Хозяин безлунной Москвы. Глава 6

               
                Глава 6.

- Аграфена-то Кондратьевна намедни что учудила. Мы, остолопы дворянские, самовлюблённые до жути, не больно интересующиеся простыми людьми, и не заметили, как она, душечка, с юных лет посвятившая прислуживанию нашей семье, совсем состарилась, почти ослепла, потеряла прежние ощущения в конечностях. Позвонил пятничным вечером в дверь нарочный с пакетом каких-то важных документов для отца, который, как назло, позволив себе расслабиться в конце трудовой недели, в шахматном клубе задержался. Аграфенушка ему открыла, а он, пухлый такой, низенький, кудрявенький, точь-в-точь по облику папенька или я, - Люба громко прыснула, радуясь удачному сравнению, не обращая внимания на недоумённые взгляды встречных, вышагивающих по Пречистенскому бульвару прохожих и продолжила: - Она, не дав ему слова молвить, проворчала: «Заждалась уже, где вас только носит нелёгкая?» Опешивший посыльный, видно решив, что наша старушка в курсе всех тайных дел, вошёл в прихожую, протянув бумаги. Она бесстрастно отложила их на комод и ну, давай расстёгивать и стаскивать с него ливрейную шинель, приняв за папенькино пальто, приговаривая ласково: «Умаялись, поди? Проголодались? А я сейчас вас горяченьким накормлю. Быстро снимайте обувь, ужин стынет». Тот не будь дураком, стянул сапоги, да послушно пошлёпал босой за пожилой командиршей. Только уселся за стол, уставленный яствами, только схватил тёплый пирожок с услужливо протянутого подноса, только приподнял ложку, дабы отведать дымящегося ароматного грибного супчика со сметанкой, ошарашенно оглянувшись на удалившуюся в кухню всезнающую прислугу, как в столовую вошла маменька, имеющая намерение поздороваться с супругом. Обнаружив восседающего на его любимом стуле незнакомого всклокоченного мужика в заношенной потной рубахе, приготовившегося опустить в севрскую фарфоровую тарелку из родового сервиза позолоченный столовый прибор, она опешила на секунды, потом кинулась к окну и, не открывая закричала, что есть мочи, стуча кулаком по стеклу: «Помогите, грабят!» Нарочный, сунув в рот пирожок, вскочил как ошпаренный и, жуя на ходу, роняя на пол крошки, спотыкаясь, ринулся в прихожую. Моментально обувшись и одевшись, он покинул дом умалишённых женщин, так и не произнеся ни слова. – Люба зашлась в приступе хохота. – Маменька в выходные не расставалась с успокоительными каплями, - подытожила она, с трудом пытаясь уняться, стараясь говорить ровно и понятно, - Аграфена отлёживалась в своей каморке, по-старушечьи рыдая и причитая. Сегодня папа повезёт её к доктору проверить здоровье и очки прописать.
- Оля, почему ты молчишь? – рыжая рассказчица крепко обхватила короткими пальцами острый локоток безмолвной подруги, примерившей ныне на себя непривычную роль царевны - несмеяны, заставив остановиться, развернула решительно к себе хрупкую фигурку, повернувшись спиной к проезжей части, вовремя прикрыв собой старое серое пальтишко: внезапно вылетевший из переулка мускулистый каурый конь, подгоняемый шпорами восседавшего на нём бравурного вида усатого военного седока, преодолев молниеносно ретивыми копытами ближайшую лужу, щедро окатил грязной водой новый нарядный расшитый бурнус, заставив барышень выкрикнуть дуэтом: «Cochongrossier (невоспитанная свинья)!»  и отпрыгнуть в сторону. Вот невежа, - хмыкнула Люба беспечно вслед стремительно исчезающему мощному крупу, бросила быстрый взгляд назад на замаранные плечо и дорогой ранец из телячьей кожи и беззаботно хихикнула: - Опять маман придётся успокоительные принимать. Ангел мой, почему ты не смеёшься? – она требовательно уставилась в заблуждавшие по ясному небу изумрудные глаза. – Разве не забавная история? – пухлая ладошка осторожно погладила по изношенной шерстяной ткани рукава. – Ты поняла, что наша служанка Аграфена приняла чужого мужика за папеньку?
- Конечно поняла, - устремила безнадёжный взор Оля в янтарные, усыпанные мелкими коричневыми пятнышками, словно и до них добрались веснушки, радужки, - весьма курьёзный инцидент.
- Курьёзный? Да ты похоже сейчас заплачешь! – Люба стукнула в сердцах каблучком по мостовой. – Я обожаю твой чудный смех. Где он? Куда запропастился? – послушная вымученная искусственная улыбка, исказившая красивое лицо, вынудила сменить жизнерадостный тон на серьёзный. – Тройка по физике огорчила? – предположила рыжеволосая барышня и оптимистично подбодрила: - Ну, постоянно же тройки, подумаешь, пора привыкнуть. Может, мадам Кукушкина на рукоделии обидела, съязвив по поводу твоих бесполезных рук? – не унималась она: - Ну, всегда язвит, завидущая. Или кто из девочек сморозил глупость, оскорбил невольно? Не обращай внимания. Ещё один учебный день закончился, мы живы, здоровы и слава Богу.
