что во время рекламной съемки, в доме где была, как они любят говорить, «фотосессия», произошла наглая и циничная кража, то на ее карьере можно сразу крест поставить. А я, само человеколюбие, не возбуждаю против них никакого уголовного дела, а просто она мне отрабатывает! Вот такая игра.
– Вы просто гроссмейстер, – восхищенно протянул Тимур, не уставая удивляться хитроумию своего шефа. Затем он вслух повторил, как бы проверяя все сказанное Потопаевым. – Значит, вы получаете деньги по страховке, вас бесплатно продвигают в Раду, это я понял. А кольцо?
– Что кольцо? – увлеченный своими мыслями управляющий банком не сразу понял своего охранника. Затем, улыбнувшись той самой полуулыбкой-полухмуростью, сказал:
– «Черный жемчуг" найдет доблестный охранник Тимур Акимов.
– Где ? Когда я его найду?
– Когда – знаю точно, после выборов и получения страховки, не раньше. А вот где?...
– Может, в агентстве у Сотниковой? Если вдруг со страховкой заминка произойдет, можно будет с агентства слупить за нанесенный ущерб. У вас же есть для этого все возможности.
– Ай да «кавказ», ай да коварный Тимур-Тамерлан. А еще простачком прикидываешься!
– У вас учусь, Валерий Евгеньевич.
– Правильно делаешь, учись, когда-нибудь станешь помощником министра, а может самого... Знаешь, в человеческой истории есть до черта примеров того, как умный человек может не только стать богатым, но и заставить деньги размножаться. Понимаешь?
– Нет, – честно признался Тимур.
– Ну вот такая история. Епископ Орлеана по имени Арнуль много лет назад задумал перестроить «великолепным образом" церковь Сент-Круа. У церкви были на это деньги. Но богатство церкви не хотелось показывать, а церковь отстроить по-новому хотелось. Вот тебе противоречие: деньги у церкви должны быть, чтобы начать перестройку здания «великолепным образом», и в то же время денег не должно быть, чтобы не показывать богатство церкви. Как быть? Хитрец Арнуль, соображающий не хуже сегодняшних специалистов по отмыванию бабок, вещает: на строительство-де его подвигнуло знамение Господне. Мол, однажды, когда каменщики, выбирая место для базилики, проверяли прочность почвы, они обнаружили много золота и отнесли его епископу. Тот возблагодарил всемогущего Бога и потратил деньги на строительство. Золото, конечно, было зарыто ранее.
– Ну и в чем тут фишка?
– А в том, что после этого якобы Господнего знамения епископ объявил, что денег на всю постройку не хватает – только на часть строительства, и провел дополнительный сбор средств. Прихожане платили с воодушевлением, еще бы, ведь было же Знамение! Вот так умные люди делают. У них деньги не просто копятся, но и размножаются!
– И это служители церкви? Уж если они так хитрили, то нам, само собой... Валерий Евгеньевич, я все хотел спросить, что в этом кольце с черным жемчугом такого особенного, почему оно так ценится? У вашей супруги так много всяких вещей, бруликов и шуб. Почему все в это кольцо уперлось? Это что, самая ценная из ее цацок?
– А кто их, баб, разберет? Почему она для этой интриги выбрала именно черный жемчуг? Просто очередная блажь.
Так беседовали банкир и его охранник. Но ведь действительно интересно, почему вся эта история с кражей и оговором закрутилась, завертелась именно вокруг черного жемчуга. Что в нем такого особенного, ценного? Как объясняют специалисты, жемчуг растет внутри моллюсков из класса двустворчатых. Бывает он двух видов: морской и речной. Большинство натурального жемчуга находят в моллюсках в Персидском заливе, Красном море и в Манарском заливе между Цейлоном и Индией, в водах вокруг Северной Австралии и островов Южных Морей, и в меньшей степени – в моллюсках Венесуэльских вод, Калифорнийского и Панамского заливов. Обычно считается, что лучшие жемчужины вырастают в видах P. Vulgaris и в P. Radiata, хотя самые большие экземпляры происходят из P. Margaritifera и Maxima. Большое количество видов пресноводных моллюсков продуцируют привлекательный жемчуг, в большинстве своем небольшого размера и чаще неправильной формы, или формы «барокко». Ранее они добывались в больших количествах из моллюсков, обитающих в реках и протоках бассейна реки Миссисипи, но промышленные сточные воды уничтожили продуктивные устричные отмели. Великолепный жемчуг до сих пор можно добыть из пресноводных моллюсков Британских островов и Европы...
