Мой Тургенев. 37. Франко-прусская война

После непродолжительного отдыха в Спасском Тургенев отправляется в обратный путь. В Петербурге он 29 июня 1870 года и уже на следующий день отбывает за границу. Добраться до Бадена в этот раз оказалось нелегко, ведь на пороге франко-прусская война. Немецкие пассажирские поезда в это время совсем прекратились. Лишь военные грузы и формирования перевозились, все ради войны, ради победы...

Все сильнее разгорался конфликт между Францией и Пруссией. Министр иностранных дел Франции нажимал на Пруссию с ультиматумами, чтобы не допустить немецкого принца на испанский престол. Французы были уверены в своем превосходстве и военный министр Лебёф хвастливо заявлял: «Мы готовы, мы совершенно готовы, у нас в армии всё в порядке, вплоть до последней пуговицы на гетрах у последнего солдата». Немцы ввязались в опасную авантюру, ведь выступить против Франции это совсем не то, что воевать с австрийцами или датчанами. В то время Франция считалась первой военной державой. Но немцы верили в свою силу, дисциплину, напор. И вот 19 июля 1870 года начались военные действия. Прусская мобилизация и доставка войск шла безупречно. Армии сосредоточивались и развертывались быстрее, точнее французских. В тылах же французской армии творились беспорядки, солдат на фронтах вовремя не успевали заменять новыми. Война начиналась удачно для немцев.

В начале военных действий  никто не сомневался в успехах французского оружия, так что семейство Виардо при приближении французов планировало бежать из Бадена: ""Мы на все готовы, - писал Тургенев Милютиной 20 июля 1870 года, - и в случае нужды уедем в Вильдбад - в каретах, так как все сообщения по железным дорогам прерваны. Я говорю: "мы", т. е. семейство Виардо и я; я с ними не расстанусь"".

А в следующем письме тому же адресату Тургенев рассказывал о том, как развивались события: "Вчера вечером, в 10 часу, вдруг все колокола зазвонили в Бадене: Это пришло известие о решительном и чуть ли не окончательном поражении французов при Розанвиле. Армия Базена все-таки не успела во время убраться из Меца". Затем началась осада Страсбурга, а первого сентября произошла седанская катастрофа, окончившаяся пленением всей французской армии вместе с императором Наполеоном III.

Оба Виардо и с ними Тургенев вначале были вполне на стороне немцев - из-за ненависти к французскому режиму. Седан встретили одобрительно. Однако, дальнейшее развитие событий и особенно бомбардировка Страсбурга Тургенева удручали. В письме немецкому приятелю Пичу он говорит ясно: "Падение империи было большим удовлетворением для бедного Виардо. Конечно, теперь сердце его обливается кровью, но он сознает вполне, что все это - заслуженная Францией кара. Что касается меня, то я, как вам хорошо известно, настроен совершенно, как немец. Уже потому, что победа Франции была бы гибелью свободы. Вот только не следовало жечь Страсбурга".

Однако в письме русскому другу Полонскому он высказывается более откровенно (6 сентября 1870 года): "Мы живем в весьма значительное время, на наших глазах руководящая роль в истории переходит от одного племени- латинского к другому- германскому. Падение гнусной империи Наполеона доставляет мне великую радость: нравственное чувство во мне удовлетворено - после такого долгого ожидания! Но я не скрываю от самого себя, что не все впереди розового цвета- и завоевательная алчность, овладевшая всей Германией - не представляет особо утешительного зрелища".

***
Все планы семейства Виардо и Тургенева на долгую спокойную жизнь в Бадене спутала эта франко-прусская война; в одно мгновение рассыпалось как будто бы навеки свитое ими баденское гнездо. Первое время Виардо пытались приспособиться к военному положению, они не только официально заявили себя стоящими на стороне Германии, но даже принимали раненых немецких солдат, и устроили подобие госпиталя в своем доме. Однако немцы несмотря ни на что "своей" эту французскую семью не посчитали и дело дошло до того, что под окнами мадам Виардо стали собираться жители Бадена и устраивать "кошачьи" концерты.