- Да не волнуют меня высказывания Кукушкиной вкупе с девочками и тройками по физике, - прервала допрос Оля, схватив за руку разволновавшуюся подругу и потянув за собой, - пойдём, а то ещё кто-нибудь грязью окатит. Это не касается гимназии, - она обернулась на ходу к Любе, помолчала, замявшись, боясь приступить к щекотливой теме, и, собравшись с духом, призналась: - Всё дело в госте, которого вчера привёл Борис в наш дом, представив своим добрым приятелем.
- У Бориса могут быть приятели? – сверкнули мелкие перламутровые, с едва заметными пробелами, зубы. Идентичный вопрос, заданный накануне в мансарде особняка белокурой гимназисткой старшей сестре, прозвучал так же саркастично.
- Конечно нет! – горячо отозвалась Оля, до боли сжав тонкими пальцами пухлую ладошку, возможно единственную часть тела, лишённую конопушек.– Меня жестоко обманули и я сразу всё поняла.  Ты послушай, - она пустилась в долгое подробное повествование о зловещем огромном немолодом пассажире экипажа, загипнотизировавшем её на днях здесь, на Пречистенском бульваре, о вчерашнем появлении этого же широкоплечего, демонического вида, великана в родовом гнезде, о диком страхе зятя, об откровенном подхалимничании Наташи, о тяжёлом свинцовом веельзевулском взгляде, от которого мороз по коже, измотавшем её и без того подорванную смертью родителей нервную систему, о намёках на влюблённость, о расспросах об её интересах и непристойном приглашении в холостяцкий дом, якобы для того, чтобы посмотреть картины Саврасова и, самое ужасное – о его просьбе позволить наносить визиты еженедельно. – В общем, - заключила грустно белокурая рассказчица, - повода для смеха у меня теперь нет. Всю ночь не спала, не выходил из головы жуткий образ нежданного гостя.
- Вот, Борис плут, так и чувствую, что мошенник, - сердито изрекла, выслушав историю, способная к логическому мышлению Люба. – Зачем понадобилось ему приводить в дом человека, вовсе не друга, которого он боится, и знакомить с тобой? Здесь попахивает нечистой сделкой. А зовут-то его как, страшного поклонника твоего? Ты имени не назвала, - опомнилась она.
- Орлов Александр Сергеевич, - пробормотала рассеянно Оля, задумавшись над неприятным, однако имеющим смысл предположением.
- Титулованная фамилия, - иронично фыркнула рыжеволосая подруга, - весьма обласканная некоторыми венценосными особами. Погоди, как величают твоё чудовище? – она резко замерла, вынудив несмеяну последовать её примеру и повернуться, и хлопнула себя по выпуклому лбу. – Александр Орлов? Черноволосый великан с испепеляющим свинцовым взглядом? Ну, конечно, как я сразу не поняла. Это же он, тот самый, легендарный Хозяин безлунной Москвы.
- Кто? – панически затрепетала длинными ресницами Оля.
- Его так в обществе называют, естественно, за глаза, - пояснила Люба, понизив голос. – Говорят, сам губернатор окрестил: он, мол днём за городом следит, а после захода другой Хозяин вершит дела.
- Какое странное прозвище, - прошелестели, дрогнув, плотные побелевшие губы. – Почему «безлунной».
- Существует мнение, что именно в такие, особо тёмные ночи чаще всего совершаются преступления, разбойники выходят, не страшась быть замеченными, на охоту. А Орлов у них – вроде как идол, живой объект поклонения, - шепнула подруга, тревожно оглянувшись по сторонам.
- Он бандит? – по субтильному телу пробежал озноб.
- Точно не знаю, - тряснули неуверенно рыжие кудри. – Никому, во всяком случае, из окружения нашей семьи, о его деятельности доподлинно ничего не известно. Сам о своей персоне он не желает распространяться, поэтому пересудов разнообразных – хоть отбавляй. Удивительно, как они тебя минули. О стремительно проносящемся по улицам Москвы летучем конном отряде здоровенных мужиков с огромным грозным всадником на вороном, невиданной мощи, коне судачит весь город. Но с большой долей вероятности могу утверждать, в данном пункте слухи не разнятся, что при появлении Орлова на Хитровке даже самые отъявленные лиходеи, ломают шапки, а в полицейских участках самые высокие чины распахивают объятия. Какие-то у него особые связи между бандитским мирком и честными приличными людьми.
- Как Ванька Каин? – вспомнила Оля, чувствуя, как предательски подкашиваются ноги, об исторической личности прошлого века, отчаянном головорезе, орудовавшем в Москве, ухитрившемся войти в доверие сыскного приказа, донося время от времени на своих же соратников.
-  Ой, ну ты совсем впала в крайность, - возмущенно замахала руками Люба. – Каин был страшилищем бородатым, отъявленным мерзавцем, бандитом без совести. А Орлов, говорят, гладко выбрит и со вкусом одет, воспитан, галантен и хорош собою. Ведь правда? Или ты будешь отрицать очевидное? Я-то только по слухам могу судить.
