Глава первая Утро

      Почётный гражданин Лука Евграфович задержался в губернских секретарях. Все его одногодки уже щеголяли тремя звёздочками в петлицах вицмундиров, а самый толковый из выпуска - Никодим Васильевич Кривоглазов за отменную службу был досрочно произведён в титулярные советники и награждён Станиславом 3-й степени. Крест на груди отдалял сего молодого чиновника от прочей низкоранговой братии на недосягаемую высоту. Лука Евграфович же никаким начальственным вниманием обласкан не был, а всё потому, что не повело ему однажды встретиться с премилой барышней и завязать с нею хоть и кратковременные, но весьма бурные отношения. И если бы не её папенька, служивший тогда начальником пожарной части Энска, всё было бы прекрасно. Но, карты судьбы легли не совсем удачно, дочерин ухажёр папеньке не глянулся, и вот Лука Евграфович остался с двумя звёздами в петлице и без всякого поощрения тянуть свою лямку в управлении путей сообщения. С тех пор Лука Евграфович предпочитал искать себе любовных утех в мещанстве и купеческом сословии.
      Росту Лука Евграфович был среднего, лицо имел гладкое, одевался всегда чисто и аккуратно. Очень следил за причёской, для чего раз в неделю посещал цирюльню, чтобы подправить выбивающиеся пряди, да постричь свои усы, которыми он очень гордился. Ещё будучи коллежским регистратором, Лука Евграфович говаривал своим друзьям, что как только получит чин коллежского асессора, немедленно отрастит бороду словно (как он сам не единожды говаривал) у товарища министра путей сообщения действительного тайного советника Иващенкова Анатолия Павловича. Бороду он принялся растить так, чтобы к получению нового чина она смотрелась уже внушительно и представительно. Чести ради, следует отметить, что борода у Луки Евграфовича отросла, но при этом ни в какое сравенение не шла с бородой товарища министра. Была она и пожиже, и поуже, а кроме того имела неприятную привычку топорщиться вперёд, словно у какого-нибудь провинциального дьяка. И в довершение неудачи, Луку Евграфовича обошли при повышении, оставив в губернских секретарях. Его этот конфуз уязвил настолько серьёзно, что и бороду он сбрил без всяких сожалений. Отсутствие бороды омолодило весь его облик, и какой-то иной человек весьма обрадовался бы этому, но вот беда, Лука Евграфович и без того выглядел юным для своих лет. А всё потому, что был он человеком щуплым, узкоплечим, а вицмундир только подчёркивал его худобу и тщедушность. Может для того и оставил себе Лука Евграфович усы вразлёт с завёрнутыми вверх кончиками (кстати, как у генерала Фёдора Ивановича Дарагана, чей портрел украшал стол начальника ведомства), чтобы выглядеть пошире и повнушительнее, но и они не добавили ему солидности. Стал он похож скорее на Дона Кихота Ламанчского с иллюстраций Гранвиля, если тому безумному испанскому идальго убавить лет, этак, пятьдесят-шестьдесят, сбрить эспаньолку и зачесать волосы назад.
      В то памятное субботнее утро Лука Евграфович решил отправиться в лавку купца Шеина. Ещё лёжа в постели пришло понимание, что нужно сходить в эту лавку разнообразных товаров, но тогда было не совсем понятно, зачем именно. К тому моменту, как Лука Евграфович слез с кровати и пошлёпал в домашних туфлях к рукомойнику, он уже знал, что хочет купить в лавке кусок мыла. Прогулка так себе, совсем пустяшная, но приготовление к ней заняло немало времени. Для начала Лука Евграфович ражёг утюг, достал вицмундир и хорошенько его отутюжил. Сукно постаревшего сюртука уже неприятно лоснилось, поэтому в ход была пущена жёстная щётка свиной щетины, которая подняла немного ворс на рукавах и воротнике. Следом пришлось подшить наконец рукав, который стал отделяться от сюртука на левом плече и топорщился наружу серыми нитками. После ремонта Лука Евграфович облачился в вицмундир, повязал галстук, потёр суконкой эмблемы ведомства в петлицах, подхватил трость со сбитым концом, накинул себе на макушку форменную фуражку и вышел на улицу. Из-за поворота удачно появился извозчик, но вдоль тротуара как назло с грохотом катила большая телега, гружёная бочками. Извозчик взял левее и прокатился мимо телеги, вовсе не замечая отчаяно машущего рукой Луки Евграфовича.
      - Ах ты же остолоп! - грязно выругался Лука Евграфович в адрес возницы телеги и погрозил тому тростью. Без всякой злобы, впрочем, потому что такой поворот событий был поводом пройтись пешком и сэкономить четвертак. На эти деньги Лука Евграфович решил посетить цирюльню «Семён Андреев и сын».
