Когда мечты сбываются

Коля в детстве хотел стать то пожарником, то пограничником, то продавцом газировки. Но это так, – минутные увлечения. А о заветной своей мечте он никому не рассказывал, потому что она была о пытках. В смысле, что его пытают.

Почти два года, с его девяти до одиннадцати, он весь день предвкушал, как ляжет спать (раньше-то его в постель было не загнать), и сможет, наконец, отдаться своим фантазиям. Каждый раз он возвращался к тому месту, где прервался прошлой ночью. И снова возобновлялись его безмерные страдания или начинались новые.

Его пытали враги, обычно индейцы или фашисты. Они надеялись выпытать тайну, которой он владел. Но ничто не могло заставить Колю ее открыть, тем более что он сам ее пока не придумал, а сразу перескакивал к пыткам. Чего только с ним ни делали! И голодом морили, и жаждой. Привязывали к столбу и секли, меняясь по очереди, когда уставали. Коля съеживался, когда раздавался свист бича, а потом его пронзала боль. Спину будто вспарывали, как консервную банку ножом. Но он даже стонать себе не позволял. Отчаявшиеся враги придумывали все новые мучения, но заканчивали всегда самой унизительной пыткой. Колю погружали в огромный бак, доверху наполненный нечистотами, где он должен был задохнуться если не от вони, то от отсутствия воздуха.

От многократного повторения пытки теряли остроту. Так поначалу внимательно вглядываешься в семейный альбом, но затем, после сотого просмотра лишь отмечаешь в уме: «Эту видел, эту видел…» и листаешь дальше. Но что интересно – страдания Коли были неописуемы, а его раны и вовсе несовместимы с жизнью, но он ни разу не погиб мученической смертью, а всегда оставался цел и невредим. Хотя врач из гестапо или индейский шаман авторитетно заявляли, что жить ему осталось не более суток, но тут приходили «наши», или он сам непостижимым образом спасался бегством.

А потом его чествовали. Везли на открытой машине, а вдоль всей дороги неисчислимые толпы приветствовали его восторженным гулом, как когда-то Гагарина. Потом расстилали красную дорожку, и он шел по ней, уже взрослый, в кителе, и очень красивый. Себя он видел отчетливо, а вот люди, ждавшие его в конце красной дорожки, люди, чьи имена и произносить боязно, были окутаны сияющей пеленой и почти неразличимы. Даже когда он подходил вплотную, рапортовал, и ему на грудь вешали орден, а то и два. Это было приятно, но истинный кайф он ловил именно от пыток.

Такие необычные мечты могли завести Колю очень далеко. Но, как ни странно, он вырос нормальным парнем без всяких отклонений, немного увальнем, с несколькими килограммами лишнего веса и с недавно обретенной любовью на всю жизнь. Фото любимой он взял с собой, когда пошел в армию и вечерами долго смотрел на нее, и от умиления слезы наворачивались на глаза.

Но это продолжалось недолго. Едва принесли присягу, как их срочно перебросили в Чечню, в район Урус-Мартана, и велели прочесывать зеленку. Они бродили по весеннему лесу. Птички поют, солнышко. Лепота! На третий день из-за деревьев, как в страшном сне, бесшумно материализовались бородатые «чехи» с бритыми наголо черепами. Раздались выстрелы. Коля уронил автомат и забился под куст, обхватив голову руками. Из его горла вырывался тоненький звук, будто он пел какую-то заунывную песню.

Его били, потом раздели догола, бросили в глубокую глиняную яму, а сверху ее накрыли железной сеткой и так оставили на целую вечность. Свет едва проникал сквозь нее, а когда его не было, Коля понимал, что настала ночь. На осклизлых стенах выступала вода, которая просачивалась из вырытого неподалеку колодца. Прилечь или хотя бы сесть было невозможно из-за мутной жижи, плескавшейся внизу и доходившей до колен. Справлял нужду прямо в эту жижу. Есть не давали дня два или три, а воду вообще – никогда, и приходилось слизывать капли со стен, чтобы утолить жажду. Но хуже всего был жуткий, сотрясавший до костей холод. Стены за ночь покрывались изморозью, и он непрерывно дрожал.

Однажды сетку вверху сдвинули, крикнули: «Вылезай! Кино снимать будем!» и бросили конец толстого каната с узлами, чтобы, цепляясь за них, он мог выбраться. После темной ямы он на свету ослеп на несколько секунд, а потом увидел ухмыляющиеся рожи «чехов», в шутку зажимающих нос. «Окати вонючку из шланга», – сказал кто-то, и на него обрушилась мощная струя. Вода, видимо, была ледяная, но различать степень холода он уже был неспособен.

Его завели в палатку. Там было много народу и среди них человек с видеокамерой, но главного с черной нашлепкой на глазу он вычислил сразу.
– Жить хочешь? – спросил тот.
– Хо… хо… ча… ыу, – едва слышно сказал Коля, который, похоже, разучился говорить.
– Выкуп заплатят, будешь жить.
– А сколь… надо?
Одноглазый метнул на него взгляд, полный брезгливого презрения:
– Ты дешевка. 20 тысяч баксов.
Откуда у родителей такие деньги? По лицу Коли одноглазый понял, что сумма выкупа была несусветной, но торговаться не стал.
– Выкуп или чик-чик… – одноглазый сделал выразительный жест. – Давай, маму с папой проси. Говори в камеру. Все готово? – спросил он человека с камерой.
– Внимание, съемка! – дурашливо загоготал тот, и камера зажужжала.
Коля бормотал, понимая всю бессмысленность своей просьбы. Потом огромный рыжий чех схватил его руку, выхватил огромный кухонный нож и рубанул ему по мизинцу. Все это под камеру. Коля взвыл от боли.

Его опять бросили в яму. Замотать рану было нечем. Чтобы хоть немного утишить боль, Коля засовывал страшный обрубок в рот и лизал его языком. Теперь раз в день ему сверху кидали две кислые лепешки. Коля моментально съедал их, подставляя снизу горстью изувеченную руку, чтобы ни крошки не пропало. Оттого, что воду приходилось слизывать со стен вместе с кусочками глины, начался понос. Он настолько ослаб, что уже не мог стоять и вынужден был полулежать прямо в зловонной луже.

Иногда ему бросали канат. Он с трудом вылезал, после чего его окатывали из шланга и вели в палатку. Камеры больше не было, но всякий раз ему отрубали палец.
– Отправим мамке для комплекта, – ухмылялся одноглазый. 
Время и боль стали неотличимы и тянулись бесконечно. Он лишился всех пальцев на левой руке и мизинца и безымянного на правой.

Однажды на рассвете сквозь забытье Коля услышал выстрелы и хриплые вопли чеченцев. Сетку с ямы сорвали, и кто-то, не целясь, дал вниз очередь из автомата. Правый бок ожгло. Стрельба усилилась. Это были наши. Нет, никаких чествований не было. Его вместе еще с несколькими пленными из соседних ям увезли в Ростов в госпиталь. Спустя неделю приехала мама и месяц ухаживала за ним. Потом поехали домой.

Любимая девушка, не дождавшись Коли, вышла замуж. Он какое-то время жил с родителями, а потом получил место в общежитии. Работает он в инвалидной артели. Руками, понятно, ничего делать не может, но наловчился таскать ящики, куда артельщики складывают готовую продукцию. Коля сильный. Он ловко подхватывает тяжелые ящики снизу левой культей, а правой поддерживает сверху. И ничего, справляется. После работы пьет пиво, смотрит телек и ложится спать. О будущем он не думает, потому что точно знает – если мечты сбываются, то выходит сплошное разочарование. А то и ужас.