- Приятная внешность никак не подтверждает наличие совести, барон и маршал Франции Жиль де Рэ тоже имел привлекательную наружность, хотя и с бородой, но ухоженной, а сколько душ загубил, - зеленоглазая несмеяна, мрачно опустила светлую голову, покрытую полинявшей заячьей шапочкой, невольно передёрнувшись от пришедшего на ум сравнения с прототипом Синей бороды. – Тем более он солгал, представившись коммерсантом.
- Откровенно говоря, одно другому не мешает, - философски заметила, пожав плечами, здравомыслящая подруга. – Разбойник вполне может вкладывать добытые нечестным путём деньги в вполне благопристойные дела и даже в благотворительность. Уверена, что когда-нибудь слова бандит и коммерсант станут синонимами. Но, - она вскинула указательный палец, призывая к особому вниманию, - но профессиональная деятельность Орлова – шелуха, всего лишь оболочка, интересующая исключительно мужское население города, - конопатые глаза загадочно засветились интригой, голос приобрёл нарочито хмельные нотки, - наших прекрасных дам волнуют совсем другие достоинства твоего зловещего Анубиса. В его холостой постели побывала немалая часть представительниц прекрасного пола, первых красавиц первопрестольной, в основном дворянского сословия. Ни одна не удержалась в статусе любовницы более, чем на неделю. С каждой он без сожаления расставался, целуя ручку и одаривая дорогой безделушкой. А потом эти жестоко брошенные дамы сходили с ума, каждая по-своему. Знаешь холёную Ларису Аркадьевну с шикарными покатыми плечами, супругу богатого и глупого, но милейшего розовощёкого кудрявого хлыща Павла Вальдемаровича Крутова? Так и та при таком симпатичном муже после расставания с Орловым напилась снотворного, еле откачали. А Катеньку Бондаревскую помнишь, она дружила с твоей сестрой. Развелась после связи с Александром Сергеевичем, не в силах исполнять далее супружеский долг. Блистательная Дора Казначеева, совершив грех прелюбодеяния, спустя время, была отозвана мужем – полковником, комендантом крепости на Кавказ по причине неподобающего поведения, порочащего честь семьи: преследовала она великана твоего, говорят, даже чуть не угробила... А ещё...
- И что, ни одну из них не интересовал род деятельности Орлова? – пресекла перечисление родовитых имён Оля, не в силах более слышать о распущенности известных ей великосветских дам.
- Да кого это сейчас волнует? – проблеснула коротко саркастическая перламутровая  улыбка. - Разве что нас с тобой, последних ревнительниц аристократических традиций. Это же так романтично – провести ночь с загадочным, возникшим в Москве ниоткуда, неизвестно какого рода-племени великаном.
- А как же мужья? Что за размазни, капитулянты? – загорелись праведным возмущением изумрудные глаза. – Почему никто его не проучил, не вызвал на дуэль, как подобает достойным дворянам? Испугались? Да в таком щекотливом положении и жизнь не жалко отдать. Пушкин, к примеру, кстати, его тёзка, не побоялся, погиб, защищая честь любимой супруги.
- В том-то и дело, что оснований для дуэли ни у кого не нашлось, - развела руками Люба. - Дантес прилюдно волочился за красавицей Натальей, свидетелей полно, хотя Пушкин ради таланта, дарованного Господом, дара, который следовало беречь, мог и сдержать неуёмную гордыню, поберечь жизнь ради России и четверых малолетних детей. Ведь всех соперников по любому поводу призывал к драке, тоже мне собственник, Отелло, Хосе, Карандышев- проворчала она сурово, упомянув самых известных литературных ревнивцев. - А Орлов ни разу в подобном уличён не был. Он ни за кем никогда не ухаживал, писем страстных не писал, под окнами ночи не проводил. Все дамы сами приходили к нему, сами предлагали себя, в общем, сами прыгали в его постель. То-то и удивительно, - шепнули маленькие губки сердечком, усыпанные вокруг нежной россыпью веснушек, - что он сам пришёл к тебе знакомиться, причём подобно культурному человеку, заставил Бориса, вероятно изловив и припугнув, именно представить себя, как положено в аристократических семьях, да ещё попросил разрешения наносить визиты еженедельно. Такого за ним никогда не водилось, точно, уверяю, иначе об этом судачила бы вся первопрестольная. Вот увидишь, его посещение вашего дома не останется незамеченным. Ты скоро станешь знаменитостью.
- Откуда такие подробные сведения? – тонкие руки взмыли вверх, узкие ладони отчаянно сжали бешено запульсировавшие под гладкой прической виски, взбунтовавшиеся против лавины информации, обрушившейся на бедную голову, грозящей разорвать её на куски, и возмутившиеся перспективе обрести сомнительный статус пассии бандитского патрона после единственного приватного чаепития в кругу семьи.
-Что-то от папеньки и его друзей, изредка наносящих визиты, часть от маман и её  окружения, сплошь состоящего из тёток и кузин, основная, пикантная доля информации, от моей сестры, - Люба решительно обхватила хрупкие кисти бледных рук, и отвела в стороны от хорошенькой породистой головки, призывая слушать, пояснив: – Я у Тани частенько бываю в гостях, она по четвергам собирает знатных бонтонных приятельниц на ужин, за которым принято обсуждать самые неприличные темы, в том числе, многочисленные победы интимного характера Хозяина безлунной Москвы. Эти искушённые матёрые дамы, обильно задобрив скромность шампанским, напрочь забывают о моём присутствии, неискушённой девочки,- хмыкнула она сардонически, - а я мотаю на ус.
