Глава 2

 
  Тот день был непримечательным среди других таких же однообразных дней его службы в армии. Только известен он был тогда не под нынешней кличкой, а звали его Юрием Пырневым. Да и нес этот солдат первогодок нелегкую службу в далеких степях Казахстана. В том самом месте, о котором знал почти весь мир, но о нем Юрий не мог сообщить даже в письмах домой.

  Написать матери о чем-то хорошем, чтобы она могла гордиться сыном, а при случае похвалиться перед соседками, Пырневу запретили, дескать, военная тайна. О плохом же сообщать и тем волновать мать он не хотел, вот и писал домой от случая к случаю.

  Дело в том, что не заладилась у молодого солдата служба по одной простой причине. Ну не жаловал его сержант Загируйко, старший расчета насосной станции по перекачке кислорода на изделие. Невзлюбил, потому что простодушный солдат Пырнев, этот невысокого росточка – «метр с кепкой салабон» в глазах сержанта – часто задавал много вопросов, на которые не находилось ответов. В результате, по разумению того же сержанта, получался самый настоящий подрыв авторитета командира, за что Юрий подвергался от него всяческим нападкам.

  Однако тяготы солдатской службы Пырнев переносил стойко, только вот «умничать» и задавать каверзные вопросы сержанту не переставал. И ведь говорили ему, уймись, не задевай старшого, однако ж, нет. Пырнев по простоте душевной угомониться не спешил и отвечал всякий раз вопросом на вопрос:
– А что, разве вам не интересно об этом узнать?

  После чего солдаты расчета посоветовали Юрию обратиться к лейтенанту, мол, у него за плечами военное училище. Значит имеет высшее образование. Уж он-то знает почти все и наверняка.

  Однако вечно занятый молодой лейтенант от солдата отмахнулся и отправил Пырнева с его вопросами к тому же сержанту Загируйко. На что последний однажды не вытерпел и, убрав с лица ядовитую ухмылку, неожиданно доброжелательно переспросил:
– Значит, интересуешься, почему так сильно шумит магистраль управляющего давления? Молодец, боец Пырнев, что интересуешься! Учитесь, вы, салабоны, у своего товарища! – Сержант пронзительно оглядел солдатский расчет на вверенной станции, и затем добавил: – Так ведь на то она и управляющая, чтоб шуметь по всякому поводу! – Добавил и сразу зашелся долгим хохотом.
Двое из расчета подхихикнули, двое промолчали, одним из этих молчунов был Юрий. 
 
 Наконец вдоволь отсмеявшись, сержант благосклонно кивнул Пырневу:
– Ну, а если серьезно, то шумит, потому что негерметичность, – трубопровод где-то травит. Наведи-ка лучше мыльный раствор, вот тебе помазок, плошка, и обмажь пеной стыки трубопроводов! Там где пена начнет пузыриться, значит в этом месте негерметичность. Найдешь ее, получишь от лейтенанта благодарность, или еще что! 

  Не подозревая подвоха, Юрий рьяно взялся за дело. Однако через некоторое время, промазав все удобные и неудобные для осмотра стыки, утечки не обнаружил.
Огорченный он утомленно присел на бетонный порожек насосной.

 В это время проходивший мимо Загируйко поинтересовался:
– Не нашел? Да ты сиди, сиди… – И якобы сочувственно покачав головой, хмыкнул. – А ты что думал? Это на расходной магистрали найти легко, с трубы завсегда каплет. Знаешь что…, – Здесь сержант присел рядом с солдатом, положил ему руку на плечо и заговорщески прошептал. – Ты попробуй-ка промазать хотя бы один трубопровод полностью от входа в насосную до пульта, и если найдешь, то отпуск домой тебе обеспечен! Точно тебе говорю!

  Загируйко приблизил указательный палец к лицу смотрящего на него наивными голубыми глазами Юры и многозначительно произнес:
– Ты пойми…, это же самая настоящая микротрещина в основном металле! 

