Глава 9. Сватовство

Прошла неделя, в течение которой влюбленные не находили себе места. Анна попросила Оливье не приезжать к ней все это время, и он засыпал ее трогательными письмами, из которых она поняла самое главное: случившееся нисколько не повлияло на его отношение к любимой женщине, он и не подумал менять свое решение. На деле же, происшедшее с Анной Оливье принял, как личное оскорбление, но старался ничем не выказать, что все же его самолюбие жестоко уязвлено.
По истечении недели, без всякого предупреждения, Оливье появился в доме у священника. Анна сидела у окна, она услышала, что скачет лошадь, еще когда та была на дороге, ведущей к дому. В вечернем воздухе звуки разносились далеко, откуда-то из-за леса слабо слышался колокольный звон, вяло тявкали окрестные псы. Она вскочила, на мгновение задумалась, потом метнулась на кухню, достала крохотный узелок из-за корсажа и высыпала его содержимое в кувшин с вином, слегка взболтала и отставила, накрыв салфеткой. Глубоко вздохнув, она откинула волосы со лба и шагнула за порог, упершись в широкую грудь вошедшего.
- Оливье!
- Радость моя, Анна! - Оливье прижал ее к себе. - С сегодняшнего дня я прошу вас, дорогая, называть меня наедине только одним именем: Огюст. Только для вас я Огюст; это имя, которое мне по душе более двух других, имя, которое дала мне моя бабушка, становится мне особенно дорого, когда его произносят ваши уста. Но сегодня я пришел не к вам, я пришел к вашему брату, Анна.
- Но его нет, он уехал на несколько дней по делам прихода! – Анна заметила, как выражение явной досады промелькнуло по лицу графа де Ла Фер. – Вы можете пока отдохнуть, перекусить. И мы можем помечтать, Огюст.
- Помечтать? Да, конечно, но я настроен действовать: ждать и дальше – преступление.
- Что-то случилось?
- Да. По дошедшим до меня сведениям мадемуазель Люсе выходит замуж, - граф опустился на трехногий табурет у окна. – Жених нашелся удивительно быстро. Подозреваю, что, не надеясь на меня, маркиз давно подыскал для дочери другого кандидата на роль супруга. От меня требуется только одно: исчезнуть на длительное время, чтобы эта вся история не компрометировала мадемуазель и не рождала слухов.
- О! – Анне показалось, что на нее хлынул неземной свет. – Значит, еще совсем немного времени понадобится, чтобы мы смогли обвенчаться! Наконец-то вы свободны!
- Мы обвенчаемся в ближайшие дни, тайно, как я вам и говорил, и уедем путешествовать. Нас никто не найдет, и никому мы не будем интересны. Когда мы вернемся, вряд ли кто-то вспомнит эту историю с де Люсе.
- За это можно выпить, - счастливо рассмеялась девушка и, метнувшись на кухню, принесла вино и фрукты, приготовленные заранее. Рука ее, когда она наливала бокал жениху, едва заметно дрогнула. – Но как быть с оглашением для нас? Без него брак не будет считаться действительным.
- Вувре? Откуда у вас это вино? – Оливье с удовольствием допил бокал. – Какой-то необыкновенный букет, интересно, какого года это вино?
- Я в вине не разбираюсь, - пожала плечами Анна. – Это брату привезли маленький бочонок в благодарность. У крестьян не всегда есть деньги, вот они и благодарят своего кюре, кто как может. Огюст, но как же быть с оглашением? – Анну этот вопрос начал беспокоить не на шутку. - Без него никто не поверит, что я действительно ваша жена. Мы и так нарушим все предписания для осуществления нашего брака. Ни составления брачного контракта, ни помолвки, ни троекратного оглашения. Даже согласия вашей родни мы не получим.
- Я постараюсь, чтобы ничто не омрачило нашего брака, Анна, и чтобы никому в голову не пришло сомневаться в нем. Но прежде нам надо спешить, если вы действительно не раздумали стать моей женой. Ах, Анна, дорогая, вы себе просто не представляете, что могут деньги. – Граф досадливо поморщился: сам себе напомнил о том, что не любил вспоминать. - А ваше вино и вправду необыкновенное: я даже опьянел немного, - Оливье привлек к себе Анну, усадил ее к себе на колени, и тут же забыл обо всем на свете. От того, что было дальше, остались даже не воспоминания: какие-то обрывки сновидений, любовный угар, а поутру дикая головная боль, как с похмелья. Оливье лежал неподвижно, боясь пошевелиться, не решаясь даже приоткрыть глаза, и мечтал о глотке воды. Спасение пришло в лице Анны. Она спасала его так трогательно, так заботливо, что до него, наконец, дошло, что она сидит рядом с ним на постели в одной ночной рубашке, да и он, мягко говоря, не одет. Дурнота прошла мгновенно, чтобы тут же охватить его с новой силой.
- Я… мы… - граф растерянно уставился на Анну. – Скажите, что все это неправда! Я посмел?
- Это правда, дорогой мой! Это была наша первая ночь, Огюст, наша брачная ночь!
