Дочка священника глава 80

Через день пасха. Мысли об этом всегда грели душу, радовали, возводя в памяти события Светлого Христова Воскресения. Но, в этом году, всё представлялось по-другому. Если к хаосу в стране стали немного привыкать, то условия карантина, какая-то настороженность людей, неопределённость, сводила к минимуму такую, казалось бы, необходимую радость.
Пребывание в нашем доме чужого человека, внесло свои коррективы в ставшей обыденностью, размеренный порядок жизни. Леся продолжала панически всего бояться. Стояло лишь войти в дом бабушке Ане, как она тут же пряталась под кровать, и сидела там, словно мышь, не показывая носа. Боялась она и прихода Марички, а прочих ребят избегала, не выходя из своего укрытия, до самого их ухода. Её можно было понять – девчонка перенесла невероятный стресс.
Приезжала Алиса. Мы еле уговорили Леську показаться, для того, чтоб Алиса, как врач, могла её осмотреть.
— Серьёзных травм нет, — заключила Алиса, когда я провожал её к машине. — Но, показать психологу девочку просто необходимо!
— Да какой психолог? — развёл руками я. — Она боится собственной тени. Почти не выходит из комнаты, или прячется на печи. Ей всё время кажется, что за ней следят, кто-то ходит под домом, всё такое.
— Тогда нужно время.
— Как долго?
— Один Бог ведает. Пока над ней висит опасность, ясное дело, она не успокоится. Я вообще удивляюсь, как вы умудрились притащить её в дом, да ещё и оставить у себя. Это же ходячая катастрофа, с возможными последствиями.
— Ну, а куда её было девать?
Алиса тяжело вздохнула, покачала головой, ответив:
— Та, понятное дело. Гляжу, у вас с отцом Виктором, просто талант тащить всяких бродяжек к себе в дом.
Я лишь молча улыбнулся.
А с наступлением темноты, мы снова молились, как вчера. Лишь темень и сумерки заставляли, когда-то такую смелую активистку Лесю Крук, вылазить из своего укромного места, садиться на своём облюбованным месте, укутавшись в халат и неспешно, с неким особым усердием, повторять незамысловатые слова простой молитвы. В один момент она могла молча заплакать, тогда слова её звучали с надрывом, будто выражая всю полноту переживаемого горя. Иногда она просто замолкала, глядя невесть куда, от чего сложно было понять то, что она сейчас, в данный момент чувствует. Но я видел очевидные вещи – Леся менялась. В ней происходили именно те необратимые процессы, благодаря которым, человек становится совершенно иным. Это казалось видимым даже внешне, и такое дело не могло не радовать.
В субботу утром, перед всенощной пасхальной службой, я хотел подольше поваляться в постели. Утро хмурое, затянутое тяжёлыми, свинцовыми тучами – совсем не было желания подниматься. Сквозь дрём, почувствовал, как меня кто-то легонько тормошит, затем послышался тихий, еле различимый голос:
— Проснитесь, прошу, пожалуйста. Слышите, поднимайтесь скорей.
— В чём дело?! – недовольно буркнул я, приподняв голову и увидев возле себя перепуганную в смерть Лесю.
Она нервно оглядывалась по сторонам, продолжая твердить:
— Скорей просыпайтесь! Там в окно стучат.
— Кто?
— Я не знаю. Наверное, это за мной. Что мне делать?!
Действительно послышался негромкий стук в окно – раз, другой, так словно некто робко просит его впустить.
— Прячься скорей на печь! – сказал я, мигом схватившись с лежанки – местом моего ночлега.
Леся прытко вылезла на лежанку, затем нырнула в печной проём, проскулив:
— Не выдавайте меня им, умоляю.
— Да сиди ты уже! – сказал я, накидывая на плечи куртку. — Кто бы там ни был, ни звука! Поняла?
— Угу, — простонала девчонка.
Я осторожно отодвинул занавеску окна. Те, кто стучал, умышленно спрятались в слепой зоне, и я понимал, придётся открывать дверь. Когда я её открыл, то словно обомлел. Возле верандочки стояли Чёрный капеллан, в сопровождении Гычкы и ещё какого-то боевика в камуфляжной форме. Аверьян криво улыбнулся, окинув меня пронзительным взглядом, кивнул головой, проговорив:
— С добрым утром, отец Павел! С наступающим праздником.
— И вам того же, — безо всяких любезностей, ответил я. — Чем могу служить, в столь ранний час?
