Как в армии траву косят

Армия – это суровая школа жизни, пройти которую должен каждый мужчина. Но счастлив тот, кто сможет пройти её заочно. Эту мысль нам неоднократно повторяли наши вояки на военной кафедре. Оно и понятно: преподавать студентам на кафедре – это совсем не то же самое, что тянуть лямку в части. Поэтому наши университетские офицеры были очень заинтересованы в том, чтобы мы на военную кафедру шли и потом её не бросали (в наши годы военное обучение в Университете было добровольным и по желанию). Впрочем, наши и их интересы вполне совпадали. И всё-таки, пусть и в самых гомеопатических дозах, но попробовать армейской жизни нам пришлось. Конечно, месяц сборов – это не два года службы, а жизнь курсанта, то есть без пяти минут хоть и липового, но офицера – это совсем не то же самое, что жизнь солдата. В армии такие вещи блюдутся прямо-таки на кастовом уровне. Но всё же не зря говорят, что кто в армии побывал, тот потом в цирке не смеётся. Всего про один только месяц этих самых сборов перед получением офицерского звания я мог бы написать не один десяток рассказов. Но сейчас опишу только один эпизод из нашей армейской жизни.
 
Но для начала надо сказать вот о чём. В части, в которую мы приехали, мы имели дело с двумя совершенно разными категориями офицеров. Одно дело – наши собственные офицеры с военной кафедры, которые приехали вместе с нами. По сути это нормальные университетские преподаватели, только что в форме, при погонах и со всеми причитающимися военным льготами и выслугами. Они были достаточно образованны, культурны, привыкли иметь дело с универсантами вообще и со студентами в частности. А, главное, они были бесконечно довольны жизнью, вальяжны и именно от этого терпимы и добродушны. А чего бы им не быть добродушными и довольными, живя дома в Питере, работая по сути в тех же условиях, что и гражданские преподы, но при этом имея все преимущества и льготы военнослужащего! Они прекрасно понимали, насколько наша военная подготовка была профанацией, но их-то эта фикция очень и очень устраивала. Офицер преподаёт, а служба идёт! Поэтому смотрели они на нас то ли как на младших сотоварищей по околпачиванию системы, то ли как на ценный и полезный ресурс своего благополучия, и в общем не требовали ничего большего. На сборы они приезжали фактически как в отпуск, причём вдобавок оплачиваемый и идущий в счёт службы.
 
Совсем другое дело офицеры местные, вынужденные в этой самой части вдали от города сидеть безвылазно и тянуть до пенсии лямку унылой службы. Не то чтобы они были так уж плохи сами по себе, но жизнь изрядно озлобила их и, прямо скажем, не способствовала образовательному и культурному развитию. Они тоже прекрасно видели и понимали, что наша военная специальность и получение офицерских погон – не более как законный и легальный способ гарантированно и навсегда откосить от армии. Но они-то были во всём этом механизме профанации совершенно не в доле. Поэтому ежегодный наплыв гражданских мальчиков в курсантской форме, ничего не знавших и совершенно не желавших знать об армейской жизни, они воспринимали с вполне понятным и естественным раздражением, которое переносилось на нас самих. Думаю, что ещё большее раздражение, замешанное на лютом ресентименте вызывали у них наши вальяжные кафедральные офицеры, приезжающие в часть раз в год, как в отпуск.
 
Отсюда возникал вполне понятный конфликт, который постоянно усиливался  взаимностью неприязни. Нам, студентам, армия не сдалась ни разу, свою жизнь мы с ней никак не связывали. Некоторым из нас было забавно этот один месяц поиграть в военных в реалистичных декорациях, но большинство приехало как раз с противоположной целью – получить гарантию того, что больше в нашей жизни мы с армией никогда и никак не соприкоснёмся. Местные вояки видели в нас штатских пижонов и всячески пытались обломать и поставить на место, мы им платили нескончаемыми шутками и насмешками, порой не сказать, чтоб шибко добрыми, над тем, что представлялось нам проявлениями тупого солдафонства и армейского дуболомства.
 