Обстановка внутри дома Виардо оставалась сложной: там находилось трое мужчин и на первом месте стоял любимый друг Полины- баденский доктор. Он очень близко вошел в жизнь Полины, настолько близко, что только старик Виардо мог терпеть это, да Тургенев, тоже ко всему уже приученный. Но вот Тургенев сообщает в письме Полонскому: "Здесь у нас очень тихо и даже раненых и больных мало, а то почти все доктора уехали (между прочим и Гейлигенталь), их потребовали в Нанси". Не тот ли это сердечный друг Полины был спешно вызван в Нанси? И вот доктор, наконец, исчез с горизонта, к великой радости Луи и Тургенева, однако прихватив с собой все письма русского писателя.

Пребывание семейства Виардо в Германии становилось невозможным, им пришлось спешно собирать вещи и уезжать. Они направились в Лондон. У Тургенева был выбор - бежать с семейством Виардо, или вернуться с Россию. Но он как хвостик потянулся за Виардо. По его собственным словам, он готов был ехать за семьей Виардо куда угодно - даже в невозможно далекую и дикую страну, но расстаться с ними не мог. Им он тоже был необходим - это был верный друг и постоянный источник дохода. Первыми уехали Виардо, они так спешили, что забыли не только про письма Тургенева, но и оставили его самого, больного, в Баден-Бадене- у него еще не прошел тяжелый приступ подагры. В конце октября болезнь отступила, он упаковал вещи, а в ноябре 1870 года тоже прибыл в Лондон. Там он снял маленькую квартирку, и хоть жил отдельно, но каждый день бывал у Виардо.

Увиденные из Лондона французские события, приводили его в уныние. Взятие Орлеана, Руана, отступление французов за Марну – следующие один за другим удары, угнетали семейство Виардо и его самого. «Сообщения из Франции меня не удивили, хотя и глубоко огорчили, – писал он Полине Виардо, которая была на гастролях, – я не верю больше в успех борьбы и вижу в ней только все нарастающее уничтожение Франции, республики и свободы». И тотчас вздыхает: «К моему глубокому и неизменному чувству к вам прибавилась еще какая-то невозможность быть без вас; ваше отсутствие причиняет мне физическое страдание – словно мне не хватает воздуха, это какая-то тайная и глухая тоска, от которой я не могу избавиться и которую ничто не может рассеять. Когда вы здесь, моя радость спокойна – но я чувствую себя в своей тарелке – ad omo – и ничего иного не желаю».( 23 ноября 1870 года).

Чужой город, туман, холодная квартира, болезни, эмигрантская жизнь... Полина дает уроки, выступает кое-где публично. За уроки по прежнему берет дорого - 100 франков в час, но на жизнь большой семьи этого не хватает. Поэтому в феврале 1871 года Тургенев снова посылают в Россию, чтобы срочно раздобыть деньги. В Спасском он спешно продает часть лутовиновских земель и имений и едет обратно. За полчаса до отъезда из Петербурга он получает письмо от дочери, пересланное ему другом Анненковым. Она в отчаянном положении и, по-видимому, никак не могла связаться с отцом, поэтому вынуждена была отправить письмо через его друга. Тургенев извещает об этом письме доверенное лицо- Маслова: "Пишу тебе со станции варшавской дороги, за полчаса до отъезда. Анненков прислал мне письмо моей дочери, которое все состоит из одного вопля; если она в скорости не будет иметь 40000 франков, то она с мужем погибла. И потому я прошу тебя - не дорожиться имением, в случае нужды, уступить 2-3 тысячи рублей, лишь бы поскорее получить деньги". Еще ранее собирался Тургенев продать это имение ради обеспечения семейства Виардо, но теперь нужно было сделать это срочно, ведь деньги нужны и дочери с двумя внуками писателя. Удивляет то, что менее года назад, в июне 1870 года Тургенев купил акции на имя вполне обеспеченной и благополучной "милой Клавдии Виардо", а в это время его дочь с семьей находилась на краю гибели.