  Бесхитростный солдат в очередной раз поверил коварному сержанту, который незаметно от Пырнева показал остальным солдатам, кто находился в помещении, увесистый кулак, чтоб те помалкивали.

  Юрий опять приготовил мыльный раствор в жестяной банке из-под тушенки и залез по стремянке к потолку. Отсюда в очередной раз окинул взглядом помещение, где уже полгода проходила его служба.

  На площади в двадцать метров расположились рабочие места для расчета, состоящего из пяти человек. Здесь же располагались ряды стеллажей, огромное скопление кабелей и трубопроводов различного диаметра, которые соединялись с приборами и манометрами.

  Прямо перед солдатом на уровне его груди проходила расходная магистраль – толстая труба, на которой в образовавшихся тут и там трещинах теплоизоляции выступил иней. На месте одной такой трещины из толстой наледи поднималась тоненькая и дымчатая струйка газа.

  «Жидкий кислород испаряется, – покачав от удивления коротко стриженой головой, подумал Юрий. Никак он не мог привыкнуть к подобным температурам. – Это ж надо, минус 180 градусов!»

  Солдат обследовал с помазком уже метра четыре «своего» трубопровода, обмазал его мыльным раствором и безуспешно пытался обнаружить хотя бы один надувшийся пенный пузырек на трубе, когда в насосную ворвался вечно куда-то торопящийся лейтенант. Окинув взглядом своих подчиненных, он поинтересовался, где Пырнев.

 Один из солдат махнул рукой куда-то под потолок.
– Я здесь, товарищ лейтенант! – послышался тихий голос сверху.
Лейтенант пораженно уставился на говорившего:
– Ты что там делаешь?
– Негерметичность ищу.
– Где? – воскликнул все еще ничего не понимающий лейтенант и в нетерпении пробарабанил пальцами дробь по стенке шкафа для инструментов, с которым оказался рядом. 
– В основном…, как это, в основном материале.
– Значит, говоришь в материале! – голос командира не предвещал ничего хорошего.

  Ему разноголосицей начал было вторить приглушенный смех подчиненных, но моментально стих, стоило только лейтенанту зыркнуть по сторонам. Ну а потом расчет насосной станции услышал, что лейтенант думает по поводу негерметичности, а также об основном металле с вместе взятым с ним материале, и, наконец, лично о солдате Пырневе!
 
 Сержант Загируйко тоже получил свое от командира за то, что во время подготовки к заправке изделия устроил на станции цирк. После устроенного разноса лейтенант опять заторопился и отбыл из насосной по другим делам.
– Ну что бойцы приуныли! – зло хмыкнул сержант, чрезвычайно задетый, что лейтенант сравнил его действия с цирком. – Сейчас я вам настроение подниму! Хотите фокус? Нет? Значит, тащите сюда банку солидола!

  Тут он взял найденную в столе газету и начал рвать ее при помощи линейки на узкие полоски.
– А ты, салабон, – грозно обратился Загируйко к Юрию, все еще стоявшему на лестнице под потолком, – слазь сейчас же и марш из насосной! Встанешь на стреме, и если лейтенант начнет к нам спускаться, то гаечным ключом стукнешь по двери, дашь сигнал!

  Как не хотелось посмотреть Юрию на фокус сержанта, а пришлось со вздохом сожаления спуститься по приставной лестнице и понуро выйти из помещения. Вслед ему Загируйко сердито бросил:
– Иди, там поищи свою негерметичность!
 
  По его приказу один из солдат притворил за Пырниным металлическую дверь.
Тем временем сержант положил приготовленные бумажные полоски на стык металлорукава с трубопроводом, где утечки кислорода были наибольшими, и с пять минут подождал. Потом собрал указанные полоски бумаги, перенес на стол и с жестом заправского фокусника повертел одной из них перед глазами собравшихся. Показал, что на бумаге ничего нет ни с той, ни с другой стороны.

