История в лицах. Екатерина Дашкова

              Княгиня Екатерина Романовна Дашкова(урождённая Воронцова)
                (17 (28) марта 1743 г. — 4 (16) января 1810 г.)

Прозвища: Екатерина Малая. Северная медведица.
Псевдоним:«Благородная Россиянка».
Личный девиз: "Свобода через просвещение".
Места жизни и деятельности: С.-Петербург, Москва, Троицкое, Киев, Выборг, Гродно, Вильно, Рига, Варшава, Кёнигсберг, Данциг, Ганновер, Карлсруэ, Дюссельдорф,  Берлин, Дрезден, Прага, Спа, Брюссель, Антверпен, Париж, Ферней, Верден, Мец,  Безансон, Монпелье, Экс-ан-Прованс, Марсель, Вена, Рим, Пиза, Фридрихсгам, Стокгольм, Лондон, Бат, Оксфорд, Виндзор, Эдинбург, Дублин, Корк, Амстердам, Гаага, Лейден, Берн. Женева, Лозанна, Лион, Турин, Генуя, Милан, Парма, Флоренция, Неаполь, Болонья,  Феррара, Венеция, Кирьяново, Коротово, Тверь, Переславль-Залесский, Сергеев Посад, Ростов Великий.
Предки: по отцовской линии - род Воронцовых, по материнской - купцы Сурмины.
Семья: братья и сёстры - Семён, Елизавета, Мария, муж - Михаил Иванович Дашков, дети - Анастасия, Павел.
Наставники: Михаил Воронцов, Иван Шувалов.
Друзья: Екатерина II (в молодости), Дени Дидро, Вильям Робертсон, Кэтрин Гамильтон, мисс Уильмот.
Визави и корреспонденты: Франсуа-Мари Вольтер, Фридрих  II, Венцель Антон Кауниц, Адам Смит, Горацио Уолпол, Бенджамин Франклин.
Современники: Григорий Потёмкин, Гавриил Державин, Денис Фонвизин, Александр Радищев, Николай Шереметьев, Иоганн Вольфганг Гёте, Ангелика Кауфман, Мари-Анна Колло, Олимпия де Гуж, Хозефа Аман-и-Борбон.

Литература:
Л.Лозинская. Во главе двух Академий. М. 1983.
Л.Третьякова. Российские богини. М. 1996.
Н.Молева. Княгиня Екатерина Дашкова. М. 1996.
Е.Р.Дашкова и её время: исследования и материалы. М. 1999.
Е.Р.Дашкова и её современники, М. 2002.
А.Шишов. Екатерина Дашкова. М. 2013.
О.Елисеева. Княгиня Дашкова. М. 2008.

Мы продолжаем мысленно прогуливаться у подножия памятника Екатерине II в Петербурге. Среди сподвижников императрицы, изображённых у цоколя, одна женщина - тоже Екатерина, Екатерина Малая, как её называли.И воистину во всем, что бы она не делала, «Екатерина Малая» неотделима от «Екатерины Великой». Женский век в России - это ещё и наша сегодняшняя героиня.

Дадим слово самой Дашковой ("Записки", написанные в 1805 г.)
      "Я родилась в Петербурге, в 1744 году, примерно около того времени, когда императрица Елизавета возвратилась из Москвы после своей коронации. (Сама Дашкова неточно знала год своего рождения, Елизавета возвратилась в Петербург к новому, 1743 году.)Государыня приняла меня от купели, а племянник ее, великий князь, впоследствии император Петр III, был моим крестным отцом. Эту честь я могла бы приписать женитьбе моего дяди, канцлера, на двоюродной сестре Елизаветы, но я больше обязана этим чувству дружбы ее к моей матери, которая во время прежнего царствования великодушно и, нельзя не прибавить, очень деликатно помогала великой княгине деньгами, а она часто нуждалась в них, потому что сорила ими много, а получала мало.
       Я имела несчастье потерять свою мать на втором году жизни и узнала о ее прекрасных качествах только от тех друзей и лиц, которые с чувством признательности вспоминали о ней.
       Во время этого события я находилась у своей бабушки, в одной из ее богатых деревень. С трудом она расставалась со мной, когда мне шел четвертый год, чтобы отдать меня на воспитание в менее ласковые руки. Впрочем, мой дядя, канцлер, вырвал меня из теплых объятий этой доброй старухи и стал воспитывать вместе со своей единственной дочерью, впоследствии графиней Строгановой. У нас были одни учителя, одни комнаты, одна одежда. Все внешние обстоятельства, казалось, должны были образовать из нас совершенно одинаковые существа; и при всем том во все периоды нашей жизни между нами не было ничего общего: эту черту не мешает, между прочим, заметить тем педагогам, которые обобщают системы воспитания и методически предписывают правила относительно столь важного предмета, доселе, впрочем худо понятого; и если принять во внимание разнообразие и глубину этого вопроса, то едва ли можно втиснуть его в одну общую теорию.