— Помилуйте, отец дорогой, — заулыбался капеллан, — на часах почти девять часов, какой же это ранний час?
— Тем не менее…
— А вы не догадываетесь?
Я молчал. Что тут догадываться, и так всё предельно ясно.
— Как вы узнали? – я чувствовал, нахлынувшее ниоткуда чувство обиды, размешанное с чем-то, напоминающим беспомощность.
— Это не мудрено, — Аверьян был явно доволен собой.
— Маричка, — тяжело вздохнул я.
Чёрный капеллан еле заметно покивал головой, не убирая улыбку, повернулся, сделав несколько шагов в сторону дорожки, приглашая меня пройтись с ним.
— Такое очевидно, — сказал он, засовывая руки в карман, хотя до этого он держал их на виду, одетыми в специальные полуперчатки. — Моя крестница привязалась к вам, но она осталась простодушной, как и все дети. Не вините её. Я не вижу ничего плохого в том, что Маричка дружит с вашей дочерью. По мне, так на здоровье, тем более в этом есть определённая польза.
— Кто бы сомневался, — я поплёлся рядом с капелланом к дорожке, ведущей к дому Буниных.
— Ладно, оставим это, и вернёмся к нашим баранам, — Аверьян говорил спокойно, вкрадчиво, выделяя каждую фразу. — Эта маленькая дрянь, прячется у вас. Отрицать такое не имеет смысла…
— Допустим. Дальше что?
— Да ради Бога, отец Павел. Хоть удочерите её, или женитесь. Просто возникла проблема, а её хочешь не хочешь, придётся решать!
— Леся мне рассказала, как вы решаете проблемы. Не боитесь?
— Кого? – Аверьян наигранно расхохотался. — Кого нам нынче бояться?!
— Да, вы правы. Некого… Послушайте, Леся не брала тех денег. Она даже ничего о них не знала и…
— Это она вам так сказала?
Ну да. Что я знаю об этой девчонке? Привык доверять людям, верить им на слово. Так хочется оставаться простодушным. Я ничего не ответил. Промолчал.
— Да и не в деньгах дело, — продолжил Чёрный капеллан. — Помните ту нашумевшую историю с Иринкой Аист и её, мягко говоря, подругой? Скандал в автобусе из-за фильма на русском языке.
— Мне не интересны такие новости.
— Да бросьте. Я ж знаю, что вы в курсе. Так вот, наши радикальные организации заступились за тех девчат. Активистки, волонтёрки, сами понимаете. Данное дело приняло общественный резонанс, разные блогеры понесли его в сеть. И что в конечном итоге? Выяснилось – Иринка Аист, Настуся Федерал принадлежат к ЛГБТ сообществу…
— Почему-то меня такое не удивляет.
— Да уж. Получается радикальные организации, которые хронически не переваривают всякие такие движения, конкретно замарались, стали выглядеть посмешищем в глазах общества. Ещё фюрер немецкого народа Адольф Гитлер, говорил…
— Давайте, только, без этого!
— Хорошо. Организация Леси Крук «Радуга», стала занозой, которую нужно выковырять. От них больше проблем, чем пользы. Майдан сделал всех равными, но это не означает, что из грязи должны произрастать всякие сорняки! Это политика, отец Павел, ничего личного.
— Как обойтись минимальными жертвами, в таком случае? Я имею ввиду, нельзя ли решить проблему мирным путём?
— Можно, — на лице капеллана отобразилось абсолютное безразличие, некая отрешённость. — Мы ж не звери какие. Хотите взять девочку на поруки? Бог в помощь, как говорится. Только…
Аверьян развернулся на одной ноге, заложив руки за спину. Он уткнул задумчивый взгляд в землю, помолчал с минуту, хотя та минута показалась мне вечностью. Я был спокоен. Это спокойствие предавала необъяснимая сила. Некая благородная цель – спасти человека любой ценой, внушала уверенность, предавала мужества. Наконец, капеллан просверлил меня острым, как игла взглядом, проговорив:
— Только с этой минуты, вы, как говорят в определённых кругах, «впрягаетесь» за розовую няшу Лесю Крук, значит несёте ответственность за дальнейшие её поступки и действия. Не обессудьте, ежели чего, спросим уже с вас. Готовы расписаться на таких условиях?
— Вы говорите, как настоящий бандит.