Странно и то, что родная дочь вынуждена разыскивать отца, с которым, по-видимому, у нее прервался непосредственный контакт. И не то чтобы ссора, или размолвка, нет просто ни она, ни ее жизнь в это время Тургеневу особо не интересны. Тут приходится согласиться с некоторыми биографами писателя в том, что на первом месте у Тургенева стояли Полина Виардо и ее семейство, а все остальное он по своей воле или же под влиянием любимой женщины отодвигал от себя в сторону, забывал, пренебрегал. Потому и умирающего Белинского не проводил, и к Герцену на похороны не приехал. А преданность и услужливость по отношению к Полине Виардо и ее семейству была безграничной и с годами ничуть не уменьшалась. 
   
Между тем Полина Виардо срочно призывает своего верного обожателя обратно. Полина Виардо – Тургеневу, Лондон, 29 марта 1871: "Дорогой друг, спешите возвратиться! He оставайтесь ни часа дольше, чем будет совершенно необходимо. Умоляю вас, если у вас есть хоть малейшее чувство к нам! He надо ехать через Петербург..." По-видимому, срочно нужны его деньги, ведь недвижимость в Бадене еще не продана, и материально эмигрантам приходится туго. Тургенев сразу же выезжает и вскоре прибывает в Лондон.

***
Война на территории Франции еще продолжалась, в провинции формировались армии. Однако Париж был осажден, и взят, торжество немцев полное. Франция впала в отчаяние. Тяжкие чувства поражения искали еще выходов, более кровавых. Парижская коммуна продолжила тот же 1848-й год, который пришлось Тургеневу некогда пережить. Париж снова бунтовал, бушевал. Теперь Тьеру и версальцам приходилось усмирять с высот Сент-Клу обезумевший город, на что злорадно взирали немцы- победители. До Тургенева в Лондон, как и до Флобера в Руан, доносились лишь отголоски этой новой войны. Впечатление от нее, даже издали, было ужасное . Тургеневу казалось, что от Франция окончательно погибла и остается от нее лишь "мокрое пятно". Однако ни Франция, ни Париж не пропали. Тьер пролил море крови, чуть не все рабочее население города погибло, но Париж уцелел, хоть и пострадал в бомбардировках и боях. Вновь мещанско-буржуазный порядок вошел в свои берега. Кровь быстро замывается. Погибших забывают, дома застраиваются, мостовые чинят... жизнь идет. Мир заключен. Начинают - без особых затруднений - платить контрибуцию. Скоро страна, против всяких ожиданий, зацветет вновь.

Между тем, 2 апреля 1871 года Тургенев посылает письмо приятелю Борисову из Лондона через неделю после его приезда из России, и это письмо во многом поясняет положение писателя: "Ровно неделю тому назад прибыл я сюда, дорогой Иван Петрович, и на другой же день занемог, слег в постель - да вот только сегодня в первый раз вышел из комнаты. Я схватил где-то простуду- присоединилась старые подагрические припадки, пузырь туда же расклеился- ну вот я и свихнулся... Напишите мне словечка два- уж как я буду рад... Сам я слег, а Виардо на несколько дней уехали погостить к друзьям на берег моря. Таким образом я очутился вдруг почти один в этом страшеннейшем городе. Но мне не было дурно, я отдохнул. Только ночи были скверны. Ну да это все ничего". Такое отчаянное одиночество и заброшенность сквозит в строках этого письма, что даже больно. Тургенев мучился сильнейшими болями, и совсем один, а Виардо его бросили, как ненужную тряпицу и укатили отдыхать на море. Ведь деньги он им уже привез, продав один из своих лесочков или имений. И страшно одинокий Тургенев теперь рад хотя бы  нескольким словам от своего далекого русского приятеля. И в том же письме: "А последнее пребывание в России и в Москве мне пришлось по вкусу. Все, что ни говори- почва, родная земля, родной воздух..." Но Родина теперь далеко от беспомощного больного писателя, она существует только в воспоминаниях...