По сути дела, жемчуг – это некая неправильность, неопрятность и, вообще говоря, ошибка в развитии раковин. Опухоль маленького подводного организма. Потому что образуются жемчужины только тогда, когда попадает внутрь раковины то ли пылинка, то ли пушинка, то ли какая иная хреновинка. И тогда начинает расти шарик из углекислого кальция в сокровенных ракушкиных глубинах. Растет себе и растет, пока не станет размером с горошину либо фасолину – белого, розового, палевого или черного цвета. И тут все, кто понимает толк в драгоценностях, вдруг разом начинают восхищаться и говорить:
– Ах, что за сокровище!
– Что за прелесть!
– Какая роскошь!
Ну, пусть вслух не говорят, но думают так, это уж точно.
Человеческое сознание, похоже, формируется по тем же законам, что и жемчужина. Стоит попасть в глубины ума какой-то пушинке, соринке в виде мысли, идеи, даже какому-нибудь воспоминанию или детской обиде, и вокруг нее начинается обволакивющая работа чувств и всяческих эмоций. Кто знает, почему одни жемчужины выращивают внутри себя жемчуг серебристо-белый, розовый, кремовый или золотой, а другие – черный? Да потому же, почему у одних и тех же родителей вырастают два брата: один священник, другой – вор. По той же прихоти, по какой складываются после встряхивания бесконечные, никогда не повторяющиеся узоры в давно забытой игрушке под названием «калейдоскоп». По воле случая. И в людях-ракушках зреет порой черный жемчуг извлечения выгоды из любых ситуаций, любым способом. Морально ли это? Нравственно ли? Страдают ли при этом другие люди? Человека-ракушку эти вопросы не занимают. Зачем забивать голову мыслями, несвойственными раковине-жемчужнице? Ее дело наращивать слои. Слой за слоем, слой за слоем, чтобы получился очень красивый, драгоценный, но черный жемчуг.
* * *
Решительный разговор.
Пятница, 17 августа. Через четыре дня после кражи.
Зачем доктор Лученко так резво вмешалась в историю с кражей черного жемчуга? Ну ясное дело, жаль подругу. Однако человек, с кем предстояло вести сражение даме-лекарше, был вовсе не того масштаба, чтоб не страшно было с ним ссориться. Обладая большими деньгами и властью, банкир Потопаев оказывался очень опасным для любого, кто вольно или невольно становился на его пути. Нет, вовсе не утверждается, что он был замаран какими-то криминальными делами. За руку не ловили. Но совершенно ясно, что Потопаева с супругой лучше иметь в друзьях или в добрых знакомых, а вот врагами... пусть Бог милует. Да и кому, директору небольшого рекламного агентства или скромной докторше? Впрочем, не будем недооценивать нашу главную героиню. В числе ее недостатков был такой – способность совершать поступки, мягко говоря, безрассудные. Или, называя вещи своими именами, граничащие с экстремальными. Вот и сейчас, в кабинете управляющего банком, она вела себя странно и как будто вовсе не боялась своего собеседника.
В кабинете разместились четверо людей. Сам хозяин кабинета утопал в мягком суперсовременном офисном кресле за своим столом. У столика для совещаний расселись: Вера Алексеевна Лученко, Тимур Акимов и Дарья Николаевна Сотникова. На боковой стене Вера заметила два меча, какие она видела в фильмах про самураев, один был заметно длиннее другого. Третьей в компании мечей была шпага, чью национальность Вера, вовсе не разбиравшаяся в оружии, не определила. Она только чувствовала, что шпага ей, читавшей Дюма, приятнее – как воплощение мысли о защите на дуэли чести и достоинства.
Потопаев спросил:
– Чай, кофе, сок, минералку?
– Мне просто воду без газа, Дарье Николавне огня, она забыла зажигалку в машине, но очень хочет курить. Вам – чай, думаю, зеленый. А Тимуру крепкий кофе.
Шпаги осторожно скрестились. Повисшую паузу разрядил смех Потопаева. Он посмотрел на Лученко уже с интересом.
