Глава 10. Венчание

Отец Жорж пребывал в смятении: то, что требовал от него граф, нарушало весь порядок бракосочетания, включая помолвку, ее троекратное оглашение и все остальные ступени, ведущие к заключению брака. Оставалось только таинство церковного брака, и нетрудно было понять, какая буря негодования поднимется, если станет известно, что единственный наследник знатной и богатой фамилии женился на нищей девице. Достанется всем, и в первую очередь ему, кюре, совершившему обряд. Одного этого хватит, чтобы за него всерьез взялась Курия, а если выяснится и прошлое! Отец Жорж про себя твердо решил: после венчания он скроется, уедет из Франции. Хватит с него всего этого кошмара, в котором он находится последний год. Из тех денег, что оставил ему граф, наверняка на венчание уйдет не вся сумма, найдется и для него кое-что, чтобы устроиться в каком-нибудь медвежьем углу, где он никому не будет нужен. Может, только Ксавье и захочет знать, где он… но об этом думать надо не сейчас. Анна… ну, что же, судьба ее устроена, совесть его может быть спокойна.
Было около одиннадцати вечера, когда в дверь постучали. Кюре вздрогнул: стучал кто-то чужой, потому что у графа был свой, условный стук. Он пошел открыть дверь и замер: на пороге стоял какой-то человек, высокий, в длинном, до земли, широком плаще и низко надвинутой на глаза, широкополой шляпе. Увидев лицо священника, который держал свечу перед своим лицом, человек удовлетворенно вздохнул и, отстранив Жоржа хозяйским движением руки, прошел в дом, предоставив хозяину запереть дверь. Перепуганный кюре последовал за ним, гадая, кого это нелегкая принесла в такое неподходящее время.
- Кто вы, сударь, и что вам угодно? – голос отца Жоржа предательски дрогнул.
- Скажу, но не сейчас, - ответил незнакомец, старательно приглушая голос. – Где она?
- Кто? О ком вы говорите? – кюре показалось, что он различает знакомые интонации в голосе спрашивающего.
- Та, что живет с тобой под одной крышей.
- Я не знаю, о ком вы говорите, сударь, но я не могу сейчас говорить с вами: меня ждут.
- Так поздно? Что за дела могут быть у священника на ночь глядя?
- Меня ждут у умирающего, - попытался отговориться кюре.
- Или у алтаря? Жорж, в какое еще богопротивное дело ты влез? – насмешливо, но с ноткой горечи, спросил незнакомец, и Жорж почувствовал, как у него перехватило горло от страха.
- Ты? Что ты тут делаешь? – он подскочил к гостю.
- Что я делаю, ты еще узнаешь. Найти вас было непросто, но мне это удалось. Что ты собрался делать в часовне так поздно? – незнакомец выпростал руку из-под плаща и крепко ухватил кюре за плечо.
- Не твое дело, - зло огрызнулся Жорж.
- Хорошо, пусть не мое, - с судорожным вздохом ночной гость отпустил плечо кюре. – Делай то, что задумал. Я подожду тебя здесь. Не бойся, - он уловил движение Жоржа. – Не вздумай никого предупреждать, ты их этим не спасешь. Иди, и делай то, что задумал. – И прибавил с горькой иронией: - Даже если задумал это не ты.
Часовня была мала, но тем не менее, это был дом Бога, и она исправно служила для  церковных таинств. К полуночи все были на месте, ждали только Анну. Жених волновался, но держал себя в руках, свидетели переглядывались, смущенные таинственностью происходящего, но вот двери отворились, и на фоне ночного неба возник светлый силуэт. Все облегченно вздохнули, а жених громко заявил: «Приступайте, святой отец!»
Отцу Жоржу, несмотря на волнение и дрожь в руках, удалось побороть свой страх, и голос его стал звучать торжественно и проникновенно. То, что он делал сейчас, было не только насилием над его верой, это было издевательством над его чувствами, над его любовью к Анне. Как во сне произнес он положенную фразу: «Знает ли кто-нибудь из вас причину, по которой этот брак не может быть совершен?» В наступившей тишине ни один звук не потревожил присутствующих. Потом тихо скрипнула дверь, и кто-то вошел. Кюре почувствовал, как смертная дрожь охватывает его, и повторил положенную фразу еще раз, но тихим голосом. И снова – тишина.
Третий раз фраза прозвучала уверенно: кюре понял, что никто не помешает довести венчание до конца. С последним словом он сделал знак стать молодым на колени, и в это мгновение громом прозвучало откуда-то из полумрака часовни: «Остановитесь! Я знаю причину, по которой брак не может быть свершен!»
