Глава 5. Каркассон

Больше всего на свете Оливье хотелось не думать ни о чем и мчаться только в одном направлении: к дому кюре. Но он помнил, что король ждет его: Луи действительно хотел ознакомиться с его предложениями. Граф сознавал, что его доклад в любом случае будет подвергнут самой придирчивой оценке со стороны тех, кто отвечал за финансы Франции, и, совсем не значит, что его соображения могут быть не приняты всерьез, но король ждал его! И визит к Анне откладывался.
Едва приведя себя в порядок с дороги, Оливье уселся просматривать все, что сумел собрать и обдумать перед отъездом. Все же одних мыслей недостаточно, нужны были конкретные цифры, а для этого надо ехать на юг, в Тулон, в главный порт Франции на Средиземном море. Именно там рассчитывал граф получить нужные ему сведения для строительства кораблей, там же можно было найти и хороших мастеров. Оливье прикинул, сколько времени потребуется ему на это путешествие, и получилось, что месяца ему могло не хватить.
Он собрал все бумаги и чертежи в портфель, оббитый бархатом, и сунул его в тайник, устроенный еще его прадедом: вряд ли он сможет заняться всем этим ранее, чем через месяц. Он дал себе два дня на сборы, и это позволило ему оправдать свою немедленную поездку к Анне. Но ехать с пустыми руками граф не мог, и, мгновение поколебавшись, он опять открыл тайник и из отдельного отделения вытащил бронзовую шкатулку редкой и тонкой красоты. Медленно и ласково провел пальцами по крышке, нажал потайную пружинку, и крышка откинулась, явив сокровища Голконды. Предки графа не зря участвовали в Крестовых походах: сапфиры, рубины, изумруды протекли разноцветной лентой с ладони в шкатулку, отразили разноцветными огоньками пламя свечей в тяжелом канделябре. Подарить Анне кольцо сейчас – она примет его, как свадебный дар, а к свадьбе он готов не был: предстоял долгий и неприятный разговор с опекуном и всей родней: это Оливье знал, как и предвидел то, что никто ему своего согласия на брак не даст. Тогда придется идти на брак тайный, а это обрекало молодых на судьбу изгоев. Готова ли Анна к такой жизни, любит ли его так, чтобы не жаловаться на превратности судьбы? Этого Оливье  пока не знал, но желал бы не откладывать разговор. Думая о своем, он небрежно перебирал фамильные драгоценности, пока палец не уколола шляпная булавка с крупным ониксом в виде женской головки: вещица, ценная своей оригинальностью и изяществом исполнения.
«Это ей подойдет, и не слишком обяжет!» - Оливье захлопнул шкатулку, поставил на место и, закрыв тайник, тяжело вздохнул: откладывать и дальше встречу с Анной он был не в состоянии. Полгода разлуки – слишком большой срок для влюбленных.
Анна ждала его: наверное, узнала от крестьян, что граф вернулся, и сидела в садике, перебирая нитки для вышивания, но не видя своей работы. Он оставил коня рядом с церковью, кинув какую-то мелкую монету подвернувшемуся мальчишке, и обогнул дом. Девушка сидела с опущенной головой, лица ее он не видел, но длинные волосы струились по плечам, падая на грудь крупными локонами. Грубая ткань платья только подчеркивала нежность кожи, а на шее был повязан его подарок: батистовый расшитый гладью платок.
- Ваше сиятельство! – она, заслышав, как хрустнул гравий дорожки, подняла голову почти с испугом, и тут же вся зарделась. – Оливье! – вырвалось у Анны непроизвольно: до того она не решалась обращаться к нему по имени, считая эту фамильярность преждевременной, хотя влюбленный не раз просил ее об этом. – Оливье! – это прозвучало уже увереннее, и молодой человек, забывшись, заключил ее в объятия. Анна сама потянулась к его губам, и первый поцелуй заставил их забыть обо всем. Впрочем, мадемуазель тут же отпрянула, заставив уже Оливье покрыться краской. – Вы уже вернулись, господин граф!
- Вам мое отсутствие показалось слишком коротким? – шутливо, но с тайным страхом спросил влюбленный.
- Бесконечным показалось! Я так боялась за вас!
- А что могло случиться со мной? У меня был такой ангел-хранитель! – и Оливье снова потянулся, чтобы обнять любимую.
- Война – это страшно! – упрямо мотнула головой Анна. – И как только мужчины умудряются находить в ней что-то хорошее!
- Это была война за нашего короля, Анна! И за нашу Францию. За это не жаль и голову сложить.