– Да, да, жена мне говорила о ваших незаурядных способностях. Вы можете угадать, что человек хочет, пить или курить. Угадываете точно, отдаю вам должное. – Он подошел к своему столу, нажал кнопку внутренней связи, попросил секретаршу: – Алена! Подай нам: талую воду, мне чай как всегда, Тимуру кофе... Ну, перейдем к сути вашего визита. Хотя, честно сказать, не понимаю его цели. Мы ведь сперва чудненько с Дарьей Николаевной договорились. Она может подтвердить, не так ли? А теперь я, к сожалению, буду вынужден дать делу ход.
Первый разведочный выпад. Сотникова поднесла ко рту сигарету, Тимур протянул к ней руку с зажигалкой. И внезапно отпрянул, словно какая-то невидимая сила отшвырнула его на середину комнаты. Он провел руками по лицу, выронив зажигалку. Протер глаза.
– Фу ты! Обжег себе ресницы. Как полыхнуло! Надо же!
– Но вы ведь не дали мне прикурить? – Даша вертела в руках незажженную сигарету.
Акимов поднял с пола упавшую зажигалку, но второй раз подносить ее гостье не стал, положил ее на стол перед Дашей, а сам пересел подальше, на диван в противоположном конце кабинета. Потопаев внимательно следил, как Сотникова сама прикуривает от этой же зажигалки. Затем он продолжил разговор:
– Итак, мы договорились, что Дарья Николаевна проводит всю ту программу по моему продвижению, какую мы наметили. Заявление из милиции я собирался забрать. Так что инцидент можно было считать исчерпанным, до вашего глупого звонка. Поэтому я не совсем понимаю цель вашего прихода и согласился выслушать вас только из любопытства, какие там у вас новые предложения.
– Насколько мне известно, вы обязали Дарью Николаевну выполнить эту работу для вас бесплатно.
– Совершенно верно. В счет погашения долга за украденное кольцо. Услуги рекламного агентства с... у нас сейчас август, с августа по март – это восемь месяцев, приравниваются к стоимости кольца.
Секретарша внесла на подносе напитки. После вызванной этим короткой паузы Вера продолжила:
– Значит, целый коллектив людей обречен восемь месяцев сидеть без зарплаты и работать на вас, как на рабовладельца. Вы считаете такое возможным?
– Ну, голубушка моя, таковы суровые законы бизнеса. Вы человек, далекий от бизнеса, медик, вам не понятны наши коммерческие схемы. По большому счету, я не обязан проводить для вас ликбез, обучая основам экономической деятельности. Я просто из любезности могу вам объяснить, что обошелся с рекламным агентством госпожи Сотниковой более чем гуманно. Я ведь мог потребовать денежную компенсацию в недельный срок, или в трехдневный. Что тогда? Где бы она раздобыла такие деньги? У вас, милый Айболит? – Потопаев смотрел на Веру с превосходством, так сильный смотрит на слабого.
Шпаги уже звенели друг о дружку, высекая искры, но не нанося решающих ударов. Вера Алексеевна повела себя так, словно беседа шла о каких-то милых светских пустяках. Она поднялась, и со словами «что-то я совсем засиделась» подошла к сидящему поодаль охраннику. Тот вытирал платком пот, обильно струившийся по лбу. Глаза его затуманились и слегка завелись вверх.
– Э! Да вы побледнели сильно, голубчик. У вас предобморочное состояние, ну-ка дайте пульс...
– Не нужно, все в порядке, – начал было сопротивляться Тимур, и тут же по его голосу всем стало ясно, что не все в порядке.
Лученко обернулась к Потопаеву и врачебным тоном приказала:
– Срочно вызывайте скорую! У него гипертонический криз.
Потопаев нахмурился и вопросительно глянул на своего охранника, тот кивнул еле заметно. Банкир нажал кнопку. Засуетились сотрудники банка, забегала секретарша Алена. Вера взяла Тимура за руку и что-то ему говорила, в общей суматохе слов ее слышно не было. Потом она спокойно уселась на стул, ловя на себе странный взгляд управляющего банком. В жизни Валерия Евгеньевича почти не случалось ситуаций, когда он не знал, как реагировать. Он ясно понял только, что его превосходство дало трещину. Привычный в поединках секундант, верный оруженосец, он всегда мог подать шпагу взамен сломанной, или даже... да что там церемониться – мог коварно поразить соперника кинжалом! – выбыл из строя. Валерий Евгеньевич не скрывал своего расстроенного состояния, а Вера тем временем не давала ему вставить слово. Она заговорила о том, что, дескать, как же можно пить так много кофе в такую жару, не бережете вы свое здоровье, а работа-то у вас сидячая, для сосудов опасная, хорошо еще что не микроинсульт, вот был у меня случай такой-то, еле спасли человека, да и то он по сей день чуток подмигивает. А вот еще был такой случай...
