Глава12. Война

Рука судьбы? Атос верил в Бога, но не верил в свою Судьбу. Вернее, считал, что все, что он мог бы сделать или сказать, уже не имеет значения, потому что его время ушло, оставив лишь отравленный след в душе. Свое место в жизни он ограничил службой и друзьями, и полагал, что так будет до того момента, когда Господу надоест смотреть на его жалкое существование и он не пошлет ему Ангела смерти.
Появление Анны смешало все. Теперь он счел себя ответственным за д’Артаньяна и Арамиса с Портосом: друзья не имели представления, с каким двуликим Янусом свела их судьба. Мушкетер сам себе вынужден был признаться, что, отпуская Анну, он совершил глупость, проявил ненужное великодушие: женщина с таким характером и такой душой не могла не озлобиться, не могла не пойти на все для достижения своих целей. Жажда наживы и злоба вели Анну, ее путеводной звездой стали богатство и положение в свете любой ценой. И Атосу приходилось признать, что она неплохо продвигалась на этом пути, умело используя всех, кто представлял для нее интерес. Кюре, он сам, лорд Кларик, наверное, еще немало мужчин, о которых он не знал, и, наконец – Ришелье, чья кардинальская мантия служила ей надежным прикрытием. Миледи пользовалась его покровительством, но Ришелье умел разбираться в людях, и один Бог ведал, что такого могла миледи делать для блага Франции, что получила у его преосвященства такой кредит доверия. Немногие англичане, которые еще оставались в Париже, готовились к отъезду, а миледи заново отделывала только что купленный особняк. И, хоть и беглым взглядом, Атос успел отметить для себя, что в средствах она не была стеснена: интерьеры блистали не только роскошью, но и утонченным вкусом. Да, Анна эти годы зря не теряла, не то, что он, погрязший в нищете и обыденности.
Атос впервые за долгое время устыдился не своих ошибок, не позора недостойного выбора, не своего юношеского простодушия и житейской слепоты - он устыдился своего нынешнего положения. Выход у него был, но этот выход был бы предательством по отношению к друзьям, которые никогда бы не смогли понять его выбора. Лицо д’Артаньяна возникло перед ним, и он прочитал в недоуменном взгляде юноши неверие в подобное, отчаяние и затем, словно хлесткая пощечина предателю – презрение.
На память пришел разговор с Арамисом, когда он стал выяснять у него, откуда тому известно о миледи. Арамис неохотно рассказал о встрече с кардиналом и, откровенность за откровенность - Атос упомянул о предложении Ришелье и о своем отказе. Арамис долго молчал, потом, тяжело вздохнув, признал: «Вы сделали то, что должны были сделать, Атос, но, возможно, вы поступили неправильно». Атос, вспоминая эти слова, тоже вздохнул: еще не поздно было дать свое согласие. Хотя, нет, поздно говорить о таком сейчас, когда он нужен друзьям, и его место в охране короля.
Порыв угас, так толком и не родившись. Сначала осада Ла Рошели, это теперь самое важное. Если кардинал победит, если он добьется своего, тогда Англия отступит и вопрос о флоте станет насущной необходимостью. Вот тогда он и сможет с чистой совестью заняться делами государственными, если, конечно, о нем тогда еще кто-нибудь вспомнит.
                ****
Чутье д’Артаньяна не обмануло и в этот раз: за ним следили. Тень, прячась за выступами стен, скользила за ним начиная от дома Арамиса. Эта слежка начала раздражать молодого человека, и он, в свою очередь, заскочив на крыльцо какого-то дома, спрятался в тени нависавшего балкончика. Уловка сработала, тень растерянно заметалась, ища преследуемого, и оказалась рядом с д’Артаньяном. Лезвие кинжала у горла и крепкая хватка заставили человека замереть.
- Что тебе от меня нужно? Какого черта ты тащишься за мной через пол-Парижа? – не голос, лезвие у глотки заставило незнакомца вздрогнуть, и тут же несколько капель крови побежали по его шее. – Говори, не то я тебя попросту прирежу, и совесть меня мучить не станет, - подбодрил его д’Артаньян.
- Мне приказали, господин, - неохотно выдавил из себя наемник.
- Кто приказал?
- Я не знаю ее имени, но она мне заплатила пятьдесят пистолей.
- Пятьдесят пистолей только за то, чтобы ты проследил куда я иду? Ты меня считаешь дураком, готовым поверить в такую сказку? – и гасконец нажал на кинжал чуть посильнее.
- Я… я скажу, ваша милость, скажу! – завопил наемник. – Мне велено проследить, где живут ваши друзья, где предпочитают бывать, есть ли у них любовницы …
- Да, это, конечно, очень сложная работа, - хмыкнул д’Артаньян. – Ну, а потом, потом тебе что велено?
- Это все, господин. Об остальном эта дама договаривалась с моим приятелем.