       Я не стану распространяться о фамилии своего отца. Древность ее и блистательные заслуги моих предков ставят имя Воронцовых на таком видном месте, что моей родовой гордости нечего больше желать в этом отношении. Граф Роман, мой отец, второй брат канцлера, был человек разгульный и в молодости лишился моей матери. Он мало занимался своими делами и потому охотно передал меня дяде. Этот добрый родич, признательный моей матери и любивший своего брата, с удовольствием меня принял.
       У меня были две сестры: старшая -- Марья, после замужества графиня Бутурлина, вторая -- Елизавета, впоследствии Полянская; они скоро были замечены императрицей и еще в детстве назначены фрейлинами, жившими при дворе. Александр, мой старший брат, безотлучно находился с отцом, и я толь    ко его одного знала с младенчества: мы имели случай часто видеться, и таким образом между нами с ранней поры возникла привязанность, которая с годами превратилась во взаимное доверие и дружбу, до настоящей минуты сохраненную. Мой младший брат Семен жил в деревне со своим дедушкой, и я редко видела его, даже по возвращении его в город. Сестер я встречала еще реже. Останавливаюсь на этих обстоятельствах, потому что они в некотором отношении имели влияние на мой характер.
       Мой дядя ничего не жалел, чтобы дать нам лучших учителей, и по тому времени мы были воспитаны превосходно. Нас учили четырем языкам, и по-французски мы говорили свободно; государственный секретарь преподавал нам итальянский язык, а Бехтеев давал уроки русского, как плохо мы ни занимались им. В танцах мы показали большие успехи, и несколько умели рисовать".
  Однако обстоятельства сделали так, что девочка произвела переворот в своём образовании:"Я по природе была гордой, и эта гордость соединялась с какой-то необыкновенной чувствительностью и мягкостью сердца; потому одним из пламенных моих стремлений было желание быть любимой всеми, кто окружал меня, и притом так же искренне, как я любила их. Это чувство, когда мне исполнилось тринадцать лет, до такой степени укоренилось во мне, что я, добиваясь расположения тех людей, которым мое юношеское и восторженное сердце было горячо предано, вообразила, что я не могу найти ни взаимного сочувствия, ни ответа на свою любовь; вследствие этого я скоро разочаровалась и считала себя одиноким существом.
       В таком странном настроении духа мое разочарование в дружбе послужило на пользу моему воспитанию, по крайней мере в той степени, в какой это было необходимо развитию моего рассудка. Около этого времени я заболела корью; по силе указа, изданного по этому случаю, было запрещено всякое сношение с двором тех семейств, которые страдали оспой, из опасения заразить великого князя Павла. Едва возникли первые симптомы моей болезни, меня послали за семьдесят верст от Петербурга в деревню.
       Во время этого случайного изгнания я находилась под надзором одной немки, жены русского майора. Эти люди, одинаково холодные, не вызвали во мне никакого юношеского расположения к себе. Я не питала к ним ни малейшей симпатии, а когда болезнь ослабила мое зрение, я лишилась последнего утешения -- читать книги. Моя первоначальная резвость и веселость уступили место глубокой меланхолии и мрачным размышлениям обо всем, что окружало меня. Я сделалась серьезной и мечтательной, неразговорчивой и никогда без предварительно обдуманного плана не удовлетворяла своей любознательности.
       Как только я могла приняться за чтение, книги сделались предметом моей страсти. Бейль, Монтескье, Буало и Вольтер были любимыми авторами; с этой поры я стала чувствовать, что время, проведенное в уединении, не всегда тяготит нас, и если прежде я искала с детским увлечением одобрения со стороны других, теперь я сосредоточилась в самой себе и стала разрабатывать те умственные инстинкты, которые могут поставить нас выше обстоятельств. Прежде чем я возвратилась в Петербург, брат мой, Александр, отправился в Париж; так я лишилась его нежного внимания и тем больше грустила, чем меньше встречала сочувствия вокруг себя. Впрочем, забываясь среди книг или развлекаясь музыкой, я горевала только тогда, когда покидала свою комнату. Я просиживала за чтением иногда целые ночи с тем умственным напряжением, после которого следовала бессонница, и на взгляд казалась до того болезненной, что мой почтенный дядя беспокоился за мое здоровье, в чем приняла участие и императрица Елизавета".
  В отличие от красавицы сестры Елизаветы, ставшей видной фрейлиной, Екатерина не отличалась внешней красотой. Но окружающих привлекал её ум, а она показывала интерес к самым серьёзным сторонам жизни. "Политика с самых ранних лет особенно интересовала меня". Самым радостным подарком для девушки было приобретение французской "Энциклопедии". К 15 годам её библиотека насчитывала 900 книг! Книги находит для неё сам Иван Шувалов.