Подобное письмо посылает Тургенев из Лондона Милютиной: "Я еще до сих не имею ни малейшего понятия о том, что со мною будет и куда я денусь после июля месяца. Буду жить пока со дня на день и попытаюсь работать - хотя и тут еще пока ничего не предвижу. Что я к самому себе охладел- это плохо. Все равно - буду ли я писать, нет ли свою обедню я отзвонил, - и давненько ее отзвонил". Ей же: "Мое "я" меня самого перестало интересовать, могу ли я интересоваться тем, что об этом "я" говорят и думают другие? Это однако, не мешает мне быть благодарным всем тем, которым угодно чувствовать ко мне расположение". В следующем письме: " Когда я говорю, что охладел к своему делу,- я поверьте, просто сознаю факт. Я готов допустить, что талант отпущенный мне природой - не умалился, но мне нечего с ним делать. Голос остался, да нет песен. Следовательно, лучше замолчать. А петь нечего, потому что я живу вне России, а не жить вне России, я по обстоятельствам всесильным - не могу. Следовательно, заключение выведите сами".

Семейство Виардо, наконец, возвращается, и отдохнувшая Полина тут же посылает Тургенева вместе с мужем в Баден, чтобы распродать все оставшееся там имущество. Баденская вилла была продана вместе с домом Тургенева, который еще ранее перешел в собственность Луи Виардо. Теперь этот дом купил у Виардо московский банкир Ахенбах. "Я немножко пожалел о моем гнезде, - писал Тургенев Анненкову, - впрочем, во мне недаром татарская, кочевая кровь: чувства оседлости не имеется - и всякий дом - вроде палатки". Конечно, грустное это утешение мало успокаивало. Ведь Тургенев так мечтал и столько трудился над этим домом, где, может быть, собирался окончить свои дни. Но зато здесь в Баден-Бадене заканчивает Тургенев свою повесть "Вешние воды", которую начал писать еще в России, летом 1870 года. На последнем листе рукописи он ставит свою подпись и дату, ноябрь 1871.

***
Работа Тургенева над «Вешними водами» продолжалась довольно долго — с середины 1870-го до конца 1871-го года. Начал он писать эту лирическую повесть летом в России, а закончил зимой в Баден-Бадене. Эта повесть во многом автобиографическая, как и многие другие произведения Ивана Сергеевича. Начиная с того, что главный герой повести помещик Санин, которому исполнилось 52 года, ударился в воспоминания о своей так странно и неудачно сложившейся жизни. Но ведь и Ивану Сергеевичу в момент написания повести было 52 года, и события, описанные в ней, очень напоминает его собственную историю - встречу с умной и властной женщиной, которая сумела буквально перевернуть всю его жизнь, и вслед за которой он был обречен бесцельно и рабски скитаться по Европе. Санин, как и Тургенев не может понять и отдать себе отчет в природе безграничной власти этой женщины над ним, и подозревает колдовство, присуху.
В этой повести, которую он, по собственному признанию, "не удержался и вспомнил" так описывалось это любовное затмение. Загадочная и обворожительная Мария Николаевна Полозова спрашивала Санина:
"- А в присуху вы верите?
– Как?
- В присуху – знаете, о чем у нас в песнях поется. В простонародных русских песнях?
– А! Вы вот о чем говорите… – протянул Санин.
– Да, об этом. Я верю… и вы поверите.
– Присуха… колдовство… – повторил Санин. – Все на свете возможно. Прежде я не верил, а теперь верю. Я себя не узнаю..."
В этой чудесной лирической повести переосмысливает Тургенев свою любовь и свою судьбу. Описывает все что приключилось с ним в жизни, как встретил он (Санин) чистую прекрасную любовь, но страсть к другой женщине, сильной и коварной, налетела как вихрь и разрушила все его планы, и всю его последующую жизнь. И как много лет был он прикован незримыми цепями к этой властной женщине, как жил в вечном унижении.. И как носило его по городам и странам, оторвав от родного угла.. И в конце жизни с горечью вспоминает он все с ним происшедшее, и душой опять прислоняется к той, незабвенной и чистой, которую некогда любил и позорно предал...