Шпага неожиданно превратилась в трость фокусника. Все слушали Веру с удивленным, смешанным с опаской вниманием, особенно Тимур Акимов. Минут через десять приехала медицинская бригада. Врач скорой, прослушав охранника и измерив ему давление, сказал:
– Судя по всему, гипертонический криз. Третий такой вызов сегодня. Конечно, кофе пили. Дался вам этот кофе, пили бы соки, что ли, нам бы работы меньше было. – Он обернулся к медсестре, державшей в руках чемоданчик, и сказал: – Как в прошлый раз.
Медсестра наполнила шприц и ловко сделала Тимуру укол в плечо. Тревожно запахло лекарством.
– Какая больница сегодня дежурит? – спросила Лученко.
– Двенадцатая, – ответил доктор.
– Хорошо, – сказала Вера Алексеевна. Почему «хорошо» – никто не понял, да и в ажиотаже происшествия некому было задаваться этим вопросом.
Тем временем оказалось, что Даша сильно нервничает. Вера поняла это по тому, что ее подзащитная все время барабанила пальцами по своей сумочке. Она еще накануне визита, пока они пробирались на «Фольксвагене» через забитый автомобилями центр города, уговаривала Веру разрешить ей не присутствовать на «разборке». Но Вера проявила неожиданную твердость и сказала: «Ты меня потом расспросами замучишь, что да как. О том, что опасность миновала, ты должна услышать своими собственными ушами и убедиться в этом радостном факте своими собственными глазами». Даша из деликатности перестала курить, когда охраннику стало плохо, и вот теперь ей нечем было заняться. Вера положила ей свою руку на плечо и слегка помассировала, стараясь передать свою уверенность, и почувствовала, как подруга чуть расслабилась.
– Сейчас вам станет легче, – сказал врач Тимуру и добавил, обращаясь к хозяину кабинета, – мы его забираем.
– Зачем? – встрепенулся банкир. – В смысле, это надолго?
Медсестра и врач под руки помогли Тимуру встать.
– Час под капельницей, до утра отдых, завтра будет как огурчик, – уже на выходе, со скучным лицом проговорил врач. И закрыл дверь.
Когда увели внезапно заболевшего Акимова, Потопаев в довольно раздраженном тоне спросил:
– Мы, по-моему, все выяснили, что вы еще хотите?
– Наоборот, мы только начали разговор, – нимало не смущаясь, сказала Лученко.
– Не понял?
– Сейчас поймете. Дело в том, что кольцо у вас никто не крал. И я берусь это доказать прямо сейчас, не выходя из кабинета.
– Вы хотите сказать, что...
– Да, я хочу сказать, что имеет место клевета, вы оклеветали Дарью Николаевну и ее сотрудников. Вы с целью получения личной выгоды, а именно – бесплатной работы на вас в течение восьми месяцев целой фирмы, рекламного агентства, – инсценировали кражу кольца.
Шпаги уже со свистом рассекали напряженное пространство разговора, стараясь нанести настоящие удары.
– Алена! Вызовите ко мне начальника охраны!
– Не нужно было этого делать, Валерий Евгеньевич, лучше отменить.
В кабинет стремительной походкой вошел человек в сером костюме-тройке.
– Вызывали, Валерий Евгеньевич?
Не глядя на Лученко, управляющий поправил галстук, задумчиво произнес:
– Я хотел бы, чтобы вы присутствовали при разговоре с нашими гостями.
– Слушаюсь.
Начальник охраны внимательным взглядом посмотрел на посетительниц, затем присел в кресло у окна.
– Продолжим разговор. Что-то вы говорили о клевете. Это даже интересно. Со мной так никто не смеет говорить. Так что, госпожа Эскулап, у вас есть ровно три минуты, чтоб изложить вашу невероятную историю.
В дуэли-разговоре возникло сейчас такое сильное напряжение, будто невидимые глазу нервные струны всех присутствующих были не просто натянуты, но звенели. Даша прикуривала одну сигарету от другой. Начальник охраны сидел в кресле не расслаблено, как предполагает конструкция сиденья, а напряженно, готовый вскочить в любую секунду. Потопаев зло щурился. Одна Вера внешне выглядела абсолютно спокойно.