Замужество случилось, когда Екатерине ещё не исполнилось 16 лет - по тем временам и не самый ранний возраст. Необычно было то, что юная невеста была и не по годам умственно развита. Молодой князь Михаил Дашков показался ей красавцем-великаном и она сразу же в него влюбилась.
  "Когда Дашков возвратился из Москвы, он, не теряя ни минуты, представился всему нашему семейству; но по причине болезни моей тетки свадьба была отложена до февраля. Едва она немного оправилась, нас обвенчали в самом искреннем кругу близких людей; и когда тетка совершенно выздоровела, мы уехали в Москву.
   Здесь новый мир открылся передо мной, новые связи, новые обстоятельства. Я говорила по-русски очень дурно, а свекровь моя, на беду, не говорила ни на одном иностранном языке. Родственники моего мужа были большей частью людьми старого покроя, и хотя они любили меня, я, однако же, заметила, что, будь я больше москвитянкой, я нравилась бы им еще больше. Поэтому я ревностно стала изучать отечественный язык и так быстро успевала, что заслужила всеобщие рукоплескания со стороны моих родственников; я искренне уважала их и тем приобрела их дружбу, которая не изменилась даже после смерти моего мужа".
   Ещё в 1758 году, незадолго до замужества, Екатерина Воронцова была представлена супруге наследника престола Екатерине Алексеевне. Её отрекомендовали великой княгине: "Молодая девушка,  которая проводит почти  всё своё время за учением".
   "В ту эпоху, о которой я говорю, наверное, можно сказать, что в России нельзя было найти и двух женщин, которые бы, подобно Екатерине и мне, серьезно занимались чтением; отсюда, между прочим, родилась наша взаимная привязанность, и так как великая княгиня обладала неотразимой прелестью, когда она хотела понравиться, легко представить, как она должна была увлечь меня, пятнадцатилетнее и необыкновенно впечатлительное существо".
   21 февраля 1760 г. Екатерина Романовна родила дочь Анастасию.
   В конце 1761 г, скончалась Елизавета. На престоле - Пётр III, канцлером которого остаётся дядя Михаил Илларионович. Ситуация - сестра Елизавета стала любовницей Петра III и окончательно оттолкнула его от супруги, а её от него; а Екатерина Дашкова - самая доверенная фрейлина тёзки. Для неё императрица - кумир и надежда на лучшее под её властью. Она  играет не меньшую роль, чем братья Орловы, в стараниях Екатерины Алексеевны подготовить переворот.
   Дашкова сама агитировала среди ближней знати за Екатерину. Кто-то из царедворцев сказал потом: «мы развлекались да посмеивались, а девчонка горела». Благодаря Дашковой были привлечены на сторону императрицы граф Н. И. Панин, граф К. Г. Разумовский, И. И. Бецкой, Барятинский, А. И. Глебов, Г. Н. Теплов...
   И вот наступил день 27 июня 1762 г.  Но получилось, что  она просто проспала переворот.
   "Было шесть часов. Я приказала подать себе парадное платье и поспешно отправилась в Летний дворец, где предполагала найти Екатерину. Трудно сказать, как я добралась до нее. Дворец был окружен множеством народа и войск, со всех концов города стекавшихся и соединившихся с измайловцами; я вынуждена была выйти из кареты и пешком пробиваться сквозь толпу. Но как только меня узнали некоторые из офицеров и солдат, я была поднята на руки и отовсюду слышала приветствия как общий друг и осыпана тысячами благословений. Наконец я очутилась в передней со вскруженной головой, с изорванными кружевами, измятым платьем, совершенно растрепанная, вследствие своего триумфального прихода, и поторопилась представиться государыне. Мы были тут же в объятиях друг у друга. "Слава Богу", -- вот все, что мы могли сказать в эту минуту". Как вспоминают очевидцы, переодеться в мундир, как императрица,  она успела уже во дворце и в таком наряде вошла, несмотря на бдительную охрану, в зал, где новоиспеченная Екатерина II совещалась с сенаторами, и принялась шептать императрице какие-то советы, так, словно, все шло по ее задуманным и ею же осуществленным планам.
       "Как, однако, ни была поразительна сцена воодушевления вокруг меня, но она почти меркла перед моей собственной мыслью, полной энтузиазма. Я ехала возле императрицы, участвуя в благословениях революции, не запятнанной ни одной каплей крови. Вместе с тем, об руку со мной была не только добрая монархиня, но и первый мой друг, которому я содействовала ценой жизни освободиться от гибельной неволи и взойти на престол возлюбленной Родины".
