Бабушка Варварушка

     Варенька, Варварушка, баба Варя!.. Уж очень я её люблю, хотя мы с ней абсолютно разные: я — дебелая, большая, флегматичная; она — маленькая, худенькая, с короткой мальчишеской стрижкой, узкими плечиками, деловитая и шустрая — «круть-верть» в одном лице. «Mon general», вот как я её зову. Мой генерал! Маленький полководец, отважно и решительно командующий своим многочисленным семейством: дочерьми, зятем и внуками.

     Мы сошлись с ней как-то сразу. Почему? Бог весть... Но только сразу же с первого знакомства эта худенькая женщина в пёстром ситцевом халатике стала близка и дорога.
     Она вела за руку маленького круглоголового голубоглазого внука в очках, мы разговорились и предложили ей отпустить малыша к нам в сад играть с детьми. Мальчишка нахохлился, как птенец, и крепче прижался к бабушке. И тогда бабушка Варварушка взяла его за руку и повела к нам.

     Наши дома, наши сады — отражение нас. Они такие же разные, как и мы сами.

     Она вошла в наш сад, как в неведомый мир, с интересом осматривалась, пытливым глазом выхватывая растения, которых нет у неё на участке. Очень её заинтересовала растущая на пригорке около дома стелющаяся японская айва, с блестящими темно-зелёными листьями, усыпанная ярко-красными цветами. Мы тут же бросились откапывать побеги, делиться с новыми знакомыми. Но капризное растение так и не прижилось в новом саду, через некоторое время бабушка Варварушка отказалась от мысли иметь у себя колючего упрямца, хотя мы ещё пару раз откапывали для неё маленькие кустики.

     Постепенно мы узнали о её непростой жизни. С другой стороны, у кого она простая?
     Когда-то давно молоденькой девчонкой Варенька приехала за сестрой в Москву. Устроилась нянькой в люди. Хозяин — его звали Пётр Игнатьевич — попался хороший: фронтовик, художник, он вёл изостудию в доме культуры. Девчонку не обижал, да и то сказать, так Варенька намыкалась по военному лихолетью, что ей любая жизнь за счастье была. Однажды Пётр Игнатьевич даже нарисовал портрет Вари, что до сих пор висит на стене у неё дома.

     Несколько лет Варюша нянчила чужих детей, а как подросла, пошла работать на завод. Тут и счастье своё нашла по имени Володя — вышла замуж. Подняли с мужем Владимиром Ивановичем трёх детей: парнишечку и двойняшек-дочек. Завод помог: молодой семье выделили квартиру. Вместе прожили большую честную трудовую жизнь. Потом помогали растить внучат. Обустроили дачу, насадили сад. И на всё лето брали ребятишек к себе на свежий воздух.

     Не хочу думать, что её больше нет. В моем сердце она продолжает жить.
Вот она сидит в тенёчке на лавочке возле своего дома. Перед домом цветут флоксы, вдоль дома тянутся шеренги кустов чёрной, белой и красной смородины. Прозрачные гроздья красной призывно алеют на солнце и просятся в рот — только руку протяни. Но бабушка Варварушка грустит. В прошлом году она перенесла инсульт. И её, такую деятельную, это очень подкосило. Она всё не может смириться с вынужденным бездействием, и время от времени на глаза её наворачиваются слезы. Чмокаю её в мягкую податливую щёку, глажу по руке и утешаю, заговариваю её горе:
     — Ну что Вы, баба Варечка, не надо. Зато Вы теперь видите, какие у Вас чудесные дочки и внуки. Сидите себе, как королева: всё вам приносят, уносят, всё делают. Радуйтесь! Наши болезни — это всегда испытание для нас и наших близких на понимание, сострадание и милосердие. Ваши дети и внуки оказались большие молодцы! Вы их правильно воспитали! Вы — умница, mon general!

     Она улыбается сквозь слезы. Ветерок пробегает по саду: пересчитывает яблони и груши, клонит гроздья красной и чёрной смородины, заставляет качать головками цветы.

     Дочери работают и вынуждены уезжать в город. На несколько дней с бабушкой остаётся внук Алёша. Он знает всё про бабушкины лекарства, знает, как устроен их быт. Обещаю навещать каждый день, что-то готовить. Но всё равно Алёшина ноша велика. Думаю, как облегчить им жизнь, даю житейские советы.

     — Ты, Алёша, остатки еды с тарелок хорошенько в мусорное ведро счищай. Мой их сразу, пока не присохли, сначала обводи все тарелки губкой с «феари», а потом сразу друг за другом смывай. У тебя так воды меньше уйдёт. Меньше приносить и меньше выносить придётся.

