Унизиться вовремя

Прежде я брезговала глянцевыми журналами, вроде "Каравана историй", на страницах которых рассказывается чаще всего о судьбах артистов. Истории старых актёров представляют собой интересные личностные сообщения. Однако у послеперестроечного поколения личность уже не прослеживается, а бал правят исклюяительно инстинкты и эмоции.

Их суждения о жизни уже не являются результатом раздумий или осмысления прошлого. Их мнения родятся, словно кошки из отношений с другими кошками. То есть, нынешние "дети своего времени" ощущают себя не сами по себе, а в результате "терок" с другими людьми - мужьями-женами и коллегами. "Терки" всегда стоят у них во главе угла,  заменяя смысл проживаемой жизни.

Однако некоторые истории все же заставили меня задуматься,  двинуться в сторону обобщений и поиска смысла происходящего. Две судьбы привлекли моё внимание: АНАСТАСИИ ВОЛОЧКОВОЙ И ВЯЧЕСЛАВА ГОРДЕЕВА - "неудачницы" и "счастливчика".

Оба были ведущими солистами Большого Театра и Мариинки. Оба - талантливые и одинаково амбициозные. Оба - сильные, волевые, предприимчивые и социально подвижные. Однако одна почти сразу сделалась "скандальной Волочковой", а другой долго и счастливо ходил в "золотых мальчиках".

Красавица Волочкова начинала блестяще. Она быстро стала солисткой театра. Однако вскоре ей намекнули, что за удачную карьеру надо платить. Самонадеянная балерина, уверенная в своей геотразимости и силе, взбрыкнула и повела себя "неуважительно" в отношении "старших товарищей", крышующих маленьких девочек-балерин. Поэтому сразу же после "отказа" Волочкова почувствовала у себя за спиной хриплое дыхание хищника и его когтистую лапу на своём обнаженном плече.

Быстро смекнув, что для самостоятельной женщины профессиональная карьера  совершенно невозможна, она все же отдалась некоему "значимому лицу". После чего перед Волочковой мгновенно открылась "зелёная улица", упирающаяся в горизонт. Однако "зеленой" она была лишь до того момента, когда, снова возмечтав о свободе, балерина выпорхнула  из золотой клетки.

Давление тут же возобновилось. По приказу "лица" Волочкова с позором была изгнана из Большого Театра. Дальнейшая судьба её известна. Сценические площадки для неё закрылись и она, как и предрекало "лицо", отныне "плясала только на дискотеках".

Поняв происходящее, Волочкова смирилась со своим поражением и стала довольствоваться лишь поддержанием "достойного образа жизни". Цель банальная, но на что ещё может рассчитывать в нашем обществе талантливая женщина, если она не дочка, внучка, жена, сестра или любовница "значимых лиц"?

Гордеев после окончания хореографического училища сразу стал солистом труппы Большого театра и вся его дальнейшая жизнь была безоблачной. Никто из ведущих танцовщиков даже не пикнул, когда зелёный юнец стал их ощутимо теснить в угол. В общем, конкурентов в Большом у него никогда не было.

Причиной этому была, как мне кажется, одна таинственная вешь, о которой Гордеев прогорился на страницах "Каравана", рассказывая о наезде на него кавказской братвы, крышевавшей одну, теснимую им, балерину.

Когда у служебного выхода Гордеева встретили 5 или 6 дюжих горцев, он сказал им волшебную фразу: "Ребята, вы что - самоубийцы? В ФСБ захотели оказаться или мне дать возможность вам уехать?" В общем, горцы смутились, перепугались, осознали свое легкомыслие и с извинениями ретировались.  Похоже, однако, простыми словами дело не обошлось.

Гордеев получал в театре самую высокую зарплату и был супервыездным. То есть, его квота на пребывание за границей была существенно большей, чем у других. При этом,  он пригонял оттуда иномарки, тащил мейссенские сервизы, антикварные многокиллограммовые каменные умывальники, люстры, кожаные и меховые пальто, лучшую обувь и одежду от кутюрье. При этом, пользовался для перевозки материальных ценностей дипломатическими самолетами.

Все двери были для него открыты. В СССР он мог прийти на любой склад и выбрать там все, что ему понравится. Весь этот коммунизм, - объяснял он,  - обеспечивали ему исключительно признательные  "фанаты" его таланта.

"Наши поклонники, - говорил Гордеев, - состоявшиеся в жизни люди, далеко не бедные. Во времена тотального дефицита мы через них покупали продукты. Я обеспечивал копченой колбасой не только себя, но и коллег по театру. Взял шефство над нашим балетмейстером-педагогом Мариной Тимофеевной Семеновой.

ФАНАТЫ накрывали столы после премьер и, как сейчас бы сказали, ВСЯЧЕСКИ МЕНЯ РАСКРУЧИВАЛИ,  ЗНАКОМИЛИ С ВЛИЯТЕЛЬНЫМИ ПЕРСОНАМИ".

По  "просьбе" Гордеева, ему была "выделена" огромная многокомнатная квартира, в которой, однако, жил живой человек - внучка писателя Тренева (раньше эта квартира принадлежала писателю). Там же хранился его огромный архив.

Родственница автора романа "Любовь Яровая" планировала создать на своей жилплощади музей известного писателя, однако Гордеев повел себя решительно: он перевез все её вещи в типовую квартиру и, в общем, внучка Тренева была очень довольна. А ведущий солист Большого Театра вместе со своей женой Надеждой Павловой поселился в роскошных апартаментах с пятиметровыми потолками. Он тут же снёс все стены, перепланировал квартиру и устроил второй этаж.