- Тогда пойдем к нему, к твоему приятелю, - решительно заявил юноша, но наемник, забыв на мгновение о кинжале, попытался отрицательно помотать головой: острое лезвие моментально напомнило ему о том, на какой ниточке висит его жизнь.
- Слушай меня: ты сию же минуту отведешь меня туда, где ждет твой дружок, или останешься здесь навсегда, - предупредил д’Артаньян, которому было не до шуток. – И, предупреждаю тебя, что, если по дороге у тебя появится желание сменить дорогу или забыть, где тебя ждут, мой кинжал все равно окажется быстрее твоего, - добавил он, молниеносным движением поменяв место кинжала у горла - на спину бандита. – Шевелись!
Либо наемник был отчаянный трус, либо совсем новичок в таких делах, потому что потом, вспоминая свое ночное приключение, д’Артаньян мог только хмуриться и недоверчиво почесывать в затылке: ночной бродяга привел его ко Двору Чудес.
- Ну, и кого я должен искать в этом притоне, - д’Артаньян кивнул в сторону какой-то развалюхи, из которой выползали жуткие тени. Что-то похожее на страх шевельнулось у него в груди: оказаться в этом аду в одиночестве, без друзей за спиной, теперь виделось совсем не таким захватывающим приключением. – Придется тебе, дорогуша, вызвать его сюда. И повторяю, если только ты позовешь его вместе со всей вашей сворой, если не я, так мои друзья найдут, как с вами разобраться.
- Мы с приятелем сюда только захаживаем, мы не живем здесь, - поспешил оправдаться бродяга.
- А меня не волнует, где и как вы живете, - остановил его д’Артаньян. – Зови своего приятеля.
- Я здесь, - прозвучал голос за его спиной. – Зачем пожаловали?
- Надо кое-что обсудить, - д’Артаньян круто развернулся вместе со своим пленником, изо всех сил пытаясь разглядеть, кто перед ним. Бродяга в его руках дернулся, но кинжал ощутимо оцарапал ему спину, напоминая, что его жизнь в чужих руках.
- Отпусти моего человека, тогда будем говорить, - голос был молодой и звонкий, как у мальчишки, и с характерным акцентом, сразу давшим понять гасконцу, что он имеет дело с уроженцем родных гор.
 Д’Артаньян пинком под зад отправил бродягу восвояси, и тот, почуяв свободу, со всех ног бросился наутек.
- Отпустил, - д’Артаньян спрятал кинжал, но так, чтобы мгновенно выхватить его, если придет нужда. – Так кто ты? Я слышу говор родных мест, - добавил он на окситанском.
- Кто ты? – обладатель юного голоса не спешил выйти на пятачок мостовой, ярко освещенный луной.
- Я тот, кого тебе миледи приказала убить! – гордо откинув голову, д’Артаньян шагнул в световой круг, но неизвестный все еще оставался в тени, хотя видно было, как подался назад его темный силуэт. – Боишься, что я могу тебя узнать? Мы ведь с тобой можем быть и знакомы, не правда ли? В нашей Гаскони не так много народу, почти всех мы знаем если не в лицо, так по имени.
- С тобой мы точно знакомы, Шарль! – человек выступил из тени.
- Менвиль! – ахнул д’Артаньян. – Вот тебе раз! И что на этот раз мы с тобой не поделили?
- Если ты забыл Розалинду, то я ее помню, -  стоявший напротив молодой человек был, скорее всего, сверстником д’Артаньяна, но то, как он выглядел, и выражение его лица делали его много старше. Поношенный колет, штаны с лампасами, бесформенная широкополая шляпа с фазаньим пером и сапоги на босу ногу придавали бы ему колоритный вид, если бы не ужасающая ветхость всей его одежды. Единственными, достойно выглядевшими в его облике были тяжелая боевая шпага да парочка отличных пистолетов, заткнутых за новенький кожаный ремень.
- Но я же уехал, и Розалинда досталась тебе, - пожал плечами д’Артаньян.
- Если бы было так… - Менвиль со свистом втянул воздух. – Рози умерла, к твоему сведению, и вина в этой смерти твоя, д’Артаньян. Знаешь ли ты, отчего она умерла?
- Да я понятия не имел, что с ней приключилось! – д’Артаньян сделал шаг назад.
- Не вздумай удрать, - Менвиль шагнул к нему. – Она умерла, потому что вытравила плод. Твоего ребенка, Шарль д’Артаньян, слышишь? Твоего сына.
- Я не знал, что она беременна, - пробормотал гасконец.
- А тебя тогда вообще что-то интересовало, кроме собственной персоны? Ты хотел со мной встретиться? Отлично, пойдем поговорим, а заодно я тебе расскажу про то, что хочет от меня одна знатная дама, - и, подхватив под руку ошалевшего от новостей гвардейца, Меневиль повлек его в какой-то притон на границе Двора Чудес.