- Почему ты мне раньше о нём не рассказывала? – упрекнула Оля, строптиво вырвавшись из непрошеных оков и потерев запястья.
- Душа моя, - конопатый лоб упёрся в светлое высокое чело, - сколько раз ты мне говорила, что не выносишь сплетен. Тем более о тех, кого не знаешь. Да ты бы меня прервала на первой же секунде повествования. Я сама их не люблю, но возникшая ситуация вынудила вылить на тебя этот мусор. Не знаю, сколько в нём доли правды,  не представляю, чем бы тебе помогла данная информация при знакомстве с Орловым.- Пойдём, - ласково предложила она, - узнаем подробности у Татьяны, посоветуемся. Она всегда дома днём. Идти – то десять минут.
- Спасибо, с меня и так достаточно, - упрямо тряхнула головой Оля, не испытывав ни малейшего желания встречаться с пышнотелой рыжеволосой старшей сестрой подруги, великосветской львицей, выданной год назад родителями по сговору замуж за уставшего от жизни пожилого генерала, благополучно отошедшего в мир иной, видимо от впервые обретённого семейного счастья, спустя месяц после венчания, оставившего безутешной вдове приличное наследство, в том числе - роскошные апартаменты на Арбате, посвятившей с тех пор свою загубленную молодость обильным застольям и роскошным приёмам. – Что нового она мне скажет? Назовёт ещё сотню имён любовниц моего беспардонного поклонника? И так всё ясно. Прости, притомилась, домой хочу,– чмокнув на прощание в тёплую веснушчатую щёку, она резко развернулась и устремилась быстрым шагом прочь от леденящих душу слухов, легко перепархивая через лужи, скрывшись в тени особняков Гагаринского переулка  на глазах растерянной Любы, так и не привыкшей за годы крепкой дружбы к внезапным au revoir строптивой подруги.
  Зеленоглазая несмеяна шла по обочине вдоль мостовой, напряжённо вжав голову в узкие плечи, вцепившись пальцами в потёртые лямки старого ранца, бряцавшего по лопаткам, уставившись под ноги, не осмеливаясь оглянуться на цокот ботинок за спиной. В последние годы, с тех пор как она всего лишь за одно лето значительно вытянулась в росте и налилась соком в области высокой груди, достигнувшей размеров и форм белоснежных округлостей мраморной Венеры знаменитого итальянского скульптора Лоренцо Бартолини, превратившись из угловатой девочки с непропорционально большими изумрудными глазами в красивую стройную грациозную, как лань барышню с длинной толстой золотистой косой, прохожие противоположного пола, и пожилые, и молодые поедали её жаркими откровенными недвусмысленными взглядами, некоторое время смущая молодую аристократическую кровь, бросающуюся к бледным, всё ещё очаровательно по-детски припухлым щёчкам. Постепенно стеснение сменила привычка, и томные посылы глазами перестали пугать девушку. Но сейчас, чувствуя на себе пронизывающие тело взоры, она сомневалась в том, что на неё пялятся обычные пешеходы. Нет, определённо за ней следили бородатые головорезы Орлова.
Достигнув родного Большого Афанасьевского, она замедлила шаг и свернула к мелочной лавке, впервые нарушив традицию и не послав воздушный поцелуй шаловливому, с озорным каштановым взглядом, навьюченному мешками ослику, осёдланному миловидным греческим мальчиком в белой рубашке, чёрном жилете, мешковатых брюках и мегало феси, венчавшей чёрную задорную кудрявую голову, с большим аппетитом поедающим миндальные орешки. За создание яркой манящей вывески, дебютный художественный заказ она получила право от благодарных владельцев бакалеи каждый день наполнять бесплатно бумажный кулёк любым съестным товаром. Сейчас ей было просто необходимо заесть беспокойство сладким. Вежливо ответив на поклоны и приветствия крепко зацепившихся на крыльце языками горничной и кухарки, прислуживающих в домах по соседству, толкнув дверь, звякнувшую колокольчиком, она не заметила как представительницы «дворовой аристократии», уставившись ей в спину, качнув в унисон белоснежными чепцами, судорожно осенили себя крёстными знамениями.
Лениво размазывающая у порога веником из стороны в сторону замызганный весенней грязью дощатый пол, хорошенькая, румяная, будто сошедшая с сочных полотен Маковского, курносая девочка лет девяти в сбившемся на один глаз цветастом платке на соломенных волосах, задрав голову, выпрямилась и широко улыбнувшись непропорционально большим ртом, обнажив неровные зубки, ликующе выдала замысловатую тираду:
- Батюшки мои, святые угодники, живы, слава Господу, живы! –  карикатурно подражая жестам взрослых, она безжалостно хлопнула себя по грудной клетке, прикрыв ладошкой часть вышитого красными нитями незатейливого малороссийского орнамента, украшающего льняную сорочку. – Я знала, я говорила им, я спорила, - сжав кулачок, девочка указала большим пальцем через плечо и таинственно зашептала, - что вурдалакам всяким, да оборотням, да упырям не потягаться с вами. Потому что очи зелёные! - она хитро прищурилась. - Зелёные, значит ведьминские, в хорошем, конечно, смысле. За такие на кострах сжигали в безмозглых заграницах. Я знаю, мне бабушка сказывала. С зеленоглазой колдуньей даже чернокнижник не справится, куда им до вас, - удовлетворённая собственно выведенной сентенцией, девочка взметнула вверх веник, как победное знамя и крикнула, обернувшись назад: - Мама, её милость живописательница изволили прибыть. Не справился с ней лютый  карбункул. Я же говорила. Да кто же мне, дурёхе несмышлёной поверит?
