Анонимка. Цикл Милая старина

    Двадцативосьмилетний поручик Бряхин Калистрат Нифонтович, поразмыслив, пришел к выводу, что хотя за дочерью урядника и нельзя ожидать солидного приданого, но Пульхерия Перепелкина, девушка полногрудая, улыбчивая, румяная и желанная, вполне достойна стать его супругой и нарожать таких же пухленьких наследников.
    Размечтавшись, Бряхин представил себя в окружении пятерых ребятишек, – на меньшее он даже не рассчитывает, семья должна быть большой! - и решил тут же, не откладывая, обратиться к известной в городе удачливой свахе Федосье Cысоевне  Утятиной. Та хоть и взымает за услуги немалую мзду, но, ежели берется, дело верно доводит до свадьбы.   
    Однако встреча со сводней принесла жестокое разочарование. Оказалось, что его опередил отставной майор Оглобля Аристарх Кононович, солидный, уже в годах бездетный вдовец, с которым, как выразилась Федосья Сысоевна, «вам, не в обиду будь сказано, трудно тягаться - богат и знатен».
    Это ее замечание задело поручика, и он почувствовал себя настолько уязвленным свахой, что решил во что бы то ни стало отомстить обоим: и Утятиной, и возможному жениху, расстроив грядущую свадьбу. Но, что может помешать сему? Перебрав в уме различные варианты, Калистрат Нифонтович остановился на не совсем порядочном, но действенном - клевете. Конечно, следует в глазах майора опорочить невесту! А когда тот откажется от нее, потерявшей стыд, тут-то, не смотря ни на что, и можно посвататься, что, несомненно, будет оценено по достоинству…
    Задумано – сделано, и Бряхин послал слугу на почту за конвертом и бумагой - на своей писать поостерегся. При стряпанье пасквиля следует быть осмотрительным, - понимал он, боясь разоблачения, и, взяв в левую руку перо, принялся выводить неверными каракулями:
    «Почтеннейший господин майор! Узнав о Вашем желании соединить свою судьбу с девицей Перепелкиной Пульхерией, и уважая Вас и Ваши седины, считаю своим долгом донести, любезнейший… - тут сочинитель на минуту задумался и продолжил: - …будущий рогоносец, что сия особа весьма порочна! За внешней скромностью ее личины скрывается потерявшая стыд и совесть любительница плотских утех!
    Искренне и всегда Ваш почитатель, -
    Онаним-доброжелатель».
    Уже заклеив конверт, Калистрат Нифонтович понял, что впопыхах исказил слово «аноним», да и вообще оно лишнее - достаточно одного доброжелателя. Но было уже поздно: другого конверта нет, а дело не терпит - того и гляди свадьбу объявят… Сойдет и так.
    …На следующий день отставной майор получил кляузное письмо с грязью, марающей его будущую супругу, и решил, что, несмотря на старания этого «грамотея»-клеветника, от нее, конечно же, никогда не откажется. А вот наказать подлеца следует непременно. И Оглобля обратился к местному детективу – частному сыщику Понюшкину.
    Никандр Варламович, будучи в розыскных делах опытнейшей ищейкой, понюхав письмо, стразу определил, что написано оно мужчиной. От женщин листок обычно пахнет духами, а записки от противоположного пола разят табаком. Следующим его шагом был поход на почту, где Понюшкин постарался узнать, кто в последние два дня покупал конверты нужного вида.
    И тут детектива ожидала удача. Оказалось, что таковых покупателей было всего двое. Кубышкина, пожилая вдова мелкого чиновника местной управы, купила три конверта и тут же отправила в одном письмо сыну в Самару. Вторым же покупателем был Аким, слуга поручика Бряхина, проживающего аккурат рядом с почтой.
Кубышкина сразу была отметена, а вот Бряхин сыщика заинтересовал крайне. Он немедля стал наводить о молодом военном справки.
    Узнав, что тот неженат, Понюшкин решил поинтересоваться у городской свахи, не сватался ли Бряхин к героине доноса. Когда же Федосья Сысоевна ответила, что таковое желание у поручика было, сыщик уже не сомневался, что на верном пути, а поклеп написан левой рукой Бряхина.
    В первое мгновение, когда слуга доложил Калистрату Нифонтовичу о частном детективе, просящем принять, молодого человека охватил легкий холодок страха, и появилось желание, сославшись на занятость, отказаться от встречи. Но любопытство узнать, неужели тот вышел на него, или посетитель имеет интерес в неопасном направлении, пересилило страх, и поручик велел Акиму:
    - Зови господина Понюшкина!
    Когда сыщик заявил, что у него есть неопровержимые доказательства об авторстве пасквиля, написанного левой рукой, и, естественно, он готов представить их майору, Бряхин, окончательно струсив, спросил:
    - А нельзя ли нам как-нибудь… договориться?
    Поломавшись, детектив высказался в том духе, что, наступив на принципиальность, и пренебрегая своим правилом не вступать в сговор с противной заказчику стороной, он, понимая чувства отвергнутого, и из уважения к господину поручику, готов не раскрывать майору имя автора столь неосмотрительно отправленного письма.
    - Но я не был отвергнут! – оскорбленный этим предположением заявил анонимщик.
    – Так сколько я должен заплатить за ваше молчание? – в упор спросил он.
    - Пятьсот золотых.
    - Что??? – ошарашенный цифрой и наглостью шантажиста, Калистрат Нифонтович был готов указать ему на дверь, но здравомыслие удержало. «А совесть где? Такое заломить!» - подумал поручик, однако спросил: - Изволите шутить, милостивый государь?
    - Ошибаетесь, любезнейший. Не раскрыв порученное мне дело, я ставлю на кон свою репутацию сыщика и, быть может, потеряю энное количество клиентов. Так что торговаться не будем. Я и так назвал цену по-божески.