Сюжет этот перекликается с подобными историями, описанными писателем в его прошлых произведениях. Еще раз он показывает "страшную" силу любви, владычество женское, слабость, позор мужчины. Некогда Петушков погиб у булочницы, потом Алексей Петрович поддался ничтожной танцовщице, Литвинов бросил невесту для Ирины, а теперь в любовь-западню попал Санин. Основная линия везде та же... "Вешние воды" вещь глубоко тургеневская, печальная, очень значительная. Она рождена важными душевными событиями и переживаниями самого Тургенева.

Рукопись повести Тургенев, как всегда, выслал Анненкову, которого просил подтвердить ее получение и писал: «Она мне стоила дьявольского труда — и я бы желал поскорее знать, что он не пропал…» и просил высказать о ней свое «нелицемерное мнение». Анненкову повесть понравилась, однако любовное рабство Санина под властью Полозовой показалось ему не вполне достойным и нравственным. Очищать "омерзительную грушу" для её мужа - "страшно эффектно", но и "страшно позорно для русской природы человека". Но Тургенев оставил без изменения эту "позорную" правду, пережитую в какой-то мере на собственном жизненном опыте.
Тургенев- Стасюлевичу: «Вчера... повесть моя в виде громадного застрахованного пакета отправилась в Петербург на имя П. В. Анненкова..Но он имеет инструкцию передать Вам эту повесть немедленно — так что Вы можете начать печатание с 1 декабря, как я обещал Вам». Тургенев находился уже в Париже, когда в Петербурге, в «Вестнике Европы», печаталась его повесть «Вешние воды». Она была опубликована в январском номере журнала за 1872 год.

***
В России повесть «Вешние воды» была воспринята с единодушным восторгом, однако, к большому удивлению Тургенева, немцы, которых он так уважал, отнеслись к ней весьма критически. Их возмутила даже небольшая дозы иронии, допущенная автором при описании некоторых черт немецкого национального характера.
 
Немцы дружно хвалили Тургенева, когда он ругал Россию в "Дыме", но проявили себя совершенно иначе, когда он лишь слегка задел их национальное самолюбие в "Вешних водах". Этой повестью писатель навлек на себя гнев всего цивилизованного немецкого общества. Пауль Гейзе отказался отвечать Тургеневу на дружеское письмо. Критик немецкой "Петербургской газеты" призвал "всех офицеров германской армии" "стереть с лица земли клеветника и наглого лжеца". В Берлине распространился слух, что Тургенев в одной французской газете оскорбил национальное достоинство Германии, и Юлиан Шмидт, по просьбе ни в чем неповинного писателя, вынужден был напечатать опровержение.

"Господи! - писал озадаченный Тургенев Л. Пичу. - Какими вы - все немцы - стали неженками, обидчивыми, как старые девы, после ваших великих успехов! Вы не в состоянии перенести, что я в моей последней повести чуточку вас поцарапал? Но ведь своему родному народу - который я ведь, конечно, люблю - мне случалось наносить и не такие удары!.. До сих пор я думал, что немцы более спокойны и объективны. Вот я и должен похвалить своих русских".

А между тем 18 ноября 1871 года из Баден-Бадена Тургенев посылает письмо Флоберу, сообщая ему о скором приезде в Париж. Пишет он из виллы Виардо: "Любезный друг мои, после всевозможных напастей и отсрочек, вызванных приступом подагры и делами, которые, пожалуй, стоят подагры, —я завтра уезжаю в Париж; если ничего со мной не случится, буду там в понедельник, а во вторник увижусь с вами, ибо предполагаю, что вы находитесь там, а потому и посылаю это письмо на улицу Мурильо. Итак, до скорого свиданья— завтра, вслед за этим письмом. Обнимаю вас.

После продажи баденской виллы и замка Тургенева у Виардо опять появилась прорва денег, они возвращаются в Париж и затевают грандиозный ремонт в своем доме. Все в этом доме меняется, обновляется, завозится новая мебель... Тургенев вынужден был оставаться в одиночестве в Бадене до 19 ноября. В этом и заключались «напасти», «отсрочки» и «дела», о которых говорится в его письме к другу Флоберу. А в конце 1871 года семейство Виардо-Тургенев уже снова собирается под одной крышей в Париже на улице рю Дуэ.