     Тут мне на ум приходит ещё одна мысль:
     — Ты картошку не чисть. Мойте картошку и варите в мундире. Это и проще, и быстрее, и полезней. Один раз побольше отваришь, а потом можешь на сковородке быстро греть, сколько надо, — подсказываю я.
     — Ну, уж нет, — возражает бабушка Варварушка, — меня так за войну и голод достали эти картофельные очистки, что я зарок себе дала всегда варить только чищеную картошку.
     Я улыбаюсь — бойцовский характер моей любимицы сохранился.

     Баба Варя любит цветы. Великий специалист по цветам — старшая из двойняшек Наталья. Она цветы чувствует, много и охотно занимается ими. Сестрёнка Валя — её добрая помощница. И цветы благодарно разрослись по всему саду, от дома до ворот, и даже вышли за ворота — цветут вдоль забора. Тут и там розы, флоксы, лилии, эхинацеи и ещё много всего. А вот золотых шаров нет.
     — Баба Варечка, а давайте мы Вам золотые шары откопаем и принесём! У нас их много. Посадите в нескольких местах у забора, и будет у Вас всегда солнышко во дворе!
     — Нет, золотые шары не надо.
     — Почему? — удивляюсь я.
     — Как-то с детства не люблю, — поясняет она и начинает рассказывать про детство.
     Было их у отца с матерью много. Жили впроголодь. Чтоб прокормиться, дети в худой одежонке ходили побираться и в жару и в лютый холод. Люди детишек жалели, подавали, хотя и удивлялись, отец-то был чуть не председатель сельсовета, но какой-то никчёмный, нехозяйственный. Как стали подрастать, старшая сестрёнка уехала в Москву, а за ней потянулась и Варюша. Сначала в люди, нянькой, потом на завод. Подошло время, вышла замуж за своего же, заводского парня Владимира. Родился сын, поставили молодую семью на очередь на квартиру. А как очередь стала подходить, Варюша родила дочек-двойняшек: Наталью и Валечку. Молодые чуть было не растерялись от такой радости, но тут завод им выделил большую хорошую квартиру. Получилось по принципу, «что Бог не делает — всё к лучшему». Стали детишек поднимать, а тут Варин отец нарисовался: «Вы там, в Москве, жируете — я к Вам мать пожить посылаю, а там, может, и сам переберусь». Варенька мать жалела и привечала с удовольствием, с отцом было сложнее: былые детские обиды давали себя знать. Но что поделаешь, родителей не выбирают. Привечали и его.

     Год за годом, детки выросли. Девчонки были двойняшки, но не близнецы. Наташа выросла статная, ладная, загорелая — оказалась заядлой путешественницей и мужа себе такого же нашла. Эта пара полмира на велосипедах объездила!
Валенька уродилась другая: мягкая, миловидная умница, выучилась в институте, купила машину, да ещё и лихо научилась её водить. Кто бы мог подумать? А потом обзавелась дачей.

     Мы хорошо помнили, как на краю деревни появилась бригада цепких поджарых мужчин. Они, бойко работая пилами и топорами, сначала построили баньку на углу пустого участка и потом жили в ней, строя большой добротный бревенчатый дом. От утренней зари до вечерней кипела работа, звонко стучали топоры, а к концу лета появился дом. Не дом, а игрушечка. Ладный, солнечный: цвета свежеструганного дерева, с непременным коньком на крыше. Мы, да и все деревенские, проходя мимо, всякий раз на новый дом радовались. Но неведомый хозяин построил его не для себя, а на продажу.
     Через год нашлись покупатели и стали обживать и обустраивать новый дом. Первым делом они дружно начали его обмазывать какой-то чёрной липкой дрянью. Мы с ужасом наблюдали, как гаснет весёлый солнечный дом. Потом за воротами у дороги мы обнаружили сбитого конька и, чуть не плача, потащили его на свой двор, поражаясь, что за соседей послал нам Бог. Но соседи, не зная о наших вздохах, сажали сад, устраивали грядки и клумбы и даже поставили детские качели. А чтоб укрыться от любопытных глаз поставили высокий металлический забор.
     На следующий год дом покрыли светлым сайдингом, дом сразу повеселел — и это несколько примирило нас с соседями.

     Вскоре к нам на крыльцо пришла молодая женщина и сказала:
     — Мы — ваши новые соседи, москвичи, будем знакомы, предлагаю дружить.
     — Вы извините, поймите меня правильно. Москва — такой сумасшедший город. Поэтому для нас так ценен дом, квартира, личное пространство. Мы приезжаем на дачу, чтоб отдохнуть от суеты и сутолоки, побыть наедине с природой, поэтому нам никто не нужен, не нужны лишние знакомства, у нас и так большая семья, нам хватает общения. Извините.
     Женщина поняла, ушла. И мы зажили, как и прежде. Пели птицы, цвели цветы, зрели ягоды и яблоки. Жизнь была прекрасна.