- А вот я сейчас и поверю! Ох, как поверю, заодно и длинный язык отрежу, ух, отрежу - в полутёмный коридор из основного помещения влетела высокая сухопарая женщина средних лет, затянутая поверх строгого гридеперливого платья в кипенный передник, с бурым овальным, похожим на еловую шишку пучком на макушке, декорированным кружевной лентой, с хмурым выражением на приятном и добром лице, резво подскочила к маленькой болтушке, вырвала из руки веник и отшлёпала пониже детской спины, сопровождая слабые удары совсем не страшными угрозами:- Я тебе покажу, сорока – белобока, как трещать без умолку. Выбью из тараторки несмышлёной дурь, разучу щебетать навсегда. Тоже мне, выискалась предсказательница, вещунья великая. Ну-ка, - рассерженная мать вернула орудие наказания нисколь не испугавшейся девочке, - делом займись лучше и рот прикрой, а то зашью навсегда. Ольга Николаевна, что же вы стоите, как вкопанная, не проходите? Сто лет вас не видела. Христос Воскресе! - кинулась она, расправив сдвинутые редкие брови, к испуганно наблюдающей за сценой экзекуции широко распахнутыми ведьминскими глазами «живописательнице», пробормотавшей еле слышно: «Воистину Воскресе», деликатно подхватила «колдунью» под локоть и  повлекла за собой, извиняясь: - Не судите мою Липу строго. Знаете ведь, как начнёт брехать, не остановить это несносное дитя. Потому что без отца растёт. Все такие, кто без отца, общения им не хватает. Ох, простите, - опомнившись, что оправдывает поведение дочери отсутствием главы семьи перед такой же сиротой, хозяйка заведения взволнованно призналась: - Нынче-то понять мою Олимпиаду можно, задурили девке мозг, задурманили совсем посетители. Ведь сегодня каждый, кто не придёт считает своим долгом перво – наперво спросить: «Правда ли, что у Истоминых - Сворских давеча сам Орлов в гостях был?», а потом начинается бурное обсуждение.., - они остановились у длинного резного деревянного прилавка с конторкой и весами, и Оля, якобы непринуждённо облокотившись рукой о столешницу, невольно вонзила розовые ноготки в гладкую поверхность, ощутив как от дурного предчувствия услышать худшее, чем рассказала Люба, немеют ноги.
- С чего они взяли, что у нас кто-то был? – поморщив аристократический точёный носик, так и не привыкший за много лет посещения бакалеи к жуткой смеси ароматов кофе, шоколада, мыла и керосина, витающей в спёртом воздухе, она приготовилась самозабвенно врать во спасение своей расшатанной психики и чести дворянской семьи.
- Помилуйте, что за странный вопрос? – усмехнулась владелица лавки. –Да Орловский экипаж шикарный с устрашающим кучером в серьгах, папахе и шашкой наперевес каждая собака знает. Вся улица наблюдала из окон за тем, как он трубку меланхолично покуривал, сидя на козлах, пока лошадки породистые в упряжке мирно дремали возле вашего дома. – В памяти гимназистки всплыл совершенно забытый в связи с последними неприятными событиями интереснейший, с художественной точки зрения, колоритный образ крепкого пожилого бородатого казака. – А потом начинается обсуждение, - не желая отступать от темы, упрямо повторила носительница пучка - шишки, -  кем является ваш визитёр: бандитом, шпионом, тайным полицейским, оборотнем, Велиалом, Левиафаном или князем блуда Асмодеем. Большинство покупателей сходится во мнении, что он - инкуб, соблазняющий юных неопытных девушек. Вот Липка моя глупая и впечатлилась ни на шутку, наслушавшись, исковеркав демоническое имя. Ей как раз на Пасху крёстная подарила колечко с карбункулом, - пояснила она. 