– Я уложусь в минуту. В вашем доме, Валерий Евгеньевич, есть замечательная система «Умный дом», последнее слово науки и техники. Благодаря этой системе вы можете жить в полном комфорте и в безопасности. Вместе с тем именно благодаря вашей домашней системе я могу доказать, что никто из агентства кражу не совершал. Вам известно, что датчики фиксируют любого, пересекающего порог спальни. А ведь именно там находится туалетный столик с драгоценностями Ларисы Тимофеевны, не так ли? Когда ваша супруга входит в спальню, фотоэлементы это фиксируют и передают сигнал на компьютер. А он, в свою очередь, командует кондиционеру понизить температуру в комнате до более прохладной, поскольку ваша супруга любит прохладу и обычная комнатная температура для нее не так комфортна. Но фотоэлементы не различают разных людей, им все равно, кто войдет в помещение. Итак, представим себе тот день. Лариса Тимофевна просыпается. В спальне прохладно, как она любит: накануне вечером, когда она вошла, сработала система. Утром ваша жена выходит из спальни и завтракает в гостиной. Потом она заходит в спальню, чтобы переодеться. Далее, в одиннадцать часов приезжают сотрудники рекламного агентства. В спальню никто не заходит. После легкого недоразумения, когда ваша супруга вспылила и несколько повздорила с сотрудниками агентства, она переодевается в спальне (это фиксируют датчики) и уезжает из дому на своей машине. Возвращается она домой поздно вечером, когда съемки закончены и посторонних в доме уже нет. Она проходит в спальню, и кондиционер снова приветствует ее понижением температуры. За время ее отсутствия компьютер не зафиксировал никакого изменения климата в спальне. Следовательно, кроме вашей жены, в это помещение не входил никто. Скандал о пропаже кольца разыгрался после того, как приехала ваша супруга. Значит, никто не мог его оттуда взять, и значит, оно не покидало пределов сейфа. Все эти данные, с точным указанием времени и перепадов температур, существуют в памяти вашего компьютера в виде файла отчета – замечательная особенность умных программ, вы не находите? Кроме того, этот файл, имеющий расширение rpt, что означает «report», скопирован мной на дискету – так, на всякий случай, если бы вам пришло в голову стереть показания вашего «Умного дома». Таким образом, дело о краже заведомо провальное. Даже совершенно ничего не понимающему в компьютерах милиционеру, не говоря уже о грамотном следователе и опытном судье, будет ясно: если люди не входили в помещение, где хранилась драгоценность, стало быть, никакой кражи не было... Я закончила.
Вера села на свой стул, внутренне усмехаясь. Она вспомнила Сирано с его издевательским «я вас убью в конце посылки». Как же, убьешь такого. Дуэль выиграна, звон шпаг стих, подлец повержен, однако не наказан – это и невозможно в наше время. В кабинете наступила такая тишина, что было слышно, как потрескивает сгорающий табак в дашиной сигарете. Хозяин кабинета кивнул начальнику охраны:
– Свободен.
Тот вышел. Потопаев в глубокой задумчивости пролистал блокнот, лежавший на его столе. Теперь Вера обратилась к нему:
– Вы можете не беспокоиться, ваш охранник ничего не вспомнит.
Потопаев вскочил со своего кресла и с несвойственной ему резвостью забегал по кабинету.
– Вы!!! Устраиваете здесь, в моем кабинете, черт знает что, какой-то массовый гипноз! Я... Я вашему руководству сообщу! – Он чуть успокоился, облокотился на тумбу с телевизором и добавил: – Вы, видимо, ничего не понимаете. Я могу вас просто растоптать, лишить работы, всего.
Вера медленно посмотрела ему в лицо, в глазах ее Потопаев прочитал уверенное спокойствие никогда не знавшей поражений Багиры.
– Кроме того что вы бессовестный подлец, вы еще и глупец, – сказала она резким голосом. – Вы не в состоянии оценить даже то, что мы с вами говорим без свидетелей. Ну и черт с вами. Я могла бы и вам на любую извилину записать любой сценарий нашей дружеской беседы, но при вашей потрясающей толстокожести этого и не потребуется. Когда включите свою соображалку, поймете, что никто и никогда не узнает о нехорошем поступке уважаемого банкира и депутата. Если он сам не начнет делать глупости, и затевать против кого бы то ни было демарши. А если начнет, поверьте, падать будет высоко.