    «Да на тебе креста нет!» – чуть не крикнула грабителю его жертва, но и тут Калистрат Нифонтович проявил благоразумие и как можно миролюбивее попросил сутки на размышление, а, скорее всего, на сбор данной суммы, так как подобной сейчас нет в наличии.
    Мило попрощавшись, и пообещав завтра в это же время придти за ответом, наглец ретировался, оставив хозяина дома в растрепанных чувствах. Как быть? Такой оглушительной суммы нет и взять неоткуда. Да если бы деньги и водились, где гарантия, что этот прохвост не обманет? 
    Отказаться – значит наверняка обречь себя не только на публичный скандал, но и на бесспорное если не разжалование в солдаты, то уж точно крушение военной карьеры. Эх, вот если бы отставной майор, требуя сатисфакции, вызвал его на дуэль, то, без сомнения, был бы, старый козлище, как заяц, подстрелен – в своей меткости поручик не сомневался. Но этот отставной попрыгунчик, ни на что уже не пригодный, на такое, конечно, не пойдет, предпочтя суд...
    Разумеется, можно во всем отпираться: мол, сплошной оговор, полнейший бездоказательный поклеп. Хотя… «А вдруг заставят написать что-либо левой рукой? Тут-то мне и крышка…» - так без конца рассуждал пришедший в ажитацию загнанный в угол своим же безрассудством несостоявшийся жених.
    Единственный выход – что-то сделать с левой рукой. «А что если ошпарить пальцы?» – осенило беднягу. Но тут же эта идея была отброшена: разбирательство могут отложить, пока рука не заживет. Отрубить бы пальцы! Но это несерьезно: истечешь кровью или внесешь инфекцию, и от заражения сам себя погубишь… Остается одно – избавиться от этого гнуса – детектива. Убить, и дело с концом! Но, как это провернуть, чтобы было шито-крыто и не попасться, как с чертовой "онанимкой", с которой не иначе бес попутал…
    Полночи Бряхин провел в беспросветных размышленьях, но так ничего путного не придумав, уснул.
    А утром его словно озарило: «Явившемуся шантажисту следует указать на дверь и пригрозить разоблачением перед майором и всем светом! – пронеслось в голове поручика. - Ведь есть свидетель, слушавший весь разговор, стоя за дверью! Слуга готов подтвердить, что, выбрав хозяина жертвой, нанятый майором сыщик Понюшкин Никандр Варламович потребовал от меня за то, чего я никогда не совершал, пятьсот рублей золотом, то есть целое состояние. Отмываться от такого обвинения сыщику вряд ли захочется, а, значит, и передавать данные майору он поостережется!»   
    Приободрившийся Бряхин решил дать урок вымогателю и ждать реакции майора, а потом уж, судя по обстоятельствам, действовать.
    Вечером того же дня поручик в простых выражениях разъяснил погнавшемуся за двумя зайцами Понюшкину, в каком положении тот сам оказался, и с удовольствием выставил шантажиста за порог.
    В свою очередь Аристарх Кононович Оглобля, поразмыслив, пришел к выводу, что погорячился, когда, получив пасквиль, не подумал о последствиях и нанял детектива. Ведь начавшийся скандал, едва будет предано огласке имя мерзкого анонимщика, все равно ляжет грязным пятном на его будущую супругу. А так как он в честности и невинности девушки не сомневается, то и незачем вся эта неприятная дребедень: разговоры, сплетни, без которых в обществе не обойтись…
    И майор, извинившись, и оплатив услугу, попросил сыщика более этим делом не заниматься, даже не пожелавши выслушать его соображения о предполагаемом имени автора пасквиля.
    Не дождавшись, к счастью, в отношении себя дальнейших действий отставника, Бряхин был готов уже поверить в возможный благоприятный результат своего наговора. Но неожиданно заявившаяся к нему сводня Утятина развеяла ожидания молодого человека, сообщив, что сватовство к Пульхерии благополучно состоялось, и назначена дата венчания и свадьбы. Пока же, готовясь к ней, невеста посещает танцкласс, дабы укрепить свои навыки в танцах, так как старый попрыгунчик, видите ли, изъявил желание на торжестве станцевать с супругой мазурку.
    А еще сваха высказала поручику очень лестное и заманчивое, по ее мнению, предложение сосватать за него Феклу, дочь стряпчего Теребикина Лавра Мефодьевича, девицу хотя и немного засидевшуюся, но за которой обещается хорошее приданое и соответствующее положение в обществе.
    - О вас, уважаемый Калистрат Нифонтович, в этой семье сложилось довольно благосклонное мнение, и в добром приятии вашего предложения нет сомнения! – сладко пела сваха.
    - Благодарствую за заботу и почтение, глубокоуважаемая Федосья Сысоевна! – услышала она в ответ, сказанное не менее медовым тоном. - Но я пока не расположен жениться. Так что подыщите для вашей протеже кого-нибудь другого, осчастливив его.
    …Сообщение о предстоящей свадьбе соблазнительной Пульхерии с шестидесятилетним отставным майором опечалило беднягу. Ну как упустить ту, которая при случайных встречах теряется, зардевшись, и стыдливо прячет глазки под его горящим взором? Но вскоре, вспомнив сообщение Утятиной о танцклассе, молодому повесе пришла в голову спасительная идея: нужно самому также приобщиться к танцам. Никуда нимфа не денется!
    И окрыленный открывающимися перспективами, он твердо уверовал, что детки, которыми юная супруга осчастливит попрыгун-майора, на самом деле будут его, Калистрата Нифонтовича Бряхина. Поручик устроился на козетке и предался приятным мечтаниям.