     У соседей тоже кипела жизнь. Они что-то строили, красили, даже пахали. Время от времени, ворота приоткрывались — и из них, блестя спицами, выпархивали два лёгких велосипеда с юными седоками: хорошенькой девочкой, кажется, её звали Алина, и мальчиком поменьше. Дети уезжали играть к шумной ватаге деревенских ребят. Для нас эти два легкокрылых велосипеда означали связь нового дома с внешним миром. Да ещё иногда соседка Ира рассказывала, какой замечательный пар в баньке у новых соседей.

     Но однажды Ира пришла с неожиданным предложением:
     — У соседей ещё не выросли кусты и деревья. Они спрашивают, не продадите ли Вы им смородину, например?
     Я задумалась, продавать никогда не приходилось.
     — Нет, Ириш, пусть у кого-то ещё купят. Если мы соберём ягоды — мы их сами съедим или компот сварим, а чтоб посторонние люди у нас в саду ягоды собирали — как-то всё это неловко. Пусть лучше у других купят.
     Ира ушла. Почему не пришло в голову сказать, чтоб соседские дети приходили и паслись на нашей смородине? Даром-то нам ягод было не жалко, это продавать — не по душе. Но — не пришло в голову!..

     Мы с детьми идём с грибами из леса домой. На завалинке новенького соседнего дома сидит грузный седой мужчина.
     — Любаша, картошку возьмешь? У нас с полмешка после посадки осталось.
     Я остановилась как вкопанная — не знала, что соседу известно моё имя. Никогда прежде нам не доводилось общаться.
     — Возьму, конечно, спасибо большое!
     Мои сыновья-подростки, взявшись за углы мешка, тащат его домой.
     Открываем. А там! Слегка подвядшая, но очень ровная, белая, совершенно замечательная картошка! И на вкус такая же: чудесная, рассыпчатая! Дай Бог здоровья деду Володе! Полмесяца после этого ели ту картошку и нахваливали.

     Через какое-то время в новом доме появился новый персонаж. Сначала его катали вдоль дороги в коляске. А через год-другой бабушка с маленьким внуком стала ходить в поле за земляникой.
     Известно, что земляника мигрирует, плавно перетекает с места на место. Самая вкусная земляника испокон веков водилась на опушках, там ей было солнышка побольше. Но в последнее время, когда колхозы-совхозы рассыпались, земляника и вовсе перебралась на заброшенные поля. Земля пахотная, плодородная, а солнца на поле ещё больше, чем на опушке. Вот эту умную землянику бабушка с внуком и собирали. И была та полевая земляника на редкость сладкая и душистая. Мы частенько паслись в том поле тоже — и часто видели в сторонке бабушку с внучком.

     И вдруг — как обухом по голове — страшное известие. Деда Вовы больше нет! Сразу вспомнилась та картошка — нежданная доброта постороннего человека; представилось горе близких и собственный ужас и боязнь потери родных. Жалость к худенькой бабушке с маленьким внучком разрывала сердце.
     Поэтому, когда мы их встретили в следующий раз, то подошли и стали сожалеть, что такого доброго человека больше не стало. Рассказали про картошку и видели, как благодарно слушает этот рассказ бабушка Варварушка, как ей приятно слышать добрые слова об её Володе, как ей хочется о нём поговорить.

     У меня вообще есть твёрдое убеждение, что об ушедших нужно говорить. Во-первых, если человек только что «ушел», он ещё близко и ему хочется, чтоб о нём поговорили, хочется услышать добрые слова в свой адрес, потому что ему тоже тяжело отрываться от нас и от этого мира. И оставшимся нужно выговорить своё горе, свои думы. «Не говори с тоской: их нет, но с благодарностию: были». Ведь за человеческую жизнь столько хороших моментов случается! И почему об этом не вспомнить?! И куда девается любовь? Никуда! Она с нами! В нас! Вокруг нас! А с любовью легче, даже в горе.

     Так мы сошлись! И проговаривали их жизнь, и говорили, говорили, и разойтись не могли. А потом предложили пойти к нам в гости, но у бабули были дела. Тогда мы предложили внучка к нам отпустить — маленький, лобастенький, в очках на резиночке, — он очень нам понравился, и мы решили залучить его к себе. Но мальчишечка упёрся. И бабушка повела к нам внука сама. С любопытством она смотрела на наш сад, интересовалась, что и как у нас устроено. Вот так и началась наша дружба.

     Мы потом и со всем семейством перезнакомились. Женщину, что приходила когда-то знакомиться, звали Наташа, а двое велосипедистов были её дети. У неё была сестра двойняшка, Валя, мама маленького Алёши. Семья была большая, дружная, согласная. Но главным центром притяжения для меня была эта маленькая мудрая женщина — бабушка Варварушка. А увидев, как она управляет всеми, я, смеясь, прозвала её «mon general». А она не обижалась.