Вино в кувшине оказалось неожиданно хорошим, а вот грязь и духота сосем не способствовали желанию пребывать в этом месте. Но д’Артаньян, чувствовавший, что почва уходит у него из-под ног, дал увести себя, и теперь сидел, сцепив зубы и опустив глаза в стакан, потому что то, что рассказывал ему Менвиль, совсем не внушало молодому человеку надежд на будущее. Это было то, что он не решился бы никогда рассказать Атосу, это был один из грешков темпераментного гасконца, который умудрился грешить и у себя дома. И не это ли было основной причиной, заставившей его отца отослать непутевое чадо подальше от дома? Нет, Шарль д’Артаньян совсем не был ангелом, и немало молоденьких служанок, а также и некоторых из их хозяек, могли бы покаяться на исповеди в преступной связи с наследником господина д’Артаньяна. Но и в Париж юноша вступил с видом победителя. Хозяйская жена мадам Бонасье, служанка миледи Кэтти и, наконец, сама миледи Винтер – д’Артаньян успел немало, ему покровительствовала богиня любви. До сих пор амурные шалости сходили ему с рук, но на баронессе Винтер везение закончилось. Слишком много узнал д’Артаньян о ее прошлом, и месть этой женщины уже не удовлетворялась им одним. Смерть сидела сейчас перед ним в лице его товарища по детским играм, смерть, у которой есть и личные мотивы для того, чтобы расправиться с ним. Д’Артаньян, отлично сознавая опасность, умереть решил все же львом, а не кроликом.
- Миледи много заплатила тебе за мою жизнь? – не скрывая иронии спросил он. – Твоему подельнику она за слежку выплатила неплохой аванс. Исполнение приговора стоит больше, я надеюсь? Тебе должно хватить на новое платье и на то, чтобы убраться из Парижа подальше. С этой дамой не стоит шутить, она любит заметать следы, а так как ей в этот раз не поздоровится, если Красный герцог проведает про ее козни, тебе лучше будет уносить ноги сразу, как исполнишь ее приговор.
- Так быстро не получится, - ухмыльнулся Меневиль. – Кроме вас, господин гвардеец. у меня есть еще работенка, которая касается непосредственно и ваших друзей с их зазнобами. Так что я в накладе не останусь. А потом можно подумать о надежном месте.
 - Ни у меня, ни у моих друзей нет любовниц, - с деланным недоумением пожал плечами д’Артаньян.
- Мадам Бонасье, которую королева после истории с подвесками спрятала в монастыре – не твоя дама сердца? – Меневиль налил вина себе и д’Артаньяну. – Служаночка миледи, которую ты соблазнил и подставил, а потом куда-то спрятал – тоже не при чем? Господин Атос правда без любовницы, но тем дороже ценится его жизнь. У Арамиса дама сердца стоит слишком высоко, но ее путь проследить для меня не будет проблемой. А вот с вашим Портосом сладить совсем просто: у его зазнобы муженек обладает таким сундуком, что я потом себе три замка купить смогу. Убедить мэтра Кокнара сделать именно меня наследником его состояния будет несложно.
- Тебе для этого нужно сделать только одну вещь: заставить меня замолчать именно сейчас, не дать мне выйти отсюда живым, - подзадорил его д’Артаньян, у которого созрел план, и который стал изображать опьянение. – А лучше бы ты меня отпустил, и уехал к себе домо-ой… - протянул он, старательно зевая. – Я что-то слишком пьян, а, вроде, и немного выпил. Это анжуйское – такое коварное вино.
Д’Артаньян еще пару раз зевнул и уронил голову на руки, делая вид, что предоставил себя во власть Менвиля. Тот, качнув его за плечо и удостоверившись, что д’Артаньян и вправду спит, наполнил вином его стакан и, как удалось сквозь ресницы рассмотреть гвардейцу, что-то в него всыпал. Себе он налил тоже, и в эту секунду у двери пронзительно завизжала женщина. Менвиль отвлекся на минуту, даже сделал пару шагов к двери, чтобы тут же вернуться, но этого времени д’Артаньяну хватило на банальный трюк: он поменял стаканы местами, и вовремя – Менвиль вернулся за стол.
- Пойдем, дружище, я отведу тебя в надежное место! – он хлопнул соотечественника по спине. Д’Артаньян неохотно проявил признаки пробуждения, и тогда Менвиль подсунул ему стакан.
- Пей, это последний, завтра тебе такого вина не предложат, - хохотнул он.
- Э, нет, один я пить не буду, только за компанию, - возразил хитрый гасконец, и они чокнулись стаканами. Потом Менвиль сгреб его в охапку и потащил из кабака.
Далеко они не ушли, но успели добраться до приличного района; там-то наемника и скрутило. Он быстро осознал, что сам попался в яму, которую рыл другому, и ненависть и бессилие отомстить д’Артаньяну искажали его черты те недолгие минуты, пока длилась его агония.
Когда все было кончено, молодой человек закрыл ему глаза, перекрестился и поспешно направился к себе, на улицу Могильщиков., оставив труп под крыльцом одного из домов. Следовало хорошо все обдумать и решить, как действовать дальше. Война обещала быть затяжной.