Глава16. Deus vult Этого хочет Бог

Дорога шла через лес, карета подпрыгивала на каждой кочке, и Анна не выдержала. Эти места она знала отлично, до монастыря было рукой подать, и она решила пройтись пешком. Время близилось к полудню, скоро прозвучит монастырский колокол, и она почувствовала, как устала, измучилась и голодна.
Впереди по дорожке шли две послушницы с полными корзинами. Миледи секунду раздумывала, потом окликнула женщин: идти за ними незаметно у нее все равно бы не получилось, а вот завести знакомство проще вне стен монастыря. Обе послушницы испуганно обернулись, но, завидев женщину, успокоились и стали между собой совещаться. Миледи шла к ним с самой обворожительной своей улыбкой, желая доказать, что от нее не исходит никакой угрозы. Впереди уже маячили увитые плющом стены Бетюнского монастыря: здесь ей следовало дожидаться распоряжений Ришелье.
Обе послушницы были молоды, а лицо одной из них показалось миледи смутно знакомым. У Анны была великолепная память на лица и местность: раз что-то или кого-то увидев, она запоминала это навсегда, но не всегда могла увязать потом с конкретными местами или событиями. Вот и теперь она не сомневалась: одну из девушек она уже видела, но при каких обстоятельствах - вспомнить не удавалось. Нежное, с чуть вздернутым носиком, большеглазое лицо, на котором сейчас читались и любопытство, и благожелательность, располагало к себе сразу. Миледи подумалось что, если бы не наряд послушницы, скрадывающий фигуру и прячущий волосы от нескромных взглядов, она бы уже узнала эту женщину, но нынешний наряд обезличивал внешность. Вторая послушница выглядела простушкой, а ее конопатое личико совсем юной девушки не выражало ничего, кроме откровенного восторга: серое, дорожное платье миледи было украшено серебряной вышивкой, а со шляпы на плечо падали два роскошных страусовых пера: белое и черное.
- Милые дамы, помогите мне, - нежный голосок леди Винтер располагал к доверию. – Я разыскиваю Бетюнский монастырь, и уже жалею, что решилась пройтись пешком, отослав наемный экипаж. Судя по вашим платьям – вы послушницы? Тогда вы можете знать, где находится нужный мне монастырь.
- Сударыня, вы не ошиблись: мы послушницы именно этого монастыря, а вот и он сам. Идемте с нами, мы проводим вас к матери-настоятельнице, - младшая из девушек, и более бойкая, пристроилась около миледи, в то время как старшая осторожно бросала на Анну внимательные и испытующие взгляды.
«Она, кажется, тоже видит меня не в первый раз, - подумалось миледи. – Это плохо».
Калитка в стене, почти скрытая занавесом из плюща, открылась только тому, кто знал о ее местонахождении: для этого пришлось отвести густые заросли в сторону. Миледи шла и, стараясь это делать незаметно, старательно запоминала дорогу: кто знает, что готовит ей судьба, и как при случае придется убегать.
Тропинка, мощеная кирпичами, едва просматривалась в зарослях каких-то лекарственных растений, которые монашки выращивали у себя на заднем дворе, поближе к лесу. Они еще пару раз обошли хозяйственные пристройки, и миледи открылся вид на длинный корпус жилых помещений и служб монастыря, который упирался в старинную церковь. Мощные контрфорсы и устремленные вверх конструкции храма говорили сами за себя о времени, когда строился этот монастырь. Мощно зазвучал колокол, отбивая полдень, и под сводами галереи, опоясывавшей здание по всей его длине, замелькали одеяния монашек.
- А вот и наша матушка, - звонко сообщила рыженькая послушница, и поспешила вперед, к аббатисе - еще не старой женщине, которая, едва завидев миледи в обществе своих послушниц, приняла позу неприступной хозяйки, сразу напомнив Анне наседку, готовую защищать своих цыплят. Аббатиса была маленькая, кругленькая, румяная, и в суетливых движениях ее, в том, как она размахивала своими короткими ручками, словно крыльями, было столько от курицы, что миледи едва сдержала улыбку.