Трудно описать, как эти слова подействовали на присутствующих. Граф вскочил на ноги, круто развернувшись в сторону, откуда прозвучали роковые слова. Кюре прижал к груди молитвенник обеими руками и срывающимся голосом бормотал молитву. Анна вскакивать не стала: напротив, она вся сжалась под своей длинной вуалью, казалось, она бы хотела исчезнуть, просочиться в какую-нибудь щель или стать невидимой. Свидетели молча переглядывались, и в эту минуту в круг света вступило новое действующее лицо: высокий, широкоплечий человек в длинном плаще, с непокрытой головой, с чертами лица суровыми и резкими. Он поднял руку и указал на Анну; она, наконец, тоже поднялась на ноги.
Прежде, чем жених успел ему помешать, незнакомец откинул вуаль с лица невесты и удовлетворенно усмехнулся: «Это она!»
- Я не ошибся. Эту женщину зовут теперь Анна де Бюэй?
- Кто вы такой, и как вы смеете вмешиваться? – граф де Ла Фер дрожал от ярости, но нарушать порядок не стал. Незнакомец был в своем праве.
- Я палач города Лилля, и этой женщине отлично известно, кто я и как мое имя. Не так ли, Шарлотта Баксон?
Анна ничего не ответила, она была бледна до синевы. Оливье прижал ее к себе, не обращая уже внимания ни на приличия, ни на то, что делает кюре. А отец Жорж, меж тем попытался незаметно скрыться, но был пригвожден к месту грозным окриком палача: «Жорж!»
- Да, я палач города Лилля, и этот священник – мой младший брат. Господин граф, я пришел, чтобы спасти вас, не дать вам совершить чудовищную ошибку.
Оливье, обрел, наконец, голос.
- Кто бы ты не был, твое утверждение не имеет силы, потому что оно ложно! – воскликнул он.
- Вот документ, который подтверждает правоту моих слов, - с этими словами Лилльский палач протянул графу бумагу, скрепленную печатью лилльского суда.
Оливье читал, но смысл никак не мог дойти до него. Анна же, которую он обнимал по-прежнему, читала бумагу вместе с ним. Внезапно она резко вырвалась из его объятий и выхватила из складок платья тот самый кинжал, который ей когда-то был подарен графом. Но, как не быстро было её движение, палач все же его упредил. Кинжал со звоном покатился по каменным плитам часовни, а женщина громко вскрикнула от боли и ярости.
- Не в доме Бога говорить о том, о чем я вам должен рассказать, - палач крепко держал Анну. – Вернемся в дом. Господа, - он обратился к свидетелям. – В ваших интересах молчать о том, что произошло. Ваши услуги сегодня уже не понадобятся. Господин граф после вам все объяснит.
Дом стоял темный и мрачный, и, войдя, лилльский палач сделал знак Жоржу зажечь светильник. Свет от него был недостаточно ярок, и пришлось добавить еще пару свечей.
- Господин граф, вы успели ознакомиться с постановлением суда? – палач, не выпуская Анну из рук, заставил ее сесть на табурет и остался за ее спиной, держа ее за заведенные за спину руки.
- Да, - бесцветным голосом ответил граф.
- Но вы не верите ничему, пока не получите доказательство?
- Да.
- Вы, как судья Верхнего и Нижнего судов имеете представление, что полагается беглым каторжникам?
- Да!
- Тогда взгляните: вот вам доказательство! – и прежде, чем Анна успела сделать что-либо, он сильными руками рванул ее платье у плеча. Легкая ткань, не обремененная вышивками и стразами, поддалась его силе и обнажила левое плечо молодой женщины: клеймо в виде лилии четко выделялось на белоснежной коже не слишком давним ожогом.
Раздались два крика: один голос был голосом Оливье, полным ужаса и отчаяния, второй – голосом Анны, исполненным ярости.
- Это неправда, слышишь, Огюст, это неправда! Я невиновна, это все – он! Он наложил мне клеймо, я ничего не совершала! – крики сменились визгом, когда палач сжал ее руки, которые она, в отчаянной борьбе почти сумела выдернуть из его стальной хватки.
- Молчи, чудовище! – палач с такой силой тряхнул женщину, что у нее клацнули зубы. – Господин граф, вы должны выслушать эту историю, даже если у вас не осталось сил. Тогда вы поймете, от чего мне удалось вас спасти.
- Говори! – граф опустился в стоявшее напротив Анны кресло, бледный, мрачный, с потухшим взглядом, и сцепил пальцы в замок так, что побелели костяшки пальцев. – Говори: перед тобой верховный судья.
- Ваша милость, я готов. Здесь находится мой младший брат, кюре отец Жорж.
- Ксавье! – вырвалось у священника помимо его решения молчать и ни в чем не признаваться.