— Это не важно, — было видно, Аверьяну не приятно такое сравнение, он скривился, но неимоверным усилием сдержал себя, чтоб не произнести какой-либо грубости. — Организация «Радуга» больше не существует! Я, надеюсь, это всем понятно?
— Более чем, — говоря эти слова, я понимал, как сильно рискую.
Ведь я обещаю то, над чем не имею ни малейшего влияния. По сути, подставляю себя, свою семью, церковь.
— Вот и ладненько, — слегка улыбнулся Аверьян. — Я думаю, можно верить вам, равно как и вашим словам. А до остального… Так нам на руку такие события. Мы с абсолютной уверенностью, в любой момент, можем заявить, как разлагается Московская церковь, имея у себя таких сомнительных прихожан. Это уж ваши личные проблемы, отец Павел, не обессудьте. Поверьте, такой финал, меньшее из зол.
Аверьян злорадно ухмыльнулся, резко повернулся ко мне спиной, зашагав вниз по дороге. Его сопровождающие, поплелись следом. Вдруг он резко остановился, опять развернулся ко мне лицом, сказав:
— А деньги, всё-таки, придётся вернуть, — немного помолчав, добавил, — половину. Это совсем немного!
— Постойте! – слово вырвалось само-собой, я вдруг запнулся, но уже понимал, какой странный поступок придётся мне совершить.
Странный поступок… Именно странный. Я неспешно подошёл к Аверьяну и его сопровождающим. Те стояли не шелохнувшись, казалось, следя за каждым моим движением.
— Если подождёте пару минут, я вынесу то, что вам нужно.
— Разобьёте копилку? – ухмыльнулся капеллан, что вызвало веселье, у его спутников.
— Вам ещё нужны эти деньги?!
— Ладно – ладно, мы подождём.
Я вошёл в дом и ко мне сразу прильнула Хильда.
— Папа, что там такое? Они пришли за Леськой?
Я ничего не ответил, лишь похлопал дочь по плечу и подошёл к серванту. Отодвигая чашки, чайники, жестяные кофейные коробочки, я продолжал задавать себе один и тот же вопрос: «Что я сейчас делаю?» Ведь глупо и бестолково. Но, почему глупо? Это же для спасения человека! Незнакомого, чужого человека - птицей билась в голове последняя фраза, в противовес благородному решению. Я поглядел на застывшую в недопонимании Хильду. На её лице застыл вопрос, но не хотелось сейчас ничего объяснять. Не мог.
Вот он. Я вытащил из небольшой коробочки свёрточек, осторожно развернул его. В ладонь выпал перстень. Эта вещь, когда-то принадлежала моему лучшему другу Валентину Клубину. Что мы с ним только не прошли в 90е. Молодые, задорные, казалось, что весь мир берёт своё начало у порога нашего парадного. Неизвестная жизнь, шальные деньги умеют крутить голову. Валька увлёкся азартными играми. Те кто в курсе, знают какая это страшная беда. Появились долги, пустые обещания, слепые надежды. Однажды Валька принёс мне этот перстень – золотая печатка с ониксом в сердцевине и элементами из платины. Мой друг не заметил, как задолжал мне довольно большую сумму. Такое продолжалось бы не известно столько, если б не ссора с женой. Неринга буквально вытолкала Вальку за дверь приказав, что не пустит его на порог, если он ещё раз придёт просить в долг. А через неделю Валька позвонил мне, назначив встречу. Весь вид его был мятым, затравленным. Он протянул перстень, проговорив:
— Понимаю, дружище, как долго я ходил в должниках. Мы все переругались из-за этих долгов. Не хочется, чтоб хотя бы между нами вырос барьер недопониманий. Эта вещь с лихвой покроет все те неудобства, что я представил. Перстень мне дорог, как память, и прошу лишь об одном: если не имеешь острой нужды, прибереги его. При малейшей возможности, хочу попробовать выкупить. Если же продашь, или сделаешь кому-либо подарок, я пойму. Спасибо за всё!
Я отказывался как мог. Тогда дела шли хорошо, и острой необходимости требовать долг не имелось, тем более у друга. Только Валька и слушать не захотел. Сунул перстень мне в карман куртки, и молча ушёл.
Проносилась ураганом жизнь, метало нас, било, вводило в нужду, но я ни при каких обстоятельствах не прикасался к перстню Валентина. Даже тогда, когда продавали квартиру, когда приходилось спустить на тормоза бизнес, когда не имел возможности купить обычного хлеба, когда скитался по квартирах, приехал в село, терпя нужду и недостаток.