   Заинтригованные солдаты захотели было подойти ближе, но сержант остановил их повелительным жестом. Загируйко положил выбранную бумажную полоску на стол, а затем резко провел по ней пальцем.
– А-ах! – раздался громкий возглас пораженных солдат. Бумага… вспыхнула!
Сержант даже не успел поднять ее на вытянутой руке за кончик полоски, как бумага сгорела.
– Товарищ сержант, а еще покажите! Ну, только один раз! А мне можно попробовать! – наперебой загомонили солдаты.
– Показываю в последний раз! – Величественным взмахом руки факир в лице сержанта Загируйко остановил зрительский порыв, грозящий вот-вот перейти в процесс формирования студии юных фокусников при насосной станции. – Учитесь, пока я жив! – провозгласил «маг» и с усилием провел по бумаге указательным пальцем, предварительно незаметно испачканным в солидоле.

  Бумага, предварительно смоченная испарениями от жидкого кислорода, при плотном контакте с органическим веществом мгновенно загорелась. Однако когда Загируйко взмахнул рукой и поднял над головой маленький ленточный факел, то при движении и возникшего колебания горящий кусочек бумаги оторвался от ленты и птичьим перышком опустился прямо на гимнастерку у правого плеча сержанта.

  Форма, которая за многие часы пропиталась испарениями кислорода, немедленно занялась. Ко всему прочему, страшную роль здесь сыграла атмосфера этой насосной станции, изрядно насыщенная атомами очень коварного газа. 
 

  Юрий вышел из помещения на открытую площадку. До сих пор никак не мог он привыкнуть к масштабам окружающих его циклопических сооружений. Сплошной бетон и монументальных размеров железные конструкции высились вокруг. Картину дополняла пересохшая песчаная почва и жгучее, яркое солнце.

  Вверх от служебной площадки до поверхности на пять метров поднималась металлическая лестница. Она шла вдоль одной из бетонных стен у лотка стартового стола, а ниже лестничной площадки ее ступени опускалась еще метров на десять. В прямой близости от площадки, на которой стоял Пырнев, возвышался ракетоноситель, подвешенный на опорах обслуживающих ферм стартового стола.

  Ракета, которая была десяти метров в диаметре у основания. Носитель, диаметр которого через двадцать метров уменьшался до трех и далее этакой «сигарой» уходил в небо на сорок. От ракетоносителя растекался, исчезая в палящих солнечных лучах, белый туман. Причиной его возникновения являлось то, что ступени ракеты были покрыты испаряющимся инеем. Шел процесс захолаживания баков ракетоносителя перед заправкой их окислителем.
 
  Очередной резкий порыв ветра, который принес за собой песчаную пыль, заставил солдата отойти от двери влево и прижаться к коробу, закрывающему собой трубопроводы. Послышалось знакомое сильное шипение.
– Ух, чертово давление и тут меня допекло! – в сердцах бросил Юрий. – Когда же это кончится!

  И словно в ответ он услышал громкий хлопок, а краем глаза успел заметить распахнувшуюся с железным лязгом металлическую дверь в насосную станцию. Юра еще поворачивался на шум, когда боковым зрением увидел огромный язык пламени, который вырвался из дверного проема. Пырнев, который находился в метре от двери, почувствовал, как его правую сторону лица обожгло, и как затрещали на голове коротко остриженные волосы.

  В следующую минуту его слух резанули душераздирающие крики, которые донеслись из помещения насосной. Резко пахнуло жженой изоляцией электропроводов с тошнотворным привкусом горелого человеческого мяса. Из дверного проема повалил густой дым, и тут же в черных клубах показалась чья-то фигура.

  Человек, закрывая лицо рукой, другой уцепился за дверной косяк. На солдате догорали гимнастерка, майка, штаны. Тлели тапочки, в которых в целях безопасности военнослужащие обязаны были ходить по насосной станции, дабы избежать образования искры. Дело в том, что она могла возникнуть при ходьбе в подкованных гвоздями сапогах по бетонному полу.

  Не раздумывая, Юрий бросился к солдату и помог, чтобы тот смог ухватиться за металлические перила ограждения лестничной площадки. Солдат прикрыл свое лицо рукой, а когда Пырнев отвел ее в сторону, то не узнал, кто именно из сослуживцев стоит перед ним. 