- Сестрица Полин, вы заставляете нас беспокоиться. Вы ушли так рано и так задержались, что мы уже не знали, что и подумать. Прошу вас впредь быть осмотрительней. Вдобавок, с вами наша новая сестра, которой надо быть вдвойне осторожной! – аббатиса покачала головой, всем своим видом демонстрируя, что ей не по душе такие долгие прогулки вне стен монастыря. – Но вы вернулись не одни, а с незнакомой дамой. Могу я поинтересоваться, сударыня, что вас привело в нашу обитель?
Обе послушницы приблизились к аббатисе, преклонили колени, получили по своему благословению и поспешно убежали по направлению к храму, догонять процессию монахинь и послушниц.
Мать-настоятельница и миледи остались вдвоем, хотя Анна видела, что аббатиса спешит к службе.
- Матушка, я встретила ваших духовных дочерей случайно, именно тогда, когда уже отчаялась найти вашу обитель. Девушки были так любезны, что взяли меня с собой.
- Наш монастырь рад принять любую сестру, если она пришла с добрыми намерениями или ищет у нас приюта.
- Именно потому я должна вам вручить рекомендательное письмо, которое вам объяснит, почему я здесь, и именно у вас я хочу просить возможности немного пожить и успокоиться душой в таком райском месте, - вдыхая полной грудью деревенский воздух ответила ей миледи, доставая из-за корсажа заветное письмо, запечатанное личной печатью Анны Австрийской. Какими правдами и неправдами была подделана под почерк королевы эта рекомендация для дела роли не играло: она убедила аббатису, что миледи Винтер прячется от гнева кардинала, и ей необходимы помощь и уединение.
Она получила уютную, солнечную комнату, сносную постель, уединение и полную свободу передвижения. Теперь она много времени уделяла воспоминаниям и, что удивляло ее безмерно: вспоминала свою жизнь в Тамплемарском монастыре, куда попала совсем еще девочкой десяти лет. Жизнь никогда не баловала ее, единственным ее богатством была красота. Анна очень рано поняла, что это сокровище и, если распорядиться им умело, она сумеет добиться в жизни и положения, и денег. И именно ее расцветающая красота начала пугать сестер-бенедектинок. Характер у нее всегда был беспокойный, ей не сиделось на месте, она часто убегала из стен обители и бродила по окрестностям. Наверное, у нее был свой ангел-хранитель, потому что одинокая и ослепительно красивая девочка, которая за стенами монастыря ходила с непокрытыми волосами, отлично понимая, что они – едва ли не самое ее основное богатство, так ни разу и не стала добычей для любителей юных красоток.
Когда ей исполнилось шестнадцать лет, настоятельница монастыря и попечительский совет потребовали, чтобы она сделала выбор: принятие обета или дорога на все четыре стороны.
Анна испугалась: в миру у нее не осталось никого из близких, друзей тоже не было. Путь был только один: в монашки. В восемнадцать лет она приняла постриг, сменила имя Шарлотты, данное ей при крещении, на сестру Анну, и стала ждать чуда.
Чудо случилось через два месяца и звалось отец Жорж – молодой и красивый священник, который читал у них воскресную проповедь и исповедовал обитательниц монастыря. Анна присматривалась к нему не один день, пока не убедилась, что он смотрит на нее как на божество, как на ангела небесного, сошедшего на землю. Она сумела протянуть между ними ниточку дружбы и сопереживания, которая довольно быстро переросла в любовь. Анна понимала, чем рискует, и стала намекать, а очень скоро и требовать бегства. Жорж был старше, он отдавал себе отчет, что без денег ничего у них не получится, и все же в какой-то момент сломался: священные сосуды для него не были под замком, соблазн был слишком силен.
Жорж никогда не рассказывал о своей семье и о том, что его брат городской палач в Бетюне, она узнала только тогда, когда Жорж нашел ее уже после наложения клейма этим палачом. А потом было очередное бегство, но бежать через всю Францию не пришлось: они осели в городке Витре. Вот что было потом, Анна запретила себе вспоминать, потому что ее охватывал такой гнев, такая все сжигающая ненависть, что она бывала близка к обмороку.
