Зеркало

Оно висело в глубине комнаты – обычное прямоугольное, ничем не примечательное. Разве что рамкой, которая была из темного дерева, добротная, полированная, как будто созданная для картины. Работа у Зеркала была простая – день за днём оно бесстрастно отражало происходящее вокруг. А за многие десятки лет безупречной службы на стене у шкафа повидать пришлось многое. Это были ежедневные прихорашивания, бесконечные примерки нарядов, укладки причёсок и улучшения макияжа, придирчивые поиски любых изъянов с целью немедленно от них избавиться. А также: бесхитростные и даже пугающие кривляния, ссоры и примирения, площадная ругань и торжествующие песнопения, критические взгляды на себя со стороны (глазами того же Зеркала) и даже шуточные надписи губной помадой.

Бывали дни, когда в комнате воцарялась тишина. А в окно на соседней стене, как будто проведать старого приятеля, заглядывало Солнце. Его лучи пронзали посеребрённое стекло, и в такие моменты Зеркалу казалось, что оно отражает в себе весь мир. Впрочем, может, так и было?

Зеркалу нравилась эта двойственность его существования. С одной стороны, приходилось становиться свидетелем и хранителем тайн, немо приобщаясь к жизни каждого домочадца. С другой, полное отсутствие осуждения и даже какого-либо суждения о происходящем, добавляло Зеркалу отстранённости и развивало философские взгляды. Да-да, у нашего Зеркала всегда и обо всём было своё мнение. Жизнь на стене полировала лёгкость восприятия бытия не хуже, чем устойчивость к еженедельным протираниям хозяйкой во время уборки, от нажима руки которой запросто можно было растрескаться и рассыпаться раз и навсегда.

Но Зеркало держалось во всех смыслах, в том числе, за свой гвоздь, крепко вбитый в стену, подобно оси мироздания, благодаря которой последнее, собственно, и существовало. Да-да, представьте себе, это умозаключение всё того же Зеркала!

Время шло, события сменяли друг друга, а может быть, повторялись одни и те же? И во всей этой круговерти Зеркало, наконец, осознало суть своего пребывания здесь. Оно было интересно лишь как хорошо отражающая поверхность, но не само по себе как часть окружающего мира или, наконец, как самостоятельный, отдельно взятый предмет. Никто не обращал внимание на Зеркало, как таковое, все искали в нём лишь себя и, найдя, искомое, тут же теряли интерес и отворачивались. «Кому интересна твоя кристально прозрачная сущность, пусть даже за душой у тебя чистейшее серебро?» – думало Зеркало и от этих мыслей мрачнело по углам. И (надо же!) оно больше не захотело быть частью чьей-то жизни, а жаждало своей собственной – уникальной, яркой, неповторимой и обязательно всем интересной.

И вот однажды…

***

Однажды в комнате появился Художник. Он обратил внимание сначала на рамку, а затем…

Через пару месяцев на его персональной выставке посетителей особенно привлекала одна картина. В добротной полированной рамке красовался цветастый пейзаж. Здесь был осанистый дом с разновысотной крышей и резным коньком на её верхушке, сад с поспевающими плодами на деревьях, за оградой палисадник, треть картины занимало небо с белоснежными облаками. А к крыльцу вела витая дорожка, вымощенная светло-желтой плиткой, так, что походило, будто это прокладывает себе дорогу к дому луч от солнца, которое осталось где-то снаружи рамки. Но что было поразительнее всего – все краски на той картине удивительным образом переливались, как будто светились изнутри. Посетители выставки надолго останавливались перед картиной, которая почему-то незамысловато называлась «Зеркало», вглядывались в детали, искали подтексты, дивились изображению светотени, гадали о смысле названия. Но обычно останавливали свои рассуждения на эту тему традиционно: он ведь Художник, он так видит!

И только само Зеркало тихо улыбалось, всей своей серебристой душой впитывая заслуженное к себе внимание. Больше никто не искал в нём себя, не разглядывал сквозь прозрачное стекло своё отражение, не кривлялся и, уж тем более, не оставлял надписи губной помадой. А интересующиеся со всем уважением рассматривали, сами того не подозревая, именно Его – во всех тонкостях, подробностях и оттенках. Потому что в глубине души Зеркало оказалось не бесцветным и бездушным, каким его воспринимали долгие годы, а тем, что смог рассмотреть в нём лишь Художник. «Впрочем, – улыбаясь, думало Зеркало. – Весь этот наполненный собственной жизнью мир всегда был здесь, просто до сих пор, кроме меня, об этом никто не знал».