      - Как изволите-с быть пострижены? - услужливо поинтересовался хозяин цирюльни.
      - Как обычно, - ответил Лука Евграфович. - Ты мне, голубчик, бакенбарды немного подравняй, да умасли хорошенько. Ветрено нынче. Не хочу, чтобы к их высокоблагородию пришлось явиться этаким-то филином. Да и побриться не мешало бы.
      Под "их высокоблагородием", конечно, понимался начальник ведомства надворный советник Грыжин, который этим вечером давал ужин в честь именин своей супруги Матрёны Марковны. Лука Евграфович, правда, на ужин у начальника приглашён не был, но признаваться в этом не хотел даже самому себе. Куафер тем временем нагрел компресс и приложил его к лицу Луки Евграфовича, а сам пошёл готовить инструменты.
      - Симон! - жалобно закричал из-под компресса Лука Евграфович. - Ты же компресс перегрел! Всё лицо мне сожжёшь! Симон, бесова болячка! Сними!
      - Потерпите, ваше благородие-с! - отозвался Семён Андреев. - Очень уж крепка у вас щетина. Ежели не отпарить как следует, брить её больно будет-с.
      - Ничего! Я вытерплю, сними только! - не унимался Лука Евграфович и сам осторожно приподнимал край компресса мизинцем. - Симон!
      Семён сдёрнул горячее полотенце и осторожно похлопал по раскрасневшимся впалым щекам Луки Евграфовича.
      - Не извольте-с беспокоиться! - пропел он и принялся мазать распаренные щёки густой мыльной пеной. - Теперича всё будет в наилучшем виде. Чуточку потерпеть компресс, зато потом не успеете ощутить прикосновение, как уже ваше лицо будет чистым, как у младенца. Да-с!
      - Больно уж очень, - сказал Лука Евграфович.
      - Я покорнейше прошу вас, не говорить какое-то время. Очень ответственный момент-с! Нынче вот заходила ко мне жена Степана Сергеича. Я ей изготовил такие кудри, что иная античная дива позавидует. И что бы вы думали? При всей моей теплоте и расположенности к Глафире Павловне, она совершенно не может сидеть смирно и молчать-с. Она так крутилась, что в облике её наметилось некоторое несоответствие правой стороны и левой. Как я ни старался удержать её и переделать - упорхнула-с! Может она сама и не заметит, что локоны её слева чуть длиннее, чем справа, но можете не сомневаться, ей укажут на это. Да спросят ещё, кто ей так кудри накрутил. А она скажет, что это куафер Семён Алексеев так небрежно отнёсся к ейной наружности. И всё, пропала моя цирюльня! Так что вы, ваше благородие, не шевелитесь вовсе, чтобы всё произошло-с без всяческих неприятностев.
      Закончив брить, Семён несколькими тёплыми салфетками обтёр лицо Луки Евграфовича, оросил его подбородок кёльнской водой и приступил к усам. Тщательно расчесал их, укоротил отельные выступающие волоски, смазал восковою ваксой и завернул их кончики вверх так лихо, что хоть сейчас в гусары. Когда же куафер закончил и с причёской, сбросил с Луки Евграфовича простыню и повернул к нему зеркало с тем, чтобы посетитель мог лицезрель своё изображение, последний увидел в зеркале ухоженное лицо с большими модными усами и прилизанной блестящей причёской. Общий вид портили только изношенный вицмундир, который, несмотря на все ухищрения владельца демонстрировал свой отделяющийся рукав, да приторное выражение лица с почему-то насмерть перепуганными глазами. Семён получил свою плату, накинул на руку полотенце, и, похожий таким своим видом на полового в трактире, проводил своего постоянного клиента до дверей.
      Первое что увидел Лука Евграфович, покинувши цирюльню, были мальчишки, азартно играющие в городки на другой стороне улицы. Но не это неприятно удивило его. Вместе с мальчишками, так же как и они азартно, в городки играл поручик Прикладов. Поручик был в одной рубашке, тогда как его мундир и портупею с шашкой держал стоящий рядом в теньке денщик. Сейчас Прикладов как раз встал на кон, ухватил самую длинную и тяжёлую биту из тех, что ему подсовывали мальчишки, хорошенько прицелился, размахнулся и одним броском снёс обе левые рюхи «письма». Мальчишки завопили и побежали наперегонки за битой. Прикладов, подбоченясь, посмотрел им вслед, затем по сторонам, заметил Луку Евграфовича, и казалось бы, очень обрадовался старому знакомому. Он поднял вверх руку, помахал ею в воздухе, но выкрикнул совсем не то, что случайный зритель готов был бы услышать:
      - Двенадцать рублей!