  «…Государыня, граф Разумовский, князь Волконский и я сошли с лошадей, сели в карету и спокойно ехали в Петербург. Екатерина, необыкновенно ласковым тоном обратившись ко мне, сказала: "Чем я могу отблагодарить вас за ваши услуги?". -- "Чтобы сделать меня счастливейшей из смертных, -- отвечала я, -- немного нужно: будьте матерью России и позвольте мне остаться вашим другом". -- "Все это, конечно, -- продолжала она, -- составляет мою непременную обязанность, но мне хотелось бы облегчить себя от чувства признательности, которому я обязана вам", -- "Я думаю, что обязанности дружбы не могут тяготить нас". -- "Хорошо, хорошо, -- сказала Екатерина, обнимая меня, -- вы можете требовать от меня что угодно, но я никогда не успокоюсь, пока вы не скажете мне, и я желала бы знать именно теперь, что я могу сделать для вашего удовольствия».
  Для неё это был лучший день в жизни, её революция, которая должна быть у каждого человека.
  Искренность и восторженность молодой княгини оказались вскоре вразрез с действительностью. "Счастье России" не наступило быстро, как ей казалось. Известие об убийстве Петра III, которого супруга клялся пощадить, потрясло Дашкову, хотя она всю последующую жизнь считала, что её августейшая подруга в этом невиновна. Дашкова вспоминала, как вскоре она была неприятно поражена в покоях государыни видом развалившегося на канапе Григория Орлова. Узнав, что этот гуляка стал фаворитом, она возненавидела его. Всегда она презирала "куртизанов" императрицы, за исключением Потёмкина. Она формально вполне была вознаграждена:  стала статс-дамой, получила орден святой Екатерины. Но  счастья не было.
  Впрочем,  в те годы ей удалось сделать одно очень значимое доброе дело. Она вспомнила о Ломоносове, с воцарением Екатерины явно позабытом, сама организовала посещение учёного императрицей и добилась, чтобы ему выписали приличное жалование. Этот эпизод широко известен по картине Кившенко и - в новое время - по фильму "Михайло Ломоносов".
  В 1763 г. родился сын Павел, крёстным которого был наследник-тёзка.
  В 1764 году Михаил Дашков умер. "По смерти его необычайная тоска убила во мне какое-либо другое чувство". У неё, ещё 21-летней, осталась на всю жизнь нежная любовь к своему Мишеньке,  хоть тот и был легкомысленным человеком и неважным супругом...
   Придворные интриги были ей чужды. «Все делается волей императрицы» – писала Дашкова брату в мае 1766 года."Имея какой угодно ум и способности, тут ничего нельзя сделать, т. к. здесь нельзя ни давать советы, ни проводить систему..." «Маска сброшена… Никакая благопристойность, никакие обязательства более не признаются…»  Дашкова уехала из Петербурга в подмосковную усадьбу, где занялась хозяйством, которое разорил своими долгами ее рано умерший муж. Мало известна её поездка в Киев, где она обратила внимание на памятники времён расцвета Руси и отмечала после этого, что домонгольская Русь была частью культурной Европы, куда теперь возвращается Россия.
  Она всё больше отдалялась от двора и в 1768 году под именем госпожи Михалковой отправилась в заграничное путешествие, занявшее три года. Она посетила Германию, Великобританию, Голландию, Францию, Италию, Швецию. Император Фридрих Великий удостоил Дашкову беседой, хотя и говорил, что в событиях 1762 она была «la mouche vaniteuse du coche» («тщеславная муха дилижанса»).
  Некоторое время Дашкова прожила в Спа, поправляя здоровье. Там она познакомилась с двумя ирландскими дамами - Кэтрин Гамильтон и Элизабет Морган, ставшими её многолетними подругами. Оттуда она, изучив английский язык с помощью своих компаньонок, совершила поездку по Англии. "Англия мне более других государств понравилась". Там её интересовало всё - от древних памятников до садов.
  Пребывание в Париже продлилось 17 дней - она сократила его, не выдержав любопытства французов, писавших её фамилию "Д'Ашкова", к женщине, помогавшей прийти к власти российской императрице. И всё-таки не удержалась от того, чтобы  инкогнито понаблюдать в Версале за обедом Людовика XV.
  Известен ее спор с Дидро тогда, в 1770 году о невозможности немедленной отмены крепостного права в России. Екатерина Романовна возражала философу,  призывавшему как можно скорее освободить крестьян и, в общем, соглашалась со своей императрицей, считая, что сначала надо сделать крестьян просвещёнными. «Вы спутали следствия с причинами. Просвещение ведет к свободе».  Дидро заметил потом, что по внешности княгиня Дашкова в 27 лет казалась сорокалетней.
  С 10 по 12 мая 1771 г. она гостила в Фернее у Вольтера, которого боготворила и даже переводила. «Она говорила мне четыре часа с ряду о Вашем императорском величестве, и мне время показалось не более как четырьмя минутами» - писал затем Вольтер императрице, своей постоянной корреспонднентке. А Дашковой написал:"Княгиня,  старик, которого Вы помолодили, благодарит и оплакивает Вас!"
  При этом Дашкова показывала себя патриоткой России. Известен случай в гостинице в Данциге,  где она, увидев картину из недавней Сеемилетней войны,  где прусские офицеры и солдаты побеждали русских, не пожалела времени,  чтобы перекрасить мундиры,  после чего русские оказались победителями пруссаков, как и было в действительности. Катаясь по Женевского озеру, она поднимала над лодкой российский флаг.