Дня через три-четыре после приезда, гуляя вдоль стены на границе леса и монастыря, она встретила ту самую большеглазую послушницу. Женщина шла неспеша, с мечтательной улыбкой на лице, прижимая к груди какое-то письмо. Завидев миледи, она резко остановилась и спрятала его в платье, у сердца.
«Так-так, прячем любовное послание от посторонних глаз», - про себя улыбнулась Анна, с доброжелательным видом, не таясь, рассматривая женщину. – «Какая верность любимому и какое постоянство!*», - пробормотала она и споткнулась. – Констанс! Констанс Бонасье, - едва не вскрикнула Анна, пожирая глазами послушницу. – Так вот куда ее упрятал этот негодяй гасконец!
- Милочка, как я рада увидеть знакомое лицо! – миледи пошла навстречу женщине, протягивая руки. – Мне так одиноко, не с кем словом перемолвиться, меня сторонятся все: и послушницы, и монашки, и госпожа аббатиса.
- В этом монастыре не принято докучать дамам, которым хочется уединения, - вежливо ответила послушница, в которой миледи только что признала возлюбленную д’Артаньяна.
- «В этом монастыре» сказали вы? Разве это не ваш монастырь? Разве вы не собираетесь принять в нем постриг? – очень натурально удивилась миледи Винтер, но мадам Бонасье не стала ей отвечать, только взглянула на нее, отворяя перед гостьей все ту же неприметную дверь. Миледи поняла, что вопрос был лишним, и придется сглаживать столь бестактное любопытство. С другой стороны, собственная оплошность подсказала ей образ говорливой и не слишком умной дамы света, которая перестаралась в своих усилиях служить королеве, и теперь вынуждена искать защиты и места, где можно спрятаться и от недовольства королевы, и от гнева кардинала.  Месть гасконцу, о которой она так мечтала, стала простой и осуществимой.
- Вы действительно не боитесь гулять за пределами монастыря? – миледи, подходя к своей келье, остановилась на пороге и толкнула незапертую дверь: в монастыре не было принято запирать свои жилища на ключ, достаточно было просто притворить дверь. – Не хотите зайти ко мне поболтать?
- Мне некого бояться, - без улыбки ответила Констанс, которую неизвестная дама чем-то раздражала: возможно, некоторой назойливостью и бестактностью.
- А я, после слов аббатисы, признаться, подумала, что вам угрожает какая-то опасность. К счастью, я ошиблась, судя по тому, как вы беззаботны, сударыня. Ну, если вам сейчас не хочется поболтать, я буду рада видеть вас в любое время, - добавила миледи, улыбаясь одной из самых своих обворожительных улыбок, и придерживая дверь, снабженную пружиной.
- Благодарю, мадам, за приглашение, я непременно им воспользуюсь, но в другое время, - мадам Бонасье поклонилась, миледи ответила благосклонным кивком знатной дамы, и женщины расстались.
Констанс не пошла к себе, а направилась в церковь и, преклонив колени, обратилась к Богу с молитвой. Она молилась о том, чтобы смерть и беда миновали ее любимого, молилась о том дне, когда он приедет забрать ее, как написал в своем письме, и о том, чтобы никто и ничто не мешало их счастью. Молитва всех любящих и влюбленных, как быстро дошла она до Господа? А может, он не услышал ее в том гигантском хоре, который ежесекундно поет ему то славу, то возносит к нему свои бесконечные просьбы и пожелания? Как бы не повернулись теперь события, но Констанс Бонасье оказалась в смертельной опасности. Слабое предчувствие толкнулось в ее душе, но женское любопытство -- недостаток и достоинство дочерей Евы, приказывало ей идти к гостье.
Миледи обрадовалась Констанции непритворно: жертва охотно сама лезла в мышеловку, даже не ведая, найдет ли там вожделенный сыр. Ну, что ж, тем хуже для нее: женщина доверчива, предана тем, кого любит, а насколько умна – это прояснит беседа. Скучать миледи, ожидая графа Рошфора, не придется: ей будет, что предъявить кардиналу в свое оправдание.