Потопаев уже привычным усилием воли вернул на лицо спокойное, даже приветливое выражение. Он спросил:
– Чего вы хотите?
Вера пожала плечами, ответила с некоторой даже усталостью:
– Это понятно. Мы хотим снятия всех обвинений. Мы хотим, чтобы вы не просто забрали заявление из милиции, но компенсировали Дарье Николаевне все затраты на проведенную с вами работу. Уверена, вы это сделаете. Кроме того, предлагаю вам сделку в качестве бонуса, как у вас, финансистов, говорят. Я могу предостеречь вас от большой опасности, она грозит вам в ближайшее время. Вы же за это обязуетесь не создавать никаких трудностей для работы рекламного агентства. Более того, будете всячески благоприятствовать этой структуре.
– Мне что, кровью расписаться прикажете? Какого обязательства вы от меня ждете, нотариально заверенного?
– Нет, мне будет достаточно вашего слова. Хотя я понимаю, при других обстоятельствах слово нашего бизнесмена ничего не стоит, однако когда вопрос идет о жизни и смерти, я надеюсь, вы выполните свое обещание.
К Потопаеву, казалось, вернулось все его обаяние. Он улыбнулся.
– Так поведайте нам, милый Айболит, чего же мне не следует делать? Не есть на ночь жирного, пить кефир, переходить улицу только на зеленый сигнал светофора, и тогда я буду в полном порядке?
– Это как вам будет угодно. А вот чего не надо делать, я скажу. Вам не нужно лететь в Америку на бизнес-конференцию 11 сентября. Это может быть опасно для вашей жизни.
– Что, самолет разобьется? Или наших банкиров опять начнут отстреливать? Пустое.
– Этого я не знаю. Знаю только, что в этот день лучше никаких путешествий никому в том направлении не предпринимать. И давайте закончим на этом, я от вас устала.
Вера с Дашей вышли за дверь. Потопаев, едва дождавшись этого, с силой пнул ногой кресло. Оно отъехало к полкам и долбануло их так, что сверху посыпались файлы, папки и книги. Вот стерва эта докторша! Так было все спланировано идеально, и надо же было ей оказаться подругой директрисы агентства! И главное, управляющий банком чувствовал, что ему жжет щеки испытанный им мимолетный страх – в тот момент, когда она смотрела ему в глаза. Разорвать ее на куски мало! Он распустил галстук, сорвал его с шеи и отшвырнул в угол. Однако надо успокоиться. Он сделал несколько медленных вдохов и выдохов, подвинул кресло, сел в него и решил: «Кто ее знает, кого она лечит, скольким важным людям она вернула крышу на место. Не будем с ней ссориться раньше времени. Надо выяснить, кто за ней стоит».
Он вышел в приемную, велел секретарше прибрать в кабинете, а сам отправился к начальнику охраны.
– Значит, так, – сказал Потопаев, усаживаясь и не обращая внимания на выражение лица своего собеседника. Не каждый день к охране заходит Сам, лично! – Мне нужны подробные сведения о докторше. Где конкретно работает, примерный круг пациентов. Больше ничего, компромат пока не нужен. Фамилия Лученко, паспортные данные во временном пропуске, который сегодня ты сам ей выписывал. Делаешь сам, никого не подключаешь. Узнал одного пациента, звони ему, выясняй других, легенду придумай, не светись...
– Обижаете, Валерий Евгеньевич, – сказал начальник охраны.
– Если надо, Хромченко звони, черту, дьяволу, но чтоб через час я все знал! – Потопаев, уже выходя, обернулся и спросил:
– О чем мы говорили у меня в кабинете, ты помнишь?
– Ну как же, вы обсуждали с Сотниковой и Лученко подробности вашего продвижения.
Потопаев захлопнул дверь и подумал: «Ведьма чертова».
Через два часа начальник охраны зашел с докладом. Сведения, добытые им, были для банкира неутешительны. В. А. Лученко консультировала многих сильных мира сего: VIP-персон городского бомонда, влиятельных олигархов, некоторых из депутатского корпуса, из правительства, их жен и детей. Отзывы не просто положительные, а восторженные. Практически все бывшие пациенты на нее молятся, оказать любую услугу сочтут за великую честь. У нее есть в МВД свой человек, с которым она постоянно консультируется, а может, и он с ней.
