Гл 70. Пощёчина

           И только давняя подруга Ани, заслуженная врач РСФСР, акушер-гинеколог, Елькова Людимила Ивановна, помогла определить его в районную больницу, попросив главного врача принять Степаныча. И не фиксировать его как поступившего больного. И мы, медики, знаем - почему?
 
         И теперь, перед рассветом, в тёплой палате больницы, он крепко держал Аню за руку.
В палате было много больных. Заходили, выходили, хлопали дверью, гремели посудой, журчал водопровод. Начиналось утро.

          Кровать, на которой лежал Степаныч, была короткой и узкой для него, когда-то высокого и стройного, а теперь, массивного и измученного болезнью.
Его лицо временами выражало страдание, но он прятал эту боль, выполняя обещание: не просить помощи и не быть несчастным, когда придёт его время -  умирать. Он уже не помнил, кому говорил такое, но в глубинах своего сознания понимал, что то порочное зло, которое исходило от него, было не подвластно ему, его силам и разуму. С этим он не умел бороться. Он не ждал ни сочувствия, ни любви, ни жалости к себе, и не будет унижаться или как это называется. То, где он был, жил - называлось жизнью. Он так и жил, по-другому не умел, пусть так будет и дальше. И, качающимся сознанием, он понимал, что и ЭТО состояние, где он сейчас - тоже его дом. Притихший, он верил в те силы, которые всегда были с ним и хотел им подчиняться и дальше.
 
         "Что думает он на исходе своей жизни? Понимает ли, что умирает? Страшно ли ему? Вспоминал ли их, детей? Почему молчит? Скажет ли Ане что- нибудь хорошее, сердечное, доброе"? Одна за одной кружились мысли.
 - Больно? - спросила Аня.
 - Грызёт, - без эмоций, тихо ответил он. Аня высвободила свою ладонь из его рук и погладила его большой сейчас живот, облегчая страдания.

         "Знает ли он, как поступила с ним его Надежда Григорьевна? Слышал ли, как громко возмущался фельдшер? Понял ли, что Аня много раз оставляла его в салоне "скорой", в надежде определить его в больницу? Но никто его не взял. Хотелось ужаснуться тяжёлой действительности. Но ужаса не было. Степаныч молча смотрел на Аню, и ей казалось - бессмысленным взглядом.
 - Ноги устали, упёрлись в спинку кровати,- неожиданно произнёс Степаныч, удивив Аню.
Наклонившись над ним, охватив его грудь и плечи руками, пытаясь передвинуть его, крупного и грузного повыше в постели, Аня плотно прижалась к нему своей большой грудью и взгляды их встретились.
Слабые следы искр засветились в его глазах и как будто зарумянилось лицо. Казалось, что-то волнующее посетило его и он хочет сказать...хочет сказать... важное...Показалось...
"Неужели...? Нет, нет! Ничего не надо! - встрепенулась Аня, испугавшись. Всё прошло. Всё позабыто. Да и было ли?" Но чтобы порадовать его и чтобы слышал только он один, она чуть прижалась к его щеке и тихо сказала:
 - Да, да! Было всё у нас с тобой. Но Степаныч молчал, сжимая её ладонь...

        - И что это ты так разболелся, не дождался внука,- вдруг снова заговорила Аня, помолчав и вспомнив, что их дочь Светлана беременна и ждёт ребёнка. И тут же ужаснулась опрометчивым своим словам! Это было жестоко с её стороны! Но так ли опрометчиво? И у Ани появилось ощущение возмездия по отношению к умирающему Степанычу, уязвимому сейчас.
Она как будто влепила ему пощёчину за слёзы, обиды, за пережитые страдания и оскорбления. Теперь Аня знала, что он всё слышит. И в подтверждение её мыслей, Степаныч молча переложил ладонь Ани в другую руку и снова крепко сжал, глядя ей в лицо. Он молчал и принимал всё, что слышал. Но духовная бедность, чванливая гордость не научила его говорить ни слов благодарности, ни просить прощения!

Продолжение - http://proza.ru/2020/07/29/320