- Да что за чушь они несут, милейшая Зинаида Даниловна, - у прилавка неожиданно показалась, как гриб из-под упавшего листа, маленькая щуплая седая женщина в пенсне и шляпке с короткой вуалью, прикрывающей морщинистый лоб. Водрузив около конторки здоровенную банку с маринованными яблоками, присовокупив к ней коробку с нюхательным табаком и полдюжины катушек разноцветных ниток, она, бросив короткий сочувствующий взгляд на уставившуюся в пол Олю, не сумевшую оградить себя праведной ложью от сплетен, и оборотившись к владелице бакалеи, вынырнувшей по другую сторону стойки перед счётной доской, принявшейся деловито суммировать итоговую стоимость, передвигая подушками пальцев деревянные костяшки, спросила сурово, извлекая из ридикюля кошелёк: - Вы хоть знаете как выглядит инкуб? Вы лицезрели когда-нибудь серию картин Генриха Фюссли «Ночной кошмар», или похожее произведение Николая Абильдгаарда? В альбомах по искусству и на олеографиях, естественно. Подари мне кто подобную вещицу, точно бы в доме не повесила, тем более в спальной. Потому что – моветон, – зеленоглазая колдунья навострила приглаженные волосами оттопыренные ушки, стараясь запомнить неведомые для неё имена художников, – Это же – уродец мохнатый с хвостом, размером с макаку, всего лишь мифическое существо, выдуманное европейцами в средние века с вполне понятными целями: отвадить юных незамужних девиц от фривольных мыслей о противоположном поле. А ваш Орлов –homosapiens, всего лишь разумный человек, ловелас обыкновенный, ферлакур, – резюмировала седая дама и, расплатившись, всучив товар резво подбежавшей, раскрасневшейся по причине перепалки на крыльце горничной, покинула бакалею.
- Да не слушайте вы нашу шибко заумную профессоршу! Инкуб он самый, что ни на есть, - оторвалась от внимательного изучения мешков с мукой тучная женщина с бульдожьим лицом и подрагивающими желейными брылями, с характерным сибирским говором, вероятно недавно осевшая в Первопрестольной, в чёрном дорогом салопе, оттороченном чернобуркой, и грузно подплыла, тяжело дыша, переваливаясь с ноги на ногу к прилавку. – Инкуб редко принимает истинное обличие, - она вынула из кармана батистовый платок и, уперев выпученные глаза в пожелтевшую шапочку Оли, стала тщательно отирать складки многоярусного подбородка, вспотевшего в тепле. – Как правило, он красив, умён, галантен, подобно денди, а смотрит, не мигая, словно змея. Это его главный признак. В тёмные ночи на его спине вырастают огромные крылья, он взлетает и парит над городом, заглядывая в окна, разыскивая красавицу, замеченную накануне на улице, а обнаружив жертву, инкуб тихо присаживается рядом с ней на постель и смотрит гипнотически на спящее лицо, а поутру исчезает. Проснувшись, барышня сходит с ума и бродит по городу в ночной сорочке, ища встречи с таинственным гостем в стремлении подарить ему своё целомудрие, а потом, совокупившись с искусителем, кончает с земною жизнью, бросившись в первую попавшуюся реку. Не случайно бандиты с Хитровки прозвали Орлова Сычом, - она подняла вверх толстый указательный палец, - эти нехристи соображают в потустороннем. В Европах – инкуб, у нас – сыч, всё одно – ночной демон страсти.
- Сычом? – переспросила содержательница лавки, передёрнувшись, – Не успели обжиться в Москве, любезная Лидия Илларионовна, а уже такой богатый запас сведений. Кто поставляет?
- Так муж, - с готовностью ответила тучная женщина, - он теперь вечно с купцами вашими холёными, зажравшимися якшается по делам. Ох, и любят же они этого Сергеевича, доложу я вам, Зинаида Даниловна, знают о нём гораздо больше, чем мы с вами, но не распространяются: круговая порука видите ли, - возмущённо хрюкнула она, смахнув намокшим платком пылинки муки с лоснящегося на выдающемся бюсте меха, – Наш Сыч, наш Хозяин безлунной Москвы, наш спаситель – избавитель, - повторяют они на всех собраниях, - тьфу, противно. Продались безбожнику.
- Молох он, требующий жертв для поддержания собственного здоровья, - встряв в разговор, мрачно прокартавила, почмокивая, подойдя к прилавку, женщина с крючковатым носом, нависающим над вялым скорбным ртом, апатично дегустирующим сушёную смокву, вызывая острое раздражение у обладательницы пучка – шишки, поскольку пробовалась эта несчастная ягода, вернее поедалась задарма уже часа два, - девушки невинные Орлову вовсе не для блуда нужны, а для обновления крови. Поверьте, нам, иудеям истина доступнее.
- Надо же, приличные с виду дамы и такую околесицу городят, - из соседнего помещения вынырнула прелестная округлая ладная кудрявая девица в фривольной шляпке и накидке вызывающе канареечного цвета, с трудом удерживая под мышками бутылки с керосином, - инкуб, молох.... Какая дребедень! Ещё скажите – волкодлак, - она громко бесцеремонно хохотнула. - Да что бы вы знали, уважаемая барышня, - она обратилась к съежившейся Оле, обхватившей неверными руками сотрясающиеся от озноба хрупкие плечи, быстро смекнув, на кого из присутствующих потратил своё драгоценное время вечно занятой Орлов, - никакой он не демон, а очень хороший, порядочный и щедрый человек. Во всяком случае, именно так о нём отзывается мадам Жожо.
- Ну кто бы сомневался, - злорадно засмеялись хором Зинаида Даниловна, Лидия Илларионовна и жующая задарма очередную смокву иудейка.
 – Понятно, что в доме терпимости нечисть в почёте, - подбавила вездесущая женщина – бульдог.