  По Европе пошла слава о ней как о Екатерине Малой.
  По приезде обратно в Россию Екатерина Малая возобновила свои литературные связи, вступила в Вольное общество любителей российской словесности при Московском университете, учрежденное в 1771 году. Она получила от императрицы 70 тысяч рублей и помирилась с отцом, осуждавшим переворот 1762 года. Последующие годы прошли среди всё возраставшей её европейской известности как просвещённой женщины.
  «Единственное, чего России не хватает – это чтобы какая-нибудь великая женщина командовала войском" - ехидничал Джакомо Казанова, познакомившись с ней и уверовав, что Россия страна, где - «В царствование Екатерины II женщины уже заняли первенствующее место при дворе, откуда первенство их распространилось на семью и на общество…"
  Не всегда и в своей стране к ней относились с пониманием. Государыня держала на отдалении от себя, подозревая в сочувствии к конституционным проектам Панина.
  Известна такая история. Как-то раз в имении Кирьяново две соседские свиньи забрались в цветник Дашковой. Возмущенная этой наглостью, Дашкова приказала своим холопам зарубить несчастных хрюшек. Соседи подали на нее в суд. Дашкову оштрафовали на 60 рублей. Петербург умирал со смеху, а Екатерина II вывела Дашкову в своей комедии «За мухой с обухом» в роли госпожи Постреловой, хвастливой и высокомерной.
  Вторая длительная поездка - с 1776 г. за границу была связана с обучением сына Михаила. Дашкова длительное время жила в Эдинбурге, где Павел учился в университете, в покоях королевского дворца, и много думала о "неразумной и несчастной" Марии Стюарт. С ними и дочь, недавно выданная замуж. Эдинбург,  "северные Афины", был тогда центром европейского просвещения. Оттуда вышел уже озвученный на наших занятиях Дэвид Юм, а с другим видным мыслителем - историком Вильямом Робертсоном Дашкова советовалась о научных предпочтениях сына и предложила план его обучения. Воистину Шотландия стала для Екатерины Романовны "землёй обетованной" - она объездила горные края, давала в Эдинбурге балы. Она всерьёз отдаётся сочинению музыки. "Это было самым спокойным,  самым счастливым временем,  выпавшим мне на долю в этом мире".
  После окончания университетекого курса Павлом в 1779 г. с получением степени магистра и звания почётного гражданина города Екатерина Романовна не могла не посетить Ирландию. Уже нет Вольтера, но ещё жив Дидро, и она снова с ним встречается. В Париже занятия с Павлом продолжал ученик Д'Аламбера, а в Пизе они с матерью три месяца в помещении, во время жары усиленно занимались чтением книг... В Италии Дашкова посещает и музеи, и папу в Ватикане, и развалины Помпей, и инфекционный госпиталь. Вновь она посетила Швейцарию, Германию, также была в Австрии и Голландии. В Брюсселе имела неприятную встречу с отставным Г.Орловым.
Вернувшись в 1783 году в Санкт-Петербург, она примиряется с императрицей. Та посодействовала назначению Павла в гвардейский полк Потёмкина, вскоре отбывший на юг.
  В 1783 году она была назначена директором Санкт-Петербургской Академии наук при почётном президентстве К.Г.Разумовского. Сначала Дашкова отказывалась:«Сам Господь Бог, создавая меня женщиной, избавил от должности директора Академии наук». Но вскоре согласилась. В Петербурге это встретили с восторгом, за границей - с удивлением и сомнением: ведь нигде ещё в Европе женщина не занимала такой высокий пост, хотя были женщины-академики. Хотя многие учёные слали ей почтительные поклоны.
  Кредо Дашковой выражено в её стихах, написанных в том году.

Послание к слову: так.

       О! слово твердое, почтенное от века,
       Когда ты во устах честного человека!
       Мой дух стремится днесь воспеть тебе хвалу,
       Во славу честных душ, а мерзких на хулу.
       Я речь мою к тебе с почтеньем обращаю,
       А скаредных льстецов пред светом обнажаю.
                *
       Лишь скажет кто из бар: учение есть вредно,
       Невежество одно полезно и безбедно;
       Тут все поклонятся, и умный и дурак,
       И скажут не стыдясь: конечно, сударь, так.
       А если молвит он, что глуп и Ломоносов,
       Хоть славный он пиит и честь и слава россов;
       Тут улыбнется всяк
       И повторит пред ним: конечно, сударь, так.
       Иные, спать ложась, боялись в старину,
       Чтоб утром не страдать за чью-нибудь вину;
       Однако ж иногда те век свой похваляют,
       А новы времена неправедно ругают.