Выслушав охранника, Потопаев почти равнодушно кивнул. Голова управляющего банком уже была полна других стратегических ходов, намечался проект с использованием многомиллиардных сумм, выделенных иностранцами на социальные программы. Размах проекта завораживал. Эта же маленькая партия была доиграна и стала ему неинтересна вне зависимости от ее результата. Ну не получилось, хрен с ним, получится потом, с другими и в другом месте.
* * *
Завтра, через неделю, в сентябре и в начале апреля.
Пятница 17 августа, вечер.
– Ты хоть понимаешь, что сделала невозможное? – Даша смотрела на подругу так, как будто впервые ее видела. – Впрочем, чему я удивляюсь?! Помнишь, еще давным-давно, мы с тобой только познакомились, я тогда за Игоря замуж собиралась, был такой случай. Ехали мы с тобой в переполненном троллейбусе, неподалеку возник скандал, не помню уж почему. Я сказала: «Давай выйдем, не могу это слушать», а ты мне ответила «Не надо, сейчас все кончится», – и стала смотреть в ту сторону, через полминуты скандал утих и люди помирились. Вот и сейчас, как тогда, все кончилось, а мне не верится... – По Дашиному лицу текли слезы, но она их не вытирала, только смотрела на Веру и плакала.
– Больная, прекратите рев, – пошутила Вера, – а то я дам вам успокоительное.
– Это я от радости, такие слезы успокаивать не надо, и об этом должен знать любой специалист. Хоть и знаю тебя сто лет, не перестаю удивляться. – Даша вытерла слезы, достав носовой платок с трогательно вышитой розочкой и инициалами «Д. С.», жадно затянулась сигаретой. – Может, объяснишь мне хоть что-нибудь из того, что я видела, но понять не могу и никогда не смогу?
Вера проводила взглядом мокрый Дашин платок, с каким-то грустным и одновременно усталым видом вздохнула, сказав:
– Спрашивайте, отвечаем!
– Что произошло с Тимуром, этим охранником? У него, что вправду вдруг повысилось давление так резко? А ты без всяких этих ваших медицинских трубок определила?
– Отвечаю по порядку. Тимур Акимов – человек, преданный Потопаеву, кроме того, он как многие восточные люди, не в меру горяч. Такие люди часто действуют, не согласуясь с доводами рассудка, а подчиняясь звериному чутью, спрятанному в них не так глубоко, как у других людей.
– Поэтому ты его словно зверя – огнем, фокус с зажигалкой?
– Угадала. Никакие «гуманитарные» меры на него бы не подействовали, а он мне мешал своей непредсказуемостью. Я сделала так, что ему привиделся столб огня, показалось, что от зажигалки целый факел образовался.
– Он после этого сел подальше. Так поступает напуганный огнем зверь. А дальше? Страх? Температура? Болезнь?
– Нет, Дашуня, дальше уже не я. Дальше он сам себя. Ты правильно говоришь – страх. От этого страха он и вспотел весь, потом поднялось давление. Ему ведь очень страшно стало, жутко. А выйти, выбежать не посмел, уж очень предан хозяину. Остался сидеть, хотя чувствовал себя все хуже. Что касается болезни, то нет у него никакого гипертонического криза. Симтомы – да, были. Но с давлением все в порядке.
– Значит, врач скорой под твою диктовку диагноз поставил?
– Почти. Просто состояние охранника очень смахивало именно на это заболевание.
– Хорошо, а почему ты сказала «хорошо», узнав в какую больницу его отвезут?
– Потому что у меня там сокурсник завотделением работает. Завтра выпишет мнимого больного домой. Не станут его обследовать, не будет сдавать кровь, мочу. Он же здоров. Отоспится и будет снова, как пес, поноску хозяину носить.
– А система «Умный дом», тут ты меня вообще сразила, Шерлок Холмс с его дедуктивным методом просто отдыхает. Это тебе не по грязи узнавать, кто откуда приехал. Но, Веруня, скажи честно, я до сегодняшнего дня не замечала в тебе никаких признаков компьютерной гениальности. С чего вдруг?
– Это только лишний раз доказывает, что Пушкин гений.
– Пушкин? При чем здесь Пушкин?
– А при том, что он сказал: «Мы все ленивы и нелюбопытны». И это правда. Я тоже ленива и нелюбопытна. В мирной жизни. Но в жизни экстремальной, когда нужно помогать тому, кто попал в передрягу, я становлюсь жутко любопытной.