- Да, мое имя – Ксавье. Мой брат с детства был отдан Церкви, я же получил место палача в Лилле от своего отца. Брат мой по окончании семинарии в Амьене был рукоположен и занял место при Тамплемарском женском монастыре, где и отправлял  службы, а также принимал исповеди у монахинь. Эта женщина, которую вы зовете Анна, на самом деле носит имя Шарлотты Баксон, она дочь протестантского священника и французской дворянки. Ей восемнадцать лет, и она монахиня Тамплемарского монастыря. Была… пока не надумала бежать. Она подбила моего брата на кражу священных сосудов, и он, страстно влюбленный в эту девицу, пошел на преступление. Им не удалось продать украденную церковную утварь: их поймали. Вы знаете, что бывает за кражу церковных сосудов, господин судья. Она сумела убежать из тюрьмы, клеймо я наложил только брату. Он оставался в тюрьме в ожидании каторги, а вот ей удалось бежать: она соблазнила сына тюремщика, сущего мальчишку, устроила побег Жоржу, но не сумела спрятаться от меня: я наградил ее таким же клеймом и оставил еще одну метку воровки – вырванный зуб. Когда я вернулся в Лилль, оказалось, что мой брат тоже бежал. Я дал им возможность скрыться, но сам попал в тюрьму вместо брата.
- Тогда почему вы на свободе? – прервал его граф.
- Потому, ваша милость, что я сумел убедить судей, что найду и изловлю преступников. Суд Лилля знает, что я честен: мне выдали постановление, как свидетельство моих полномочий, и дали год на поиски. Я с трудом отыскал их в ваших владениях, и понял, что, если я не вмешаюсь, будет совершена страшная несправедливость. Мне все же удалось успеть в самый последний момент.
- Да, вы успели… успели… - Оливье с силой сжал виски, стараясь привести мятущиеся, дикие мысли, хоть в какой-то порядок. Ужас, испытанный им при виде клейма, куда-то испарился, осталось только чувство бесконечной усталости. Лечь, забыться сном… может быть, просто напиться до потери памяти, а потом, когда хмель выветрится вместе с кошмаром этой ночи, попытаться понять, что же все-таки произошло. Анна… нет, этот Ксавье утверждает, что она Шарлотта... а не все ли равно, как ее зовут, если она совсем не та женщина, что он себе придумал! Придумал… что же теперь делать, как ему поступить?
- Ваша милость, что будем делать? – напомнил ему палач. – Я обещал вернуться с пойманными преступниками.
- Ты вернешься с ними, - заговорил кюре. – На мой счет можешь быть уверен, я не позволю тебе страдать в тюрьме из-за меня. А Шарлотта… я молю вас, господа, дайте ей возможность уйти. Я уверен, она станет на путь исправления, ведь она лгала от безысходности.
- Дайте мне возможность начать новую жизнь, - тихий голос женщины был исполнен такой мольбы, такой страстной веры, что у мужчин сжалось сердце. – Я не создана для монастырей, но я хочу быть женой, матерью. Что в этом плохого? Не моя вина, что меня заточили в монастырь, лишили права быть собой. Помогите мне, и я никогда не устану молиться за вас. – На эти слова Ксавье скептически ухмыльнулся, а граф вскинул голову с безумной надеждой. – Нареченный мой, прости, что должна была обманывать тебя, - со слезами воскликнула женщина, - но я так хотела счастья!
- Или богатства, положения и защиты, - горько вымолвил граф де Ла Фер, которому словно сдернули пелену с глаз. – Сейчас это уже неважно. Собирайте свои вещи и вон с  глаз моих. И не дай вам Бог, чтобы наши дороги пересеклись, сударыня, - встать ему удалось только со второй попытки, но протянутую руку Ксавье он словно не заметил. – Дайте ей уйти. Вот, на первое время вам, сударыня, чтобы у вас не было соблазна вернуться на путь краж и обмана, - он протянул ей кошелек не глядя, и забыв, что на пальце у нее осталось кольцо с сапфиром. – Не надо меня провожать, у меня лошадь во дворе.
Жеребец действительно ожидал хозяина, и едва граф поднялся в седло, рванулся с места. Казалось, ему самому не терпелось умчаться подальше от этого дома. Граф держался в седле только чудом: его хватило только на то, чтобы спешиться и только-только дотащиться до своих покоев.  Там, на полу, в жестокой горячке, и нашел его поутру камердинер.
                ****

Анна, согласно воле графа, бесследно исчезла той же ночью. Жорж, не дожидаясь Ксавье, поспешил в Лилль, где, явившись к тюремному начальству, потребовал заключить его в камеру, что и было немедленно исполнено. В ту же ночь он повесился на веревке, которой была подпоясана его ряса. Ксавье вышел в отставку – он больше никогда не прикасался к орудию, которым вершил правосудие по приказу суда.
Свидетели неудавшегося бракосочетания довольно долго молчали, боясь графского гнева, а когда, наконец, решились заговорить, эта история уже никого не волновала.
Мадемуазель Люсе умерла несколько лет спустя от родов, оставив маленького сына, которого, после гибели ее мужа,  взял под свое крыло ее брат, Шарль-Сезар.
Граф де Ла Фер, едва оправившись после болезни, внезапно исчез. Поговаривали, что он покончил с собой после исчезновения кюре и его сестры, но правду знали всего двое: поверенный в его делах Бурдон и дальний родственник граф Бражелон.

                Конец первой части