       Хотя покойно мы теперь ложимся спать,
       Не опасаяся невинно пострадать;
       Но если знатный раб, как будто сумасшедший,
       Наш новый век бранит, а хвалит век прошедший,
       Тогда ему подлец, и умный и дурак,
       С поклоном говорит: конечно, сударь, так.
      
       *
      
       Коварный клеветник, сплетая небылицу,
       Напишет нам из ней он целую страницу;
       Хоть пишет клевету и мыслит в том не так,
       Дурак прискажет так.
      
       Но место слову мы покажем,
       Когда прямую правду скажем:
       Народы Тита чтят,
       В ЕКАТЕРИНЕ Тита зрят;
       Подобно чтят ЕКАТЕРИНУ
       Несчетных благ своих причину;
       Тут самой правды в знак
       Весь мир прискажет так.
  В том же 1783 году по инициативе Дашковой было основано новое учреждение – Российская академия, которая, в отличие от «большой» Академии, была ученым собранием, занимавшимся проблемами русского языка.
  "Вам известны обширность и богатство языка нашего..." - обратилась она к академикам.
  Были разработаны правила русской орфографии, фонетики,  пунктуации. Ведь до тех пор писали часто, как слышалось - "Резань","Ерославль", "Владимер"! Часто посмеиваются над императрицей, писавшей "ищо", объясняя это немецким происхождением, но и сама Дашкова до реформы писала свою фамилию "Дашкава"!
  "Словарь Академии Российской" был подготовлен всего за 6 лет. И сама Дашкова и частично составляла, и редактировала его.
  Можно только удивляться, как много сделала на своих постах Екатерина Романовна. В 1783–1784 годах она руководила журналом «Собеседник любителей российского слова», в котором участвовали Г. Р. Державин, Д. И. Фонвизин, Я. Б. Княжнин, М. М. Херасков, В. В. Капнист... Опубликовала на страницах «Собеседника» свои «Были и Небылицы» и «Записки касательно русской истории» под псевдонимом «Благородная Россиянка». В 1786 году при Академии наук стал выходить журнал «Новые ежемесячные сочинения». По инициативе Дашковой было издано собрание сочинений М. В. Ломоносова, переиздано «Описание земли Камчатки» С. П. Крашенинникова, продолжена публикация «Дневных записок» И. И. Лепехина. Она опекала строительство Кваренги нового здания Академии. Также при ее поддержке выходил сборник «Российский Феатр, или Полное собрание всех российских феатральных сочинений». Вот названия её статей:"О добродетели", "О смысле слова "воспитание". Поддержала школьную реформу, оказывала помощь "пенсионерам", продолжавшим обучаться за границей. Иностранными членами Академии избираются Кант, Робертсон, Кёниг, Костнер, Франклин. Практиковались публичные лекции. Приведены в порядок библиотека и архив Академии, открываются новые научные отделения.
  Она всю жизнь старалась осуществлять прочитанные книги, и часто продолжала казаться при дворе наивной идеалисткой.
  Самооценка: «Справедливо может похвалиться одним достоинством, что она не прожила ни одного дня только для себя самой".
  Писала она не только статьи и стихи, но и сатиру, пьесы.
  Екатерина Романовна хорошо пела, чего не скажешь о царственной тёзке. Дидро годами вспоминал, как она очаровала его в Париже исполнением русских песен.
  Пойте,  росски музы, пойте!
  Есть наперстница у вас;
  Восхищайтесь, лиры стройте,
  Вверен Дашковой Парнас!
           (М.М.Херасков)
  «Се лик/ И баба, и мужик» - такова эпиграмма Державина.
  И его же стихи 1790 года к портрету княгини:
Сопутницей была,
Когда с небес на трон
Воссесть Астрея шла;
А ныне - Аполлон. (Астрея - в греческой мифологии правительница древнейшего человечества, олицетворение справедливости, с которой поэт сравнивает императрицу)
  Стала она в те годы почётным членом Стокгольмской и Эрлангенской академий.
  В последний раз Дашкова посетила Париж в 1789 году. Там она встретилась с послом США Франклином и по его рекомендации стала почётным членом ещё и Американской академии. Последней Академией,  избравшей Екатерину Малую своим почётным членом, стала Королевская Ирландская.
  Московский дом Дашковой на Никитской, в «приходе Малого Вознесения» (на этом месте теперь стоит здание Консерватории) был построен по ее собственному плану.
  Она никогда не придерживалась радикальных взглядов. Пример - отношение к книге Радищева.
    "В следующее лето, когда я жила в Троицком, брат известил меня письмом, что мое предсказание относительно Радищева вполне оправдалось: он написал сочинение такого свойства, что его приняли за набат к революции, вследствие чего он был арестован и сослан в Сибирь.
     Нисколько не радуясь исполнению своего зловещего предсказания, я искренне сожалела о судьбе Радищева, особенно потому, что брат принимал живое участие в положении этого молодого человека и, следовательно, был глубоко огорчен его неосторожностью и гибелью".