Зеленоглазая «живописательница» резко развернулась и направилась к выходу, не в силах более слушать сплетни о вчерашнем госте.
- Погодите, ваша милость, Ольга Николаевна, - взволнованно окликнула владелица лавки, - вы же не взяли никакой товар. Чего изволите откушать? – она моментально свернула бумагу в кулёк и призывно им помаячила.
- Уже ничего, я передумала, - буркнула «колдунья», не оглядываясь.
- Нет, я вас не отпущу ни с чем, - Зинаида Даниловна, бросившись к мешку с леденцовой карамелью, щедро зачерпнула конфет медным совочком и, наполнив  фунтик до краёв, кинулась вслед стремительно удаляющейся барышне. Нагнав её у двери и сунув гостинец в с трудом разжавшие плечо непослушные пальцы, она заговорила полушёпотом, нервно оправляя узорчатые оборки, подколотые вокруг бурой шишки:
- Простите, ох, извините, нас, бестолочей болтливых. Ведь только Липку за длинный язык отстегала и тут же другим позволила ересь этакую нести в вашем присутствии. А если и не ересь, если и правда ваш гость вчерашний – веельзевул, так в этом ничего страшного, это можно исправить, - она склонила набок голову, пытаясь заглянуть в прикрытые ресницами изумруды. - Ведь святой Киприан тоже был когда-то великим волхвом и обольстителем, рабом адского князя, сыном геенны и душегубцем, закалающем в жертву бесам юношей и девиц. А потом встала на его пути прекрасная невеста Христова Иустина, и всё, и отказался он от злых деяний и уверовал в Бога. Вы тоже способны...
- Причём здесь я? – пресекла надтреснутым голоском воодушевлённую речь, распахнув огромные, сверкающие раздражением глаза, Оля, - Орлов приходил не ко мне, а к Борису, - наконец она нашла возможность соврать, - мы с ним даже не виделись, поскольку я делала уроки в своей комнате. Благодарю, Зинаида Даниловна, за угощение, - изобразив на красивом лице подобие улыбки, она вышла из лавки, чуть не прихлопнув дверью с колокольчиками опешившее от признания, превратившего сенсационный амурный визит в обыденный деловой, разочарованное приятное лицо хозяйки лавки.
  Горькая волна тошноты медленно подступала к горлу, заедать напряжение  конфетами уже было поздно и бесполезно. Люба была права, как всегда: Оля в одночасье превратилась в сомнительную знаменитость, обсуждаемую купчихами, мещанками, блудницами, всеми, кому не лень. Но может, - барышня, ухватившись за спасительное предположение, остановилась возле дорожки, ведущей к покосившемуся крыльцу, задрала вверх голову и заскользила вопрошающим взглядом по лазурному небу, - может он, действительно не к ней приходил, а к Борису? Может она себе всё надумала? Может пристальное внимание гостя к её скромной персоне было обусловлено всего лишь излишней вежливостью? «Вот, глупая, - подумала она, успокоившись, - завелась на пустом месте», - и облегчённо выдохнув, свернула к облупившемуся голубой краской родному особняку.
- Ольга Николаевна, припозднились вы что-то сегодня, - могучий дворник, скрупулёзно счищающий прошлогоднюю листву с прутьев метлы, воткнув её черенком в землю, по-отечески ласково улыбнулся в седую бороду. – Завянут розы, пока вы до дома доберётесь.
- Какие розы, Егорыч? – замерла барышня перед широкой фигурой, загородившей путь.
- А вот такие, - он весело ткнул себя ребром здоровенной ладони чуть выше кушака. Никогда подобной красотищи не видал. Надо же, гигантские розы в апреле. Где он их только достал?
- Кто он? – напряглась Оля, боясь услышать вполне ожидаемый ответ.
- Александр Сергеевич, вестимо, кто же ещё? – бодро выпалил Гордей Егорович, поправив съехавший на кустистые брови картуз. – Посыльный у меня выведывал, здесь ли живёт мамзель Истомина, которой изволил прислать скромный подарочек сам Орлов. Да и без его слов было ясно, кому сия роскошь и от кого, - он нежно, как по телу любимой женщины, провёл огромной ручищей по опростанным прутьям.
- С чего это тебе всё так было ясно? – загорающиеся гневом изумрудные глаза не по-доброму прищурились.
- Дык вышел он от вас вчера довольный – довольный, улыбка до ушей, сунул мне в карман фартука целых три целковых и вопросил: «Ты тот самый дворник, что намедни с моим помощником толковал?» Я кивнул. «Молодец, - похвалил он, - благодарю, старик, за верные и важные сведения. Помог мне очень и вовремя. Ты, - сказал он, - присматривай за барышней – красавицей, дабы никто не обидел, и ухажёров отгоняй. Не желаю, - сказал он строго, - никаких соперников. Что не так будет, - сказал он деловито, - с мальчишкой отправь мне весть. Разберусь».
- С каким ещё помощником? – нервно сглотнула девушка, пытаясь совладать с внезапно накатившим приступом удушья.
- Известное дело, с Бушмарём, - пожал широкими плечами Гордей Егорович, но вдруг замер и дёрнул себя безжалостно за бороду. – Ой, барышня, это я, вероятно, не должен был растрёпывать. Ох, убьёт, повесит, пригвоздит к стене, - запричитал он грудным плаксивым баритоном.