      Поручик хоть и не был ни разу замечен ни в одной дуэли и никто не видывал его верхом на коне, тем не менее, слыл отчаянным сорвиголовой и бретёром. Лука Евграфович всерьёз побаивался сего нахального офицера, поэтому поднёс два пальца к фуражке и чуть поклонился. Прикладов же отмахнулся от обступившей его пацанвы, быстрыми шагами пересёк улицу и схватил Луку Евграфовиа за лацкан вицмундира.
      - Как в карты играть так вы первый, а как долг отдавать, я за вами по всему городу должен бегать? Вы как я погляжу, тот ещё подлец! Желаете, чтобы я потребовал от вас сатисфакции?
      Никто и не заметил, как рядом возник протодиакон энского собора отец Григорий и загрохотал своим басом так, словно в огромной бочке пустили вскачь табунок лошадей:
      - Охальники! Господом освящённое таинство поединка, аки суда божьего, опошливаете своими мирскими дрязгами! Нынче же будете дуэлиться, иначе прокляну обоих! Коли сражаться не собираешься, так и оружие не доставай!
      Отец Григорий во всех отношениях был личностью столь ужасающей, что мало кто осмеливался сказать ему хоть слово против. Разве что перед околоточным фельдшером, совсем согбенным старичком Ивановым 23-м, отец Григорий заискивал, как коллежский регистратор, увидавший звезду святой Анны. Был отец Григорий велик ростом, голову его покрывали длинные чёрные с проседью волосы, брови были густы и кустисты, а борода торчала вперёд широкой лопатой. Молодые годы священника были так же темны, как и его борода. Кто-то говорил, что отец Григорий происходит из чолдонов, и что к нему лет пять назад приезжали друзья из Усть-Ишима, такие же пугающие и дикие, как он сам. Иные говаривали, что отец Григорий родом из других мест, что он румелийский пиндос, известный разбойник из Бесарабии, и что в миру зовут его Макарка Попокадилаки, который в молодости немало крови пустил, и был таким любителем поединков, что и введение в сан не изменило кровожадную его натуру. Сейчас же отец Григорий привлёк к себе огромными своими руками сразу и Луку Евграфовича, и поручика Прикладова, после чего проговорил им зловещим шёпотом:
      - Ежели сегодня же не устроите дуэль, обоим головы поотрываю, - и снова зарокотал басом: - И рече Давид иноплеменнику: ты идеши на мя с мечем и с копием и щитом, аз же иду на тя во имя господа бога Саваофа, бога ополчения израилева, егоже ты уничижил еси днесь. И предаст тя господь днесь в руце мои, и убию тя, и отиму главу твою от тебе, и дам тело твое и телеса полка иноплеменнича в день сей птицам небесным и зверем земным: и уразумеет вся земля, яко есть господь бог во израили, и уразумеет весь сонм сей, яко не мечем ни копием спасает господь, яко господня брань, и предаст господь вас в руки наша.
      Поручик дёрнулся, освободился от железной хватки священника, принял позу и сказал:
      - Это мы завсегда готовы-с! – затем бросил презрительный взгляд на Луку Евграфовича: - До вечеру вам времени. Двенадцать рублёв. Не то я вызову вас на дуэль.
      Лука Евграфович пришёл в себя, когда на улице остались только он сам, да кучка мальчишек, которые позабыли про свои городки и таращились на ошеломлённого чиновника. Тот ошалелым взглядом окинул улицу, с трудом поднял руку и погрозил мальчишкам кулаком, после чего на ослабевших ногах двинулся дальше к лавке купца Шеина.
      - И ведь вызовет, - шептал себе под нос Лука Евграфович. – Мы ведь с ним в одном двенадцатом чине находимся. Однако же у него тоже орденов нет. Ежели бы хоть один орден был бы, так можно было отказаться от дуэли, указывая на личное его дворянство, а нынче-то он кто? И то подумать, разве уместно гражданам дуэлиться? Не господа какие-нибудь. Наше дело в морду дать, а не дуэлиться. Ну, или получить…
      - Доброго здоровичка! – выкрикнул кто-то рядом таким высоким фальцетом, словно поблизости раздался свисток маневрового паровоза, и Лука Евграфович только что не подпрыгнул от неожиданности, настолько был поглощён своими невесёлыми мыслями. Рядом семенил старый жид Абрамка, который возил рыбу и зелень для ресторации «Парижъ».
      - Чего тебе сдалось? – недовольно спросил Лука Евграфович, которого ещё потряхивало после общения с отцом Григорием и поручиком Прикладовым.
      - Насчёт вагончика я, - жалобно пропел Абрамка. – Рыбка в волости потает совсем. Кормилец-то наш, Порфирий Андреич-с, долгих лет ему жизни, с меня шкуру сдерёт-таки.