- Не смейте так говорить, Оливье! – она даже ножкой притопнула, приведя его в восторг своей решительностью, а еще больше тем, что опять назвала его имя. – Я боюсь за вас, за вашу голову, которая так мне нужна.
- Это правда? Вы говорите правду, Анна? Я вам нужен?
- Навсегда! Я всегда буду думать только о вашей голове, Оливье, всю жизнь.
- И вы согласны ее сопровождать везде и повсюду?
- Везде и повсюду! - твердо, глядя ему прямо в глаза, поклялась девушка.
- Тогда не будем ничего откладывать! – Оливье спокойно, как человек, сделавший окончательный выбор, обнял и поцеловал свою избранницу. – Я прошу вас стать моей женой, Анна, – он, истинно влюбленный рыцарь, стал перед ней на колено, прижался губами к вздрагивающим пальцам Анны, и не смог увидеть безумной радости в ее глазах. – Я покину вас лишь для того, чтобы известить свою семью о своем выборе.
Анхель летел по дороге, деревья по сторонам сливались для Оливье в мерцающее полотно: он весь сосредоточился на том, что и как будет говорить своим родичам. В том, что ему предстоит большой семейный совет он не сомневался.
Путь до Лангедока не близок, и, постепенно, горячка у графа сменилась трезвой оценкой обстоятельств. Это было даже удачно, что он отправился прямо сейчас: все равно ему надо было посетить Тулон. Кроме всего, кузен Монморанси, носивший звание адмирала, мог подсказать ему нужных людей в городе. Так что все складывалось неплохо, а, если его ждал отказ в просьбе о браке, у него еще оставался важный довод: обещание короля помочь.
Лето сопровождало графа всю дорогу, и в этом он тоже видел счастливое предзнаменование. Каркассон встретил его солнцем и сильным ветром, развевавшим на башнях полотнища флагов первого барона Франции.
- Словно в другое государство попал, - пробормотал Оливье, понукая Анхеля, который бочком, мелко перебирая ногами, двигался в людском потоке к воротам замка. Лошадь артачилась, людская толпа тревожила ее, но всадник добился своего: окрестные крестьяне, спешащие в замок со своими товарами, дали ему дорогу. Через эти главные ворота, носившие название Нарбонских, граф и проник в крепость. Вообще, сам факт, что опекуном ему назначили человека, на четыре года старше его самого, задевало Оливье, считавшего себя достаточно взрослым и самостоятельным, но его кузен и опекун, АнриII де Монморанси, едва вступивший в пору совершеннолетия, был уже шесть лет адмиралом. Правда, это звание перешло ему от отца по наследству, а графу де Ла Фер, единственному наследнику побочной ветви, предстояло это звание добывать собственным умом, храбростью и шпагой.
Герцог де Монморанси, услышав, кто просит аудиенции, растерялся. У него и в мыслях не возникало, что его подопечный окажется так близко, за дверью, когда ему полагается быть при короле.
- Просите! – он заранее встал, чтобы встретить своего кузена, как равного. – Граф, какими судьбами? – герцог протянул руку Оливье, одновременно и приглашающим и дружеским жестом.
- Благодарю, что сразу же приняли меня, кузен, - серьезное выражение лица удивило господина адмирала, который почувствовал, что его родственник предпринял путешествие через всю Францию не ради удовольствия.
- Я чувствую, что вас привели в Лангедок серьезные обстоятельства. Что случилось? Ведь все уже закончилось, и для меня – тоже.
- Все, тем не менее, очень серьезно. Но я приехал искать вашей поддержки, герцог.
- В чем, мой милый, вы надеетесь получить мою поддержку? Ведь еще совсем недавно я был в опале, граф.
- Вы обладаете реальной властью, и над моей судьбой тоже, - тихо, с едва уловимой ноткой досады, произнес граф де Ла Фер.
- Что поделать, Арман! Я сам не так давно получил право самостоятельно решать свою судьбу. Потерпите и вы. Во всяком случае, от меня, как от опекуна, вы можете ждать поддержки. Хотелось бы только знать, в чем она вам необходима?
- Я хочу составить докладную записку его величеству о состоянии нашего флота. Прошу прощения, если невольно в чем-то задену ваши права, как адмирала, в чем ведении находится флот, но у меня есть, пусть и небольшой, опыт службы под английским флагом, и представление, что было бы необходимо для скорейшего совершенствования наших кораблей.
- Я человек сухопутный, - поразмыслив с минуту ответил герцог. – И у меня не хватает времени следить за тем, что творится на море. Пожалуй, я вам помогу: это послужит не только к пользе королевского дома, но и к карьере одного молодого человека, за которого мне придется отвечать перед опекунским советом. У меня есть, что вам предоставить, только вам придется самому оценить важность этих бумаг и самому вести переговоры. Нужных вам людей вы найдете в списках. Надеюсь, что вы не забудете упомянуть королю, что я всеми силами содействовал вашим изысканиям?