– И как помогло нам твое любопытство?
– Ты ведь знаешь, что я от природы лишена всякой технической смекалки. Но у меня дома три компьютерных гения: муж, дочь и будущий зять. Посмотрев у Потопаевых их систему, я дома посоветовалась, мы вместе подумали и придумали. Выводы ты слышала, насчет дискеты я сблефовала. Но ситуация сложилась так, что дискета уже не нужна.
Они сидели на лавочке возле вериного дома. Вечернее августовское солнце насквозь простреливало кроны деревьев у детской площадки, играло оранжевыми бликами на лицах подруг. Вера подумала, что нужно будет вывести Пая погулять и остаться во дворе подольше, так хорош и спокоен был конец этого дня. Она посмотрела на Дашу и сказала:
– Вот что, Дашенька, я хочу тебе сказать: поезжай-ка ты отдохнуть куда-нибудь. Нет-нет, никаких возражений. В последнее время слишком близкие у тебя слезы. А с Сашей я поговорю... Ну что, еще вопросы будут, или я могу уже идти домой? Что-то я усталой себя чувствую.
– Последний вопрос, Верусечка! Пожалуйста, а то умру от любопытства! Почему Потопаев не должен лететь в Америку?! Это ведь не блеф. Или блеф? Мне показалось, ты говорила совершенно серьезно.
– Я не знаю, Даша. Ничего конкретного. Но в таких вопросах я обычно, к сожалению, не ошибаюсь. Просто чувстую, и все. Увидела на его столе, на перекидном календаре запись «Нью-Йорк, бизнес-форум, 11 сентября». И у меня внутри словно что-то заледенело, сжалось. Даже голова заболела. Не могу объяснить тебе, что это и почему. Но я убеждена: когда я так чувствую, что-то здесь не то, и лучше этого места избегать.
– Господи, Верочка, ты просто гений, столп психотерапии и опора всех угнетенных. Откуда в тебе столько сил сдвигать эти горы? Откуда ты берешь энергию? Из космоса, что ли?
– Ага. Кстати, поздно уже. Пора идти подключаться к космосу. Спокойной ночи, подружка.
Вера открыла дверь своей квартиры, вошла, пошатываясь от усталости. Ее лицо измучено, между бровями страдальческая складка. Дочери сегодня нет, и ее никто не встречает. Только Пай выскочил в прихожую, схватил зубами Верин тапок и стал носиться вокруг нее, цокая когтями по паркету, наступая Вере на ноги и весело виляя хвостом. Пасть собаки разинута в счастливой улыбке.
– Отдай, воришка, это мое, – говорит Вера, с трудом отнимая у пса свой тапок. Она становится на колени, обеими руками хватает Пая за теплую морду и целует, приговаривая:
– Солнце ты мое... Мурзик... Рыбка ты моя золотая...
Пес неистовствует, его язычок облизывает Верино лицо, и как будто слизывает с него всю усталость. Вера садится в кресло, кладет ладонь на гладкий бархатный, с серебристой звездочкой лоб Пая и спрашивает у него:
– А ты как думаешь, откуда у меня силы сдвигать эти горы?
* * *
...Завтра «найдется» кольцо с черным жемчугом. Банкир заберет свое заявление из милиции. Там вопросов не будут задавать, а вздохнут с облегчением.
Даша Сотникова откажется от работы с банкиром, как с клиентом. Через неделю он подпишет договор с другим агентством – для продвижения его в депутаты.
Потопаев полетит в Нью-Йорк на бизнес-форум, проходящий в одном из небоскребов Международного торгового Центра, 11 сентября подорванном террористами. Там он и погибнет.
Лариса Потопаева поменяет квартиру и любовника, увлечется коллекционированием драгоценных камней и создаст «Галерею современного дизайна ювелирных украшений».
Милочку Шевчук из «Финансовых систем» уволят, она долго будет искать работу, а после займется распространением косметики «Мэри Фей».
Вера Алексеевна Лученко по-прежнему будет работать в своей клинике, в ее жизни на данном этапе ничего не изменится.
В начале апреля следующего года состоятся выборы в Верховную Раду. Вместо Потопаева в нее будет избран кандидат от КПУ Белкин.
Чёрный жемчуг
© Copyright: Анна и Петр Владимирские, 2020
Свидетельство о публикации №220072700781
Свидетельство о публикации №220072700781
Рецензии