   Не понимала Руссо. "Очень опасный автор".
  Парадокс: поборница серьёзного воспитания детей была в общем несчастлива с собственными сыном и дочерью. Павел вырос европейски образованным, но слабым и склонным к питию человеком. Его женитьба на дочери приказчика надолго поссорила их с матерью. И дочь - скандалы с мужем, бесконечные долги; ее даже взяли под надзор полиции. Дашкова лишила затем дочь наследства.
  Причиной новой размолвки с императрицей стала публикация Дашковой трагедии Княжнина "Вадим Новгородский", запрещённой для постановки в театре. В эти годы Екатерина, страшась французской революции, старается отдалить от себя всё критическое и свободолюбивое...
  5 августа 1794 г. Дашкова подаёт в отставку. Выглядело это под формулировкой необходимости "заниматься своим здоровьем и домашними делами" как увольнение по собственному желанию или как долговременный отпуск... Многие соратники надеялись на её возвращение.  Но этому уже было не бывать. Она отправилась в подмосковное имение Троицкое.
    "Из моего рассказа будет видно, как опасно плыть на одном корабле с "великими мира сего" и как придворная атмосфера душит развитие самых энергических натур; за всем тем совесть, свободная от упрека, может дать нам достаточно сил -- чтобы обезоружить твердостью души свирепость тирана и спокойно перенести самые несправедливые гонения. Здесь же мы найдем пример, как зависть и ее верная подруга -- клевета -- преследуют нас на известной степени славы".   
  Но самое тяжкое было впереди. По смерти матери Павел I тут же начал гонения на всех, кто имел отношение к свержению его отца. Под его руку попала и княгиня Дашкова. В декабре 1796 г. она была выслана в дальнее имение сына - Коротово под Череповцом. При этом Дашкова была лишена всех сохранявшихся за ней должностей. Когда она покидала Троицкое,  близкие люди плакали. В числе спутников была дочь Анастасия. Путь в метель и по бездорожью занял 17 дней. Пришлось жить в деревенской избе, хоть и просторной. Без книг и бумаги оставалось только рисовать на столе, правда,  Екатерина Романовна содействовала обучению крестьянских детей. Весной 1797 г. императрица Мария Фёдоровна, к которой написала Дашкова, уговорила супруга сжалиться и вернуть княгиню в Троицкое. Поблагодарив крестьян за помощь, Дашкова в дальнейшем как могла, облегчила их положение. Последующие годы княгиня должна была жить привычно, но безвыездно. А вот сын попал при Павле в фавор - стал предводителем московского дворянства.
  Вспоминая нелёгкие времена, княгиня писала:"Я всегда буду того мнения,  что страдать гораздо достойнее истинного мужества,  чем искать ненормального облегчения от страданий".
  Вопрос ученикам: с каких древних философов брала пример Дашкова, помните ли вы,  как называется это направление? 
  И продолжала, несмотря ни на что, ценить Екатерину Великую. Писала Мэри Уильмот, племяннице Гамильтон: «Наконец, вспомните, после мужа земным моим идеалом была Екатерина; я с наслаждением в пылкой любовью следила за блистательными успехами ее славы в полном убеждении, что с ними неразрывно соединяется счастье народа… Считая себя главным орудием революции, близкой участницей ее (Екатерины) славы, я действительно при одной мысли о бесчестии этого царствования раздражалась, испытывала волнение и душевные бури, и никто не подозревал в этих чувствах ни энтузиазма, ни истинного побуждения. Вспомните также о лицах, окружавших императрицу; это были мои враги с первого дня правления ее, и враги всесильные. После этого легко понять, за что и почему мои портретисты обезобразили Вашего друга, исказили истинные черты моего образа...Знаю только два предмета, которые были способны воспламенить бурные инстинкты, не чуждые моей природе: неверность мужа и грязные пятна на светлой короне Екатерины II."
  После воцарения Александра Дашкову снова пригласили руководить Академией! Но Екатерина Романовна отказалась.
  "Впрочем, эта честь была уже не для меня: в моем возрасте, с моими понятиями о придворной жизни и при моем нездоровье было бы странным вновь выступить на сцену". Она понимала, что пережила свой век.
  Её представляли в виде старой тиранки с необузданным нравом, скупой до неприличия. Говорили, что она собирает и рассучивает старые, потускневшие аксельбанты, а витки продает. Говорили также, что это отшельница, живущая в угрюмом уединении, которое изредка нарушается старыми екатерининскими вельможами, собирающимися за карточным столом, где идет далеко за полночь большая игра (и Екатерина Малая приходит в ярость, если ей случается проиграть).