Особенность нашего положения состояла в том, что формально мы оказывались в двойном подчинении. С одной стороны, у нашего взвода был начальник из местных – некий капитан Медведев. С другой стороны у нас был свой, вместе с нами приехавший куратор от университетской военной кафедры – подполковник Вотинцев, в своём кругу прозванный Батей Вотей. Батя Вотя за многие годы преподавания в Университете уже до такой степени освоился со студентами-биологами, что, когда в очередной раз обнаруживал нас побросавшими совершенно не интересные нам буссоли и дальномеры и столпившимися вокруг какого-нибудь необычного жука или ямки муравьиного льва, добродушно ворчал для вида по поводу молодой офицерской смены, а потом непременно спрашивал, чего мы тут такого на этот раз нашли, и вполне себе с интересом слушал наши рассказы. Одно то, что его, пусть и не совсем почтительно переиначив фамилию, всё же прозвали Батей, уже говорит о сложившихся у нас с ним вполне добрых отношениях. А вот с местными – что с офицерами, что с прапорщиками – отношения у нас не заладились сразу, и прозвища мы им давали куда как менее безобидные.
 
И вот как-то уже упомянутый капитан Медведев в очередной раз отправляет нас на хозработы (а, надо сказать, что почти одними хозработами мы весь этот месяц и занимались, из всего военного обучения только и были два выезда на стрельбище, одно кидание гранаты и одна стрельба на полигоне из гаубицы, плюс несколько часов работы с оптическими приборами и строевая подготовка). И вот на этот раз приказывает нам наш капитан скосить участок травы и выделяет для этого семь человек курсантов, выдав нам три совковых лопаты и одну сломанную неработающую бензиновую газонокосилку без бензина. Ну, логично же: зачем выдавать к газонокосилке бензин, если она всё равно сломана и не работает, что с бензином, что без. И да, вы не ослышались – три лопаты, причём не штыковые, которыми ещё хоть как-то можно было бы пытаться совершать рубящие движения, а совковые. Никакого другого инвентаря для кошения травы мы не получили.
 
Ну что ж, приказ не обсуждают, к этому нас приучили в первые же дни. Сказали «есть!», приложили ладонь к пилотке, взяли инвентарь и отбыли к месту выполнения боевой задачи. Понятно, что студент – не идиот, и, прибыв на место, мы побросали лопаты в кучу и устроились отдыхать на травке. Кто курящий – сидит себе, знай покуривает, кто не курящий – просто так валяется. Лежим, загораем, лениво треплемся, байки травим. Трава высокая, нас в ней почти не видно. Так что бездельничаем прямо посреди части, и никто нас не дёргает. Проходит час, проходит второй, пошёл уже третий. Уже отдохнули, подремали, позагорали, потихоньку становится скучновато. Вдруг видим – вдалеке, но в нашу сторону идёт по дорожке наш Батя Вотя. Ну и проняло нас устроить перед ним представление.
 
Троим дали в руки совковые лопаты и поставили их клином изображать косарей. Идут такие и с каждым шагом с присвистом, подражая звуку косы, ударяют по высокой траве лопатами, причём для пущей красоты картины – плашмя. Но зато идут красиво, лопатами машут в такт, со стороны прям косари косарями. Ещё троих, которые остались безо всякого реквизита, посадили мы вдоль дорожки, чтобы они этак пасторально обламывали по одной травинке, и широким жестом её в сторону отбрасывали. Ну а Димке, как самому из нас артистичному, отмороженному и лишённому тормозов, выдали сломанную газонокосилку, чтоб он с нею носился, как угорелый, вокруг косарей и сам, вместо неработающего мотора, громко тарахтел.
 
Весь этот угарный трэш был придуман и инсценирован нами за считаные секунды. К тому времени, как Батя Вотя достиг района выполнения нами полученного приказа, всё выглядело так, будто мы тут в таком духе не первый час трудимся. Косари лопатами по траве машут, Димка с газонокосилкой вокруг бегает и тарахтит, трое у дороги стебелёк за стебельком по одному обрывают и отбрасывают. Глядя на такое феерическое зрелище, будто сошедшее с кадров «Мёртвого сезона», наш куратор на какое-то время буквально завис и остолбенел. Стоит и на нас смотрит. Между тем, косари с лопатами дошли до дорожки, красиво, словно по команде, синхронно развернулись и пошли косить плашмя лопатами в противоположную сторону. Димка не унимается, пуще прежнего бегает кругами и тарахтит, изображая работу мотора. Наконец, подполковник пришёл в себя и спрашивает:
 
– Что за дурдом вы тут вытворяете, товарищи курсанты?
 