- Я не из тех, кто бывает неблагодарным, - поклонился Оливье.
- Буду рад в этом убедиться, но, сдается мне, что не только дела флотские привели вас ко мне, Арман. – Герцог де Монморанси бросил в сторону графа проницательный и лукавый взгляд. – Так в чем у вас основная проблема?
- Я хочу жениться.
- Тоже мне проблема! – расхохотался герцог. – Как зовут вашу невесту: мадемуазель Люсе? Граф, ваш отец, сделал прекрасный выбор: невеста молода, красива, знатна, принесет вам отличное приданое, и вам не надо ничьего согласия, кроме невесты и ее родителей – все оговорено еще вашими отцами.
- Мою невесту зовут Анна де Бюэй, - ровным голосом произнес Оливье де Ла Фер. – Она божественно красива, умна, ей шестнадцать лет, и она не принесет мне приданого: кроме молодости, красоты и дворянского происхождения у нее нет ничего, а из родни – лишь брат, кюре прихода в Витри.
- Ты сошел с ума, граф! – Монморанси встал, с минуту смотрел прямо в глаза Оливье, который встал тоже, потом покачал головой. – Тебе никто из семьи не даст разрешения разорвать договор с де Люсе.
- Знаю, поэтому прошу вашей помощи, герцог, - бедный граф, которому гордость не позволяла просить что-либо, вынужден был наступить на горло собственному самолюбию, но без согласия хотя бы опекуна он не мог вступить в брак на законных основаниях.
- Я сам покорился воле семьи, которая за меня выбрала мне жену, хотя и не сразу пришел к согласию в этом вопросе. Зато теперь я могу им сказать спасибо: лучшей жены, чем моя Мария-Фелисия не найти. Граф, вам не стоит и начинать этот разговор: лучше сразу уступить. И не мне, вашему официальному опекуну, вам потакать в этом капризе.
- Это не каприз! – воскликнул Оливье.
- Самый настоящий каприз, блажь, которую никто не примет всерьез!
- Я докажу, что моя невеста достойна чести носить имя графов де Ла Фер! – голос, помимо желания, все же дрогнул, и Оливье сжал эфес шпаги, инстинктивно ища в ней последний довод спора.
- Арман, поймите, вам не нужно ничего доказывать, - Монморанси бросил косой взгляд на руку графа, ухватившего шпагу. – Вас, после первого же слова, просто не будут слушать. У вас есть невеста, которая устраивает во всем вашу семью. Во всяком случае, от вас требуется наследник, а дальше можете заниматься своей Анной, кажется, ее так зовут, сколько вам угодно. Никто вам и слова не скажет, кроме, быть может, вашей жены.
- Анна не из тех, кто согласится на роль любовницы. Она слишком чиста для этого, и у меня никогда не хватит смелости предложить ей такую роль. Это означает оскорбить само ее чувство ко мне.
- Даже так? – удивленно поднял брови герцог и оглядел Оливье, словно видел его в первый раз. – А я-то считал, что юноша вашей внешности и ваших достоинств должен хорошо разбираться в женщинах.
- Герцог, не надо путать дам света и куртизанок с Анной де Бюэй! Она сама чистота.
- Нет женщины, мой дорогой, которая не поддалась бы на лесть и на посулы. Вы не задумывались никогда, что вас водят за нос?
- Я вижу, что в этом вопросе мне у вас не получить если не одобрения, то хотя бы поддержки, - сдерживаясь, чтобы не сказать резкость, холодно произнес граф.
- Хм, здесь вы правы, кузен. Но в остальном, что касается ваших устремлений насчет флота, моя помощь вам обеспечена. Вам выделят покои и сегодня вы обедаете у меня.
- Я вас благодарю за гостеприимство, - граф отвесил поклон, - и надеюсь на ваше содействие.
Оливье еще неделю провел в Лангедоке, и вернулся в Берри с совершенно конкретными планами и именами толковых мастеров корабельных дел. Оставалось довести до ума все, что он узнал, включая и чертежи новых кораблей, которые ему доверил Монморанси, и которые он надеялся приложить к докладной записке.
Граф очень надеялся, что король увлечется этим планом, доверит ему всю организацию и надзор за реорганизацией флота, хотя, наверняка найдутся люди, которые будут его величество отговаривать от такой авантюры. Доверить такое важное дело мальчишке! Но граф де Ла Фер не намерен был сдаваться ни в этом деле, ни в истории со своей женитьбой.