  На Юру смотрела покрытая копотью безбровая страшная маска с глазами без ресниц и непомерно раздувшимися губами. Они превратились в сплошные волдыри, с них по подбородку сочилась жидкость из полопавшихся мест на обожженной коже. Человек глядел прямо на Пырнева, но не видел его.

  В это время на площадку в горящей факелом одежде выскочил второй солдат. Он безумно кричал и, будто не видя никого перед собой, толкнул первого, кто выбрался из огненного ада, на Юрия. Затем, продолжая истошно вопить, схватился за поручни лестницы и попытался взобраться по ступеням.
   
  «Значит, видит!», – молнией сверкнула мысль у Юры, а спустя мгновение грянул «гром», – он испытал самое настоящее потрясение. Человек, которого пихнул выбежавший солдат, головой ткнулся в Пырнева, его опухшие губищи от удара треснули, и жидкость из волдырей брызнула и веером обдала лицо Юры!

  Отстранив ослепшего, Пырнев устремился в насосную в надежде спасти кого-нибудь, кто еще оставался в помещении. Юрий чуть прикрыл лицо рукой и попытался пройти вовнутрь насосной станции, но от жара не смог сделать и двух шагов. Он уже повернулся, чтобы отступить к выходу, как вдруг увидел человека. Тот выползал на четвереньках из клубов черного дыма.

  Пырнев бросился к нему и постарался поднять с пола. С трудом удалось помочь неизвестному, а последний беспрестанно стонал и что-то пытался сказать. Наконец, они выбрались из помещения наружу. Юрий прислонил вытащенного к бетонной стене и лишь тогда смог пристальнее оглядеть человека.

  В этом поджаренном, но еще живом «куске мяса», у которого из одежды осталась лишь одна резинка от трусов, с огромным трудом можно было признать сержанта Загируйко. Сержант безостановочно и как-то однотонно скулил, потом его вой неожиданно перешел на шепот:
– Откл… подачу. Я пере…, пере… кис… род.

  В знак согласия, что понял, о чем идет речь, Юрий кивнул головой и нагнулся над первым, кто покинул насосную. Тот свернулся калачиком на площадке и, казалось мирно спал. Однако взглянув пристальнее, Пырнев ошеломленно понял, что помощь солдату уже не нужна.

  После чего потрясенный Юрий повел взглядом на лестницу и заметил, что с ее верхней площадки торчат обожженные ноги в обгоревших тапочках упавшего там солдата, который смог выбраться из пламени вторым. Тот не подавал признаков жизни. Видимо его сердце не выдержало болевого шока.

  Пырнев догадывался, что грузного сержанта наверх по крутой лестнице ему не затащить, но попытался. Вот тут Юрий испытал второе потрясение. Он уже собрался закинуть руку крепкого станом сержанта на свои тщедушные плечи, как заметил, что его гимнастерка, прикасаясь к телу Загируйко, словно наждачная бумага, сдирает с обнаженного торса сержанта лоскуты кожи.

  Охнув от неожиданности, Пырнев прекратил начатое и отпрянул от Загируйко. Сержант начал медленно сползать по стене, оставляя на ней за своими плечами беловатый след. Это мелкие обрывки кожи, цепляясь за шероховатую поверхность бетона, начали складываться в некий рисунок. Больше всего он напомнил Юрию парящую летучую мышь.

 Между тем Загируйко все повторял и повторял, как заведенный:
  – Я пере… кис! Пере-крыл род!

  Несмотря на сорокоградусную жару, его тело начало трясти от озноба, словно человек замерзал. Руки поочередно судорожно охватывали плечи, бока, растирали их. От этих движений лоскутки кожи отслаивались от тела и взлетали в воздух. Порыв ветра подхватывал и относил их дальше в сторону к ракете.
 
  Принесенная откуда-то ветром туча песка, будто наотмашь, жестко хлестнула по лицам солдат. Песок заскрипел на зубах. Раздались приближающиеся звуки сирены. По металлической лестнице послышался топот многочисленных ног…