- Сейчас я тебя убью, если не объяснишь, что тут накануне произошло, - прошипела яростно Оля, схватив дворника свободной от кулька с конфетами рукой за грудки.
- Не губите, ваша милость, ничего особенного, - испуганно округлились вечно слезящиеся глаза. – Шпионил, когда вы изволили возвращаться из гимназии франт кучерявый, румяный с щегольски закрученными усами, подошёл ко мне и стал выяснять, расспрашивать, как величают раскрасавицу, где и с кем живёт. Ну я сначала поартачился маленько, а потом выложил деликатно всё, что знаю.
Царевна – несмеяна, находящаяся на грани нервного срыва, вспомнила ещё одну персону, подсевшую к Орлову в экипаж и также поедавшую её глазами в тот злополучный день.
- В котелке и ольстере? – тонкие пальцы крепче сжали грубую ткань поддёвки, согревающей бренное тело допытываемого детины.
- Так точно, в котелке и синем пальте, - согласно закивал он.
- Почему ты ему всё рассказал? Какое ты имел право? Что за несдержанность? – Оля остервенело попыталась сотрясти послушно застывший мужицкий торс.
- Барышня, уважаемая, не браните, Христа ради, - взмолился дворник и зашептал быстро и взволнованно, - я не самоубийца. Бушмарю, то есть Бушмарёву Василию Инатьевичу, помощнику Орлова, сам чёрт не посмеет отказать. Это же зверь безжалостный, несмотря на приятную внешность. Вы видели его кулаки разбитые стёртые? Прикоснётся и убьёт невзначай. Александр Сергеевич, тот культурный, воспитанный, не замарается зря кровью, Бушмаря пошлёт. Всё равно бы они узнали всё о вас, от них не скроешь.
- Воспитанный, - горько усмехнулись плотные розовые губы, пальцы разомкнулись, отпустив смиренного детину, заботливо пригладив смятую материю. – Воспитанный бандит, звучит, как нежная мелодия, - съязвила Оля печально.
- Да что вы, барышня, ну какой он бандит, - кустистые брови вскинулись вверх, - наоборот все шайки повыгонял за пределы города. Вы посмотрите, какой порядок настал в Москве с его появлением: никаких убийств, грабежей, так, по мелочи.
- А кто он тогда, Егорыч? Особа, имеющая при себе помощника – зверя, личность, именуемая в приличном обществе Хозяином безлунной Москвы, а на Хитровке Сычом? Поясни, - огромные глаза с тоской уставились на добродушное лицо, изрытое мелкими морщинками.
- Не знаю, барышня, - дворник растерянно почесал затылок, поразившись осведомлённости юной госпожи Истоминой, - но уверен, что он хороший человек.
- Уверен? – не получив толкового ответа, Оля снова начала опасно заводиться. – А я нет. Ух, я ей сейчас устрою допрос с пристрастием, - угрюмо обогнув могучую фигуру и бросившись к крыльцу, она рванула на себя дверь и крикнула гневно: «Наталья! Иди немедленно сюда».
- Началось, - пробормотал Гордей Егорович, перевернув метлу и продолжив убирать вверенную ему территорию, с ужасом прислушиваясь к доносившимся из дома крикам барышни, перемежающимся со звоном падающей металлической посуды, вероятно отправляемой с размаху за отсутствием зятя в старшую сестру. Когда, наконец, наступила долгожданная тишина, и дворник облегчённо вздохнул, разметая гнилые листья, по его согнутой широкой спине вдруг забарабанил колючий град. В замешательстве он резко выпрямился и растерянно огляделся: дорожка и газон были усыпаны красными крупными розами. Он поднял вверх, прикрыв ладонью, от греха подальше, слезящиеся глаза и увидел как в окне мансарды с треском захлопываются рамы и слетают стружки голубой краски с неухоженных стен особняка.
- Господи помилуй, - забурчал он в сизый мясистый нос, собирая цветы, - это же надо – при такой ангельской внешности, такой норов. Вот кому-то повезёт, - хмыкнул он в бороду, - вот кто-то порадуется семейной жизни с необузданной принцессой, застрелившись ненароком от райского блаженства. – Уложив громоздкий букет на крыльце, Егорыч вспомнил господина, приславшего подарок, спешно осенил себя крёстным знамением и довольно пробормотал: - Этот-то, сероглазый великан с ней справится, этот точно справится.
                ***
 Блекло – жёлтая звезда, безучастная к судьбе зеленоглазой барышни, вытянувшейся по струнке на узкой кровати, завернувшейся от страха в одеяло до самых ушей, уставившейся сквозь стекло на чёрное бархатное небо, помигивала холодно в ответ на тихий монолог. «Почему ты меня оставил, папочка? – шептала Оля сквозь заштопанную ткань. – Почему бросил? Мне плохо без тебя. Меня некому защитить. Что со мной теперь будет?» По нежной гладкой по-детски припухлой щеке скользнула слеза. Она с ужасом ждала, когда посыпятся на пол разбитые огромными крыльями стёкла и присядет рядом на постель мохнатое чудовище с немигающим свинцовым взглядом.