Мы сразу остановились, выстроились перед ним в шеренгу по стойке смирно и бодро рапортуем:
 
– Выполняем приказ капитана Медведева, товарищ подполковник. Косим траву!
 
– Лопатами??
 
– Так точно! Капитаном Медведевым отдан приказ – косить траву на этом участке. На семерых человек для выполнения приказа капитаном Медведевым нам выдано: лопат совковых – три штуки, бензиновая газонокосилка сломанная, не работающая без бензина – одна штука, три человека никакого оборудования для выполнения приказа не получили, рвут траву руками.
 
Подполковник смотрит на нас и молчит. Мы – тоже. Наконец после долгой паузы он не выдерживает и изрекает:
 
– Так, приказы этого идиота можете больше не выполнять.
 
– Есть не выполнять больше приказы этого идиота.
 

История, однако, имела продолжение. Через день или два капитан Медведев двоим из нас приказал красить стену, для чего выдал – вопреки обыкновению – ведро вполне себе жидкой краски и малярную кисточку. Хозработа, однако, несмотря на наличие всех необходимых инструментов и материалов, на этот раз не состоялась.
 
– Никак нет, товарищ капитан! Приказ выполнить не можем!
 
– Как так? Почему это не можете?
 
– Выполняем приказ старшего по званию, подполковника Вотинцева!
 
– Какой такой приказ?
 
– Не выполнять больше приказов этого идиота, товарищ капитан!



-----------

Комментарий к рассказу от Александра Сергеевича Кукалева, участника и очевидца описанных в рассказе событий:
 
 
Написал смешно! Молодец! А вот все действующие лица ты, по-моему, перепутал!
Комбат Медведев был наиболее вменяемым из всех местных служак. И сам он выделялся на фоне своих сослуживцев, и относились мы к нему лучше, чем к другим. Думаю, как раз поэтому ты его и помнишь лучше других. Это как раз комбат Медведев ездил с нами на полигон выбивать снаряд из пушки. Если ты помнишь, мы ему тогда выкопали небольшой окопчик метрах в двадцати позади пушки, он привязал к спусковому рычагу длинную верёвку, послал нас в ближайший лесок, а сам залёг в этот окопчик и дернул за верёвку. Когда мы услышали звук выстрела и прибежали обратно, от ствола пушки осталась лишь половина, земля перед самой пушкой была изрешечена осколками, так что почти дымилась, а сама вторая половина ствола лежала за пушкой, не долетев до выкопанного нами окопчика метров пяти. Медведев стоял рядом с нами, крутил головой и повторял: «да, ребята, надо было подлиннее верёвку брать!».
Так вот, возвращаясь к истории с газоном. Я точно помню, что косить газон нас послал кто-то из местных вояк, чьей фамилии я сейчас, конечно, уже не вспомню, но один из тех, с кем мы, считай, не контактировали. А вот мимо проходил как раз Медведев, а не Вотинцев, и это Медведев, выслушав нашу историю, сказал: «Не исполнять приказы этого идиота». И лопатами мы косили не просто ради инсценировки. Как мне помнится эта история, поначалу мы действительно просто сидели на травке и бездельничали. Те из парней, кто по жизни сталкивался с машинами, мотоциклами и тому подобной техникой, начали копаться в сломанной газонокосилке (что в общем-то было разумно, если бы её можно было починить, то и траву скосить удалось бы), но пришли к выводу, что там нужно менять свечи. Потом в какой-то момент мимо прошёл тот из местных вояк, что послал нас косить траву, и возмутился, почему мы отлыниваем от дела. Вот тогда-то мы и взяли в руки лопаты и стали изображать косарей, а вокруг бегал Димка Дионис подталкивая перед собой неработающую газонокосилку и громко бибикал. В этот момент нас и застал проходивший мимо комбат Медведев. Застыв на одном месте и широко округлив глаза, он поинтересовался, что тут вообще происходит, и тогда-то и прозвучала эта легендарная фраза: «Не выполнять приказы этого идиота». Наверняка он всякого насмотрелся в армии, но тут и его проняло! Ну... мне так помнится.