- Милая моя, как хорошо, что вы нашли полчасика, чтобы развеселить меня, - проворковала она, усаживая мадам Бонасье за стол, накрытый к обеду: аббатиса прислала гостье блюда со своего стола. – Я понимаю, что ваш день заполнен обязанностями послушницы, и тем приятнее мне, что вы сумели найти время и для меня.
- По правде говоря, я не слишком занята в монастыре, - улыбнулась Констанс, - мое пребывание в нем обусловлено желанием высочайших особ.
- Бог мой, так вы не собираетесь в монахини, - миледи всплеснула руками. – Кто же мог вас заточить в монастырь против вашего желания? Ох, простите, - тут же спохватилась она, - я опять нескромна. Это мой серьезный недостаток: желая быть участливой, я часто перехожу границу, дозволенную воспитанием. Я любопытна, но, уверяю вас, делаю это только из участия к человеку, который мне симпатичен. А вы мне симпатичны, в особенности еще и потому, что ваше лицо мне смутно знакомо. Я не могла вас видеть при дворе?
- При дворе? – мадам Бонасье подняла на миледи пристальный взгляд, в котором читалось сомнение. – При дворе – возможно, мы и встречались. Только, сударыня, вряд ли это были встречи в одном кругу. Я бывала в Лувре, но не среди дам высшего света.
- Тогда, возможно, среди тех, кто служит при их величествах? – пристально глядя на Констанс предположила коварная Анна.
- Я действительно служу ее величеству, - неохотно призналась мадам Бонасье, ощущая уже серьезное беспокойство, и все сильнее желая покинуть общество странной гостьи монастыря. – Но моя должность совсем незначительна, и вы могли меня видеть, только если бывали лично в покоях нашей королевы.
- Именно там я вас и видела! – воскликнула миледи и счастливо рассмеялась. – Вы  кастелянша ее величества Анны, и крестница месье де Ла Порта.
- Это так, - после небольшой паузы призналась мадам Бонасье.
- Дитя мое, да чем же вы провинились перед ее величеством, что она сослала вас сюда, в этот монастырь? – ахнула миледи. – Мне вы кажетесь совершенно преданным человеком. А впрочем, о чем это я, когда я сама – лучший пример человеческой неблагодарности.
- Вы, сударыня? – Констанс не смогла скрыть своего изумления. – Но кто вы, как ваше имя?
- Я хочу сохранить свое инкогнито, но не для вас, моя дорогая. Мое имя – леди Винтер, - и, увидев, как отшатнулась Констанс, она грустно улыбнулась. – Вот и вы, дитя мое, слыша мое имя, готовы вскочить и убежать от меня, как от чумы. Вот что значит людская молва!
- Людская молва мне ничего плохого не приносила, - пожала плечами мадам Бонасье.
- Если это не людская молва, не досужие сплетни людей, которым выгодно выставить меня врагом ее величества и другом кардинала, тогда как это все назвать? – горько произнесла миледи, вставая и прохаживаясь по келье, и ломая себе пальцы от сдерживаемого бешенства. – Ах, боже мой, милая моя мадам Бонасье, женщину так легко опорочить, так несложно навесить на нее мнимые прегрешения только ради того, чтобы обезопасить себя, скрыв собственные грехи. Мужчинам это сделать проще, чем женщинам, они свободны в своем выборе, они спокойно могут раздавать обещания легковерным и доверчивым женщинам, а потом с такой же легкостью отказываться от них.
- Я не понимаю вас, миледи, - Констанс подняла на Анну тревожно блестевшие глаза. – Я не понимаю, что вы хотите до меня донести, и кого вы имеете в виду, говоря о неверных возлюбленных?
- Неужели у вас не появилось даже тени подозрения после моих слов? Неужели вы и вправду не поняли, на кого я намекаю, милая? Воистину, вы святая или совсем не знаете мужчин!
- Я надеюсь, что вы говорите не о господине д’Артаньяне? – дрожащим голосом произнесла Констанс. – Он честнейший человек!
- Что не мешает ему быть неверным возлюбленным! – нервно расхохоталась миледи.