Когда после перестройки всех "пенсионеров" из театра увольняли, последним был уволен Гордеев. Однако он тут же основал и раскрутил Театр Русского Балета, а потом снова был  возвращен в Большой  в качестве руководителя балетный труппы. Вот такой был счастливчик.

Но к чему я все это рассказываю? А к тому, что за все надо платить. То есть, платить за снисходительность начальства, за благополучную карьеру, за спокойную жизнь, за звания, премии, за  удовольствия, поездки и мещанские удобства. И платить немалую цену. Обычно все  "беспородные" расплачиваются специфическими услугами.

Волочкова и Гордеев платили. Платили своим унижением. Так как поняли, что, только унижаясь, только признавая чью-то власть над собой можно сегодня остаться на плаву. Разница между ними заключалась лишь в том, что Волочкова запоздала со своим унижением. А Гордеев сделал это во-время.

Фурцева была единственной женщиной в хрущевском правительстве. Какой шальной ветер занес её туда? Красивая, статная, неглупая, она постоянно находилась на грани срыва и потому открывала каждый новый день стаканом водки, подкрепленным отборным матом в сторону... вообще. А завершала... "Иначе не выдержу", - говорила она и, в конце концов не выдержала. Покончила жизнь самоубийством.

Николай Бухарин, уже арестованный и больной,  на последнем совещании ЦК, где решалась его судьба, ползал перед Сталиным на коленях. Просил прощения ЗА ВСЕ. Даже за то, о чем он не подозревал. Косиор не выдержал, лицо его искривила брезгливая гримаса и он зыркнул на Сталина ледяным взглядом.

Гамарник быстро подошел к Бухарину, который после допросов не мог держаться на ногах, и протянул ему руку...*
________
* Оба командарма вскоре, после продемонстрированной нелояльности Сталину, были арестованы и расстреляны за несуществующие "преступления". Так сказать, ликвидированы превентивным ударом. Слишком гордые были, блин...
________

Всем присутствующим было не по себе. Сцена была не просто омерзительной, но  страшной. Однако, сталинские рабы молчали, зная, что, возможно, завтра их ожидает такая же судьба. Молчанием они выказывали хозяину свою полную подчиненность.

Бухарин руку Гамарника не принял. Приник к сталинскому сапогу. А Сталин, убрав ногу, произнес своим сипловатым голосом: "Встань, Бухарчик. ПОЗДНО УНИЖАТЬСЯ..." И все другие поняли, что УНИЖАТЬСЯ НАДО ВО-ВРЕМЯ.

Я не унижалась никогда и ни перед кем, хотя предложения поступали непрерывно. В результате, мне пришлось пройти через ад, хорошо описанный у Волочковой. Собственно, ад, через который проводят несговорчивых, одинаков для всех со сталинских времен. Его традиции нисколько не изменились.

Это периодические обыски кабинета, аннулирование пропуска, секундомер у входа в вестибюль, выговоры и порицания "общественности", неудобный график работы, невыполнимые задания, цензура, назначение оппонентов, обвинения в алкоголизме, кабинет около туалета, подселение какого-нибудь придурка или стукача, невыплаты гонораров, зарплат и, наконец, аттестации в
сталинском духе - "тройками", где задаются скабрезные вопросы и требуются унизительные оправдания в несуществующих грехах. Однако, единственное, чего я боялась больше всего в этом аду, что терпение "значимых лиц", наконец, лопнет и они подсунут мне наркотики.

Слава богу, обошлось, хотя и ценой нервных срывов. Однако в результате моей несговорчивости, передо мной закрылись двери всех "карьерных лифтов" и уже дальше меня просто "крутили на карусели". Впрочем, не меня одну.

Когда я, будучи юной девушкой, пришла в телерадиокомпанию, старшие товарищи, указав мне на некоего "значимого", сказали прямым текстом и без обиняков, что "новеньким прописываться надо" у него. Такова традиция и никого чаша сия не миновала. Я включила наивную дурочку и крутилась как могла, делая вид, что ничего не понимаю.

Но, в конце концов, от прописки меня спасло другое "более значимое лицо" в виде женщины с лесбийскими наклонностями. Эта дама числилась по штату  "другом главного" и оказывала ему какие-то специфические услуги. Власть её была огромна, а жизнь представляла сплошной зефирно-шоколадный торт. Она могла сместить с должности любого, у кого не было достаточно сильной руки "там"...

Попав из огня да в полымя, я старалась держаться из последних сил. Наконец, не выдержала и предала домогательства дамы огласке. Шуму, грохоту было - ни в сказке сказать, ни пером описать. И уж после этого во врагах у меня оказался сам "главный", который организовал настоящую, полноценную травлю.

Однако из этого ада меня изъяло "третье значимое лицо", которое, к счастью для меня, оказалось порядочным человеком.

"Как ты понимаешь, - сказал он,  - я не могу уволить "главного", хотя он не прав, а ты права. Он дрянной человечишко и плохой руководитель, но у него рука в... Однако, он оставит тебя в покое, но на карьеру не рассчитывай. Такие несговорчивые гордячки, как ты, да ещё умные и самостоятельные карьер у нас не делают. Их считают "непримиримыми", они не демонстрируют ни гибкости, ни лояльности. Кому они нужны?"

Так и осталась я "принцессой на бобах". Но, в отличие от Волочковой, совершенно не озабоченной "достойным уровнем жизни", ибо понимаю, что для того, чтобы в нашем обществе демонстрировать "достойный уровень", надо навсегда  попрощаться со своим достоинством. И не просто примитивно унизиться, но еще и УНИЗИТЬСЯ ВО-ВРЕМЯ.