  И ценны свидетельства приехавшей к ней в 1803 г. Мэри Уильмот. Мэри описывает женщину с открытым и умным лицом, одетую в глухое черное платье с серебряной звездой на левой стороне груди, с выцветшим шелковым платком на шее и белым мужским колпаком на волосах. Может быть, ее внешний облик и показался девушке странным, но «прием ее был так ласков, искренен, тепл и в то же время важен, что я тотчас почувствовала самую горячую любовь к ней… Княгиня очень деликатно напомнила мне о знакомых людях и обстоятельствах, перенесла на минуту в Англию своим прекрасным разговором на простом, но сильном английском языке…». «Моя русская мать» – так называет Мэри Екатерину Романовну.
  «Когда мы оставались дома, – вспоминает Мэри, – у княгини была свои собрания; здесь присутствовали знаменитости екатерининского века, осыпанные бриллиантами, звездами, полные былых придворных воспоминаний, говорившие о своих похождениях и заслугах, и в это время, казалось, они молодели. Я с удовольствием смотрела на княгиню в кругу ее современников: простота ее одежды, свежесть лица, отмеченного выражением истины, достоинства и самоуважения, резко отличали ее от этих красных и белых фигур, покрытых драгоценными камнями и украшениями…».
  Пока она была в силах, часто приезжала в Москву и считалась первой московской знаменитостью.
  Кэтрин Уильмот, сестра Мэри, гостившая у Екатерины Романовны позднее, писала из России: «…Никто, каков бы ни был его чин, не смеет сесть в присутствии ее, если она не попросит; в нередко случается, что она не позволяет; я видела однажды с полдюжины князей, простоявших в продолжение всего визита. Дашковой, кажется, никогда не приходило в голову притворяться в своих чувствах… Она режет правду как хлеб, нравится ли это другим или нет – для нее все равно; к счастью, природа дала ей чувствительное и доброе сердце, иначе она была бы общественным бичом». Не познакомился ли с ней юный Грибоедов, острые замечания которого о московском высшем обществе словно почерпнуты у Екатерины Романовны?
  И оставалась она деятельной. Рисовала, занималась садом и оранжереей, устраивала театр. Занимается постройкой домов (чертежи к этим постройкам она всегда «рисовала» сама). Кэтрин пишет:«Она учит каменщиков класть стены, помогает делать дорожки, ходит кормить коров, сочиняет музыку, пишет статьи для печати, знает до конца церковный чин и поправляет священника».
  Неоднозначным было отношение её к религии. Она могла осуждать церковь за догматизм и невежество многих священников. «…За всем тем она плакала во время церковной службы, и эта смесь суеверия с светлыми понятиями придавали ей поэтический характер; противоречия еще сильней оттеняли ее мощные и разнообразные силы».
  Для сестёр Уильмот написаны на английском языке её "Записки"(«Mon Histoire»). Издание "Записок" княгини на русском языке впервые осуществил Герцен в "Вольной русской типографии" в 1859 году.
  Последние годы наряду с сёстрами Уильмот настоящим добрым ангелом стала для Дашковой племянница - Анна Исленьева. В 1807 г. матери пришлось пережить преждевременную смерть Павла Михайловича и вновь поссориться с дочерью, которой отказала в последнем прощании...
Дашкова скончалась 4 января 1810 года и была погребена в храме Живоначальной Троицы в селе Троицком в Калужской губернии. По завещанию естественный кабинет,  коллекции, библиотека Дашковой были переданы Московскому университету, дворовым дана вольная.
Можно сказать,  что всю жизнь она превосходно следовала девизу почиаемого ей Вольтера - возделывала свой сад, и в переносном, и в самом прямом смысле...
Эпитафия:
«Здесь покоятся тленные останки княгини Екатерины Романовны Дашковой, урождённой графини Воронцовой, штатс-дамы, ордена св. Екатерины кавалера, императорской Академии наук директора, Российской Академии президента, разных иностранных Академий и всех российских учёных обществ члена. Родилась 1743 года марта 17, скончалась 1810 января 4. Сие надгробие поставлено в вечную ей память от приверженной к ней сердечной и благодарной племянницы Анны Малиновской, урождённой Исленьевой.»
  Надгробие Дашковой восстановлено в 1999 году. В том же году учреждена Медаль княгини Дашковой "За служение Свободе и Просвещению". Было широко отмечено 250-летие и 260-летие со дня рождения Дашковой.
  "Какая женщина!  Какое сильное и богатое существование!" - восклицал Герцен. Жизнь Дашковой, её заслуги высоко ценились в конце XIX - начале ХХ в.в., но в советские времена надолго стали предметом забвения. Лишь в 1970-ые годы ее начали оценивать вновь по достоинству. Тогда же подняли вопрос о надлежащем состоянии мест, с ней связанных.
  В 1985 году имя Дашковой присвоено кратеру на Венере в числе первых наименований в честь выдающихся женщин Земли...
  Вопросы: Как вы считаете, могла ли быть Дашкова успешным государственным деятелем? Почему она максимально удачно работала на своих академических постах? Почему в своё время декабристы называли предшестаенницами своих жён, поехавших в Сибирь, Наталью Долгорукую (это понятно) и Екатерину Дашкову?