- У вас есть право утверждать такое? – воскликнула Бонасье, которую проснувшаяся ревность и подозрения сделали бесстрашной.
- Увы, есть! И я храбрее вас, милая, раз прямо говорю вам об этом. Это он, умоляя меня о снисхождении к его любви, чтобы достигнуть желаемого и проникнуть в мою спальню, соблазнил для этого мою горничную, которая от стыда сбежала неизвестно куда, и одному Богу известно, жива ли она сейчас, - миледи величественно выпрямилась, опираясь о край стола. – Это он клялся мне, что никогда никого не любил кроме меня, и только я дала ему испытать всю полноту страсти! – она с тайной радостью увидела, как побледнела от ревности мадам Бонасье. – Это он был настолько подл, что хвастался потом везде и повсюду связью со мной и утверждал, что у него есть доказательства моей связи с господином кардиналом Ришелье, и потому он так благосклонен ко мне. Боже мой! – миледи бросила взгляд на Констанс, которая плакала, уже ничего не сознавая. – Боже мой, и этого человека я любила! А он, не довольствуясь сплетнями в кругу вояк, натравил на меня своих друзей, а один из них, господин Атос, честнейший человек и очень знатный вельможа, должна сказать, был настолько потрясен, что сообщил ее величеству о том, что я – верный шпион кардинала! – и она расхохоталась с истерическими нотками в голосе. – Я шпион его преосвященства! Вот награда за преданность королеве, за то, что я всеми силами доказывала, что в деле с подвесками королева была всего лишь оклеветанной стороной, и все это – замысел Ришелье и герцогини де Шеврез, которым нужно только одно: найти новую королеву.
- Герцогини де Шеврез? – знакомое имя заставило Бонасье осушить слезы. – Но она  самая близкая подруга королевы!
- Самая близкая это всегда самая опасная, - твердо заключила миледи. – Наша милая королева попалась в сети этой интриганки, которая сама не прочь править.  Для этого ей нужна королева, которая всем будет ей обязана и родит королю дофина. Она смотрит на ее величество как на помеху своим планам. Но зачем я это все вам рассказываю, вы ведь все равно находитесь под покровительством ее величества!
- Но и вы – тоже! – заметила Бонасье. - Я слышала, как вы говорили, что у вас рекомендательное письмо от королевы к аббатисе.
- Это правда, как и то, что я не знаю, что в этом письме. Там с таким же успехом может быть и приказ о том, чтобы стеречь меня.
- Но вы же выходите гулять за стены монастыря! – возразила Констанс.
- Верно! Но куда я могу дойти пешком, не зная местности?
- Но вы могли условиться об экипаже, - настаивала Бонасье, и миледи подумала, что молодая женщина не такая наивная, как она предполагала.
 - С тем, кто меня привез сюда и выкинул на дороге, чтобы его не могли увязать с моим присутствием здесь? Нет, не могла. Но вы мне подали идею, милая, ведь это можете сделать вы, вас не ограничат в передвижении, вы можете дойти и до ближайшей деревни: их немало в округе. Вы убежите – и пришлете мне помощь. Мы условимся, что вы будете ждать меня в определенном месте, а дальше – дальше мы уедем отсюда. До границы недалеко, а во Фландрии мы будем в полной безопасности.
- Но я не могу… - смущенно произнесла мадам Бонасье, отводя взгляд.
- Не можете? Что не можете: помочь мне или поехать со мной в Бельгию? – поразилась миледи, которой очень улыбалось заполучить мадам Бонасье в заложницы.
- Я не могу покидать монастырь.
- Вы боитесь гнева королевы или мести кардинала?
- Я хочу поговорить с д’Артаньяном, - уклонилась Констанс от прямого ответа.
- С д’Артаньяном? Но чтобы поговорить с ним вы должны… - миледи замолчала, она поняла. Почему мадам Бонасье вся светилась от радости, читая полученное письмо и почему спрятала его у сердца. – Так он должен приехать за вами? – закончила она фразу, впившись ногтями в ладони рук, чтобы не выдать своих чувств.
- Да, - совсем беззвучно выдохнула бедная послушница, понимая, что проговорилась.