Он закрыл глаза, зажмурился изо всех сил, как делал совсем маленьким мальчиком, когда хотел, чтобы плохое не сбылось. Он ничего, абсолютно ничего не помнил из того, что произошло! Он даже не был уверен, была ли у них близость, но у Анны было такое лицо, она была так счастлива, что сомневаться было бы несправедливо!
«Никогда в жизни не буду напиваться», - пообещал себе де Ла Фер, но странное чувство, возникшее в душе, какой-то червячок даже не сомнения, скорее недоумения, след полудетской обиды - на кого, на кого он мог обижаться, кроме себя? - вызвало тянущую боль в сердце.
Анна, своей непогрешимой женской интуицией уловила, какие сомнения могли возникнуть у ее жениха. Опасные сомнения, если он хоть что-то запомнил! И, понимая, насколько роковым будет для нее вывод, который граф может сделать, если позволить ему сейчас вспоминать, обдумывать, сопоставлять, пустила в ход самый главный козырь убеждения: ласки.
И кто же, скажите на милость, мог устоять перед ними? Со времен Адама и Евы женщины знают, как заставить мужчину забыть, на каком он свете. Оливье забыл, потому что если и есть Рай на земле, то он в нем пребывал. Никогда еще ни одна женщина не давала ему такой полноты чувств, такого наслаждения. Рассуждать… вспоминать… Бог с вами, он парил в сферах, где только чувства имеют власть над человеком, где женщина была божеством, где он ощущал, что нашел свою полудетскую мечту, сказку, ставшую былью.
- Ты станешь моей Галатеей, - прошептал он, ощущая живое тепло ее тела. – Моей ожившей богиней.
Анна промолчала, она не знала, кто такая Галатея, как и то, кем был Пигмалион. Зато она прекрасно поняла, что в ее руках муж будет податлив, как воск.
Этот рай в хижине продолжался до утра, а с восходом солнца явился отец Жорж.

Оливье принял решение, в конце концов, он и явился в дом, чтобы открыто говорить о венчании. То, что отсутствие кюре оказалось так кстати, ничего уже изменить не могло. Правда, выглядело это все в глазах отца Жоржа подло, преступно и недостойно дворянина, о чем он прямо и сказал графу. Но в его упреках, Оливье, к которому уже почти вернулась способность рассуждать здраво, почудилось столько горечи, а, главное, столько совсем не братской ревности, что он не посчитал нужным об этом умалчивать.
Кюре сразу сник, теперь он выглядел даже испуганным, и с опаской поглядывал в сторону сестры.
Анна едва сдерживалась: Жорж вполне мог задержаться, она же просила его о длительной поездке! Но он притащился через два дня, весь во власти ревности и подозрений. Что же, он думал, что она будет терять время в его отсутствие?
Граф вдруг увидел всю эту сцену со стороны, всю ее смехотворность, всю нелепость, и рассмеялся. Его смех вызвал совсем противоположную реакцию у Анны и кюре. Анна, нахмурившись, смотрела на Оливье, кюре сразу же занялся какими-то бумагами и с грохотом уронил приходскую книгу, которую принес в дом из часовни, чтобы сделать необходимые записи. Оливье успокоился и подошел к кюре, лихорадочно листавшему страницы в надежде найти что-то, одному ему известное.
- Преподобный отец, я шел в ваш дом с одной целью: просить у вас руки вашей сестры и назначить дату венчания. То, что произошло – моя вина, и только моя, но, я люблю вашу сестру и она в любом случае станет моей женой. Одному Господу и только ему, судить, насколько велик мой грех, - он остановил отца Жоржа, который хотел что-то ему возразить, - но и я никому не намерен давать отчет в своих действиях. Я прошу вас, преподобный отец, подготовиться к венчанию. О свидетелях я позабочусь, а вас прошу все сохранить в тайне. Никто, кроме вас и тех, кого я определю в свидетели, не должен вспоминать об этом событии в течение года. Запись, которую вы сделаете, господин кюре, должна быть тайной для всех, кроме иерархов церкви, и только, если вам будут угрожать, можете ее представить. Сразу после венчания мы уедем, и, в течение года, никто не будет знать, где мы. Готовьте часовню, послезавтра, ближе к полуночи, вы нас обвенчаете.
Сказано это все было холодным, непререкаемым тоном хозяина положения, и Жоржу осталось только склонить голову в знак согласия.
Оливье подошел к невесте и снял с пальца кольцо: сапфир в оправе из бриллиантов.
- Это кольцо моей матери, Анна. Я отдаю его вам не только, как знак любви: это мой первый свадебный подарок, это знак того, что и моя матушка, будь она жива, признала бы мой выбор.
- Граф, - Анна в смущении подняла на него глаза, в то время как он надевал ей на палец кольцо, - мне стыдно признаться, но у меня не найдется платья, в котором я могла бы выглядеть достойно на собственном венчании.
- Пусть это вас не смущает, любовь моя, потому что в дальнейшем вам ни в чем не придется нуждаться, - Оливье с нежностью провел пальцем по ее щеке, стирая скатившуюся слезу. – Для меня вы в любом наряде моя королева. – Он бросил на стол кошелек. – Здесь достаточно на ваши первые нужды, отец Жорж. О дальнейшем поговорим после венчания.