     Мальчишку звали Алёша. Он привык к нам, перестал дичиться. И, проходя мимо их дома, мы частенько забирали его и шли в лес гулять. На косогоре мы показали ему нашу заветную зелёную горку, с которой можно было скатываться не хуже, чем с ледяной. Угощались в лесу земляникой и лесной малиной, собирали сосновые шишки для самовара или устраивали соревнования, кто точнее и больше раз попадёт шишками в цель: в сучок на ближайшей сосне.

     После прогулки мы возвращали мальчика домой, а пока дети играли, говорили о своём взрослом, обсуждали житейские проблемы, говорили о жизни.
     Варвара Фёдоровна много рассказывала о детстве и юности, какие-то случаи из жизни мужа Владимира. Один эпизод так меня поразил, что я вставила его в свою повесть, а потом подарила ей книгу. Ей было очень приятно, что её Вова теперь живёт в книжке, и она говорила, что часто перечитывает это место. Вот оно.

     «В один из «своих» дней дед отправился с внучком за опятами.
     Стояло «бабье лето», золотая осень. В лесу было ясно и тихо. Тончайшие паутинки были натянуты тут и там — серебрились, дрожали на солнце; время от времени срывался и медленно кружился золотой лист, плавно опускаясь на желтеющую траву или мох; в воздухе стоял крепкий грибной дух.
     Дед знал лес как свои пять пальцев. Он уверенно шагал к знакомому березняку, где замшелые пни были усыпаны опятами всех размеров. Опята весело карабкались и на стоящие деревья, росли кучно, собирать их было одно удовольствие.
     Крепенькие, плотные, в юбочках, с маленькими круглыми шапочками, припорошенными коричневыми пупырышками, они упруго пружинили под ножом и стайками отправлялись в корзину.

     — Ты, Данилушка, только маленькие бери — они вкуснее, большие, те, что раскрылись, не надо. Вот белый боровичок лучше большой, а опёнок лучше маленький, — учил дед.

     Данила согласно кивал, грибов прибывало с каждым шагом, и они всё дальше углублялись в лес. В охотничьем азарте дед с внуком не заметили, как нарезали две большие корзины и полиэтиленовый пакет, что дед взял на всякий случай.
     Солнце стало клониться к горизонту. Вдруг деда качнуло, он успел схватиться за шершавый ствол берёзы, сердце гулко застучало, его удары отдавались в голове барабанным боем, во рту пересохло. «Беда, — подумал дед, — похоже, сердечный приступ. Не дай Бог свалиться, что с ребёнком будет?» И ласково, чтоб не испугать мальчика, он попросил:

     — Данилушка, милок, ты покличь кого-нибудь. Я, кажется, заплутал немного.

     Данила закричал, но никто не откликнулся. Им встретилось по дороге два-три человека, но это было давно, к тому же каждый грибник хранит свои места и криком народ не созывает. Теперь же и вовсе они зашли в самую глушь.

     — Ты, поди, Данилка, поищи кого, позови, я, кажется, ногу маленько подвернул. Далеко не уходи, на меня оглядывайся, чтоб видел, — продолжал Василий Кузьмич плести ложь во имя спасения.

     Мальчик внимательно посмотрел на деда, насторожился и пошёл искать. Увидел, как дальнюю поляну быстро пересекает человек, бросился к нему:
     — Дяденька, дяденька, там мой дедушка вас зовёт, — он тянул мужчину за рукав. Тот нехотя подчинился.
     — Мил человек, прихватило меня, Христом Богом прошу, выведи ты нас из леса. Видишь, я с мальчонкой.
     — Да, Вы что, издеваетесь? Я за грибами приехал, ещё набрать ничего не успел. Не могу, как хотите, не могу, Специально отгул взял.
     — Ты наши бери, все бери, только выведи. Нельзя мне с мальцом в лесу оставаться.

     Мужик взял грибы и вывел их на шоссе, ещё и попутку остановил. Больше в лес они не ходили».

     Вот так Владимир Иванович с внуком Вовой попали в книгу. Имена я изменила, а история осталась.

     Идёт время. Вот уже подросший Алёша ходит за бабушкой как за малым дитём, как когда-то ходила за ним она. Круг жизни для неё замыкается. И она дожила до того времени, когда есть кому водички подать. Пьёт таблетки, запивает водичкой. И при всей грустности положения её можно назвать счастливой. Хорошие дети, хорошие внуки. А вокруг разросся её прекрасный сад, весь в плодах и цветах.

     Человек на склоне лет видит труды рук своих. Славный маленький белобрысый мальчишка уже симпатичный юноша Алексей деловито поливает грядки из шланга. Внучка Алина, почти невеста, закончила институт. Внук Володя — техникум. А давно ли гоняли по деревне на велосипедах. Как быстро бежит время! Как быстро проходит жизнь! Но не зря!