- Хорошо, что вы мне признались, моя милая, - холодно заговорила миледи, лихорадочно обдумывая свои действия и понимая, что ей придется бежать, и чем быстрее она это сделает, тем лучше для нее. – Вы сами понимаете, что мне не следует встречаться с вашим любовником: он меня щадить не станет, в особенности в вашем присутствии. Но вы не учитываете одного: этот человек, если вы станете добиваться от него правды, сделает с вами то же, что и со мной: зачем ему свидетели его лжи а, главное, ему незачем, чтобы его друзья узнали, что кардинал хотел сделать его лейтенантом своей гвардии. Я ведь молчать об этом не стану.
- Д’Артаньян согласился? – ахнула госпожа Бонасье.
- Отказаться от такого предложения? Человеку с такими амбициями, как у господина д’Артаньяна? – миледи нервно рассмеялась. – Конечно, он согласился! Занять такой пост, это не место простого мушкетера, о чьем плаще бедный гасконский кадет мечтает вот уже третий год, и все без толку. Можете не сомневаться, он согласился, и не думаю, что станет это отрицать, когда вы его об этом спросите. Только спрашивать его об этом не стоит: если вы захотите узнать правду вам придется выслушать такой поток лжи и небылиц… - она безнадежно махнула рукой, отрицая саму возможность выяснить истину. – Как знаете, милочка, но я лично ухожу, и не стану дожидаться никого. В конце концов, найдется добрая душа, которая мне поможет.
Бонасье встала и подошла к окну, разглядывая галерею и снующих по ней монахинь. Она обдумывала слова миледи, и не видела, что происходит за ее спиной. Анна, тем временем, лихорадочно собирала свои вещи, и, кинув самое необходимое в баул, подошла к Констанс.
- Я ухожу, - негромко произнесла она. – Если хотите, у вас еще есть несколько минут, чтобы сходить за своими вещами.
- Я остаюсь, - мадам Бонасье повернулась к миледи лицом. – Я остаюсь, но и вы останетесь тоже. Я хочу, чтобы вы повторили свои обвинения, глядя в глаза господину д’Артаньяну. Я хочу услышать, что он ответит на них.
- Дура! – не выдержала миледи. – Получи цену своей глупости! – и она, выхватив кинжал, который ловко прятала в рукаве, вонзила трехгранное жало прямо в сердце Констанс.
Потом, не ожидая, пока тело осядет на пол, схватила свой и баул выбежала, не забыв притворить дверь. Дорогу она изучила неплохо, и, прежде чем ее успели хватиться, она была уже далеко от монастыря, выйдя на дорогу, ведущую к Бетюну. Первым же всадником, кого она увидела, был граф Рошфор.
                ****
- Миледи, вы? Одна, на дороге! Что случилось? – граф соскочил наземь.
- Ох, и не расспрашивайте меня, Рошфор, - устало отмахнулась миледи. – Лучше помогите добраться до ближайшей деревушки, или какого-нибудь дома. Я умираю от усталости и мне есть что вам рассказать.
- А где ваш экипаж? – удивился Рошфор, приторачивая ее баул к седлу и садясь на коня. Не теряя своего невозмутимого вида, он протянул руку миледи, приглашая ее сесть к нему.
- Отпустила, это была наемная карета, - Анна не без труда поднялась в седло к графу. – Куда вы намерены меня отвезти, Рошфор?
- Туда, где вы будете в полной безопасности, в Ла Фер.
- Куда? – ахнула миледи, побелев от страха.
- Граф не станет вас искать у себя дома, уверяю вас, - расхохотался Рошфор. – Я знаю один уединенный павильон на территории замка, там вы сможете спокойно переждать все неприятности.
- Но что скажут слуги?
- Замок стоит заброшенный.
- Но это день пути! – воскликнула миледи.
- Да, около тридцати лье. Я найму вам карету, не волнуйтесь. А пока вам придется довольствоваться моими коленями: до ближайшей почтовой станции. – Рошфор пришпорил коня, который не пришел в восторг от новой тяжести.

*constance (констанс) – постоянство.