Три недели назад позвонила Валькина жена Даша. Она каким-то образом узнала мой телефон. Даша сообщила, что Вальки больше нет, он умер от инсульта. Я не расспрашивал, но догадался, мой друг, в последнее время, стал сильно закладывать за воротник. Вот и всё. Я не мог оторваться от вещи, когда-то принадлежавшей Вальке Клубину, погрузившись в размышления. Какая глупость, вот так вот отдать дорогую вещь этим, по сути, бандитам, в то время, когда у меня дочь – подросток, когда мы сводим концы с концами, когда… Хотя, почему сводим концы с концами? Мы имеем всё необходимое, а что не имеем, приложится. Я верю в это, надеюсь. У нас ещё случится, как в добрых сказках, не смотря на все передряги. Просто дело в другом. Кто мне эта Леська? Да она через пару дней завеется, как пустынный сорняк, гонимый ветром.
— Ну, что ты как размазня?! – проговорил я сам к себе, подойдя к зеркалу.
В стекле отражалось моё лицо, и оно мне стало сейчас просто отвратительно. Нет ничего ценнее на свете, чем человеческая жизнь, пусть даже такой странной девочки, как Леся Крук. И кто я такой, чтоб об этом говорить? Может мы, когда-нибудь, все вместе, ещё будем гордиться, что всего на всего находились с ней рядом.
— Папа, ты в порядке? – забеспокоилась Хильда, своими словами вернув меня в действительность.
Я, в последний раз, разжал ладонь, чтоб посмотреть на перстень, чувствуя, как всё больше и больше душит меня та мерзость, что в народе называют жабой. Улыбнулся, подмигнул Хильде, ответив:
— Теперь да!
Не раздумывая ни минуты, я вышел на улицу, где меня ждали трое. Тихо моросил дождь. Капеллан и его компания заметно скучали, Гычка закурил сигарету и дым от неё, густым облаком, покатился по цветнику бабушки Ани.
— Вот, — протянул я ладонь с Валькиным перстнем, — думаю, этого будет достаточно.
— Ух ты, — Аверьян осторожно взял печатку, повертел её в руках, потёр, обнюхал и злорадно улыбнувшись, добавил, — оце дило, отец Павел. Более чем достаточно. Извини, сам понимаешь, сдачи дать не могу.
— Не стоит! Пусть будет в милостыню, за упокой души раба Божьего Валентина.
— Перстень что, с покойника какого-то? – напрягся Аверьян.
— А вам не всё равно? Или брезгуете?
Аверьян помрачнел, но ничего не ответил. Он очень аккуратно сунул печатку в карман, поклонился глазами и неспешно пошёл к калитке.
— Мы в расчёте? – кинул я ему в спину. — Девочку не трогайте!
Капеллан, не оборачиваясь утвердительно кивнул головой.
— Расписку бы, — снова окликнул я.
Тот остановился, поглядел на меня в полразворота долгим взглядом, наполненным какой-то невыносимой тоской, после чего ответил:
— Девчонку никто не тронет. О нашем уговоре, надеюсь, напоминать не нужно? Желаю счастливых праздников.
Сказав это, Чёрный капеллан подошёл к окну, постучал в него со всей силы, крикнув с ехидной ухмылкой:
— Хороших праздников, Лесенька!!
— Сволочь, прости Господи, — вполголоса бросил я в след удаляющемуся Аверьяну.
Войдя в дом, я нашёл девчонок, забившихся в угол Хильдиной комнаты. Леся вся дрожала, всхлипывая, глядя на окно, как затравленный волчонок. Хильда гладила её по плечу говоря слова утешения.
— Они… Они пришли за мной? – дрожащие губы Леси шептали фразы, терявшие звук на полуслове. — Не отдавайте меня им, прошу, не отдавайте. Я сделаю всё, что скажите, только не отдавайте.
— Была бы моя дочь, взял бы хворостину и как… — я устало рухнул в кресло, прикрыв глаза. — Успокойся, всё закончилось. Они больше не придут. Никогда.
Леся, конечно, не верила мне, но её умоляющий взгляд так сильно вызывал надежду. Она вдруг расплакалась, так горько, что пришлось теперь нам вдвоём с Хильдой её утешать. Нервы не казённые, нервы не струна, не сдюжили. Всё-таки она ещё совсем ребёнок.
продолжение будет...