      - А я тут при чём? – ещё более недовольным голосом спросил Лука Евграфович, хоть и понял уже, куда клонит Абрамка. – Вагонами распоряжается у нас их благородие Аркадий Палыч, к нему и иди.
      - Был я у него-с. У всех уже был. Не слушают они меня. Все говорят, мол, ежели бы я цельный состав брал, тогда другое дело. А ежели один вагон, тогда к вам-с.
      Абрамка замер на мгновение и тут же затараторил ещё быстрее:
      - Говорили, что не могут-с они за одним вагоном уследить. Ещё говорили, что вы уж так хорошо работаете, что каждый вагончик у вас на счету-с, всё-то вы знаете, во всём разбираетесь.
      Лесть, хоть и топорная, была всё же приятна уху Луки Евграфовича. Теперь он задумался о другом. Выписать путевую ведомость на один вагон – это и правда не начальственная задача, а коли так, то спустили они её на своего подчинённого в рабочем порядке. А это значит, что в понедельник придётся в любом случае заняться выделением вагона для перевозки рыбы. Сесть на телеграф, найти в главном губернском депо свободный номер вагона, отписать его в аренду Абрамке, взять с него оплату, а потом передать путевую ведомость в управление вокзала, чтобы те отправили телеграмму и вагон вывели на погрузку, а потом составители поездов добавили его к составу, следующему в Энск. Работа привычная, что и говорить. Всей работы часа на два и ещё с запасом получится. Но в силах Луки Евграфовича было так затянуть весь этот процесс (то телеграф не отвечает, то вагон не могут найти, то чернила кончились), что рыба у Абрамки превратится обратно в прах земной, из которого и была сотворена на заре мироздания. Оставалось ещё придумать, сколько потребовать у Абрамки денег за свою расторопность. Продешевить не хотелось, но и заломить сразу неприемлемую цену тоже было нельзя. Если пожадничать, Абрамка пожалуется своему хозяину, а тот уже не будет гонять своего жида, а напрямую обратится к начальнику ведомства, когда тот будет ужинать в лучшей ресторации Энска. Лука Евграфович решил поступить по-другому. Когда разговор дошёл до разумного вознаграждения, он напустил не себя важности и процедил сквозь зубы:
      - Ты сам не знаешь что-ли порядков-то?
      Жид быстро-быстро закивал так, что пейсы его задрыгались и запрыгали, как серпантин на рождественской ёлке. Только украшения эти были нечистыми и сальными.
      - Оно так-с, оно так-с… - снова закивал Абрамка и подсунул Луке Евграфовичу конвертик. Тот небрежно сунул его себе за пазуху, но переборщил с небрежностью и почувствовал, что злосчастный рукав, испытавший к тому же нападение Прикладова, отчётливо захотел ещё более отделиться от вицмундира.
      - В понедельник бы вагончик, - причитал за спиной Абрамка. – В понедельник, ваше превосходительство-с!
      - После обеда в понедельник заходи, - кинул ему Лука Евграфович, обратив внимание, что Абрамка в своих словах сразу произвёл его как меньшее в действительные статские советники. – Путевую ведомость получишь. Только оплату внеси в кассу, чтобы всё по прейс-куранту было оплачено как следует.
      - Премного благодарен вам за труды ваши-с! – затараторил Абрамка и принялся кланяться, как китаец на картинках в волшебном фонаре. – Только трудами и заботами вашими живём! Дай бог вам здоровья! И матушке вашей долгих лет жизни и крепкого здоровичка! Не бросайте нас немощных, пропадём мы без опеки вашей-с!
      С трудом удерживая себя чтобы не сорваться на бег, Лука Евграфович дошёл до поворота к почтамту, там укрылся в одной из подворотен и заглянул в конверт. Внутри лежали три жёлтеньких александровских билета номиналом в один рубль серебром каждый. У Луки Евграфовича даже вспотела шея. Ему захотелось немедленно побежать в управление и начать выбивать вагон для абрамкиной рыбы. Удержался только потому, что проклятый Ванька Прыщов всё равно не впустил бы его своим обыденным: «Не велено!». Три рубля – это уже четверть карточного долга Луки Евграфовича. Как бы ни пошли дела, всегда можно было отдать эти деньги Прикладову и попросить немного повременить с оставшейся суммой. И тогда, если отец Григорий не пронюхает, можно будет избежать дуэли. Лука Евграфович упрятал конвертик с ассигнациями во внутренний карман и пошёл дальше по Почтамтской, весело насвистывая быструю мелодию из «Мадемуазель Нитуш» и отчаянно фальшивя при этом.

Глава вторая. За мылом:
http://proza.ru/2020/08/04/428