Детство и дедство

                Он разбирается в искусстве

   С помощью от зайца я сегодня обломался. Пару дней назад заскочил в дом – они там с бабушкой Т. математику повторяют. Она ему задачку подсунула, в условии которой, я так понял, на одной чаше весов авторы разместили несколько мышек, на вторую усадили столько же лягушек. Когда одну мышку поменяли местами с одной лягушкой, то весы показывали то же самое, что и раньше. Вопрос: кто из обменянных тяжелее. Ребёнок сидит, молчит, видать, соображает: в чём прикол? А бабушка начинает над ним виться с разъяснениями.
  - Обе тяжелее. – Говорит ребёнок.
  - Э… - Выдыхает открывшийся бабушкин рот.
  - Правильно, - вворачиваю свои пять копеек, - мыслишь, но неправильно озвучиваешь. Одинаково весят.
  - Ну да, одинаково весят. Я это и имел в виду. Спасибо за помощь. – Смеётся заяц.
  - Всегда рад. – Смеюсь я.
  - Я в долгу не останусь.
  - Само собой!
   А сегодня застал их за математикой и спрашиваю:
  - Ну что, заяц, пойдёшь мне помогать?
  - Я бы с удовольствием, но видишь: бабушка без меня с математикой не справляется. Нужно ей помогать. – Шутит, значит, в настроении.
  - Да, бабушка – это святое! Ладно, я погнал.
   Заяц, как я потом узнал, без дела не остался: с бабушкой И. отбивные делал. Себе работу потяжелее выбрал: отбивать. А ей пустячок остался: подумаешь, жарить – кто не сумеет? 
   Ну а я, значит, сижу на табуреточке под палящим прямо в темечко солнышком, чтоб ему, корячусь над последними двумя парапетами. Табуреточка, слепленная мною ещё при союзе из ножек отжившего свой век кухонного стула из многослойной фанеры, ДСП, поролона и дерматина из остатков очередных каких-то самоделок, хоть и мягкая, но мыслям моим от себя далеко улетать не позволяет: поскрипывает в такт пошатывающимся ножкам, покряхтывает, развалиться обещает. Старость…
   А работа столь же ответственная, сколь и нудная: закрашиваю «швы» между «природными камнями». Фасадная водоэмульсионная краска сохнет на кисточке возле бандажа почти мгновенно и растопыривает её на манер причёски «взрыв на макаронной фабрике», поэтому пришлось глубоко вздохнуть и взять самую тонкую, проданную мне в канцелярском отделе под видом кисточки для рисования. Много ею наработаешь? Нудота… Но я стараюсь. Разве что язык не высунул.
   Мимо ходят люди в больницу и из больницы. В больницу по большей части молча, назад – с криками по телефону. О поставленных им смертельных диагнозах, о прописанных им лекарствах, одна даже про туалет что-то орала. С повторами. На связи, видно, кто-то глухой сидел. Ничего интересного, в общем.
   А тут идут папа с сыном. Сыну лет шесть, наверное. Мелкий, но рассуждает здраво и вы сейчас в этом убедитесь. Папа идёт по тротуару, по другую сторону от дороги, а сына как магнитом тянет в мою сторону.
  - Не иди посередине дороги: вдруг машина выскочит!
  - Папа, это же искусство!
  - Домой придём, там бабушка оладышки напекла. – Зациклился папа на материальном.
  - Папа, смотри, как он старается, как аккуратно делает! Он точно разбирается в искусстве!
   Я прыснул, не удержался. А папа снова о своём, материальном:
  - Где ты уже штаники выпачкать умудрился? Мама дома обоих заругает…
   Ребёнок о духовном, а он… Неправильный какой-то папа.